ВКонтакте
Электронный литературный журнал. Выходит один раз в месяц. Основан в апреле 2014 г.
№ 216 март 2024 г.
» » Чак Паланик. 36 эссе. Часть 2

Чак Паланик. 36 эссе. Часть 2

Часть 1 . Часть 2 . Часть 3 . Часть 4 . Часть 5 . Часть 6 . Часть 7 . Часть 8 . Часть 9 . Часть 10 . Часть 11 . Часть 12 . Часть 13 . Часть 14 . Часть 15 . Часть 16 . Часть 17 . Часть 18 . Часть 19 . Часть 20 . Часть 21 . Часть 22 . Часть 23 ...


(перевод Cергея Торонто)

В 2004 – 2008 годах Чак Паланик на официальном сайте своих фанатов ежемесячно публиковал эссе о литературном мастерстве, основываясь на методах, выработанных личным опытом. Все эссе находятся в свободном доступе, но на русский язык никогда не переводились.

_______________________



ЭССЕ №2. РАЗРАБОТКА ТЕМЫ

Нашим первым обогревателем была мазутная печь, которая стояла прямо за кухонной дверью, подпирая обеденный стол со стороны гостиной. Печь была квадратной, высотой по пояс, со щелями для вентиляции на крышке. Печная труба выходила с задней стороны, свернутая из листа металла, она поднималась вверх по стене позади печи и исчезала в дыре под потолком, соединяя её с каменным дымоходом, спрятанным за штукатуркой.

Печь была покрыта жаропрочной краской, гладкой глазурной эмалью – такой, как на старых металлических кастрюлях, коричневых с волнистыми линиями, напоминающих кожуру грецкого ореха, но на самом деле это был просто окрашенный метал.

Печь сжигала мазут, самотеком поступающий в нее из бака размером с корову, что стоял на высоких ножках за кухонным окном, и именно так пах весь дом. Как дизельное топливо. Не как корова. Так же, как грузовики, работающие на холостом ходу на гравийной стоянке рядом с закусочной «Франциско» у автотрассы. Или как машина, что медленно тащится перед вашим носом, пытаясь перебраться через бордюр или объехать бетономешалку на пути в городской госпиталь.

Вентилятора, распределяющего тепло по дому, не было, и поэтому в холодные дни нужно было стоять рядом с печью в своей пижаме с нарисованным кроликом Багсом Банни и держать руки над отверстиями вытяжки, из которых вверх выходило тепло.

На цокольном этаже хранилась чугунная дровяная печь. Своего рода плита для приготовления пищи с толстыми железными блинами горелок. Тяжелыми, как маленькие крышки люков. Их нужно было убирать, используя специальный держатель на длинной рукоятке. Это была печь с духовкой в верхней части. Печь держалась на никелированных ножках в форме львиных лап, сжимавших круглые шары. Одна из наших ванн стояла на ножках, напоминающих орлиные лапы, но они сжимали точно такие же шары и были окрашены в белый цвет.

Если ты что-то уронил за ванну, можно было просто забыть о том, чтобы достать это. Множество выскользнувших мыльных брусочков навсегда упокоились там. Никто не мог подобраться в это узкое место. Ни мама, ни папа. Никто.

Если же что-то закатилось под старую печь – будь это хоть четвертак или даже серебряный полтинник с портретом Кеннеди – то же самое. Твоя потеря скрылась в гнезде скорпионов, живущих в бетонной трещине под этой плитой.

Эта история началась в тот день, когда мама приказала нам, детям, забраться в машину. Она сказала, что приезжает бабушка и отвезет всех нас в город. Держась обеими руками за край кухонной стойки и опираясь на нее всем телом, она произнесла: «Пожалуйста, просто сядьте в машину…».

Сказав «поторапливайтесь», она прикрыла глаза. Но сказала это медленно, с закрытыми глазами, делая глубокие вдохи и выдохи. Вдох и выдох. Все еще держа в руках трубку телефона после звонка бабушке, в котором она попросила приехать и забрать нас. Отвезти нас в Паско, штат Вашингтон. Это поездка длиной в двадцать песен по радио, два новых радио-шоу, отчет о сельском хозяйстве и прерывающую все это одну и ту же рекламу о Колумбийском магазине плавательных принадлежностей и одежды, повторявшуюся, наверное, раз пятьдесят.

И видно было только пустую линию горизонта, всю дорогу до больницы Богоматери Лурдской, единственного места, где можно было найти антидот от укуса скорпиона.

Босая, мама стояла на кухне на одной ноге, ее другая нога была согнута в колене и висела в воздухе, распухая и краснея на глазах, превращаясь в ногу огромного красного человека, вместо ноги худой белой женщины, которой она всегда была.

Как в замедленной киносъемке, она кричала на кого-то, чтобы он выключил газонный разбрызгиватель во дворе.

Если ты оставишь разбрызгиватель включенным поливать газон, то по приезде домой вся трава будет полна гремучих змей, приползших из зарослей пустынной полыни и колючих опунций.

Скорпионы жили в доме. Гремучие змеи – на газоне. Когда шел снег, главное было не забыть те места, где растут кактусы иначе можно было поскользнуться и вляпаться в них, пронзая свой детский зимний комбинезон огромным количеством кактусных колючек, длинных, как швейные иглы.

Если же ты сгребал опавшие листья – то же самое, нужно было сначала рассмотреть их как следует, листок за листком, перед тем как броситься в собранную кучу. В пустыне, где почти нет деревьев и камней, а есть только песок, летучие мыши могли забраться под листья, чтобы поспать в холодную погоду. Любой, кто, играя, нырял в кучу листвы, мог быть укушен двумя длинными зубами летучей мыши. У которой могло быть бешенство. И ничего не оставалось, как снова слушать радио в машине, пока тебя везут в Паско.

Мой дедушка, ведя машину, обычно жевал табак, и все стекло позади него всегда было в желто-коричневых липких пятнах, на которые ты вынужден был смотреть.

В нашем маленьком городке было 600 человек, и они жили в домах, располагавшихся меж двухполосной автотрассой, железной дорогой и рекой. Это было как раз то самое место, где Змеиная река впадает в реку Колумбия в штате Вашингтон. Городок назывался Бербанк, поименованный в честь Электрической компании Бербанк, что была названа так по имени ботаника Лютера Бербанка. Эти люди жили там же, где всегда селился человек – вдоль реки, и в каждом доме была небольшая коллекция индейских ножей или каменных ступок. Наконечники стрел за стеклом, разложенные на белой вате в обрамлении черных деревянных рам. Обсидиановые ножи. Кремневые наконечники и ожерелья, сделанные из костей и ракушек, найденных на гравийных отмелях реки или выкопанных из могильных курганов.

В речном песке можно было найти целые карабинные патроны и даже небольшие взрыватели, которые все еще можно было использовать.

Таким был Бербанк до того, как на реке Колумбия была построена последняя дамба, дамба Макнери[1], тогда-то федеральное правительство и приговорило все, что находилось выше по течению, к затоплению и перенесло все дома подальше от реки, на высокое плато, где всегда дули ветра. Шоссе изменило маршрут и теперь вело куда-то еще. Пред стенами новой дамбы река становилась все полноводнее и полноводнее, и все те люди, у кого когда-то были фермы, пошли работать на бумажную фабрику или перерабатывать уран на топливо для атомных станций.

Река почти добралась туда, где когда-то находился город, но не смогла затопить его. Все подвалы и колодцы стали слухами, предупреждающими знаками, закрытыми деревянными досками, которые солнце пустыни иссушило и сделало прогнившими и ломкими. Рощи пирамидальных тополей вдоль реки были населены призраками этих затерянных колодцев, о которых уже никто не помнил. Семейный колодец Топсов. Или старый колодец семьи Амстронгов. Их прогнившие крышки только и ждали того, чтобы проломиться под неосторожным шагом и поглотить упавшего ребенка, скрыв его в бездонной темной воде. Тополиные рощи пересекались с заброшенными, безымянными улицами. Кусты сирени, вымахавшие высотой с дерево. Сиротливые кусты роз, которые никогда не цвели.

Однажды в субботу мой двоюродный брат Джейсон потерялся, перевалившись через бордюр своего детского манежа, стоявшего рядом с жилым вагончиком. И половина городка весь день искала его среди деревьев, растущих вдоль реки. Вставая на колени возле развалившихся крышек колодцев и выкрикивая его имя в глубину тесных провалов. Весь день, пока его не нашли свернувшегося калачиком, спящего под родительским автоприцепом.

Даже в новом городе, высоко на ветрах, некоторые дома стояли перевезенные туда, но никому не нужные. Они стояли, балансируя на деревянных сваях, заросшие щетиной засохших сорняков, с курами или тяжело дышащими собаками, лежащими в пыльной тени под домами. Ведьмины дома. Дом за домом. Один или два в каждом квартале. Пустые дома, где на высеребренных ветрами стенах не осталось ни капли краски, со стеклами, выбитыми в каждом окне. Разбитые пивные бутылки, использованные презервативы и блеклые порно-журналы, брошенные внутри.

Повсюду на улицах валялись оторванные доски с ржавыми гвоздями, на которые можно было наступить.

Битое стекло. Ржавые гвозди. И еще одна поездка в город ради укола от столбняка.

Ночью мой отец работал на железной дороге, и перед сном мама проходила через все комнаты и задергивала шторы. Даже днем в зимнее время, прежде чем зажечь свет, каждый должен был задернуть шторы. И прежде чем ты решил сменить одежду – тоже. Очень важное домашнее правило.

Однажды, когда мама выпалывала сорняки в цветнике возле дома, она обнаружила там несколько сигаретных окурков. Несколько возле каждого окна. Рядом с окном спальни моей сестры земля была выстлана окурками. Это были окурки того сорта сигарет, что курил наш сосед, живший ниже по улице, худой, сутулый человек, чьи дочери ходили в школу в грязной одежде, ни с кем не разговаривали и избегли смотреть людям в глаза.

Там, в цветнике, где она полола сорняки, сосед разбросал пустые спичечные коробки. И внутри каждой из них большими буквами было написано: ТЫ УЖЕ ЖЕНЩИНА, РАЗРЕШИ МНЕ ОТЛИЗАТЬ ТЕБЕ ЗА 50 ДОЛЛАРОВ. И его номер телефона. Возле каждого окна в клумбах с ирисами и петуньями валялись сигаретные окурки и эти записки.

Каждую ночь, когда отец был на железной дороге, наша мама вечером повторяла снова и снова: «Закройте шторы. Закройте шторы». Включала свет на крыльце, всё приговаривая: «Закройте шторы…».

Летние красные муравьи суетливо копошились в своих муравейниках, везде. Огромные красные муравьи, чьи укусы были сильнее пчелиных. Скорпионы и гадюки. Летучие мыши и скунсы с бешенством. Кислый запах мертвых скунсов, застреленных или задавленных машиной, этот кислый запах всегда витал в воздухе. Иногда у реки появлялись дикобразы, и твой щенок прибегал домой скуля и плача с огромными иглами в носу, которые отцу приходилось вытаскивать плоскогубцами.

Летом по всем дорогам колесили грузовики, присланные властями округа, окуривая комаров. После окончания школьных занятий мы выходили из классов, а наши школьные учителя садились в эти грузовики. А потом мы, дети, бежали следом за ними внутри густого, белого тумана инсектицида, одурманенные резким запахом бензина, смешанного с химикатами. Если ты забывал закрыть окна, весь дом наполнялся туманом. Этот острый запах, впитавшийся в наш новый, во всю стену, ковер. В мебель.

Самый популярный школьный учитель всегда нанимал капитаншу группы поддержки спортивной команды в качестве своей ассистентки, новую ассистентку каждое лето, и они ездили и распыляли отраву всю ночь напролет, ехали и трахались в своем ядовитом белом тумане.

Зимой ученики начальных классов должны были приносить с собой обеды в бумажных пакетах, на случай учебных тревог, где мы притворялись, что ядерный реактор, находящийся выше по течению реки, был разбомблен. Желтый школьный автобус мог увезти нас на весь день, до обеда. В пустыню. Где мы сидели среди песчаных дюн и ели из наших коричневых пакетов, пока не приходило время возвращаться назад.

После того как отец вытащил дровяную печь из цоколя, он убрал туда обогреватель, работавший на мазуте. Заменив его на новый, сделанный из металла и окрашенный как лакированное дерево. Отец вкопал бак с горючим так, что только его крышка торчала над землей. Вот что отличает добропорядочных людей. Белая шваль[2] просто оставляет свои баки для горючего там, где их все видят, рядом с домом, подтекающими и отгороженными небольшим экраном с нарисованными цветочками или чем-то похожим. И ещё у них бак выкрашен в белый или голубой цвет, чтобы сочетался с цветом дома.

После этого у нас появился обогреватель, который пыхтел в подвале, давая всем знать, что в доме будет тепло. Печь разместилась посередине, между дверьми, ведущими в обе спальни: спальню для мальчиков и спальню для девочек. До самого потолка стояли коробки из листового металла, закрепленные и собранные вместе, и мама покрасила их в шоколадный цвет, а цементные блоки цокольного этажа – в мандариновый. Она приставила зеленый шезлонг спинкой к печи. А еще мандариново-оранжевый диванчик, и это была наша гостиная с цветным телевизором и пепельницей, такой огромной, что занимала половину кофейного столика.

Обогреватель цвета шоколада был размером с небольшую фабрику, и единственным элементами управления на нем были два тумблера Вкл/Выкл на его боковой стороне. Они выглядели точно так же, как выключатели для света, просто покрашенные в коричневый цвет, и они отвечали за работу вентилятора отопления.

Однажды в воскресенье потерялся мой кузен Бобби. Они отправились рыбачить на реку, тем летом по радио проигрывали песню Карен Карпентер[3] «Ближе к тебе» снова и снова, пока все не вызубрили ее назубок. Бобби был на скале рядом с рекой. В следующую минуту его уже не было.

И опять половина городка искала его. Весь день. Потом всю следующую неделю, до тех пор, пока он не всплыл в доках, ниже по реке на границе со штатом Орегон.

Мой отец был на его похоронах и мой дед. Все мои дядья и тетки. Нас детей – всех оставили дома.

Мой отец сказал, что если кто-нибудь вдруг выключит эти два тумблера на новом обогревателе, то тогда горелка котла будет продолжать работать, но тепло перестанет выходить наружу. Котел станет нагреваться и становиться все горячее и горячее, пока не взорвется.

Эти два выключателя находились низко, и любой мог дотянуться до них. Мать нанесла на них столько слоев коричневой краски, что потребовался бы молоток, чтобы выключить их. Но каждую ночь я просыпался, шел в ванную и проверял их. Летом и зимой. Иногда два, три раза за ночь. Чтобы убедиться, что они все еще включены.
 

Это второе эссе посвящено использованию ограниченного набора тем – что, возможно, является основой того, что я называю Минимализмом.

На курсах, где я начал писать, Том Спанбауэр[1] называл такие темы «лошадьми». Он использовал метафору о груженой телеге, которую лошади тянут через всю страну. Лошади, начавшие свой путь на Восточном побережье, будут теми же самыми лошадьми, что прибудут на западное побережье. Придерживаясь одного и того же набора тем или «лошадей», вы сможете показать глубину истории.

Еще одна метафора минимализма – симфония, начинающаяся с простой мелодии. Через какое-то время эта мелодия разрастается и меняется, становится всё глубже и сильнее по мере того, как вступают все новые и новые инструменты, но в своей основе это все та же первоначальная мелодия, продолжающаяся до самого конца симфонии.

Для меня ничего из вышесказанного не имело никакого смысла до того момента, как после окончания курсов я во время визита к своему другу не увидел по телевизору рекламу ресторана морепродуктов «Шкипер». В тридцатисекундном потоке картинок были блики на стаканах, еда, вывески ресторанов, официанты в обеденном зале и бумажные пакеты для упаковки. Но все эти кадры тем или иным способом говорили: «Шкипер». Чуть меньше, показывая людей вместе ужинающих и улыбающихся, кадры говорили: «хорошая еда», «счастье», «удовольствие».

В телерекламе никто угрюмо не ел в одиночестве за засаленным пластиковым столом.

Реклама делала то же самое, что адвокат делает в суде, и это то, что должен делать хороший минималистический стиль. Он представляет сфокусированное видение, серию снимков или деталей, вызывающих у зрителя конкретную реакцию.

Как эффект: ресторан «Шкипер» - хорошее место, где можно поесть.

Или: Бербанк в штате Вашингтон – жуткий, жуткий маленький городишко.

Только мои самые дальние родственники все еще живут там, но именно здесь мой дедушка в свое время изготавливал металлические уличные указатели. Старики Пурселы, жившие ниже по дороге от нашего дома, держали маленькую обезьянку, которую они привязывали к плакучей иве на своем дворе. Летом, после полудня, мы, дети, могли кормить обезьянку зелеными гусеницами, собранными с помидоров на мамином огороде. Так что – нет, Бербанк не был настолько плох.

Смысл в том, куда вы направите восприятие читателя в вашем выдуманном мире. Выдавая скупые послания, но показывая одну и ту же идею различными, всеми доступными способами. В моей книге «Удушье»[2] повторяющееся сообщение, тема или «лошадь» - все вещи являются совсем НЕ ТЕМ, чем кажутся. Закодированные объявления службы безопасности, симптомы болезни, главная героиня. Вот почему мы обязаны сами определить свою собственную реальность.

В другой моей книге «Невидимки»[3] – тема: молодость и красота это власть, но это не самый сильный вид власти. Вот почему мы обязаны расти и искать новые формы власти.

В книге «Дневник»[4] темой является: как мы можем общаться через время и прекратить совершать одни и те же ошибки снова и снова?

Это может казаться ограничением, но как только вы начнете разрабатывать свою тему, вы постоянно будете находить всё новые и новые пути, чтобы рассказать о ней. Одним из моих любимых методов всегда было пойти на вечеринку. Там я просто вбрасывал тему для разговора. Сеял семена. Я рассказывал какую-нибудь личную историю, например: эти ужасающие колодцы из детства, затем я просто замолкал и слушал, как каждый рассказывает свою собственную историю – гораздо лучшую версию моей истории. Таким образом, у вас появляется дюжина людей, конкретизирующих вашу тему. Может быть, это даже сотня людей. И вы вдруг обнаруживаете, что тема становится универсальной, разрастающейся и затрагивающей жизнь каждого.

Помимо прочего, люди на вечеринке будут влюблены в вас, так как вы действительно их слушаете. Вы обращаете на них внимание и цените значимость их истории. Может быть, вы произнесете не более десятка слов за весь вечер, но люди запомнят вас как ослепительного собеседника – хотя на самом деле вы просто делаете свою работу. Собираете урожай. Слушаете. Разрабатываете свою тему. Иногда выбегая в туалет, чтобы записать самое интересное на куске туалетной бумаги и спрятать ее в своем носке.

Как только у вас наберется критическая масса деталей, вы начнете распознавать повторяющиеся паттерны.

В вышеизложенном эссе эти паттерны включают в себя:

1. Плохие вещи.
2. Попытки изменить плохие вещи, что создает еще больше плохих вещей.

Вот и все. Вы можете вычленить дополнительные категории такие как: мебель… Хищники… Бесшабашное поведение… Секс… Смерть… Бедность… Но на самом деле там всего две основные темы.

Как только вы распознаете паттерны, вы сможете организовывать и реорганизовывать их на страницах. Вырезая и вставляя, смотря, как каждый из них воздействует на тот, что идет следом за ним. Как коллаж. Целые книги могут быть написаны таким способом. Они не относятся к числу моих любимых, но они могут быть прекрасны.

Как метод коллаж хорошо работает, если он контрастирует со сценой, где люди взаимодействуют при развитии сюжета – это те главы, где происходят события или эскалация сюжета. Коллажные главы также лучше всего использовать для замедления сюжета или обозначения времени, проходящего в вашем вымышленном мире.

Но в сценах, устанавливающих или создающих тон или настроение, коллаж работает превосходно. Создайте список. Пойдите на вечеринку. Продолжайте обновлять свой список. Ищите паттерны. Затем организуйте свой список так, чтобы он стал наиболее эффективным.

*

В качестве домашнего задания прочитайте короткий рассказ Эми Хэмпель[5] «Сбор урожая». Этот рассказ – прекрасный список деталей, который в конце разобьет вам сердце. Если вам не удастся найти эту книгу, поищите рассказ «Кладбище, где похоронен Аль Жольсон[6].

Если вы действительно амбициозны, найдите рассказ Тома Спанбауэра «Морские животные» в старых журналах Quarterly.

Затем напишите список того, чего вы боялись больше всего в детстве. Поработайте над этим списком несколько дней, добавляя детали так, как вы их запомнили. Освежите эти страхи. Затем встретьтесь с людьми и расскажите им достаточно для того, чтобы они стали рассказывать о своих монстрах из детства. Ищите паттерны у себя и других людей. Добавляйте новые материалы к своему списку. Затем организуйте и реорганизуйте ваш разросшийся список для того, чтобы получить наилучший эффект. Это похоже на монтаж фильма. Резать и вклеивать. Если что-то выглядит блеклым или недоработанным, возвращайтесь назад и снова разговаривайте с людьми.

Идентифицируйте темы или «лошадей» в предыдущем эссе об авторитетности. Идентифицируйте темы в «Великом Гэтсби»[7] . Определите тему в «Бойне номер пять»[8].


Продолжение >


Источник - chuckpalahniuk.net
Автор: Чак Паланик, перевод с английского: Sergey Toronto


____________________
Примечания:

[1] Американский писатель (1941 г.р.), работы которого часто исследуют проблемы сексуальности и взаимосвязей различных людей. Создатель концепта и писательских курсов «Опасного Письма».
 [2] Роман Чака Паланика. Написан в 2001 г.
 [3] Роман Чака Паланика, впервые опубликованный в 1999 г.
 [4] Роман Чака Паланика 2003 г.
 [5] Известная американская писательница (1951 г.р.), одна из немногих, заработавших славу и уважение исключительно за свои короткие рассказы.
 [6] Впервые опубликованный в 1983 году, стал одним из самых широко известных рассказов последней четверти двадцатого века.
 [7] Роман американского писателя Фрэнсиса Скотта Фицджеральда. Вышел в свет 10 апреля 1925 года.
 [8] «Бойня номер пять, или Крестовый поход детей» (1969) — автобиографический роман Курта Воннегута о бомбардировке Дрездена во время Второй мировой войны.скачать dle 12.1




Поделиться публикацией:
10 009
Опубликовано 29 апр 2018

Наверх ↑
ВХОД НА САЙТ