Редактор: Павел Пономарёв
В 2020 году в серии «ЖЗЛ» выйдет книга постоянного автора Лиterraтуры Елены Черниковой «Олег Ефремов». Представляем нашим читателям четыре фрагмента её рукописи. Сегодня – третий. Начало в №№
147 и
149.
…Они привыкли, что начальники царят подолгу? Или что-то уже зрело? Или просто в Москву вдруг завезли вагончики. Или они в Москве всегда были, только вот я, участник шествия ко гробу Брежнева, прежде была маловата и не видела переносных удобств? Нет, я была не маловата. Я их действительно прежде не видела. В очереди было классно. Мы травили байки, что-то распивали и уже готовы были запеть, но тут и подошли. Нас всех перестроили в более узкую колонну, мы притихли. Я вошла и увидела сапоги. Глаз не отвести. Почётный караул стоял в сказочно красивых сапогах – будто восковых.
Одного-двух незначительных наблюдений (вагончики вдоль очереди в холодном ноябре 1982 плюс восковые сапоги караульных) может хватить на историческую гипотезу. За неуместностью не стану развивать её здесь, но поверьте: отношение
народ и власть в тот вечер предстали предо мной в новом свете. Революционно перевернулось отношение. Кстати, сбылось. Власть начала меняться ежегодно, а к 1991 и рухнула.
Та же история с театрами (почему Ефремов поставил именно Розова, почему Анхель Гутьеррес поставил Пиранделло, почему Высоцкий сочинил на юбилей Ефремова классную песню, ныне малоизвестную, и спел прилюдно: не слыхали?)
Вагончик тронулся. Потом всё рухнуло.
То же с кино (почему Ефремов играл людей
из народа так достоверно, что местные начальники, когда МХАТ приезжал на гастроли, на полном серьёзе докладывали ему о выполнении соцобязательств по молоку, по зерновым, а то и по чугуну). Почему и
что было, о том честных формул нет на свете. Любое объяснение в истории лишь более или менее фантастично. Особенно когда знаешь основы стиля, базовые конструкции идеологии. Там попадаются запредельные вещи. Оценишь одну-две базовые формулы – навек заречёшься разбираться и уж тем более делать выводы, выносить приговоры, судить-рядить. Например, при СССР царила чеканная формула об
усилении классовой борьбы по мере продвижения к коммунизму. (Рухнула. Но с человеческими жертвами. См. события тридцатых годов.)
Её сейчас невозможно объяснить подросткам. Каждое слово формулы про пресловутое
усиление требует разъяснений величиной в учебник. Но
тогда её нельзя было не знать и не учитывать, нельзя не обнаруживать проявлений
усиления в жизни, нельзя творить – даже в балете – без понимания, что это вечное усиление классовой борьбы есть основной конфликт. Не любовь и смерть, а усиление классовой борьбы, всё ясно? Конечно, нет. Детям не ясно. Поколению Z, родившемуся примерно в 1995 году плюс-минус, тоже не ясно. Режиссёрам, вынужденным в девяностых годах порождать спектакли, распределять роли, доставать деньги на зарплату даже в государственных театрах, всё равно не было ясно: почему апокалипсис, если боролись за свободу?
Классовую борьбу пролетариата
против буржуинов отменили ввиду объявленной борьбы
за сотворение новой буржуазии. Новые ценности в 1992 году были объявлены высшей мудростью и национальной идеей. Я сама слышала, как Б. Н. Ельцин сказал народу: «Обогащайтесь!» И началось.
Олег Ефремов знал все идеологические начинки всех советских пирогов первоклассно. Он постоянно читал и много знал. Кроме одного: что однажды всё кончится, а он не успеет реализовать мечту о театре единомышленников. Да-да, я не оговорилась. Он не успел. И не рассказывайте мне о «Современнике». Ефремов успел только одно: подсказать эпохе несколько слов. Она, естественно, не расслышала. Но на суфлирование он, романтик наивный, положил жизнь.
Экскурс. Заглянем в киноленты «Рассказы о Ленине» (1957) и «Сотрудник ЧК» (1963). Сказки. Поучительные. Я пересмотрела все фильмы с участием Ефремова, и голова моя пошла кругом: как они все, особенно актёры прогрессивного «Современника», умели работать одновременно в двух парадигмах? Монтировали вечность и душу – с чугунными, жуткими по уровню идиотизма идеологемами. Актёры «Современника», снимаясь в кино, где всё не так уж тонко, ибо другая профессия, – на высокотеатральном,
мхатовском уровне игры уверенно тащили нежность и вечность через зубчатые края, через конструкцию. Скажем, «Строится мост» – это чудо обертонного пения на грани чревовещания. Там снялась почти вся труппа.
Нынешние артисты не представляют, как играть подобную полифонию сквозь шершавые идеологические решётки. Нынешние, конечно, думают, что слава-тебе-господи – теперь не надо так стараться. Оно, конечно, да, но и мастерство сбоит: нет энергии протеста. Есть энергия денег, а с нею легко договориться.
***
Кино лучше смотреть с друзьями. Пошли. Музыка из произведений Рахманинова и Танеева, сказано в титрах фильма «Рассказы о Ленине» (1957) режиссёра Сергея Юткевича (так и тянет сделать ремарку для подростков: он тоже селебрити, запомните), отослала мою мысль к незабвенному Сергею Эйзенштейну. Он гениально замузычил свой шедевр «Октябрь» (1927) классикой. Буржуинское искусство, знай наших, на службе пролетариата.
В «Рассказах о Ленине» (1957) Олег Ефремов играет Дзержинского, будущего председателя ЧК. Прошло два года от «Первого эшелона» (кино 1955 года; срочно посмотрите: комсомольцы едут на целину и поднимают её; такого вы уже не увидите.) Уже вышел первый спектакль «Вечно живые» (1956) театра «Современник» по пьесе В. Розова.
Тут некая живая рифма творческих судеб: фильм «Первый эшелон» поставлен Михаилом Калатозовым, режиссёром великого фильма «Летят журавли» (1957; Золотая пальмовая ветвь Международного Каннского кинофестиваля 1958 года). А сценарий фильма «Летят журавли» и спектакль студийцев «Вечно живые», принесший вечную славу «Современнику», созданы по одному и тому же произведению Виктора Розова, драматурга-фронтовика.
Розов написал пьесу в разгар войны, в 1943, в Костроме, когда был в отпуске после ранения. Она ждала своего звёздного часа почти тринадцать лет.
Ещё раз: пьеса Розова практически в одно и то же время стала и звёздным фильмом Калатозова, и звёздным спектаклем Ефремова, это эпохальные вещи. Придётся просто поверить, ибо современные зрители никогда не увидят
того спектакля. Не потому, что ни Розова, ни спектакля уже нет в живых. А потому что любой спектакль живёт один вечер.
Есть бессмертный фильм Калатозова «Летят журавли». Смотрите сколько угодно. Всякий раз, сравнивая участи фильмов и спектаклей, поневоле задумываешься о стойкости артистов, предпочитающих театральное творчество кинематографическому. Фильм остаётся. Спектакль – никогда. Вот совсем никогда. Только в памяти зрителей и в письменности театральных критиков, которые рассказывают, что они там увидели. Им просто необходимо быть прекрасными писателями.
Ефремов снялся в доброй сотне фильмов, ввиду которых он и
народный любимец, и
легенда, но боготворил только театр, а увидеть его творение никто и никогда не сможет. Мне жаль. Есть записи, их немного, но спектакль в записи гораздо хуже секса по телефону.
Возвращаясь к «Рассказам о Ленине», думаю о бесконечных рассказах о Ленине во всех жанрах. Зачем было Юткевичу в 1957 году снимать эти «Рассказы»? А уж какие у него сценаристы! (Ремарка для детей: один из них, Николай Эрдман, был и сценаристом первой советской кинокомедии «Весёлые ребята», ещё довоенной. На съёмках комедии сценарист был арестован за свои антисоветские басни, прочитанные, по слухам, одним великим артистом МХАТа в неподходящем для чтения подобных басен месте.) И что же случилось такого, чтобы снимать о Ленине через пять минут после ХХ съезда Коммунистической партии, на котором прозвучал знаменитый секретный доклад Хрущёва (1956)? Оттепель?!
Очень оно интересно: зачем. А к юбилею революции 1917 года. Всегда отмечался чем-нибудь эпохальным. Плюс детская надежда: вдруг
Ленин-1957 всё-таки хороший добрый дедушка из фильма? Знаете, дети, какой славный был «Айболит-66»?
Кинопредставление для детей и взрослых. Это подзаголовок. Там Ефремов тоже славный. Конкретно – Айболит. А как вам название? Почему авторы фильма приписали ему номер? Шутки такие? Чтобы не написать три шестёрки, написали две? Типа умный догадается, дурак не поймёт? А что имели в виду? По-моему, когда тянет поговорить об оттепели и её хронологических рамках, надо садиться дома на диван и пересматривать фильм «Айболит-66». Рекомендую. Только смотрите внимательно: спецэффекты, формат, музыка, главная песенка – всё прощупайте заново. Будем вам оттепель. Очищенная.
Кстати, деятели искусства часто хотят вернуться к истокам и что-нибудь очистить. Например, наивное влечение очистить марксизм-ленинизм от сталинизма и вернуться к истинному Ленину как отцу-основателю Советского государства. Та же блестящая мысль
очистить и высветить, взять цельное зерно правды посетила их и в горбачёвскую перестройку, уже в 1985 году и далее, вплоть до неожиданного для многих распада СССР в 1990-1991. И так же волновались в 1987 году разделённые театры, бывший единый МХАТ, а теперь два театра, имени Горького и имени Чехова, о том же
очищении системы Станиславского (параллель с системой в целом) от сора и мусора напластования. Оба руководителя обещали газетчикам уж теперь-то точно вернуться к Станиславскому. Каждый на своей улице. Ведь исказили Станиславского упрощением!
Несчастного Станиславского как только не уродовали. Особенно – педагогическим выпрямлением системы (по слову Немировича-Данченко, основавшего Школу-студию МХАТ именно для спасения системы Станиславского от упрощения). А если взяться – очистим. Гениальный Станиславский ни за что ни про что попал в ряд идеологических классиков. И даже сейчас попадает. В журнале «Театр» недавно его система названа
репрессивной. Боже мой. Хоть кто-нибудь помнит, что метод творческого познания и идеологическая система – не одно и то же?
В принципе мы не можем упрекать взрослых, умных, талантливых людей за порыв очистить великую идею от последствий апостольского рвения. Только вот не все знают, что нет такой теории, которая не была бы искажена, вывернута, а будучи взятой на флаг, не превратилась бы в свою противоположность. Все теории действительно стоят друг друга. Тут уж Булгаков прав так прав.
***
Ладно, смотрим наконец «Рассказы о Ленине» Юткевича. Что мы видим, кроме понятной даты празднования 40-летия
Великого Октября? Оказывается, надо было запечатлеть
хотя бы отдельные драгоценные черты этого «самого дорогого нам Человека», так, с прописной, сказано в титрах о Ленине. Подобные титры могли быть только после 5 марта 1953 года, когда умер другой человек, самый дорогой на тот момент.
Дзержинский (Ефремов) потрясает, он великолепен, это кино надо видеть: энциклопедия «Миф и легенды»! В его голосе, стальном и одновременно мягком, все обертоны как бусинки, все блестят и перекатываются. Вслушалась: местами похож на голос Тихонова-Штирлица в «Семнадцати мгновениях весны». Мягко, даже эротично, однако сталь, сталь. Приехал шёлковый Дзержинский как связной к Ленину в Разлив, уговаривает поберечься. Курит и кашляет. А Ленин ему – о здоровом образе жизни! А жизнь предназначена делу революции (у вас, Феликс Эдмундович, никакого личного здоровья, вот скоро восстание, говорит Ленин, и все должны быть готовы), и так чеканно и достоверно всё выглядит, что сейчас вот пойдёшь и немедленно уверуешь в неизбежность мировой революции. Последнее подполье Ленина, 1917. В 1927 году возвели памятник шалашу. Между прочим, в 1927 родился Ефремов. Занятые рифмы века.
Этот самый человек, играющий в Дзержинского, уже возглавляет «Современник», в ту пору ещё Студию молодых актёров, где товарищи его ласково, любовно зовут
фюрером. Он в тот же самый момент, когда играет в Дзержинского, делает театр единомышленников, а это прямое наследие Станиславского, сделавшего режиссёрский театр и авторитарную профессию театрального режиссёра. И в кино про Ленина (я понимаю, что смотрю это кино сквозь время) и его Дзержинский, и сам Ефремов оба уже звучат как руководители высшего звена: так сыграно. Лаконично и точно. Светится сквозь образ человек. И наоборот. Только не надо понимать меня буквально. Но – просвечивает глава, начальник, председатель, директор, депутат, всё одно: главный. Это в крови. В крови? Тоже нет. Оказалось, это воспитано. Сам сделал. Self-made man Ефремов. В самом прямом смысле слова.
Может быть, нет другой актёрской фигуры, так впитавшей
время и сыгравшей все выпавшие
времена, как выпало Ефремову. Нам не о чем было бы говорить в смысле современничества Ефремова трём советским временам, если бы не его театры. Но разглядывать второй слой, поведенческую подкладку, удобно именно через кино: роль Дзержинского, будущего руководителя ЧК, у него как разношенные тапочки. Уверена, что фильм «Рассказы о Ленине» неизвестен юным аудиториям, но, дети, там есть на что посмотреть и в просветительском отношении, и в профессионально-актёрском. Без комментариев дети не поймут ни одного кадра, а с комментариями, возможно, разберутся. Приёмы в идеологии, пропаганда – это ведь искусство. Сейчас, в условиях тотального мирового вранья – знать полезно. В любых странах, если страны садятся на идеологическую сковородку, цветёт искусство пропаганды. Но в СССР оно вышло на незабываемый (бр-р-р…) уровень высокого стиля.
В нынешней Конституции России, к счастью, нет статьи о направляющей идеологии, а тогда ещё как была. И если, упаси Боже, подобная беда конституционно вернётся, то к услугам грядущих поколений вся советская киноатлантида, ныне притопленная.
В 1963 Ефремов опять играет чекиста (решительный Илларионов в фильме «Сотрудник ЧК»). Тут не ангелоподобный дореволюционный Дзержинский-подпольщик, тут уже чекист времён Гражданской войны, то есть революция совершилась, власть взята, теперь борьба, кулаком по столу и «взять её!»: обнаружена шпионка прямо в управлении ЧК, секретарь-машинистка (Скобцева). В главной роли юный Александр Демьяненко, будущий гайдаевский Шурик, тут ещё без очков, но уже осваивает амплуа, скажем так, скромного победителя.
Понемногу, через роли к актёрам подтягиваются судьбы: Скобцева в «Сотруднике ЧК» играет эпизодическую роль шпионки, а её молниеносно разоблачает Илларионов (Ефремов); в том же году она, Скобцева, уже Элен в «Войне и мире» С. Ф. Бондарчука – царственна, порочна и прекрасна – из 2019 года смотришь кино времени будто в несколько лент одновременно. Дворянка Элен в одном фильме – белогвардейская шпионка в другом. Ефремов-Долохов в «Войне и мире» Бондарчука – Ефремов-Илларионов в «Сотруднике ЧК», всё аккордом.
Они ходят с одной съёмочной площадки на другую, почти не ломая своей палитры. Будто даже не выходя из роли. Интересно же работала некая руководящая сверхголова, раздающая видным актёрам определённые маски. Но как интересно видеть работу сверхголовы отсюда, из наших дней! Как же точно все всё всегда понимали – несмотря ни на какие анкеты, автобиографии, поведенческие закидоны. Лицевой угол и выкройка черепа – красноречивая информация для кадровика, отвечающего за всесоюзный кастинг.
Иногда кажется, что за взлёты они все, артисты, платили балансом внутри амплуа, как писатели паровозом (поясню: в любой советской редакции знали: если автор принёс не самый ортодоксальный стишок, надо что-нибудь вставить про Ленина, и тогда волки целы, овцы сыты, и наоборот). Играешь Дзержинского, дорогой Олег Николаевич, и все всё понимают. Никак не хуже других понимает о балансе ролей
наш и
не наш – сам Ефремов. Ирина Скобцева, в 1955 прославившаяся Дездемоной, играет эпизод в «Сотруднике ЧК», а её муж, Бондарчук (Отелло-1955), уже снимает свою оскароносную эпопею. Вроде связи никакой. Но случайностей не бывает, анализируем что есть.
У Ефремова на руках театр и груз ответственности за любимых людей, труппу «Современника». Постоянная дума ведёт его по лезвию: он сам должен быть непотопляемым, чтобы театр стоял как влитой. Чтоб никто не помешал делать современный театр. И у всех та же игра. И Ахматова, когда было надо, про Сталина писала (в 1949):
И благодарного народа
Вождь слышит голос:
«Мы пришли
Сказать, — где Сталин, там свобода,
Мир и величие земли!»
***
Искусство выживания режиссёра в советском театре — долгая история. Тяжёлая. Ефремов любил кино как своеобразный отдых от театра и как витрину. Уж кто владел идеологическим инструментарием, так это он. Хотя иногда мне кажется, что актёры сами шли на разноплановые роли – от силы, молодости, страсти к игре. Кто знает.
Каковы были уровни сказочности, это сейчас даже представить трудно. Смотрите. Мастер-класс по изготовлению грёз.
В «Сотруднике ЧК» есть душевная сцена: взбунтнули раненные красноармейцы – им показалось, что четыре фунта мяса стырил повар, отчего бойцы проголодались более чем. Недокорм. Прежде чем принять решение о расстреле повара, чекист ставит эксперимент: режет другой кусок мяса, чтобы проверить версию. Ведь повар уверял, что мясо при варке уменьшается в объёме! Решить – уварилось мясо или украдено – надо немедленно. И варят. Аромат бульона плывёт. Мясо уварилось. Расстрел отменяется. (Сказка сказкой, но чтобы так! Оказывается, и так. Учись, студент!) Истина торжествует.
Кстати, об истине в стиле
революционное чутьё – мой главный закон в фильме «Сотрудник ЧК» чаще всех плакатно вещает именно чекист Илларионов (Ефремов), весь в кожанке. Улыбается крайне редко, обаяние своё фирменное не включает, разве что в перестрелке, когда, к примеру, гонится за предателем. (Гнусную белогвардейскую контру восхитительно играет Евстигнеев. Сюжетные ходы в «Сотруднике ЧК» напоминают «Неуловимых мстителей», которых тогда ещё нет. Но будут. Тренировка в разгаре.) Иногда мне казалось, что Ефремов в своём Илларионове нарочно пережимал и наигрывал. Гипербола ходячая. В одну краску. Будто издевается над
главным законом, в котором к 1963 году он уж отменно разбирался. Не знаю.
Нельзя узнать, что именно он чувствовал, когда упорно играл в лентах, легендирующих революционную историю и ставил в «Современнике» спектакли «Декабристы», «Народовольцы», «Большевики» (1967, по случаю 50-летия революции). Но что постоянно
думал об обретении некой утраченной великой правды-истины – я знаю и по дневникам, и по тетрадкам с конспектами по марксизму-ленинизму. Ефремов как современник самому себе находился в чрезвычайном напряжении. Всё прислушивается – где же так жёстко засбоило главное учение. Как с
учением Станиславского, которое изучается, но искажается, упрощается его же детищем, МХАТом, и нет никакой возможности извлечь исходник в очищенном раз и навсегда виде.
И Ефремов придумал, как извлечь истину.
Продолжение следуетскачать dle 12.1
