Часть I >1.Чем запомнился Вам 2015-й год в литературном отношении? Какие события, имена, тенденции оказались важнейшими?
2. Назовите несколько самых значительных книг прошедшего года (поэзия, проза, критика).
3. Появились ли новые имена писателей, на которые стоит обратить внимание? Если да – назовите их, пожалуйста.
На вопросы «Лиterraтуры» отвечают Евгений Абдуллаев, Алла Латынина, Андрей Василевский, Наталья Иванова, Алексей Конаков, Анатолий Рясов, Анна Сафронова, Андрей Тавров, Марина Кудимова. Продолжение опроса – в № 68.
_______________
Евгений Абдуллаев, поэт, прозаик, литературный критик:
1. Несмотря на «Год литературы», литература уцелела. Это радует больше всего. И толстые журналы выжили (хотя «Звезда» с «Невой» были на грани закрытия). И основные книгоиздатели сохранились (хотя падение курса и по ним пропахало).
Главное, никаких фундаментальных глупостей допущено не было, это уже хорошо. Ближе к концу года, правда, пополз слух, что подготовлена некая «Стратегия государственной культурной политики». И что для ее чтения лучше запастись валидолом. Но я этот документ не видел (пока сугубо засекречен), и ничего говорить не буду.
В остальном заметны даже плюсы. Например, почти все толстые журналы посвятили номер, а то и два литературе бывших советских республик. (Под грант, если не ошибаюсь, от Роспечати). Урожай с постсоветских нив собран был неплохой. «Звезда» посветила целый номер узбекской литературе, «Дружба народов» – грузинской, «Знамя» – армянской, «Новый мир» – казахской, «Октябрь» – прибалтийским.
Главное же литсобытие года, похоже, произошло за пределами России. Речь, естественно, о вручении Нобелевки Алексиевич. С последующими аплодисментами, свистками и всякими летящими из зала предметами. Но как раз по поводу самого вручения ничего сказать не могу. Алексиевич, честно, не читал, как-то не получалось. Хвалиться тут нечем – но и жгучего стыда не ощущаю. И никогда не участвовал в обсуждениях на тему: правильно дали – неправильно дали. Как говорила Ахматова: их премия, кому хотят – тому дают. Но поднятая коллегами-литераторами волна впечатляет. Такого густого многоголосья не помню с вручения Нацбеста Проханову. А по оркестровке напомнило даже историю с Пастернаком. В более фарсовых и разбавленных тонах.
2. В прозе – «Время воды» Валерия Бочкова в «Дружбе народов».
Еще роман Михаила Богатова «Имя Твое», вышедший в «Алетейе». Издан небрежно, ни в один премиальный лист не вошел. Вязкий, насыщенный текст. Мария, Марфа, евангельские отсветы; для медленного чтения.
В критике – вообще урожайный год: сразу три книги. «Медиумы безвременья» Евгения Ермолина. «Великая легкость» Валерии Пустовой. Воспоминания критика – «Вот жизнь моя» Сергея Чупринина. Плюс выходящий в «ОГИ» учебник «Поэзия» (Азарова, Кузьмин, Корчагин и еще несколько авторов). Первый, кажется, учебник такого рода в наших палестинах. Взял карандаш, читаю.
Насчет стихов – трудно что-то выделить. Вообще, сложновато быть критиком поэзии. Литературоведу проще: он работает с поэзией в кабинетных, лабораторных условиях. Литературовед – ботаник; критик – садовник, агроном. Тут пересадить, тут подрезать, тут прополоть... Лучше пока воздержусь.
3. Новые имена сами обращают на себя внимание: так устроен сегодня литпроцесс. Об этом уже писал когда-то Данилкин: «По существу, в литературе действует – хотя и не оформленно – та же модель, что в "Фабрике звезд”». И правда. Многие ли знали год назад Снегирева или Яхину? Обсуждать решения жюри, опять же, не буду, и за обоих авторов рад. Рад ли за литературу? Поживем, почитаем, что «звезды» напишут дальше.
Алла Латынина, литературный критик:
1. Каких-то литературных прорывов в этом году не помню, «важнейших» тенденций не вижу, кроме одной – плавного падения интереса к литературе.
Событие все же было: именно этот год был объявлен годом литературы, что породило множество помпезных и бессмысленных «мероприятий» в духе позднебрежневской эпохи, вроде чтения тысячами людей вслух кусочков из «Войны и мира» по радио и каналу «Культура». Если б эти деньги, выброшенные на ветер, отдать на поддержку толстых журналов, медленно агонизирующих, но все еще держащих планку; библиотек (каждый год в стране закрывается больше 300 библиотек, а те, что еще работают – сидят на голодном денежном пайке), на их переоборудование (лишь немногие из них имеют доступ в интернет), – было б куда больше пользы для литературы.
Год также запомнится присуждением Нобелевской премии по литературе Светлане Алексиевич. Я рада за Алексиевич, самоотверженного труженика, опросившего тысячи людей в романтической надежде, что из этих опросов и явится правда жизни, и что эта правда и есть искусство, но мне обидно за русскую литературу. Все-таки Нобелевская премия присуждалась раньше не за трудолюбие, не за хорошие намерения и примерное поведение, а за открытия в литературе, за талант, блеск, мастерство. Даже и сейчас, в эпоху оскудения, у нас найдется несколько писателей первого ряда. Есть безусловный классик – Фазиль Искандер, есть Маканин, Битов, Петрушевская, есть, наконец, концептуалист Сорокин – мастер словесной игры, задумавшийся над темой о России, есть Людмила Улицкая – умелый прозаик с социальным темпераментом и неустанным интересом к человеку. Получи Нобелевскую премию любой из них – это вызвало бы обсуждения и споры, но не недоумение.
Иные говорят, Алексиевич – не русский писатель. А какой? Она пишет на русском языке, она пишет о том, что происходило в России, наконец, именно в русских журналах и издательствах были все ее первые публикации. Ее книги – факт русской литературы. А где живет писатель – в Белоруссии, в Германии, в Израиле или хоть на Луне, – значения не имеет. Кстати, когда в прошлом году роман «Время секонд хэнд» вошел в шорт-лист «Большой Книги» и победил в «народном голосовании», ни белорусское гражданство, ни немецкое местожительство автора никого не смущало.
2. Я не отношу себя более к действующим литературным критикам, чьей профессиональной обязанностью было следить за всеми новинками, и потому не берусь выстраивать иерархию «значительного». Регулярно я слежу только за журналами, и то не за всеми. Поэтому скажу сначала о том, что было заметного в журналах. И одну тенденцию все же назову, впрочем, она не нова, ее давно заметили: из журналов вымывается «фикшн», традиционный роман, повесть. Его заменяет проза нон-фикшн, гибридные жанры. Именно здесь лежат журнальные удачи.
Так, несомненная удача «Октября» (№№4-6) – документальный
роман Леонида Юзефовича «Зимняя дорога». Теперь он вышел и отдельным изданием, но я читала его в журнале.
Леонид Юзефович – столь же историк, сколь и писатель. И первый, принесший ему известность роман был не о сыщике Путилине, а о бароне Унгерне – строго документальный, но увлекающий не меньше любого детектива.
«Зимняя дорога» – об одном из последних эпизодов гражданской войны – походе генерала Пепеляева в Якутию в 1922 году для поддержки вспыхнувшего там антибольшевистского восстания. Само решение Анатолия Пепеляева, к тому времени уже два года жившего с семьей в спокойном Харбине, куда он сумел перебраться после поражения Сибирской Армии Колчака, отправиться с горсткой добровольцев на поддержку безнадежного восстания кажется не то авантюрой, не то самоубийственным романтизмом. Что руководило этим человеком, не раз доказывавшим свое мужество?
О романе Юзефовича уже много написано, «Лиterraтурa», в частности, опубликовала точную рецензию Ольги Брейнингер
«Производное от мужества». Но вообще-то все, кто пишут о романе Юзефовича, так или иначе опираются на толкование самого писателя, а он еще в 2001 году рассказывал в интервью Льву Данилкину, что в центре его нового документального романа будет история осады Пепеляевым крепости, наскоро построенной красным латышским стрелком Яном Стродом из замерзшего оленьего навоза (нормальный строительный материал для Якутии).
«Эта крепость – маленькая Троя, – рассказывал Юзефович. – Помните, у Борхеса – про то, что есть всего четыре сюжета. Так вот, один из них – взятие крепости. Это меня очень волнует». (Афиша-Город, 19 февраля 2001).
Посчитали, сколько лет замыслу? Сам Юзефович говорит, что материал начал собирать двадцать лет назад. Не буду гадать, почему осуществление замысла так растянулось. Но отмечу лишь, что понимание гражданской войны не как борьбы добра и зла, где орудием зла поочередно служит та или иная сторона, а как трагедии, где один герой может сражаться с другим – в нашей литературе сейчас ново. И генерал Пепеляев, и Ян Строд – оба произведены в эпические герои, и обе судьбы (их расстреляли почти одновременно, в 1937) трагичны.
В трех номерах «Знамени» – еще один обширный и запоминающийся текст, подтверждающий дрейф журналов в сторону нон-фикшн: Софья Богатырева. «Из истории одного архива». Вдова убитого Константина Богатырева, дочь писателя Александра Ивича, разбирает папку, которую оставил Владислав Ходасевич ее отцу, покидая в 1922 году Советский Союз. Основное содержимое папки – это стихи и проза Ходасевича, давно опубликованные. Но есть записи отца, его дневник, письма, листочки, и, отталкиваясь от них, автор ведет свой рассказ. Владислав Ходасевич, его первая жена, сестра Георгия Чулкова, дом искусств, встречи и разговоры, вечер Михаила Кузмина, Герберт Уэллс, Андрей Белый, юная Нина Берберова. Затрудняюсь определить жанр. Мемуарно-исследовательская проза? Пусть критики поищут.
«Блок дневников и писем мне уже давно интереснее Блока стихотворца и драматурга», – записал А. Гладков в Дневнике 1967 года. Дневник Александра Гладкова – уж точно интереснее его драматургии. Как и прошлый, весь этот год продолжалась публикация этого безразмерного дневника в разных журналах – «Новом мире», «Знамени», «Звезде».
Читается он с любого места и с любого года, шелухи много, но всегда найдешь что-то интересное. Пестрый сор жизни, события, слухи, анекдоты интеллигентского быта советской эпохи, книги, спектакли, самиздат, андерграунд, и в результате – удивительная полнота картины. Вот из новомирской публикации – Гладков читает роман Солженицына « В круге первом», только что попавший в Самиздат, он ошеломлен, следует несколько записей о романе. Потом – записи о разных встречах, слухи об усилении борьбы с самиздатом, запись о пьянстве Виктора Некрасова, сплетни о Майе Плисецкой, наконец, снова о романе Солженицына, который Гладков перечитывает, но рукопись попала уже из другого источника. А тут подоспели шашлычки на даче у знакомых, и там тоже разговоры о романе Солженицына, знакомая мечтает его прочесть. «Чувствую себя предателем, но молчу, что у меня сейчас рукопись: надо послезавтра отдавать, они не успеют прочесть и будет только обида…»
Да ведь и не только в обиде дело: еще и опасались друг друга. Одно дело – шашлычки жарить и вино с кем-то пить, а другое – крамольную рукопись отдать. Вот этими деталями и ценен дневник. Жду, когда выйдет отдельной книгой – поставить на полку.
В «Звезде» мне запомнился текст уже покойного теперь
Самуила Лурье «Меркуцио», что был напечатан в первом номере журнала – меж тем как сам Лурье уже был смертельно болен. Я читала его, не зная о болезни автора, и сначала восприняла как свободные, умные, иронические, размышления о Шекспире человека, раненного культурой, у которого, как иронизирует автор, «монады чужого текста мелькают в голове, как стрижи в метро», но постепенно меня стала мучить какая-то трагическая сосредоточенность на теме смерти, истоки которой я поняла лишь после кончины самого Самуила Лурье.
Разумеется, от «фикшн» журналы никогда полностью не откажутся, хотя ныне литература вымысла выглядит там скорее Золушкой, чем хозяйкой.
***
В «Новом мире» был опубликован роман
Марии Галиной «Автохтоны» (вышел сейчас уже и отдельной книгой.) Прочла я его в начале 2015, но нет-нет да и вспомню, что-то в этом загадочном романе крепко держит. Мария Галина начинала как фантаст, но уже давно ушла от жанра. В «Автохтонах» загадка, тайна, иная реальность скрывается за завесой обыденного. Или можно сказать наоборот – каждая загадка может иметь рациональное объяснение. Такая мерцающая реальность, – при классической дотошности быта и стремительности сюжетного повествования.
Роман
Снегирева «Вера», нынешнего букеровского лауреата, я начала читать почти год назад, когда он был опубликован в первом номере «Дружбы народов». Резанула литературщиной мотивировка ненависти матери к героине: дескать, дочь убила сестру-двойняшку: та родилась мертвой, пуповина обмоталась вокруг шеи. Матери в подобных случаях, когда из двух близнецов выживает один, – любят его с удвоенной силой. Кроме тех случаев, когда ненависть матери к дочери становится сюжетообразующим стержнем романа. А так – написано вполне профессионально. Но для Букера, по-моему, были более интересные кандидаты.
Подчеркну, что не берусь устанавливать иерархию самых значительных и менее значительных книг. Это хотят делать литературные премии, к которым я, вопреки распространенному мнению, отношусь как к полезному институту: невод, которые раскидывают номинаторы, позволяет извлечь из моря новинок богатый улов, читателю остается выбрать рыбку на прилавке (что не мешает любителям отправиться в самостоятельную рыбалку).
Не скрою, что я бы никогда не прочла роман
Гузель Яхиной «Зулейха открывает глаза» – если б она не собрала в этом году столько премий, заставив говорить о себе. Неожиданный дебют. Несомненная удача. Первую книгу обычно не пишут столь уверенной рукой. И все же, думаю, ее успеху много способствовал необычный в нашей литературе материал. Про русских крестьянок достаточно понаписано, а вот про жизнь татарской женщины, которую в благополучной татарской деревне муж и свекровь тиранили посильнее, чем потом чужие люди мучили в лагере, – такого еще не было.
Я не успела прочесть романа Валерия Залотухи «Свечка», и потому ничего не могу о нем сказать. Если это столь значительное произведение, как говорят Дмитрий Быков, Андрей Немзер и даже Андрей Битов, скупой на похвалу, – буду только рада.
Соглашаясь в основном с результатами «Большой книги», не могу не пожалеть, что Борис Екимов так и не получил этой премии, хотя его роман «Осень в Задонье» её вполне достоин. Правда, опубликован он в конце 2014 в «Новом мире» – но ведь стоит же в шорт-листе «Большой книги». Может, не вписывается вот только в фанфары по поводу торжества русского мира? В повести-то как раз о том, как русский мир, донское казачество, сдает свои позиции напористому Кавказу, как заполняют чеченцы донские станицы и устанавливают свои порядки, подчиняют покорных, а тех, кто не подчинился, – могут и поджечь, и убить.
***
Не могу не упомянуть еще о книгах в жанре нон-фикшн.
В.Г. Короленко вспоминает, как Чехов хвастался перед ним легкостью, с которой пишет рассказы, и, взяв со стола в руки « первую попавшуюся на глаза вещь, – это оказалась пепельница, – сказал: «Хотите – завтра будет рассказ...»
Я знаю только одного современного писателя, который из всего, из всякого впечатления, рискованного путешествия, заурядной прогулки по городу, прочитанной книги, услышанной музыки, нового знакомства, семейного предания, и даже научных событий – может с легкостью сделать если уж не рассказ, так эссе. Это
Александр Иличевский. Вышедшая в издательстве АСТ книга «Справа налево» – такое пестрое собрание разноплановых эссе, рассказиков, записок и размышлений. Читать можно, как ленту фейсбука – с любого места. Все сразу не стоит, голова разболится от обилия информации, лакомиться такими текстами надо понемногу, растягивая удовольствие.
Я очень хорошо отношусь к проекту
Б. Акунина «История Российского государства». Думаю, эти тома надолго останутся в «круге чтения», именно потому, что это история популярная, но не вульгарная, основанная на сопоставлении трудов других историков, но не скрывающая ни своего компилятивного характера, ни источников. Главное же достоинство книг – писательская легкость и занимательность изложения.
Поэтому эти книги мне кажутся событиями литературы, а не науки, хотя бы и популярной, и если когда-нибудь они получат премию «Большая книга» – это будет справедливо. Пока же я читаю скачанный в сети третий том «Истории» «От Ивана III до Бориса Годунова», и, не имея еще возможности поместить бумажный вариант на книжную полку, помещаю название в список лучших книг 2015 года.
Ну а в жанре «критика» хочу выделить книгу
Сергея Чупринина «Критика — это критики. Версия 2.0» , выпущенную издательством «Время». За отдельными главами ее дополненного варианта я, конечно, следила на протяжении предшествующих лет, пока она писалась и публиковалась в качестве статей в «Знамени». И не только потому, что я один из героев.
О писателях мы высказываем свои соображения и никому не приходит в голову ляпнуть: писатели, дескать, оценивают какое-то событие таким-то образом. Про критику же мы то и дело видим фразы типа: «критика приняла книгу в штыки», «критика расхвалила книгу». Но нет никакой критики в целом, есть отдельные литераторы, которые занимаются критикой. Но никто, кроме Чупринина, портреты критиков создать не потрудился. Ироничные, умные, иногда – исполненные симпатии, иногда – скептицизма, глубоко субъективные (а как иначе), в конечной степени они рисуют портрет и самого создателя.
И особо скажу о книге, которая вышла под конец года, не успела ни в какие премиальные списки, но, по моему мнению, будет фаворитом премиального сезона 2016.
Это – роман
Людмилы Улицкой «Лестница Якова». Из интервью с писателем известно, что толчком к роману послужила переписка деда и бабушки Улицкой – 500 писем, охватывающих период с 1911 по 1937 год. Это дало повод заподозрить, что новый роман писательницы – не вполне роман. «Это не вполне мемуары (Улицкие превратились в Осецких), но все-таки и не роман – в художественном смысле перед нами скорее суховатый конспект судьбы, чем ее трехмерная модель. «Брак не держится на почтовых марках», – предупреждает жену в письме заглавный герой; роман тоже. Возможно, это тот случай, когда автору важнее написать книгу, чем читателю ее прочитать», – пишет, например,
Сергей Оробий.
Осмелюсь возразить: тот факт, что Людмила Улицкая нашла письма в собственном семейном архиве, которые заставили ее придумать героев семейной саги – это факт из истории создания романа, который будет важен его исследователям. К мемуарам роман не имеет никакого отношения, письма можно найти в архиве и с тем же успехом придумать, фрагментарность – композиционная особенность, превращающая традиционную семейную сагу в нервное, динамичное, емкое и современное повествование. Если Улицкая и в самом деле больше не будет писать романов – то она оборвала это занятие на очень высокой ноте.
3. Вопрос о новых именах – это не ко мне. Одно новое имя, впрочем, я уже называла. Ничего оригинального – Гузель Яхина.
Андрей Василевский, поэт, главный редактор журнала «Новый мир»:
1. 90 лет исполнилось журналу «Новый мир».
Заработал Культурный центр Фонда «Новый мир», в центре Москвы появилась еще одна площадка для литературных вечеров.
100-летие со дня рождения К. М. Симонова (хорош был юбилейный вечер в ЦДЛ).
Началась подготовка к разного рода мероприятиям юбилейного года Мандельштама (2016).
Впечатляет издательская деятельность Александра Переверзина («Воймега»).
Среди важных книг года (их много, читать – не перечитать):
– Николай Олейников. «Число неизреченного» (М., ОГИ, 2015; важная работа Олега Лекманова и Михаила Свердлова);
– Алексей Варламов. «Василий Шукшин» (М., «Молодая гвардия», 2015, ЖЗЛ);
– Эллендея Проффер Тисли. «Бродский среди нас» (М., «Corpus», 2015);
– Владимир Мартынов. «Две тысячи тринадцатый год» (М., «Классика — ХХI век», 2015).
Это те, что не вполне вмещаются в категории «поэзия, проза, критика» (см. второй вопрос анкеты).
2. Большие прозаические книги Марии Галиной «Автохтоны» («Новый мир»; «АСТ») и Дмитрия Данилова «Есть вещи поважнее футбола» («Новый мир», «РИПОЛ классик»).
С удовольствием прочитал «Смотрителя» Виктора Пелевина; как уже отмечал в своем FB: это нежная книга о любви.
Среди поэтических книг отмечу: Линор Горалик «Так это был гудочек» (Ozolnieki: Literature Without Borders, 2015). Одновоременно у нее вышло «с иллюстрациями автора и всякими штуковинами» переиздание детской сказки «Мартин не плачет» (М., «Livebook», «Dodo Press», 2015); фактически же это новая книга, «книга-объект, радость библиофила» (М. Галина).
Много интересного есть в книге стихов Владимира Козлова из Ростова-на-Дону «Опыты на себе» (М., «Воймега», 2015); вот из стихотворения «Свет войны»:
Мы, не знавшие слова «мы»,
злые, медленные умы
из глубинки, из глубины
выносящие гул старины,
телевизором вынянчены,
удовольствием вымучены,
сраколетние пацаны,
мы своей дождались войны.
…............................................
Много лет все были равны
в незаметности для страны,
ненарушении тишины,
неудивлении, что не нужны.
Родом из гробовой тишины,
рынками, тряпками выращены,
но совершенно не выражены,
мы дождались войны.
…..................................................
Критика? Сборники статей: Евгений Ермолин «Медиумы безвременья: Литература в эпоху постмодерна, или Трансавангард» (М., «Время», 2015); Валерия Пустовая «Великая легкость. Очерки культурного движения» (М., «РИПОЛ классик», 2015), Григорий Дашевский «Избранные статьи» (М., «Новое издательство», 2015).
3. Новые, новые... То, что есть, не прочитано. (Смайлик.) В условиях культурного перепроизводства разговор об уже существующих текстах относительно важнее, чем производство и трансляция новых. Но вопрос задан — отвечаю:
Марианна Ионова – прозаик и критик.
Хороший рассказчик Михаил Тяжев.
Стоит обратить внимание на поэтические книги Леты Югай, Анастасии Строкиной, Сергея Золотарева (издательство «Воймега»).
Закрепил свои позиции в литературном процессе «новый» критик Алексей Конаков. Из самых новых – яркий литературно-критический дебют Анны Грувер.
Наталья Иванова, литературный критик, заместитель главного редактора журнала «Знамя»:
1. Присуждение Нобелевской премии Светлане Алексиевич стало событием и одновременно антисобытием года. На Нобелевский комитет окрысились, а на нее спустили всех собак – такие у нас в литературе добрые нравы. Впрочем, это традиция – так было со всеми, исключая Шолохова, которого сами и «пробивали».
К моему удивлению, литература еще жива – несмотря на неблагополучную и недоброжелательную среду и на условия существования, склоняющие к несуществованию. На самом деле литературе можно бы забыться и заснуть. Как ямщику. Замерзающему в степи. Степь сегодня простирается от порога и уходит в бесконечность. Нет-нет да и мелькнет в этой степи, то есть бесконечности, исчезающий читатель. Но литература упрямо продолжает – свое в опустелом храме служение? Не думаю, скорее – следует основному инстинкту (чтобы написать, надо писать). Вот закончился пышно объявленный «год литературы» – денег на него было выделено в 5 раз меньше, чем на предстоящий «год кино». В кино эти деньги уйдут производителям, у нас они ушли не производителям, а на праздники и развлечения. Лучше бы раздали бедным… то есть помогли некоммерческим изданиям.
Открытием еще существующего, настоящего читателя и литературных энтузиастов для меня было путешествие в уездный Чистополь, на военное время ставший литературной столицей страны, отметивший чтениями и новым памятником 125-летие Бориса Пастернака, – и в Воронеж – «Улица Мандельштама» предвосхитила юбилей Мандельштама.
2015-й отмечен для меня лично книгами, вышедшими каждая в своем жанре: роман Марии Рыбаковой «Черновик человека», появившийся накануне 2015-го (ЭКСМО), роман частной жизни Александра Нилина «Поверх заборов: станция Переделкино» (АСТ, редакция Елены Шубиной) и моим лит.-критическим сборником о классиках ХХ-го и неклассиках ХХI века «Феникс поет перед солнцем» («Время»). Не каждый год бывает для нашего тройственного литературного сообщества столь плодотворным и разнообразным. Более того: получилось, что в хронотопе так или иначе все три разножанровые книги пересекаются. Роман «с ключом» Марии Рыбаковой частично погружает читателя в позднее, вымирающее, «переделкинское» шестидесятничество – и в его уничтожение новым, но коварно использованным «старшенькими» и потерявшим голос поколением. «Роман частной жизни» Александра Нилина переносит читателя в прошедшее – от 40-х до наших дней, выводя линии судеб советских и несоветских писателей на фоне тающих советских структур. Моя книга – совсем другая, рационалистичная: психологическое исследование отчасти совпадающих с Нилиным литературных персонажей. И мне было невероятно интересно читать абсолютно иные трактовки у Нилина – и гротескные «похороны живых мертвецов» у Марии Рыбаковой, которая опубликовала новый роман в своей личной, как мне представляется (я это с автором пока не обсуждала) серии: немецкий роман «Анна Гром и ее призрак», китайский роман «Братство проигравших», латиноамериканский роман «Острый нож для мягкого сердца», только что переизданный в новой серии «Большая книга» (лонг-лист), «Рипол-классик», русский роман (прозопоэзия) «Гнедич» – и теперь вот американский «Черновик человека» (определения по месту действия.)
2. Поэзия – это «Война зверей и животных» Марии Степановой, опубликованная в журнале «Зеркало». Проза – книга Гузель Яхиной «Зулейха открывает глаза» (АСТ, редакция Елены Шубиной). О критике не сужу, поскольку к ней принадлежу; отмечу книги критиков: внежанровую «Вот жизнь моя. Фейсбучный роман» Сергея Чупринина и жанрово-литкритическую «Великую легкость» Валерии Пустовой.
3. Новые имена писателей – они вообще-то новые для читателей, но для меня уже «обкатанные», подтверждающие новыми текстами мое к ним расположение: Алексей Конаков в критике, Алексей Кудряков в поэзии, А. Киров в прозе… и это отнюдь не все! Только на букву «к»!
Алексей Конаков, литературный критик:
1. Из множества событий обозначу только два, одно со знаком минус, другое со знаком плюс. Первое, скорбное – гибель в начале года новосибирского прозаика и поэта Виктора Iванiва. Это был один из самых сильных авторов, пишущих на русском языке, и отечественной литературе, думаю, еще только предстоит осознать масштаб утраты. Событие второе, радостное – конечно, присуждение Светлане Алексиевич Нобелевской премии по литературе. Вряд ли здесь нужно объяснять, почему это важно.
2. Среди большого количества интересных нон-фикш книг назову важнейшую работу Ильи Кукулина «Машины зашумевшего времени», анализирующую многообразие культуры двадцатого века через призму конкретного технического приема. В поэзии, также при большом выборе вариантов, хочу обратить внимание на сложнейший, стирающий границы между литературой и артом, проект Никиты Сафонова («Разворот полем симметрии») и на собрание обаятельнейших речевых актов (в смысле Дж. Остина) от Никиты Сунгатова («Дебютная книга молодого поэта»). Что касается прозы: очень вероятно, что в будущие учебники 2015 войдет как год издания волшебной «Пенсии» Александра Ильянена.
3. По поводу новых имен ничего сказать не могу – просто потому, что не настолько пристально слежу за изменениями литературного поля, как это следовало бы делать.
Анатолий Рясов, прозаик:
Есть одно событие 2015 года, которое приходит мне в голову первым. Это самоубийство Виктора Iванiва. Сегодня лингвисты все чаще говорят об исчезающих языках. Так вот здесь, на мой взгляд, произошло нечто схожее. Есть незаменяемые ресурсы литературной речи – имена, которые не удается вместить в какие-то школы, направления, поколения. Я надеюсь, что недавно вышедшая книжка «Себастиан и в травме» будет лишь первым шагом в сторону дальнейшего издания его произведений, которые безусловно не должны быть рассеяны по разным сборникам. Сейчас действительно не хватает двухтомника важнейших его текстов – стихов и прозы.
Из всем известных фактов уходящего года можно вспомнить о том, что Национальная библиотека Израиля приобрела неопубликованные рукописи Франца Кафки, а в Гарвардский университет поступил архив неизданных текстов Мориса Бланшо – значит, рано или поздно они будут опубликованы.
В ГМИИ имени Пушкина в конце этого года открылась выставка, посвященная важнейшему автору ХХ века – Илье Зданевичу. Судя по количеству текстов о нем – романы, стихи и статьи Ильязда все еще недостаточно известны даже филологам, но, к счастью, издательство «Гилея» продолжает выпускать его книги (к изданным год назад стихам и манифестам недавно прибавилась книга Режиса Гейро «Ильязд в портретах и зарисовках»).
Еще одним важным событием стала публикация переводов «французской» прозы Сэмюэля Беккета (сборник «Первая любовь»). Поразительно, но эта тоненькая книжка – пока единственное на русском языке собрание его послевоенных рассказов. Но то, чего действительно не хватает, – это аналога «Complete short prose»; надеюсь, что издание подобного сборника когда-нибудь состоится, потому что именно малая проза Беккета – едва ли не единственный шанс ощутить масштабную эволюцию его письма в пределах одной книги.
В области поэзии, прозы и критики назову три заслуживающих внимания события. В журнале «Новое литературное обозрение» вышла подборка стихов Яна Никитина. По существу, это первая публикация его текстов, однако в следующем году будет издан целый поэтический сборник, и должен сказать, что это тот случай, когда абсолютно все наши критики не заметили фигуру масштаба Антонена Арто.
Вопреки не раз провозглашенному закату крупной прозы, вышел отличный роман Михаила Богатова «Имя твое» – произведение, стоящее на границе литературы и философии. Богатов обращается к метафизической проблематике, нехарактерной для современной русской прозы.
В области критики важным событием мне представляется издание книги Александра Чанцева «Когда рыбы встречают птиц» – 700-страничный том, концептуализирующий многие литературные (и не только литературные) события последних лет.
Анна Сафронова, литературный критик, главный редактор журнала «Волга»:
1. Из трагических событий 2015 года назову смерть (в феврале) Виктора Iванiва. В течение двух предшествующих лет Виктор публиковался в «Волге» шесть раз – как критик, поэт, прозаик, – и казалось, все только начинается.
Из самых светлых, разноцветных событий – «знаменская» конференция «Журнальная Россия» (в июле); такие мероприятия дают почувствовать, что реально существует профессиональное поле, где в нашей работе заинтересованы.
Об именах: здесь я приглашаю читателей заглянуть в годовое содержание «Волги» в «Журнальном зале» – все авторы, выступившие на наших страницах, нам важны и интересны. Из того, что не появилось, с великим сожалением назову имя Сергея Шикеры (живет в Одессе), но в 2016 году надеемся показать его новый роман.
О тенденциях: денег всё меньше, малопривлекательных изданий, премий и проектов всё больше, общий уровень культуры и образованности оставляет желать… Но мы продолжаем работать.
2. Среди многих книг, прекрасных и разных, выделю не замеченный пока критиками «Лаковый "икарус”» Владимира Шапко (СПб.: Лимбус Пресс). Это, можно сказать, первая его книга (издание «под заказ читателей» «Муравейника Russia» в Za-Za Verlag – всё ж таки немного не то…). Владимир Макарович, постоянный наш автор с 90-х годов прошлого века (а в последние годы и «Урала»), – писатель абсолютной честности и с трепетным отношением к слову.
3. В 2015 году среди наших публикаций был роман Алексея Сальникова «Отдел» (№7-8). Знатокам поэзии это имя многое скажет, а вот в прозе его появление можно считать дебютом. Вообще же сказать, два романа (плюс «Слабые, сильные» Наталии Черных), опубликованные в «Волге» в уходящем году, – это проза поэтов, и интересно видеть, насколько разновекторной может быть эта проза. Стиль Наталии Черных – хрупкий, ломкий, контрапунктный; Сальников пишет как будто просто и даже обыденно (при фантастическом сюжете!), но это сложная простота, редкое неискусственное дыхание – и полная непохожесть на всё, что делается в современной прозе.
Андрей Тавров, поэт, прозаик, эссеист, член редколлегии издательства «Русский Гулливер»:
1. Литература опять оказалась перед вопросом самоидентичности. Выяснилось, что масса книг, представленных на книжной ярмарке non-fiction, подразумевает вопрос, что из всего этого считать литературой? То ли, что массово потребляется или то, что в принципе не нужно большим издательствам. У меня такое ощущение, что – второе. Происходит смена акцентов, разделение напряженных и взаимоотталкивающихся линий. С одной стороны то, что вызывает массовый интерес, с другой – то, что этого интереса не вызывает – не оттого, что плохо написано, а оттого, что массовый интерес расположен на территориях банальных – политика, скандал, бытовые ситуации, с которыми можно отождествиться. Вопрос в отождествлении. Ведь отсутствие понимания, что такое литература, происходит от непонимания того, как ответить на вопрос – что такое человек. Есть книги, прямо или косвенно отвечающие на этот вопрос, или, во всяком случае, имеющие с ним дело, и есть те, которые пишутся так, как будто ответ на этот вопрос либо подразумевается (?), либо неважен. Вторая категория – театр абсурда. Пишу что-то, не знаю, о чем. Получаю за это деньги, иногда славу, иногда премию. Иногда – ничего. И это, кажется, лучший вариант театра.
Вот эта тенденция абсурда и вторая – интуитивная тяга к его преодолению, и характеризуют литературу 2015 года, если говорить немного схематично. Написание книги становится все менее – поступком и все более – поступком. И это разные книги.
Из событий – премия Русского Гулливера за короткий рассказ. Это реабилитация непонятно почему девальвированного жанра, возрождение которого обещает много нового и неформатного.
2. Книга Валерия Шубинского о Хармсе. Книга стихотворений Вадима Месяца «Стихи четырнадцатого года» с великолепным глиссированием некоего считывающего авторского объекта по волнообразному движущемуся рельефу истории современности с его гулким полу-акустическим, полу-пластическим звуком дна о постоянную метаморфозу волн реальности при некоторой стабильности самого аппарата опознавания, аппарата снятия шума и форм времени на большой скорости. Его же фантастические, абсурдистские штудии в романе «Легион архангела Гройса», опубликованном в Урале. Книга Виктора Иванiва «Себастиан и в травме»… Все, что написано Николаем Болдыревым, – выложенное в Интернете. Публикации Марианны Ионовой в «Новом Мире» и в «Воздухе». Издания лекций Григория Померанца и Зинаиды Миркиной. Книги Гертруды Стайн в Kolonna Publications. Статьи Елены Зейферт о метафоре, ее собственная практика метафоры, близкой к метареалистической, в книге «Потеря ненужного». Производство тропов и образов в сверхнасышенной книге Александра Петрушкина «Подробности». Книга стихотворений-локаций Владимира Аристова «По нашему миру с тетрадью». Мне также интересно то, что пишет Алексей Афонин в своих коротких, интенсивно чутких формах, хотя пока и не публикует. Значительны переводы Григория Стариковского из Гомера, сделанные нетрадиционным пятистопником, а также работа Натальи Азаровой, переведшей «Морскую Оду» Пессоа, и хотя это, кажется, 2014 год, все равно стоит отметить. Я не претендую на исчерпанность или объективность, я не очень много читаю последнее время. Все эти книги или их фрагменты интересны для меня по разным, почти взаимоисключающим причинам.
3. Мне кажется заслуживающим самого пристального внимания то, что делает Елена Кузьмичева – молодая писательница из Ярославля. С ее прозаическими текстами я познакомился на Премии Русского Гулливера, а с поэзией во время поездки в Ярославль. Она не боится ставить в центр авторского внимания вопрос о смерти с акцентом, заставляющим вспомнить «Смерть после полудня» или некоторые фильмы Бергмана, а это – то же самое, что говорить о самой жизни, ее смысле и ценности, глянув ей в лицо с предельно реальной точки зрения.
Марина Кудимова, поэт, литературовед:
1. Для любого писателя и читателя каждый год – Год литературы. В этом смысле событиями стали несколько прилично написанных своими руками текстов. Все литературные мероприятия, проходящие в России, были прицеплены к Году литературы, но большинство из них состоялось бы и без помпы, в рабочем порядке. Главный же итог неутешителен. Ни одно из поручений, данных Президентом РФ в ходе Российского литературного собрания 21-го ноября 2013 г., где собственно, и родилась идея Года литературы, не выполнено. Позиция «писатель» так и не появилась в Классификаторе профессий, и литераторы остаются одной из самых социально не защищенных групп.
2.
Проза:
Самая значительная книга 2015 г. – «Тихий Дон» Михаила Шолохова. Под занавес года и в связи с сериалом С. Урсуляка великий роман безусловно будет многими перечитан, а многими прочитан впервые. Из иностранных отметила бы «Стоунер» Джона Уильямса.
Поэзия:
1 .И я, как тень, бреду за Дантом… Данте в русской поэзии (1895-2015 гг.);
2. 1-й том 10-томного собр.соч. И.-В. Гете;
3. Спецвыпуск журнала «Письма из России» памяти поэта Владимира Леоновича;
4. Подборки стихов Г. Яропольского в журналах RELGA и «Сибирские огни»;
5. Подборка С. Мнацаканяна в ЛГ.
Старая гвардия не сдается!
Критика (текущую критику читаю в периодике. Потому отмечаю книги литературоведческие, историко-литературные):
– М. Шраер. Бунин и Набоков;
– А. Новикова-Строганова. Христианский мир Тургенева;
– С. Плаксин. Русские писатели на смертном одре.
3. Наконец вышел роман Дмитрия Конаныхина «Деды и прадеды». Я его читала в рукописи и всем рекомендую.
Продолжение >скачать dle 12.1