(О книге: Леонид Юзефович. Зимняя дорога. Генерал А. Н. Пепеляев и анархист И. Я. Строд в Якутии. 1922-1923. – М.: АСТ, Редакция Елены Шубиной, 2015)
Дискуссия вокруг романа Леонида Юзефовича «Зимняя дорога» обнаруживает редкое для нашей литературной критики единогласие сразу в двух вопросах. Первый – вполне предсказуем: высокая оценка романа, точности и основательности работы с первоисточниками, нейтральности повествовательного тона, тщательно проработанной романной конструкции. «Зимняя дорога» начинается как история якутского похода генерала Пепеляева и кульминирует в сцене осады маленького селения Сасыл-Сысы. Хронологически точный и последовательный пересказ событий противоборства между «красными» и «белыми», Стродом и Пепеляевым превращается в гуманистическую историю о том, как двое противников по воле случая эту случайность осознают и в страшных обстоятельствах Гражданской войны показывают смелость и благородство духа. И в то же время это не героический эпос об идеальных героях, а трагическая «история борьбы, которую ведут две силы, каждая из которых обладает частью правды, но принимает эту часть за целое».
[1]
Идеологическая нейтральность текста способствует высокой оценке, давая возможность рассматривать его без привязки к злободневным политическим темам. В этом отношении беллетристика сегодня, находясь за рамками идеологических битв и оценок, неразрывно связанных с политическими высказываниями авторов и их «внелитературной» деятельностью, гораздо свободнее и вольготнее, чем иные литературные высказывания. Конечно, так или иначе любой текст будет попадать в этот водоворот – например, Захар Прилепин в своей рецензии на «Зимнюю дорогу» проводит параллель между историей Юзефовича и событиями на Донбассе.
[2] Так же и имя беллетриста Бориса Акунина с определенного момента стало ассоциироваться с очерченной определённым образом политической платформой – но эти ассоциации затрагивали именно писателя Бориса Акунина, а не его героя Эраста Фандорина. И все же автор-беллетрист сегодня имеет огромную роскошь в первую очередь рассказывать читателю увлекательную историю и вести его за собой, не опасаясь ловушек идеологических дискурсов и передачи месседжей через текст.
Второе любопытное совпадение в большинстве прочитанных мною рецензий на «Зимнюю дорогу» – это использование многими рецензентами терминов «миф» и «мифологизация». И вот об этом интересно поговорить более детально.
Валерия Пустовая пишет: «Из хроники вырастает миф».
[3] О мифах говорит Алексей Колобродов: «пытаясь воссоздать ту скрытую в ней поэтику, работа которой завершается мифом».
[4] О мифе упоминает и Александр Журов.
[5] И, наконец, сам Леонид Юзефович в интервью «Огоньку» объясняет:
А миф непобедим, поскольку входит в состав жизни. Я сам, рассказывая об осаде пепеляевцами крепости, построенной Стродом из мерзлого навоза, апеллирую к мифам об осаде Трои. [6]
Уже сама формулировка жанра как «документального романа», хотя и не указывает на грядущее мифотворчество, обещает многие черты мифа. Документальность романа с самого начала ставит условия и задает рамки чтения:
Валерия Пустовая:
«Зимнюю дорогу» не получается воспринимать ни как роман, ни как в строгом смысле нон-фикшн. Для романа тут недостаточно автора: не хватает стилистического своеобразия и авторской идеи. А для документального бытописания – перебор смысла.» [7]
Одна из ключевых характеристик мифа – это его соответствие реальности (в отличие от поэзии, которая эту реальность преображает). Лосев писал о том, что «мифическое бытие – реальное бытие».
[8] Отсюда – и рисунок персонажей, и их отношения с действительностью, отсутствие художественной условности – что соответствует образам Пепеляева и Строда в «Зимней дороге».
Эти двое –
фигуры настолько яркие, что легко могут показаться продуктом художественного вымысла. Тем не менее никакого вымысла в моей книге нет. [9]
Миф – это, по словам Ролана Барта, прежде всего слово, но также и семиологическая система. В словесности миф – это повествование, строящееся по определённым законам. Мы часто путаем мифические и архетипические сюжеты, заменяя одно понятие другим. Для простоты можно сказать, что архетип – это часто повторяющийся образ, мотив, сюжет, а миф – это его литературное воплощение. Так, Гамлет или Дон-Кихот – это пример архетипического образа, а повествование об осаждённом городе или о приключениях героя – примеры архетипических сюжетов, которые лежат в основе «Илиады» и «Одиссеи».
Классические мифы действительно основаны на таких сюжетах и, например, Борхес сводил их многообразие к четырем основным сюжетам (новелла «Четыре цикла») – два из которых и лежат в основе «Зимней дороги». Вот как эти архетипические сюжеты описаны у Борхеса:
Одна, самая старая [история] –
об укреплённом городе, который штурмуют и обороняют герои. Защитники знают, что город обречён мечу и огню, а сопротивление бесполезно; самый прославленный из завоевателей, Ахилл, знает, что обречен погибнуть, не дожив до победы. […]Третья история –
о поиске. Можно считать ее вариантом предыдущей. [10] Это Ясон, плывущий за золотым руном, и тридцать персидских птиц, пересекающих горы и моря, чтобы увидеть лик своего бога –
Симурга, который есть каждая из них и все они разом. В прошлом любое начинание завершалось удачей. […] Теперь поиски обречены на провал. Капитан Ахав попадает в кита, но кит его все-таки уничтожает; героев Джеймса и Кафки может ждать только поражение. Мы так бедны отвагой и верой, что видим в счастливом конце лишь грубо сфабрикованное потворство массовым вкусам.
У писателя есть бесконечно много вариантов для работы с мифом. Можно следовать хорошо знакомой схеме, привлекательность и сила которой – в том, что она всегда находит отклик в читателях и вмещает в себя любые интерпретации, привязки к времени и личные мотивы. Это, как правило, – выход формульной литературы, активно использующей архетипы (приключение, где «герой, выполняя этически важную миссию, преодолевает препятствия и расстояния»
[11] – основа для вестернов и детективных романов) – дорога, хорошо освоенная западной литературой, и в гораздо меньше степени – русской культурой, где «в силу исторических особенностей ее формирования формульные повествования получили меньшее распространение, чем на Западе.»
[12]
Можно же, наоборот, работать на расшатывание структуры мифа, нарушение его внутренних правил – что мы и наблюдаем и в «Зимней дороге». Можно надстраивать и усложнять базовые истории, подчиняя их авторской воле и делая более гибкими, многозначными и сложными. В «Зимней дороге» же (как это и характерно для беллетристики) логику произведения задаёт именно стремление правдиво и точно рассказать о конкретном эпизоде из исторического прошлого страны. И это стремление к документальности, желание как можно более объёмно, полно представить историю читателю и работает против поддержания мифологической структуры. Ведь в мифе стремление к объективности связано со стремлением к упорядочиванию, гармонизации представления о мире, а пафос направлен на «устранение Хаоса и создание модели достаточно упорядоченного, целесообразного и «уютного» Космоса».
Замысел «Зимней дороги» прямо противоположен этой силе упорядочивания. «Зимняя дорога» – роман не о том, как хорошие герои победили плохих, а о том, что в истории нет правильных версий, о том, что одни и те же события принимают в нашем сознании определённую форму в зависимости от того, диктуются ли они логикой победителя или побеждённого, и о том, что эта разница – лишь условность.
–
Меня интересует не собственно Белое движение, а Гражданская война как национальная трагедия. По Гегелю, трагедия — борьба не добра со злом, не правды с неправдой, а двух сил, каждая из которых обладает частью правды, но видит эту часть как целое. [13]
«Документальность», эта привязка к реальной истории, сама по себе обладает достаточной силой, чтобы на основе архетипического сюжета создать конструкцию с совершенно иной, противоречащей оригинальному сюжету логикой – потому что логика истории хаотична и сама по себе оказывается сильнее жанровых установок.
Так на основе мифологии работает механизм романа «Зимняя дорога». Теперь же перейдем к тому, каким образом роман эту мифологию создаёт – и здесь, конечно, не обойтись без Ролана Барта.
Одна из ключевых фраз «Зимней дороги» – это фраза о том, что «Идейная правота воспринималась как производное от мужества, а не наоборот».
Барт пишет о том, что мифу «свойственно превращать смысл в форму», и что основная функция мифа— «не скрадывать, а деформировать».
[14] И в случае «Зимней дороги» речь идет о деформации истории и её восприятия читателем. Мифологизирующая работа романа Юзефовича – в том, что причинно-следственные связи между мужеством и идейной правотой потеряли значение, причём, в этом случае, не только для «красных», но и для «белых». И для читателя это сочетание мужества и веры в свои идеалы превратилось в единое целое, которое, в свою очередь, отсылает к новому содержимому – тому периоду истории, нарратив которого для в нашем сознании так и не был выстроен – и, скорее всего, уже никогда не будет. Слова «Гражданская война» инстинктивно вызывают у нас ощущение хаоса и безграничности, не поддающихся пониманию и осмыслению. В невнятной мешанине «красных» и «белых», героев и предателей, правых и левых мы теряем чувство направления, оспариваем любые попытки оценок, ошибаемся и отрицаем право на ошибки. Всё превращается в тот смутный отрезок времени, в котором мы черпаем свои главные страхи и свою непонятную и тщательно скрываемую гордость. Потому что способность человека породить вселенский хаос, который не будет поддаваться ни его собственному контролю, ни любой другой обуздывающей силе – это то, чего мы стыдимся как своей попытки нарушить порядок – но и то, чем неосознанно для самих себя гордимся, как превзошедшим нас в миллионы раз своей силой и мощью ребёнком.
Рационально ли, логично такое восприятие? Не рационально и не логично. Но, как писал Барт, «где кончается смысл, там сразу же начинается миф». Маргарита Фабрикант в своем недавнем социологическом исследовании показала, что существуют разные типы национальной гордости – так называемая «рациональная» гордость, которая отражает «конкретные успехи страны и апеллирует к рациональным суждениям», и «нормативная» гордость, которая «на факты не опирается, […] усваивается в готовом виде».
[15] И миф «Зимней дороги» – именно об этом.
_________________
Примечания:
1 Л. Юзефович. Миф уничтожить нельзя // Огонек. 14.11.2015.
2 З. Прилепин. Бесконечная зимняя дорога // Сайт Свободная пресса. 21.10.15.
3 В. Пустовая. Теория малых книг. Конец большой истории в литературе // Новый мир, 8, 2015, стр. 171.
4 А. Колобродов. Гражданская война и русский космос // Сайт Перемены. 30.10.2015.
5А. Журов. Дорогой зимнею // Сайт журнала «Новый мир». 23.09.2015.
6 Л. Юзефович. Указ. соч.
7 Валерия Пустовая. Указ соч.
8 Лосев А.Ф. Диалектика мифа // Лосев А.Ф. Философия. Мифология. Культура. – М.: Политиздат, 1991. – С.21-186. [23, 65]
9 Л. Юзефович. Указ. соч.
10 «Вторая, связанная с первой, — о возвращении. Об Улиссе, после десяти лет скитаний по грозным морям и остановок на зачарованных островах приплывшем к родной Итаке» Борхес. Четыре цикла.
11 Адам Рейтблат. Вступительная заметка к переводу первой главы книги J. G. Cawelti. Adventure, mystery and romance: Formula stories as art and popular culture. Chicago, 1976.
12 Адам Рейтблат. Указ. соч.
13 П Л. Юзефович. Указ. соч.
14 Р. Барт. Мифологии. М, Академический проект, 2008.
15 Альфия Максутова. Гордость и прибежище (интервью с Маргаритой Фабрикант) // Русский репортер. 09.07.2015.скачать dle 12.1
