Редактор: Иван Гобзев
(Новелла. Часть 1. Часть 2 в №229. Часть 3 в №230)
…Много лет назад девочка Варя нашла запретное болото, а там — сфагнового мальчика, древнее и опасное существо. Девочка Варя, конечно, не знала, что сфагнум опасен, и стала с ним дружить. Много лет назад одна водянтиха захотела дочку и обратилась к запретному колдовству. Вот только где взять душу для глиняной куколки? Решения имеют последствия. Всё в мире связано законами высшей силы, которые недоступны понимаю человека. И эти законы были нарушены…
Одно из самых опасных древних чудищ – сфагнум, существо изо мха. Сфагнумы питаются теплом живых существ. Сначала они иссушают обитателей болота, затем подбираются к деревням, приманивают людей. Иногда поглощают сразу и полностью, иногда одурманивают и подчиняют своей воле, заставляя приносить тепло. Записи Горицы ВуковныВаря танцевала. Дико. Первобытно. Будто взывая к давно забытым божествам. Так, как Варя, никто не танцевал. Её движения завораживали. Все тянулись к ней. Те, к кому она прикасалась, больше не были собой. Незаметно для себя. Незаметно для родных и близких. В их душах возникала пустота. Небольшая, она не мешала жить, но всё-таки человек больше не был собой.
Кто такая Варя и откуда никто не знал. Она часто приезжала в райцентр на дискотеку, танцевала и уходила незаметно. Бережно храня чужое тепло, садилась в машину и уезжала к себе.
Шла в лес. Чистый, светлый, сухой, где под ногами приятно хрустел лесной сор. Затем тропинка становилась влажной, топкой, исчезала в диких зарослях. Но перед Варей дебри расступались, и она легко выходила на болото.
Бесконечная пустыня ярко-зелёных сфагновых мхов. Сколько под ними воды? Есть ли земля? Есть ли что-то, кроме первозданной бездны? Сфагновая долина была тысячи лет до рождения Вари и будет ещё тысячи лет после её смерти.
Никто в посёлке, кроме Вари, не знал об этом месте. Тропы нарочно петляли и уводили грибников в сторону. Перед чужаками на подступах к месту вырастал такой бурелом, что не пролез бы даже юркий зверь. Сфагновое болото надёжно охраняло себя. Пожалуй, только древний дух, такой же древний, как и болото, нашёл бы дорогу.
Варя шла. Мхи под ногами едва-едва приминались. Но если бы кто-то вздумал пойти следом за Варей (конечно, если бы пробрался через лес), то провалился бы в трясину, может, по пояс, а, может, и ушёл бы с головой. На болоте не было ни одной живой души, ни зверя, ни птицы, ни стрекоз, даже самая захудалая и неприкаянная кикимора или шутиха держалась подальше.
На середине болота Варю ждал Сфагнум. Древний дух. Обычно он сидел на кочке, спрятав голову в колени. Издалека виднелась только косматая шевелюра, и его можно было принять за мшистый пень. Пни встречались в этих местах. Варя старалась идти ближе к ним, хотя и знала, что Сфагнум не позволит болоту причинить ей вред. Скрытая сила болота пугала. И та первобытная, доисторическая дикость, которая просыпалась в ней самой.
Сфагнум всегда был маленьким мальчиком. На вид не больше – десяти лет. Варя ласково звала его Гуней. Встретились они, когда ей самой было десять лет.
О том, что бабка Горичка – то бишь Горица Вуковна – ведьма, знала только десятилетняя Варя.
Варя впервые попала в деревню: её привезла мама. Раньше мама не общалась с бабушкой – бабушкой по отцу; другая бабушка, по маме, преподавала в университете, летом ездила на юг, занималась раскопками и Варю никогда не брала с собой. Ведь будет мешаться! Так что до десяти лет девочка видела только бетонные панельные дома, пыльный двор и железную конструкцию из сваренных труб, место игр. Однако, этим летом мама отправила Варю в деревню. Может, у неё было очень много работы в поликлинике, и она не хотела, чтобы девочка целыми днями болталась без присмотра, а, может, всему виной был новый мамин ухажер. Словом, судьбу Вари решили без неё.
Солнце припекало. Варя никогда не видела таких высоких сосен. Чудилось, будто они достают до самого неба и шепчутся с облаками. Бабушкин деревянный дом казался очень маленьким, а грядки с капустами, морковками, свеклами, перцами, кабачками, петрушками очень длинными. Тоска же! Целыми дням копаться в грядках. Фи! К тому же, пока они с мамой шли от станции, Варя заметила, что детей её возраста здесь нет, только пара мальчишек сильно постарше, да девочка лет пяти. Так себе компания на лето. Тоска.
Мама обсуждала с бабушкой что-то взрослое и нудное. Варя выскользнула за ограду и подошла к соседской яблоне с тяжёлыми, склоненными к земле ветвями. Потянулась за переспелым красным плодом и встретилась с холодным взглядом. На неё скалилось морщинистое лицо в стволе дерева. Дыхание перехватило. В голову как будто что-то ударило. Варя отступила. Тень шагнула от ствола и двинулась к девочке. Закричав, она бросила яблоко и побежала к маме.
Когда Варя, наконец, успокоилась и обо всем рассказала, мама с бабушкой только хмыкнули: «Не выдумывай ерунды». И, к ужасу Вари, потащили знакомиться с соседкой. «Между прочим, хорошая женщина. Врачом была», — приговаривала бабушка. Варя упиралась и плакала. Но когда Горичка вышла навстречу, она показалась довольно приятной женщиной.
Варя натянуто извинилась. Бабушка что-то прощебетала, Горичка улыбнулась. Варя знала, что это всё враньё, и за улыбкой кроется что-то недоброе. Когда бабушка с мамой уводили её, Варя обернулась и увидела, как Горичка подняла с земли упавшее яблоко. Минуту назад ярко-красное, оно теперь почернело и сморщилось. Горичка пальцами разломила его, но что она сделала дальше, Варя уже не видела.
Вечером девочка осторожно спросила маму, можно ли ей вернуться в город, но мама отказала. Варя осталась в деревне.
«А вот возьму и проведу своё расследование!»
С тех пор Варя наблюдала за Горичкой. Она нарочно ласково называла злую ведьму, чтобы та не казалась такой страшной. Горичка хорошо скрывалась и как будто ничего ведьмовского не делала. Но посмотрите на её скрюченные пальцы – точь-в-точь баба-яга! А нос? Нос у неё словно проваливался вовнутрь. А затуманенные глаза? И вовсе она не такая приятная, как на первый взгляд. Чем дольше на неё смотришь, тем тревожнее становится. И, наконец, какая у неё маленькая стопа! Да разве у такой грузной старой колоды может быть такая изящная ножка? Тем более босая. Горичка не носила ни туфлей, ни сандалий, ни носков.
Как-то раз Варя пряталась за поленницей и следила за Горичкой. Та копалась в огороде, иногда бросая взгляд в сторону девочки. Бабушка сказала бы, что Горичка просто спину распрямляет и пот со лба утирает, но Варя знала: ведьма тоже за ней следит. Красными щёлочками глаз. То есть глаза-то были у неё карие, но при полуденном солнце блестели красным.
За поленницей было хорошо прятаться. Падала тень, а тень – это так здорово, особенно при летнем пекле. Горичка пусть на солнце потом обливается. Ещё в поленнице замечательно было то, что она высокая, и прятаться за ней очень удобно, не надо сидеть скрючившись под кустом. Словом, Варя затаилась очень хорошо и была довольна собой.
Как бы узнать наверняка, что Горичка ведьма. Доказательство какое найти. Наверняка, в избе у неё что-то этакое да припрятано. Вот только как бы проникнуть туда? Рыжий кот поперёк ступеней развалился. Не пройдёшь.
Скоро – не скоро, а когда к вечеру жара чуть спала, Горичка скрылась в парнике с густыми зарослями огурцов. Варя сбегала домой, стащила из холодильника баночку сметаны, что бабушка приготовила к завтрашнему борщу, затем пролезла через дыру в заборе и, прячась за кустами айвы, тихонько прокралась к дому. Рыжий кот настороженно приподнялся, но Варя быстро сунула ему под нос сметану и, пока рыжий лентяй раздумывал над угощением, взбежала на крыльцо и юркнула в дом.
В доме было прохладно, даже немного сыро и холодно. И окна закрыты! А Варина бабушка всегда с самого утра окна открывала, чтобы проветрить, и в доме пахло цветами и сеном. И вечером обязательно бабушка протапливала печку, чтобы ночью не простыть, не дай бог.
«Ну точно ведьма!»
Варя и сама не знала, что именно хочет найти. Должен ли дом ведьмы как-то отличаться от обычного? Заглянула на кухню. Там было всё как у бабушки: кастрюльки, тяжеленая чугунная сковорода, клеёнка на столе, газовая плита, рядом с которой стояла электрическая плитка. Ха! Неужели Горичка боится пользоваться газом? В тазике плавала почищенная и порезанная картошка. Горичка подготовила её заранее, а варить, наверное, будет вечером. Бабушка тоже так делала. Днём на кухне при работающей плите душновато. До верхнего шкафчика Варя не дотянулась. Подставила стул. Ой, вот, кажется, какая-то странная банка. Бабушка все банки подписывала: мелисса, зверобой, мята, смородина, малина. А в этой банке какая-то непонятная трава – не трава. Не черви же сушеные? Гадость! Вот чего-чего, а банок с травами у Горички и в самом деле было многовато.
На втором этаже что-то грохнуло. Варя вздрогнула. Что там может грохнуть, если Горичка живёт одна?
С кухни Варя зашла в комнату. Поискала лестницу наверх. Дом у Горички был неинтересный. На стене висела какая-то дешевая китайская циновка с цаплей. У бабушки точно такая же.
Чердак был низким. Если бы Варя была взрослой, то ей пришлось бы согнуться в три погибели, а так она только едва-едва задевала макушкой косой потолок. По углам томились коробки, сундуки, чемоданы и тюки. Откуда же у одного человека столько барахла? Повозившись с защёлками, Варя открыла несколько чемоданов. Вещи самые разные: мужские, женские, пропахшие нафталином, какие-то тряпки, стопки-связки ветхих журналов, завёрнутая в газеты посуда. Всё не одно десятилетие хранилось на чердаке и, верно, ни разу не доставалось.
В куче тряпок у маленького пыльного окошка, рядом с которым ещё висело осиное гнездо, что-то зашевелилось. Из барахла вынырнула маленькая сморщенная ручка с длинными когтями. Несколько раз тщетно схватив воздух, ручка, наконец, уцепилась за край рамы. Существо подтянулось, и показалась большая уродливая голова с серой кожей и всклоченными белыми волосами.
Варя вскрикнула и почти кубарем скатилась с лестницы. Рванула что есть сил, выскользнула из дома, перепрыгнув через развалившегося у крыльца сытого кота, и застрекотала к себе. Она даже не обернулась проверить, смотрит за ней Горичка или нет. Оборачиваться ни в коем случае нельзя! Каждый знает: обернёшься и тебя настигнет что-то нехорошее.
Ближе к рассвету, в тот сумрачный час, когда вот-вот начнёт светлеть на горизонте, Варя проснулась. Её звал тоненький плач.
«Существо с чердака?»
Варя хотела разбудить бабушку, но та ведь опять скажет, что девочка всякую ерунду придумывает. Нет, это не существо с чердака. Нечто другое. От плачущего зова щемило сердце. Нельзя, невозможно оставить его там! Варя вышла на улицу. Холодно.
Плач, который слышала только она, доносился из леса.
Клубился туман, и ничего толком не рассмотреть. Что если существо с чердака караулит в дымке? Но ведь кто-то плачет, зовёт на помощь, надо идти.
Ноги мёрзли от стылой земли. Надо идти. Да и существо с чердака не такое уж страшное, скорее, даже беспомощное. Чего бояться? Да и что ему делать в лесу?
Проходя мимо дома Горички, Варя споткнулась и упала.
«Может, не идти?» — мелькнула мысль.
Варя бросила взгляд на чердачное окно, но там никого не было. Встала. Нечто невидимое как будто пыталось её удержать, обожгло, схватило за щиколотку, но девочка вывернулась и побежала в лес.
Плач становился всё отчётливее и горестнее. Сердце кровью обливалось. И самой Варе стало так тоскливо, что хоть плачь. Наконец, она вышла к болоту, к сизым в предрассветной дымке мхам.
На кочке сидел и плакал маленький мальчик. Варя присела рядом.
«Почему ты плачешь?»
«Мама не возвращается».
«Давно она ушла?»
«Не знаю».
«Где ты живёшь?»
«Здесь».
Варе стало жаль мальчика. И такой странный, зелёный, вроде человечек, а вроде и мох. И голос какой красивый.
«Я кушать хочу», — сказал мальчик.
«А что ты обычно ешь?»
«Обычно мама приносит тепло человеческих тел».
Варя вздрогнула. Мальчик боязливо посмотрел на неё, и Варя чуть не рассмеялась. Мальчик боялся её куда больше, чем она его.
Крепко-крепко Варя обняла его. Совсем холодный, бедняжка! Девочка погладила Гуню по голове, прошептала: «Всё будет хорошо. Непременно будет». Тепло тела приятным током побежало к мальчику. На мгновение Варя испугалась, вдруг он заберёт всё её тепло? Она замёрзнет и умрёт. Но мальчик отстранился сам.
Варя, конечно, не заметила, что в то утро вовремя не пропели петухи. Первым всегда голосил петух Горички, и его утренний крик подхватывали соседские. Но накануне вечером ведьма успокаивала упырёнка на чердаке и забыла подбросить ячменного зерна птицам, как делала каждый вечер. Петух-гордец обиделся и в отместку решил утром не разгонять криком ночную нечисть. Лишь, когда солнце показалось из-за леса, и Горичка, увидев, какая оплошность случилась, отлупила петуха веником, тогда он вспомнил о своей обязанности. Обида обидой, а каждая глухая ночь должна заканчиваться пением петуха. Варя, возвращаясь из леса, как раз застала Горичку за тем, что она с веником гонялась за птицей. Петух долго увёртывался, затем взлетел на водосточную трубу и, наконец, с опозданием в несколько часов прокричал утро.
С тех пор Варя через день навещала сфагнового мальчика и подкармливала своим теплом. Девочка заметила, что лес разный. Рядом с деревней он светлый, грибной, ягодный, даже будто населённый добрыми духами, но стоило перешагнуть через заросшую мхом канаву, как лес менялся. Бабушка говорила, там дальше гиблый лес, плохой, нехоженый. Но для Вари запретный лес менялся. Буреломы легко расплетались, лишняя вода с тропинки уходила, редкие, зато самые вкусные ягоды нарочно вылезали, чтобы порадовать девочку. Растущие вплотную сосны на рубеже перед болотом точно привставали перед Варей, расходились коридором и пропускали на берег. Варя не знала, какими бывают другие болота, заболачивается ли местность постепенно или, как здесь, следует крутой сухой обрыв.
Сосны, небольшая полоса пригорка, где дыбились кольца корней, обрыв и бесконечные вдаль сфагновые мхи. Варя иногда любила задержаться на пригорке. Тут приятно припекало солнце. А ещё не было мошек и комаров. Загорай – не хочу! Вообще никого не было, ни единого живого существа, кроме Вари и Гуни.
Наверное, расскажи Варя об этой встрече взрослым, то кто-нибудь заподозрил бы неладное. И если бы даже бабушка не поверила в существование сфагнового мальчика, то уж точно придумала какого-нибудь растлителя малолетних, который по ночам выманивает детей. А то и сообразила бы рассказать Горице Вуковне. Бабушка, конечно, не верила в то, что соседка – ведьма, а всё же кое-какие мысли насчёт Горицы Вуковны у неё имелись. Но Варя ловко скрывала ночные похождения от бабушки.
Знала: о Гуне никому нельзя рассказывать.
Осенью Варя вернулась в город. Начался учебный год. Но кто же будет кормить Гуню? Девочка не спала несколько ночей. Оставалось только одно. Слёзы, обещания учиться на пятёрки и клятвенные заверения в самостоятельности. Готово! В конце концов, мама разрешила Варе по выходным ездить в деревню самостоятельно. Три часа на электричке, ещё сорок минут пешком – и пожалуйста.
Постоянно отдавая мальчику тепло, Варя очень быстро скисла и начала бояться, что мама запретит поездки в деревню. Тогда Гуня научил её танцу, чтобы собирать человеческое тепло. У Вари словно открылось второе дыхание, теперь она стремилась как можно больше бывать с людьми. Она записалась во все кружки и секции, на каждой перемене бегала и играла с друзьями. Словом, мама и её новый муж никак не могли нарадоваться, что растёт такая активистка.
Зимой Варя ходила на лыжах. В лесу никого не было. Тропинок никто не протаптывал, только иногда встречались заячьи следы. Именно тогда девочка впервые почувствовала, что Горичка за ней наблюдает. Однажды ей даже показалось, что Горичка пошла за ней, но после канавы отстала. Варя обернулась: лес за спиной сомкнулся, надёжно защищая от ведьмы. Вот тебе, упырихина мамка! Варя улыбнулась. Лес улыбнулся в ответ.
Окончив школу, Варя не стала поступать в институт и уехала жить в деревню. Мать не отговаривала. У неё появились две новые дочки. И сердцем она понимала, что Варя странная, хотя и не могла объяснить природу её странностей. Младшие сёстры Варю боялись. Однажды, когда Варя забирала девочек из садика, они и вовсе скандал закатили, кричали, что не хотят с такой идти. Правда, так и не смогли объяснить, с какой «такой». Словом, Вариному отъезду втайне все обрадовались. В квартире стало светлее и свежее. И плесень по углам перестала расти.
Тогда-то Варя и начала несколько раз в неделю выезжать в райцентр на дискотеку, а иногда и в большой город. Зимой в деревне жили только Варя, несколько старожил, дед Аркадий и Горичка. Впрочем, теперь Варя звала её Горица Вуковна и больше не боялась. «Это Горице следовало бы бояться», – насмешливо улыбалась Варя, проходя мимо участка ведьмы. Иногда Варя даже позволяла себе похулиганить. Например, ей вдруг захотелось украсть зачарованное яблочко. Всё же интересно, чего оно сразу чернеет, как только с ветки сорвёшь. Но на забор вспрыгнул петух, Варя едва увернулась, схватила камень и запустила во вредную птицу, промахнулась, петух взлетел на забор, на шум выбежала Горица Вуковна. Варя круто развернулась и хохоча пошла прочь. Ведьма не посмела ничего сделать.
Впрочем, иногда на Варю что-то находило, накатывала тоска, и тогда отчаянно хотелось поговорить с Горицей Вуковной. Конечно, ни о какой дружбе или хотя бы примирении и речи быть не могло! Но Варя захлёбывалась одиночеством. И она знала, что никто её не поймёт, только Горица Вуковна и могла бы понять. Она ведь тоже другая.
Порой тоскливыми зимними ночами Варя сомневалась. Бывало, Гуня так жадно прижимался к ней, что пробуждал давний страх: вдруг мальчик выпьет её полностью, и Варя упадёт холодная и мёртвая. Чем дольше она ходила на болото, тем тяжелее становилось на душе. Впрочем, Варя успокаивала себя тем, что Гуня, казалось, привязался к ней и потому ничего плохого не сделает.
С каждым годом лес менялся: появлялось всё больше затопленных низин, вода после таяния снега дольше не сходила. Иногда казалось, что не сойдёт совсем. Внимательный человек заметил бы, что сходит вода так, что вокруг деревни образуется круг.
Варя вышла замуж. Не по любви, просто мужик в хозяйстве нужен был. Прожил муж недолго, умер ещё до рождения Витьки, оставил кое-какие сбережения на книжке. Ребёнок родился особенным, светлым-светлым, с вечной блаженной улыбкой. Варя, конечно, винила Горицу Вуковну, которая уж слишком часто пялилась на неё из-за забора. Наложила порчу проклятая!
А Горица Вуковна смотрела на Варю не просто так. Поговорить бы, что называется, по душам, но она прекрасно знала: Варя её не любит и всё равно не послушает. Глупая девчонка! И как к такой подступиться? К тому же кто ей Варя? Родственница? У Горицы Вуковны и своих дел хоть пруд пруди. И всё же она жалела глупую Варю, так беспечно губившую жизнь.
Лось брёл по болоту. Покрытыми белёсой плесенью копытами едва касался стоячей воды. От его прикосновений не расходились круги, и бледные отражения сосен оставались не тронутыми. Паутина на рогах серебрилась и дрожала на ветру. Лось был слишком стар, чтобы открыть глаза, и на морщинистых веках рос лишайник. Лось шёл уверенно, внутренним зрением видя дорогу.
Так было всегда. Лось не помнил молодости и, может, с самого сотворения мира был стар и слеп. Настолько стар, что тени мироздания, все торенные и не торенные пути, узором трещин отпечатались на огромных рогах.
Лось замер.
Сегодня болото изменилось. Такое же тихое, мшистое, но что-то изменилось.
В болоте не хватало твари.
Долгое время болото служило усыпальницей для твари, голодной, алчущей, буйной. Давным-давно тварь свободно разгуливала по миру, ловила одиноких путников и сфагновых людей, родившихся от рогов лося ещё в те времена, о которых теперь не сохранилось памяти.
Болотник был древним духом, возможно, даже самым древним из всех известных лосю сущностей. Может, он даже появился раньше лося. Может, было даже мгновение, когда во вселенной существовал лишь один Болотник.
Какое-то глупое создание бросило зов и пробудило тварь. Глупое создание, не понимающее, с чем связалось. Глупое создание, вознамерившееся использовать силу Болотника, силу, которая неподвластна ни одному смертному существу. Теперь Болотник будет пожирать всё живое, пока не поглотит весь мир.
Лось прислушался. Нет, тварь уже далеко ушла. Ничего, Болотник выдаст себя. Лось высоко поднял голову. Бледное солнце коснулась лишайника на веках. Веки дрогнули. Задрожала пыль. Лось мог бы открыть глаза. Но глаза нельзя открывать.
В день, когда он откроет глаза, мир перестанет существовать.
— Мне лось приснился, — сказала Аня Безликова.
Всегда немногословный Арамис Григорьевич хмуро кивнул. Аня поняла, он видел тот же сон, где лось брёл по древнему болоту. Надо собираться. Нечего рассиживаться.
Аня включила газовую горелку и сварила кашу и яйца. Арамис собрал палатку.
Иногда охотники путешествовали далеко и долго не заходили в населённые пункты. Так что, по сути Арамис был единственным собеседником Ани. Отстранённый, замкнутый, даже дикий. Аня часто тосковала по простым звукам человеческой речи.
О своём напарнике она знала только то, что он – охотник. Когда Аня присоединилась к нему, ей казалось, что достаточно знать один только этот факт. Но теперь? Провести всю жизнь с чужим человеком. Уйти? Нет, одной ещё тоскливее, не будет даже этих редких полу-разговоров. А возвращение к нормальной жизни – невозможно.
Завтракали наскоро.
Арамис смотрел только в землю, что-то обдумывал, чёрные спутанные волосы, пронзённые редкой сединой, падали на лицо. Узловатые пальцы счищали скорлупку с яйца.
Аня старалась ни о чём не спрашивать. Нечего. Каждый из них когда-то сделал выбор. И теперь только одна дорога – лесная тропа, шёпотом уходящая в чёрный лес вне времени.
Когда они ехали в джипе, Аня наблюдала за проносившимися мимо соснами. Она не могла разобрать их невнятный говор. Просто гул. Неужели всегда будет только он? Арамис, конечно, понимал таинственное бормотание сосен. Это его мир. Аня – везде чужая.
Ещё Арамису не нужны были ни карта, ни навигатор, он всегда просто знал, где обитает тварь. Чувствовал нечто. Иногда Ане казалось, что напарник и сам не человек.
Познакомились они ещё в Зеленомховске. К Ане приходили тревожные сны. Снились бескрайние поля солнечного мха. Было похоже на то, как если бы камера летела над болотом, всё вперёд и вперёд, снимая только мхи крупным планом. И бесконечный бег мхов пробуждал что-то тревожное, постепенно перерастающее в ужас. О снах Аня никому не рассказывала. Только однажды проговорилась старому знакомцу, тату-мастеру Арамису, с которым познакомилась несколько лет назад. Он выслушал хмуро, но внимательно. Затем объяснил, что в мире есть много того, что не подвластно человеку. Но некоторые люди слышат голос древних духов, как радиоприёмник, ловят шепоток с изнанки бытия.
Сны не исчезли, но Ане стало чуть спокойнее. До того дня, как поехав по поручению начальника, она вдруг не услышала зов. Было в нём что-то такое пронизывающее, едкое, он словно проникал под кожу и раздирал изнутри. Аню охватил такой ужас, что, едва припарковавшись на обочине, она выскочила из машины и бросилась куда глаза глядят, скатилась по откосу в канаву, запуталась в длинных хлыстах осоки и забилась под кочку, сжалась, съёжилась, но зов не уходил. В канаве её нашёл Арамис. Он мягко прошептал что-то, дал выпить приторный отвар, и страшный шум в голове умолк.
Прикоснувшись к запредельной тайне, Аня не смогла вернуться к прежней жизни, даже не поехала за вещами, ни с кем не попрощалась. Они не поймут. Им не объяснишь. Да и надо ли? Она просто сбежала. Засела в придорожной гостинице в чужом городе. Через несколько дней за ней приехал Арамис и предложил поехать вдвоём, если она хочет. В Зеленомховске им больше нечего делать, но есть другие места, где требуется помощь охотника.
В посёлок Болотная Ушма они приехали на следующий день. Арамис затормозил у забора с объявлением «сдаётся комната». Он пропустил несколько таких объявлений и выбрал именно это. Не самый большой, не самый красивый в деревне дом.
На поленнице, подставив упитанный животик солнцу, грелось косматое существо без пяток. Сообразив, что гости умеют видеть подобных ему, оно резко взвилось, вытянулось в струнку и юркнуло между поленьями. На забор вскочил старый, поцелованный солнцем, кот, прошёлся вдоль, исподлобья глянул на гостей, спрыгнул с забора и сиганул в кусты.
Если участок был залит солнцем, то соседний участок в сравнении с ним казался тенистым, мрачным, немного заболоченным.
Услышав звуки автомобиля, из дома вышла старуха: жидкие волосы, собранные под косынку, пёстрая юбка, растянутая кофта из козьей шерсти. Хозяйка бодро подошла к забору и деловито осмотрела гостей.
— Чай, комнатка интересна? — с хрипотцой спросила она. Лицо у неё оказалось на удивление гладкое, морщины изящно обозначены только в уголках глаз. Нет, не старуха. Зря Аня так о ней подумала. Чувствовалась в женщине противоречивость, двойственность.
— Почём комната? — спросила Аня.
— Да, недорого. Заходите. Кофеем угощу.
На участке кружила прохлада, несмотря на солнце. Как будто дул невидимый ветер, невидимый – потому что чувствовалось дуновение, но ни листья, ни цветы не колыхались от прикосновений.
У забора росли яблони с бледно-зелёными плодами, подрумянившимися только с одного бока. Тонкий слой мха покрывал деревья и с севера, и с юга. Лица со старых стволов внимательно следили за гостями. Их потрескавшиеся губы едва заметно шевелились, усмехались, презрительно кривились. Яблони, старые берегини, точно обладали секретами, которые все знают, но которые никогда не будут доступны ей, Ане, вечно чужой и отверженной, носимой по миру как пыль ветра.
Участок находился в самом конце посёлка. Сразу за изгородью, ограждавшей местечко от мира, тоскливо вздрагивали берёзы, и высокая трава почти наполовину закрывала молодые деревца. Битая асфальтированная дорога уходила прочь и терялась в дымке. Вокруг неё, если верить карте, простирались только леса и болота.
«Как будто на краю мира», — подумала Аня.
Арамис справился с заржавевшим замком на воротах и загнал джип на участок. Хозяйка наблюдала за ним. Ане показалось, что глаза её блестят нехорошим красным огоньком. Но, наверное, просто солнце отразилось. Из-за поленницы вновь выглянуло маленькое существо, но тотчас же исчезло.
От кофе Арамис и Аня отказались. Сначала нужно разведать местность. После долгого сидения в машине у Ани всё болело. Хотелось размяться. Но и в животе было пусто. Нет, зря от кофе отказались, но спорить с Арамисом бессмысленно. Он уже нацелился на охоту. Другой жизни для него нет. А для Ани? Там чужая, здесь чужая. Хотелось чего-то ещё, но Аня не понимала чего.
Выйдя за пределы посёлка, они вскоре свернули на тропинку в невысокой поросли берёзового молодняка. Тропа уходила глубоко в лес. Сухие места вскоре сменялись топкими, зыбкими. Сколько же здесь было снега зимой, если вода всё ещё не впитались? В других местах сезон талой воды закончился. Пришлось вернуться за высокими сапогами-болотниками, которые остались в джипе. Шли осторожно. Арамис все коварные места чувствовал, наверное, за версту. А вот Аня несколько раз оступилась и чуть не ухнулась в воду с головой.
Нет, не в зимнем снеге дело.
Вытаскивая сапог из очередной ловушки, Аня мельком увидела невдалеке между двух завалившихся друг на друга берёз тень.
Чёрная, покрытая липкой грязью, девочка стояла в арке. Вечернее солнце золотило угольные волосы. Аня на секунду моргнула, отвела взгляд, вылезая на кочку. Девочка пропала.
Аня замерла. Где же ты?
Арамис терпеливо ждал.
— Мне показалось, я видела девочку.
— Показалось или видела?
— Не знаю.
Вновь шли молча. Несколько раз Аня обернулась: девочки не было.
Наконец, они добрались до затопленной низины. Вода пенилась и бурлила, будто какое подземное жерло её выплёвывало. Отсюда вытекала сеть каналов с чёрной мутной водой. На мшистых островах застыли в дикой пляске лысые сосны. Они были настолько кривые, что Аня даже не могла сказать несколько это сосен или одно дерево так переплетается, закручивается и по-змеиному ползёт с острова на остров.
— Тварь выбралась на свободу здесь, — сказал Арамис. — Но куда ушла?
Осмотрелись, но ничего примечательного не нашли. Несколько раз Аня ловила на себе пристальный взгляд, но, кроме сплетений сосен, никто за ней не следил. Арамис сосредоточенно стоял на островке, одной рукой опершись на кривое деревце. Слушал. Смотрел сквозь время и пространство.
Аня тоже задумалась.
Едва ли тварь, которую они искали, была заточена именно в этом лесу. Скорее всего, она освободилась в другом месте, затем по сети подземных болот и рек переплыла сюда. Вода, верно, оттого и взялась, что тварь прогрызла где-то дыру. Выбралась на поверхность и куда-то ушла.
Почему, проспав тысячи лет, она выползла именно здесь?
Случайность?
Нет. Чем эти деревня и лес примечательнее остальных?
— Что её пробудило? — произнесла Аня.
Арамис посмотрел на неё, как обычно, непроницаемо.
— Сама как думаешь?
Он, наверняка, всё уже понял, но хотел, чтобы она догадалась сама, до всего дошла своим умом. Иначе какой толк от охотника, который ничего не понимает сам?
Закрыв глаза, Аня погрузилась в темноту сознания. Связь с оборотной стороной пространства едва нащупывалась, та рычала и скалилась как зверь. Аня попробовала дотянуться и ухватиться за один из вихрящихся потоков энергии, слов, воспоминаний, шепотков. Но те отскакивали прочь, огрызались и хохотали. Каждое усилие давалось через боль. Изнанка бытия не желала принимать Аню.
Древнее обиталище силы, где век за веком правили хозяйки и гении места, было осквернено. Но что-то более важное, действительно важное, ускользало от взора Аня.
«Ну же, старайся лучше».
Она легла сердцем и лицом на влажную землю. И ничего не почувствовала. Чем сильнее она старалась прорваться через внутреннюю тьму, тем плотнее становилась пелена.
Ничего иного не остаётся. Хочешь что-то узнать, придётся окунуться в болотце.
Ледяная вода обожгла пощёчиной, и мыльный пузырь тьмы лопнул.
В ту ночь, когда Аня видела сон о лосе, через лес, чужой и враждебный, шёл кто-то, кому здесь были не рады. Кто-то, кто имел власть над местом, но не был им любим. И некто воззвал к первобытной, первородной силе, воззвал для себя лично, для своекорыстия, нарушив законы мироздания, а затем Аня видела только мелькание теней, танец, сражение, и поток проливающейся мимо силы.
— Его пробудили.
Арамис мрачно кивнул. Он, конечно, ожидал, что Аня увидит больше подробностей.
Двинулись обратно. Заболоченный лес не хотел их отпускать, и они плутали и плутали. За ними следовали незримые тени. Они не трогали Арамиса, боялись, уважали, но Аню постоянно пощипывали, покусывали мошками, паутиной преграждали путь и лезли в глаза. Промокшая одежда липла к телу и стесняла движения. И как холодно! Аня злилась и тяжело вздыхала.
Компас, разумеется, не работал. Арамис сохранял завидное спокойствие, Аня же беспокоилась. Дело близилось к ночи, а в таком лесу разгуливать ночью не самая лучшая идея даже для охотников. И лес тоже это понимал и оттого злорадствовал только пуще.
Наконец, Аня увидела рыжего кота, того, самого, который был поцелован солнцем. Кот высматривал существо, похожее то ли на белку, то ли на летучую мышь, которое неторопливо ползло по стволу. От Аниного шага случайно хрустнула ветка. Существо встрепенулось, и, расправив перепончатые крылья, быстро исчезло в кроне дерева. Кот недовольно посмотрел на Аню. Отвернулся и медленно, задрав хвост, пошёл прочь. Аня и Арамис старались не терять его из виду. Кот не оборачивался, но иногда как будто нарочно останавливался и давал людям возможность не отстать.
Они перешагнули канаву и вышли в сухую часть леса. Если заболоченный лес поражал мёртвой тишиной, то здесь всё дышало живыми шорохами и было подсвечено последними лучами солнца.
В дом на краю мира вернулись уже в темноте. Над крыльцом светил фонарь. По столбу ползали мотыльки, да такие здоровые! Аня никогда таких не видела. Вдоль дорожек распустились ночные цветы-звёзды. На поленнице кто-то тихонечко хрустел хлебными корками. Когда Аня и Арамис подошли к крыльцу, нечто метнулось под ступени и спряталось в подвале.
Хозяйка уже ждала гостей.
— А мы с Феночкой вам тут приготовили покушать, — улыбнулась Горица Вуковна. Аня неловко кивнула в ответ. Старуха она или ещё молода? Электрический свет приятно золотил пепельные волосы. Лицо гладкое, только кожа на шее несколько дрябловата, да руки – жёсткие, сухие, со вздутыми венами. В свете ночных теней облик женщины как будто соединял в себе все возможные возраста.
Следующим днём, когда Аня и Арамис будут расспрашивать в деревне насчёт хозяйки, все скажут, что жила она здесь, кажется, с незапамятных времён: «Я тут ещё не жил, а она уж давно жила». Откуда у неё такое редкое имя никто не знал и никакого Вука, конечно, не помнил. Правда дед Аркадий вспомнит, что в каком-то языке вуками называют волков. «Токмо они у нас уже давно не водятся, волки-то». Ещё люди вспомнят, что Горица Вуковна вроде бы раньше работала врачом, во всяком случае, у неё есть лекарства, всякие порошки и настойки, на все случаи жизни. И со зверьём она хорошо ладит, лучше неё разве что соседский Витька. Да урожай у Горицы Вуковны всего хороший, даже в дурное бесплодное лето.
Феночка, оказалась костлявой девчонкой лет шестнадцати. Аккуратное личико с впалыми щеками, беленькие волосы, с лёгкой краснотой светло-голубые глаза, бесцветные губы. Белая вязаная кофта растянулась и до колена закрывала протёртые серые джинсы.
Поставив на стол тарелки и приборы, Феночка с улыбкой топталась в ожидании гостей.
— Кушайте.
Арамис сел молча. Аня, наконец, переоделась после купания и с удовольствием села ужинать. Жуя печёную картошку, она всё оглядывалась. Дом как дом. Если не считать лопоухого и косматого домового, который прятался на печке за связками чеснока, да какой-то недотыкомки, притаившейся за мешком картошки. И всё же Аню не оставляла тревога, будто было что-то ещё более таинственное, более настоящее, но ей недоступное.
Феночка пододвинула от печки табурет и села рядом, на колени ей сразу же запрыгнул огненно-рыжий кот. Сама она не ела, только прихлёбывала чай.
— А вы из города?
— Нет, — ответила Аня. Арамис молча ел, даже и бровью не повёл.
— А откуда тогда?
— Из области.
— А к нам зачем?
— По делу.
Пока они не выяснят всех обстоятельств дела, нельзя особо о себе рассказывать. Но Феночку, кажется, односложные ответы не смущали. Горица Вуковна куда-то отошла, верно, доделывала какие-то повседневные дела.
— Я в лесу человека видела, — сказала Феночка. Аня едва не вздрогнула. Уж не знает ли беленькая девочка чего? Испытывает?
— И что за человека ты видела?
Феночка оживилась.
— Чёрную девочку.
— И что в этом особенного?
— А, так, то место особое. Деревенские в ту сторону не ходят. В лес, если, по ягоды, по грибы, так это в другую. А туда, куда вы ходили, не ходят.
— А ты-то зачем туда ходила? — прищурилась Аня.
— Кота искала, — Феночка отвечала удивительно беззаботно, будто её ничто не удивляло, и всё ей было естественно, очевидно и хорошо. Кот, словно в подтверждение её слов, потянулся, опёрся о край стола, лапой потянулся к бутерброду, но не достал. Феночка подцепила кусок колбасы и кинула на пол.
— Феночка, не мешай гостям кушать. Иди давай, козу лучше проверь, а то опять ночью уйдёт. Инструменты в сарай убери, просила же всё убирать, а ты по огороду раскидываешь, — резко оборвала Горица Вуковна. Она появилась бесшумно и теперь хмуро смотрела на девочку.
Феночка соскочила с табурета и убежала, напоследок задорно обернувшись. Она ни чуточку не обиделась.
Дождавшись, когда за девочкой хлопнет дверь, Горица Вуковна села к столу. В чертах её лица чудилось что-то потустороннее. Тёплый электрический свет падал на белое лицо, но теплее оно не становилось. Воздух в комнате будто сгустился. Дышать стало тяжелее.
— Вы за хтоном пришли?
Аня не ответила, только взглянула на Арамиса. Значит, они не просто за мифом с изнанки бытия охотятся, а за хтоном! Это тварь совсем другого пошиба. Вот почему было так мучительно тяжело что-то выяснить на месте обряда. С какой же древней силой придётся тягаться! Впрочем, Арамис и глазом не моргнул. Наверняка, давно обо всём догадался. Только Аню проверял.
«А я-то ни о чём не догадалась».
Горица Вуковна, стало быть, из ведающих, а может и нечисть, уж больно она странная. Обычные люди о хтонах ничего не подозревают, ну, бывает, в какой энциклопедии и встречали такое слово. Но вот чтобы так сходу и прямо говорить!
Помолчав, Арамис сказал:
— Что вы знаете о хтонах?
Хозяйка улыбнулась. Но уже не по-доброму.
— То самое, что и вы, господа охотники. Хтоны древнее и могущественнее, чем мифы, духи и прочие мелкие проказники, на которых вы обычно охотитесь. И опаснее. Этого хтона называют Болотник. Уж не знаю, как вы почувствовали его зов. Впрочем, неважно, вы всегда чувствуете. На то вы и охотники.
Бежать! Вновь липкий страх. Бежать, заныкаться в какую-нибудь канаву с высокой травой, авось пронесёт. Но ведь это хтон! Пронесёт ли? Лучше бы ничего не знать, ни о чём не ведать. Но за что, в наказание за что дано знание?
Лишь холодный взгляд Арамиса заставил Аню остаться на месте. Раньше им доводилось усмирять только разбушевавшуюся мелочь. Байки о духах и мифах, сущностях с той стороны бытия, Аня часто слышала, хотя за время путешествия с Арамисом ни разу не встречала их.
Хтоны – древняя и могущественная сила, лежащая в основе мироздания и, может, бывшая ещё до Большого Взрыва. Это не живое существо и не миф, просочившийся с изнанки, а воплощение некой первозданной, первобытной силы, бытующей по собственным законам и представлениям.
Болотник будет питаться живыми существами, и нечистью, и людьми, а затем, разыгравшись, начнёт пожирать пространство. Хтона нельзя уничтожить, можно только обуздать до поры до времени. Как же с ним справиться?
Бежать! Нет, даже там в тёплой, мокрой канавной траве хтон найдёт, шёпот ветра не заглушит его зов. Дышать. Просто дышать.
Арамис внимательно рассматривал хозяйку. Он, верно, с самого начала угадал за ней что-то и нарочно выбрал её дом.
— Кто вы? — спросил Арамис.
— Я просто доброжелатель. Впрочем, такие как вы называют подобных мне мелкой нечистью.
Арамис усмехнулся. Мелкая нечисть, как же! Мелкая нечисть сейчас за печкой прячется да под крыльцом.
Чуть помедлив, Горица Вуковна добавила:
— С хтонами лучше не связываться. Не по зубам вам, охотникам, такая добыча. Сожрёт он вас. Шли бы вы отсюда, подобру-поздорову. Всегда справлялись без вас. Справимся и сейчас.
Арамис нахмурился.
— Ну, моя милая хозяйка места, меня всё ж волнует, кто Болотника пробудил? Кто у вас в деревне такой смелый? И, кстати, вот уедем мы, а сами-то вы как думаете с хтоном совладать? Чай, в прошлый раз не вы с ним боролись?
Горица Вуковна недовольно нахмурилась.
— Молчите? Какие дела скрываете? Или думаете, мы не поняли, что там за обряд был?
Хозяйка Горица Вуковна оскалилась.
— И что же это был за обряд, а? Просветите-ка.
Аню обожгло волной гнева. С виду такая безобидная и доброжелательная, а чуть тронешь – палец откусит.
Арамис отвечал спокойно.
— Очень хороший вопрос. Кто-то взывал к древней первозданной силе, к тому неизвестному и непостижимому, на чём держится мир. Этот просящий – человек в страшной нужде, в отчаянии, вот-вот потеряет самое дорогое, что у него есть. И потому готов на любое безумство, какой бы ни была цена.
Горица Вуковна молчала.
— Думаю, человек, ведьма, гений места или просто нечисть, позарился на слишком большой кусок, обряд сорвался, и неконтролируемый зов пробудил Болотника.
— Что ж, кому-то не повезло, — натянуто улыбнулась Горица Вуковна.
— Вы думаете, мы с напарницей не знаем, что такое хтоны? Знаем, моя дорогая хозяйка, может, и поболее вашего знаем. В одном вы, конечно, правы, хтон – это далеко не простенький миф. Хтона надо найти и вернуть туда, где он спал.
— Что ж, как я уже сказала, в этом месте ваша помощь не нужна.
— Не нужна? Так что будете делать с Болотником? Ещё обряд проведёте?
— Я, что, на сумасшедшую похожа? Я бы не стала заигрывать с такой силой.
Арамис откинулся на спинку стула, нарочито медленно допил чай, чуть повертел чашку, растягивая время, затем, наконец, вперил в хозяйку строгий взгляд.
— Болотник, я полагаю, в первую очередь охотится за различными болотными и водяными тварями. Сейчас он где-то бродит, что-то ищет. Я бы ловил на приманку. Знаете такой обряд с принесением жертвы? Разумеется, знаете. А ещё знаете, как сделать наоборот, чтобы Болотник не почуял возможной добычи. У вас весь дом травами провонял. Не знал, что мелкой нечисти нравятся столь яркие запахи. И ров защитный вокруг деревни.
Горица Вуковна напряжённо ждала окончания речи. Глаза налились краснотой.
— Нельзя не заметить, какая у Феночки необычная кожа. Бледная, с зеленоватым отливом. Вы, Горица Вуковна, из чего себе дочку сделали?
Хозяйка побагровела.
— А вы поспрашивайте в деревне. Феночка появилась не вчера, а шестнадцать лет назад, так что не впутывайте девочку. Она к проснувшемуся хтону никакого отношения не имеет!
Губы Арамиса чуть дрогнули. Ещё чуть-чуть и расплылись бы в улыбку.
— Интересно, вы сказали «появилась», а не «родилась».
— Ну, конечно, родилась! А, впрочем, не ваше поганое охотничье дело! Сегодня так и быть можете переночевать, не на улицу же вас выгонять. Но завтра чтобы духа вашего в доме моём не было!
Легли спать. Аня слышала, как Горица Вуковна на ночь заперла их комнату. Ну и пусть, зато было приятно оказаться в тёплой и сухой постели. Ярко пахло травами: земляника, смородина, зверобой, мята. Да, Горица Вуковна явно пытается скрыть чей-то запах. Феночки? От кого? Болотник пробудился недавно, а все защитные ухищрения, канава по кругу, травы, рыжий кот появились давно. Да и хозяйкой Горица Вуковна явно стала давно. Не тысячу лет назад, как все гении места, но по человеческим меркам давно. И если она знает древние обряды для связи с первозданной силой, значит, она совсем не глупа. Должна была бы подумать о последствиях. А если возможные последствия и риски её не испугали, значит, чего-то она боится ещё больше. Чего?
Арамис спал крепко. Ане не спалось. Из угла комнаты кто-то смотрел на неё чёрными блестящими глазками. Блестящими. От чего же они блестят, когда в комнате ни одного источника света?
Аня встала, нашла в рюкзаке отмычку и очень тихо открыла дверь. В большой комнате, где стояла печка, на столе разлёгся поцелованный солнцем кот. В темноте хорошо был виден исходивший от него мягкий свет. Поймав Анин взгляд, кот лениво зевнул и прикрыл глаза.
От улицы комнату отгораживали тяжёлые, плотно задёрнутые шторы. И казалось, что во всём мире существует только эта тёплая, с уютным котом комната, а весь мрак отступил куда-то очень далеко.
Аня вышла в коридор, затем на террасу, той же отмычкой открыла дверь во двор. Кот, бесшумно следовавший, зашипел.
— Ну чего ты?
Свет уличных фонарей доблестно сражался с вязкой темнотой улицы. По верхней перекладине штакетника стояли фонари с восковыми свечами, на шестах висело несколько черепов со светящимися глазами. Рядом с фонариками копошились десятки маленьких чертят.
Огненный кот шёл рядом с Аней, и вокруг них разгорался жаркий ореол света. Одна искра отделилась, отскочила на грядку, и кабачок, на который она упала, вдруг стал увеличиваться в размерах и вымахал огромным-преогромным. Вот он, секрет хорошего урожая Горицы Вуковны.
Едва не споткнувшись о тяпку и таз, которые вопреки наставлениям матери Феночка так и не убрала в сарай, Аня подошла к яблоням. Ни одного яблочка не висело! Только в траве валялись лопнувшие шкурки. Старые стволы точно помолодели, распрямились, разгладились.
Спокойно и хорошо. На небе горели крупные звёзды, каждую ночь побеждавшие тьму. В этом месте, в мгновении, в тёплой и светлой безмятежности остаться бы навсегда! Из мгновения – в вечность!
Аня закрыла глаза и дышала чистотой. Приятный ветер ласково касался волос. Тело наполнялось покоем. Тревога сжалась и, боязливо оглядываясь, поползла прочь. Аня не заметила, как губы расплылись в улыбке.
Когда она уже решила вернуться в дом, её позвал тихий голос.
— Эй, идите сюда, — из окна чердака высунулась Феночка. — Не пугайте чертенят. И яблочные шкурки не топчите. А то им ещё нужно будет туда вернуться. Хотите, возьмите приставную лестницу и ко мне полезайте.
У стены Аня нашла лестницу, поставила и взобралась на чердак. Феночка помогла пролезть через окно.
В убежище беленькой девочки оказалось уютно и тепло. Пахло сеном и смолой. Феночка что-то шила на руках, хотя в углу и стояла швейная машинка.
— Чего не спите? — спросила девочка.
— А чего твоя мать закрыла нас?
— Известно чего. Она всех гостей запирает, чтобы ночью не гуляли. С полуночи до первых петухов гулять нельзя.
Феночка отвечала очень просто, как будто знала и ждала, что Аня придёт к ней. Анино бесконечное ощущение собственной отчуждённости рассеивалось. Странное – доброе – тепло растекалось по телу.
— Помните, вы видели на болоте чёрную девочку? — спросила Феночка.
— Да. Что она такое?
— Вот я бы тоже хотела знать, что она такое. Мать, наверное, знает, но мне не говорит. И вам не скажет. Она не любит, когда лезут в её дела. В общем, как и всякая нечисть, чёрная девочка должна бы днём спать, а она днём не спит. Бродит. Представляете, сколько у неё сил?
— Много, — кивнула Аня. Уж не от чёрной ли девочки вырыт защитный ров? Не она ли призвала Болотника? Но кто она и зачем?
— И чего она бродит?
— Сама не знаю, — пожала плечам Феночка. — Я только знаю, что не упокоенные или неправильно погребённые души часто бродят. Думаю, может, она кому-то в деревне хочет отомстить. Ну, за свою смерть. Или хочет вернуться. Если она была могущественной ведьмой – а иначе бы не бродила днём – то уж верно, ей не нравится такой быть. Помочь бы ей.
— Помочь? А думаешь, она не опасна?
— Может, и опасна. А только мне её жаль. Нехорошо в таком беспокойстве вечность провести.
Аня улыбнулась. Феночка ей нравилась. В отличие от злюки Горицы Вуковны, Феночка излучала внутренний свет. От неё исходило странное ощущение правоты понимания мира. Верно, даже весь колдовской свет, которым ночью наполнялся дом хозяйки, был на самом деле светом Феночки.
— А что твоя мать не захоронит правильно?
— Я спрашивала. Но она отмахнулась. Сказала, что вроде как сердце где-то на болоте лежит. А без сердца не получится.
— Ты про какое болото?
— Не про то, где вы сегодня были. Это так ерунда. Лес с каждым годом всё больше затапливает. Я про настоящее, первозданное болото, которое скрыто ото всех. К нему ни одна тропа не ведёт.
— Почём знаешь?
— Ну, я всё-таки дочка хозяйки. Так, гуляю иногда, пытаюсь во всём разобраться. Вот думаю, если найти дорогу на тайное болото, найти сердце чёрной девочки, отдать ей, то она обретёт покой. Мне бы хотелось, чтобы она обрела покой. Хорошо будет.
— Да, интересная ты девочка. Знаешь, я тоже вот хочу выяснить, что у вас тут за чертовщина случилась.
— А вам зачем? Вы же не здесь живёте.
— Болотник, если наберёт силу, станет неуправляем. Ты ведь слышала про него?
— Да. Мама строго-настрого запретила мне из деревни уходить. Боится, что он меня возьмёт. А на что я ему?
Аня улыбнулась.
— Ты случаем не знаешь, как твоя мать собирается с хтоном справиться?
Феночка покачала головой.
— У мамы, конечно, есть какая-то задумка, да мне она такое не скажет. И зря. Я бы лучше вариант придумала. Ну, а вы зачем с хтоном хотите потягаться?
— А ты зачем, девочка?
— Ну, я-то такой родилась. Однажды стану хозяйкой после мамы. А, знаете, вы мне снились недавно. Сказать, что я видела во сне? Сначала бесконечные зелёные мхи. Кажется, они сфагнум называются. Потом видела, как вы и я шли по мхам, мы не утопали, а словно летели. И было так хорошо. Только я знаю, что в вашем сердце тревога и смятения. Вы не из нашего мира. Вы себя ещё не нашли. Мне бы хотелось помочь вам. Но ещё не знаю как. Ладно, вы спать идите, пока мама не проснулась.
_________________________________________
Об авторе:
ДАРЬЯ ЛЕДНЕВАДарья Михайловна Леднева – прозаик из Москвы. Окончила РГУТиС (2012), Высшие Литературные Курсы (2017) и аспирантуру по кафедре новейшей русской литературы (2022) в Литературном институте им. А.М. Горького. Пишет фантастику и лирическую прозу. Публиковалась на порталах «Мир Фантастики» и «Лиterraтура», в журналах «Рассказы», «Хоррорскоп», «Полдень», «Мю Цефея», «Аконит». В качестве критика публиковалась в журналах «Знамя», «Звезда», постоянный автор портала Pechorin.net.
скачать dle 12.1
