ВКонтакте
Электронный литературный журнал. Выходит один раз в месяц. Основан в апреле 2014 г.
№ 222 октябрь 2024 г.
» » Анюта Вяземская. МАЛЕНЬКАЯ ЛИТЕРАТУРНАЯ ФЛАНДРИЯ. Часть III

Анюта Вяземская. МАЛЕНЬКАЯ ЛИТЕРАТУРНАЯ ФЛАНДРИЯ. Часть III


Стихи, расставленные по городу

См.: Анюта Вяземская: Маленькая литературная Фландрия. Часть I . Часть II >


В библиотеке попалась на глаза брошюрка с названием «Поэтический маршрут». Ну, думаю, что-нибудь про биографии поэтов, живших в Генте, или какие-нибудь статуи этих поэтов – интересно, надо будет изучить.

А оказалось, что наш город полон стихотворных памятников: где-то стоят плиты со стихами, а текст моего любимого Пола ван Остайена нанесён прямо на камни набережной.

Я живу в Генте чуть больше трёх лет, это небольшой срок, но всё-таки серьёзнее, чем для заезжего туриста. И всё же в этот раз я прошла по нему как будто впервые. И сейчас я хотела бы взять вас с собой в это путешествие по поэзии Фландрии.

Мы стоим у здания «Торекен», в 14 веке на его месте находилось деревянное здание, в котором скорняки торговали меховыми изделиями. Потом здание перекупили кожевенники, перестроили его из камня и украсили его башенкой с флюгером в форме морской девы. В наши дни в этом доме находится поэтический центр. На фасаде – стихотворение фламандского поэта Паула Снука (Paul Snoek, 1933-1981) – «Печаль художника».


Schildersverdriet

Alle stenen, alle steden
zijn oorden van verderf & kunst.
Daar wonen witte kunstenaars in zwarte huizen.
Daar slapen in het zachte bed der muzen maagden,
die hun liefdesvliezen laten openspatten ‘s avonds
als luchtmatrassen volgepompt met beter bloed.
Daar sterft de kunstenaar zijn dagelijkse enge dood.
Dan parelt uit zijn rode oog een traan van terpentijn.
Dan weent hij onopvallend zachtjes in zijn ribben,
waaruit hij niet ontsnappen kan, als vingers
zwetend in een hete handschoen.
En omdat alles wat hij liefhad even onvolmaakt is
als alles wat hij met zijn goede wil heeft aangeraakt
aanvaardt hij droef te zijn tot het einde der tijden.
Want na het schilderen komt het grote verdriet,
dieper dan de leegte na de liefde.



Печаль художника

Все камни, все города
– это места гибели и искусства.
Там живут белые художники в чёрных домах.
Там в нежных ложах муз почивают девы,
чьи плевы разрываются по вечерам,
как воздушные матрасы, накачанные лучшей кровью.
Там умирает художник своей ежедневной страшной смертью.
И выступают на раскрасневшихся глазах терпентиновые слёзы.
И плачет он незаметно, тихонько, себе в рёбра,
откуда не сбежать ему, как пальцам
потным из слипшейся перчатки.
И раз всё, что он любит, так же несовершенно
как всё то, чего он касался со своими благими намерениями,
он погрузился в печаль до конца времен.
Ведь после рождения картины приходит грусть,
и эта грусть глубже, чем пустота после любви.

(Здесь и далее – переводы А. Вяземской. – Прим. ред.)



Мы проходим по старинным переулкам и оказываемся на улочке Веррегарен (Werregarenstraatje). На протяжении последних двадцати лет эта улица изменяется каждый день: с 1995 года здесь разрешено рисовать граффити, единственное правило – уважать работы тех, кто рисует лучше тебя. При этом слева от нас за ограждением находится сад при замке Рэйхове. Замками во Фландрии, правда, называют не только осадные крепости, но и дома богатых дворян. В XV и XVI веках здесь жил род Рэйхове, они устраивали собрания кальвинистов, а в период иконоборчества в конце XVI века здесь находилась тюрьма для католиков.

На задней стене сада – яркие красные и жёлтые таблички с портретом нидерландского поэта и эссеиста Бенно Барнарда (Benno Barnard, 1954-...) и его текстами «Отец» и «Мир». Автор оформления –  фламандская художница Лилиане Вертессен (Liliane Vertessen, 1952-...).


VADER

Een vrachtwagen met Duitse kinderen
die door de nacht over een brug voorbij
komt rijden naar dat grote gisteren,
en ik die hoor hoe ergens achter mij

de hand van Heidegger tegen het hout
blijft slaan, en dan het blauw waaruit de kamer
geboren wordt, mijn vingers tien te koud
voelend om nog te schakelen, hè vader

van ons, die iemand en niet niemand zij,
en de narcose van de westenwind
hebt opgesnoven, met je bitterheid
zo zwart als chocolade voor een kind –



WERELD

Een vrachtwagen met Duitse kinderen
die door de nacht over een brug voorbij
kwam rijden naar dat grote gisteren,
en ik die hoorde hoe het natte zeil

zijn jamben en trocheeën op het hout
bleef slaan, en toen de grijs geworden kamer
die om mij heen stond, en mijn hand te koud
voelend om nog te schakelen, o vader,

van mij, die ons vertelde van de wereld,
en die de regen hebt geproefd de wind,
en tot de duisternis niet in wil gaan,
grootvader van mijn nog levend kind –



ОТЕЦ

Вот грузовик с немецкими детьми,
что проезжает ночью по мосту,
вперед к тому большому вчера,
вот я, кто слышит, как где-то позади

Хайдеггерова рука всё стучит
по дереву, и вот тот синий, из которого
рождается комната, мои пятерни слишком
замерзли, чтобы переключить передачу, эй, отец

наш, тот, кто кто, а не никто,
тот, кто вдохнул наркоз
западного ветра, с твоей горечью
чёрной, как шоколад для ребёнка –



МИР

Вот грузовик с немецкими детьми,
что проехал ночью по мосту
вперед к тому большому вчера,
вот я, кто слышал, как мокрый брезент

продолжал стучать по дереву
выбивая то хореи, то ямбы, и посеревшая комната
расположившаяся вокруг меня, и моя рука,
слишком замёрзшая, чтобы переключить передачу, о, отец,

мой, тот, кто рассказал нам о мире,
тот, кто и ветер испробовал, и дождь,
но всё же не хочет низвергать нас в пропасть,
праотец моего ещё живого ребёнка–



Дальше мы выходим к палате суконщиков. Когда-то именно благодаря развитию суконного дела Гент стал одним из самых процветающих городов Европы, вторым после Парижа. Когда же золотой век Гента прошёл, в этом здании поместили тюрьму для дворян. Сегодня же здесь находится городской музей. Под его стеной – клумба с бронзовой работой скульптора, скрывающегося под прозвищем MaRf, и стихотворение фламандского поэта Рула Ришелье Ван Лондерсейле (Roel Richelieu Van Londersele, 1952-...). Скульптура похожа на фигуру, переросшую развалившийся кухонный стол.


***

toen ik klein was en onder tafel woonde
kende ik de enkels van de grote mensen
nu ken ik enkel de grote mensen
en dat is niet de bron van mijn vreugde

laten we ons voortaan alleen nog vergissen
en lachen met de spijkers van het geduld
we zullen hout geven aan de bossen
en goud aan de bankiers van het leven
in de lente van de leugens zullen we de snoeiers
handhaven en waken over de tongen en het woord

laten we weer vossen kweken en de telers
van de macht verschalken met raven en kazen
we zullen de paleizen smaller maken
en de sleutels uitdelen aan de gekken van de stad
maar de wetten weten wie ze dragen en aan de hoofden
van de gekken wordt geschaafd zonder verpozen



***

когда я маленьким был и под столом жил
видал только ноги больших людей
теперь я знаю немногих больших людей
но причины для радости в этом нет

давайте впредь ошибаться
смеяться над шипами снисхожденья
деревья отдадим лесам
а золото банкирам по призванию
наступит лживое лето, вооружимся ножами
и подрежем языки тем, кому нужно

давайте будем выращивать лис и перехитрим
с воронами и сыром всех власть разводящих
мы уменьшим дворцы
и раздадим ключи городским сумасшедшим
но законы знают для кого они писаны
и под юродивых подстраиваются без остановки



Теперь мы подошли к настоящему замку графов (Gravensteen). На стене массивного прохода к сердцу замка висит строгий металлический триптих. Левая и правая части выглядят закрытыми, а на средней — стихотворение фламандского поэта Вилли Верхеггхе (Willie Verhegghe, 1947-...). Работа создана фламандским скульптуром Камилем Ван Брейдамом (Camiel Van Breedam, 1936-...). Забавно, но спустя пару веков после того, как замок опустел, в нём тоже была тюрьма.


gravensteen, grafsteen
de graaf maakt van zijn hart
een steen en laat het in een lijf
van leer en wakend water kloppen.
geen pijl of zwaard, geen lans
of bad van hete pek
raken aan zijn vlammend vel:
hij heerst en wordt gevreesd
door mens en rat.
zo leeft hij tussen deze muren,
met rochels uit de kerker
en elke dag gebraad,
zo smeedt hij wrede vrede
tot de dood hem stijf maakt
in een bed van kou en stenen



***

замок графов, могила-замок
граф обращает своё сердце
в камень, и оно бьётся в теле
из кожи и бдительной воды.
ни стрела, ни меч, ни копьё,
ни ливень кипящей смолы
не касаются его огненного львиного плаща.
он правит, в страхе сжимается
и человек, и мышь.
так жизнь проходит в этих стенах,
граф слышит хрипы узников в темнице,
он уплетает на обед жаркое.
и укрепляет тем жестокий мир,
пока смерть его не упокоит
на каменном ложе ледяном



Теперь мы выходим к самому красивому месту в Генте – набережным Граслей (Graslei) и Коренлей (Korenlei). Здесь была самая первая гентская гавань, здесь, вдоль реки Лис, нашли пристанище поселенцы. Сейчас это визитная карточка Гента, на 4 из 5 открыток вы увидите именно этот городской пейзаж. И совсем близко к воде, в метре от поверхности, вдоль реки тянется стихотворение фламандского поэта и прозаика Пола ван Остайена (Paul van Ostaijen, 1896-1928).


Melopee

Onder de maan schuift de lange rivier
Over de lange rivier schuift moede de maan
Onder de maan op de lange rivier schuift de kano naar zee
Langs het hoogriet
langs de laagwei
schuift de kano naar zee
schuift met de schuivende maan de kano naar zee
Zo zijn ze gezellen naar zee de kano de maan en de man
Waarom schuiven de maan en de man getweeën gedwee naar de zee



Запевка

Под луной скользит длинная река
Над рекой скользит усталая луна
Под луной по реке скользит каноэ к морю
Вдоль тростника речного
вдоль луга заливного
скользит каноэ к морю
за скользящей луной скользит каноэ к морю
Вместе приближаются к морю каноэ луна человек
Почему скользят они двое луна и человек к морю



На торце клуба Хотси-Тотси (Hotsy-Totsy) находится стихотворение, пожалуй, самого известного фламандского поэта и писателя Хьюго Клауса (Hugo Claus, 1929-2008). А клуб известен тем, что в нём проводится гентский поэтический слэм, дискуссии и выступления стенд-ап комиков.


Achter deze gevel hier
heerste gisteren nog Heracles,
de beschermer van de bron
van de heilige dranken.
Bij menige dageraad
heeft hij bij het bijtanken
het leed van zijn vrienden gelenigd.
Hij hield van het woord: Kameraad…
van boksen, genever, roulette
en het raadselachtig spel van de liefde.
Nu is het glas geledigd.
Nu zijn de kaarten geschud.
Amen en uit is het boek.
Toch wankelt de goedlachse reus
nog bij de voordeur
en blijft hij naar ons wuiven
in de mist van gisteren nog
hier om de hoek.

Заэтимторцом
правил Геракл еще вчера,
защитник источника
святой выпивки.
На скольких рассветах
он облегчал страдания своих
друзей дозаправкой.
Он так любил слово «камрад»…
и бокс, можжевеловую водку, рулетку
и загадочные шутки любви.
Теперь бокал опустел.
Теперь карты перетасованы.
Аминь, и книга с концом.
Но улыбчивый великан
всё топчется у входной двери
и машет нам
из вчерашнего тумана
здесь за углом.



И вот мы снова у воды, прогуливаемся по набережной Аюйнлей (Ajuinlei), где по воскресеньям проходит книжный рынок. Здесь на задний торец музея Арнольда Вандер Хагена (Arnold Vander Haeghen) нанесено стихотворение Мориса Метерлинка (Maurice Maeterlinck, 1862-1949), единственного бельгийского лауреата Нобелевской премии по литературе. В музее находится его библиотека и рабочий кабинет. Мы приводим оригинальный французский текст, перевод на нидерландский авторства ван Лепуса и перевод с нидерландского на русский.


Serre d'ennui

O cet ennui bleu dans le cœur!
Avec la vision meilleure,
Dans le clair de lune qui pleure,
De mes rêves bleus de langueur!

Cet ennui bleu comme la serre,
Où l'on voit closes à travers
Les vitrages profonds et verts,
Couvertes de lune et de verre,

Les grandes végétations
Dont l'oubli nocturne s'allonge,
Immobilement comme un songe,
Sur les roses des passions;

Où de l'eau très lente s'élève,
En mêlant la lune et le ciel
En un sanglot glauque éternel,
Monotonement comme un rêve.



Maurice Maeterlinck, Serres chaudes, 1889.


Broeikas van verveling

O deze blauwe verveling in het hart!
Met het beste droomgezicht,
In de maneschijn die weent,
En mijn blauwe dromen van loomheid!

Deze blauwe verveling zoals de broeikas,
Waar men dwars door de beslotenheid kijkt
Van de beglazing diep en groen,
Glazuur van maan en glas;

De grote plantengroei,
Waarvan de nachtelijke vergetelheid zich uitstrekt,
Onbeweeglijk zoals een droom,
Op de rozen van de hartstochten;

Waar water zeer langzaam stijgt,
Om maan en hemel te mengen
In een eeuwige zeegroene snik,
Eentonig zoals een droom.



Теплица скуки

О, эта синяя скука в сердце!
С лучшими сновидениями,
С плачем лунного света
И моими синими усталыми грёзами!

Эта синяя скука, как теплица,
Где можно прямо смотреть сквозь
уединённость глубоких зелёных окон,
глазури луны и стекла;

Буйная растительность
Источает ночное забвение,
Недвижимое, как сон,
На розах страстей;

Где вода не спеша поднимается,
Чтобы смешать луну с небом
В вечном лазурном вздохе,
Монотонном, как сон.



Идём дальше вдоль реки, переходим мост и оказываемся рядом с величественным зданием в стиле классицизма. Оно построено в середине XIX века одним из самых известных гентских архитекторов Луи Руландом (Louis Roelandt, 1786-1864). Прежде в нём находилась судебная палата, которую сейчас – из-за увеличившегося документооборота – перенесли в новое здание. Здесь теперь находится апелляционный суд. С левой стороны фасада – скульптура руки Пола Ван Гейсегема (Paul Van Gysegem, 1935-...) со стихотворением фламандского поэта Густа Гилса (Gust Gils, 1924-2002).


***

de innerlijke urbanisasie

zoals te zien is aan onze
bij de rituele autopsie
in twee gehakte hoofden

liggen in onze hersenen nog vele
onbebouwde perselen
dus weldra

voor openbare onteigening vatbaar
en voor volgebouwd worden met de hoge
lichtgekleurde kazerneringsblokken

van de dageraad der mierenmeesters



***

внутренняя урбанизация

как видно в наших
во время ритуального вскрытия
раздвоенных головах

в наших мозгах есть еще много
невозделанных участков
так что вскоре

они станут чувствительными к публичному отчуждению
их достроят высокими
выкрашенными в тёплые цвета казармами

в лучах восходящего муравьиного царства


В двухстах метрах находится ещё одно классическое здание того же архитектора – это здание гентской оперы. На фасаде – стихотворение Рамси Насра (Ramsey Nasr, 1974-...), нидерландского писателя, потомка палестинских эмигрантов.


Da Capo

Treed binnen
allerzwartste
Met je
gezandstraalde ziel
Gerangschikte
tranen
Treed binnen
en brul als een dame

Schreeuw
onder een houten doek
Opnieuw
cadenza na cadenza
Sterf in een lijf
dat niet van jou is
Zing
tot bloedens toe
Ik wacht

Beuk open
de rode zaal
Ik heb haar
schoon en stil
gemaakt
En smeek je
wees mijn opera
Da Capo
Kus dit lege hart



Da Capo

Зайди
в черноту чернот
С твоей
пескоструйной душой
С упорядоченными
слезами
Зайди
и вопи как то подобает даме

Кричи
под деревянным платком
Каденция за каденцией
опять и опять
Умри в не своём
теле
Пой
пока не пойдет кровь
Я жду

Открой ударом
красный зал
Я его
подготовил,
тишина и порядок
И умоляю тебя
стань моей оперой
Da Capo
Поцелуй это пустое сердце



Сейчас мы на площади Каутер (Kouter). Здесь воскресными утрами настоящие гентчане совершают еженедельный променад, покупают цветы и угощаются шампанским с устрицами. Здесь стоит невзрачная на первый взгляд плита со стихотворением фламандской поэтессы Лют де Блок (Lut de Block, 1952).


Zoals een blad dat valt,
zo viel jouw naam.
Jij lieflijk Jiddisch meisje,
verrast door een kus, verast
door een kus op de Kouter.

Gas verzandt in je mond. Je liep hem nog na,
je tong proefde gulzig het slib van zijn lippen.
Jij Judith, hij Judas. Je as dwarrelt neer,

je witte bloed zindert en zoekt zich een vrijplaats,
een plein in de stad waar de liefde je loutert,
een liefde die geen blad voor de mond neemt,
een mond die zich aanbiedt, een kus op de Kouter.


__________

Лист упал,
словно кто-то тебя помянул.
Ты, милая еврейская девушка,
удивлённая поцелуем, сожженная
поцелуем на Каутере.

Гас заносит песком твой рот. Ты бежала за ним,
жадно слизывала грязь его губ.
Ты Юдифь, он Иуда. Ты как пепел опускаешься,

твоя белая кровь мерцает и ищет себе место,
площадь в городе, где любовь тебя очищает,
любовь, которая ничего не скрывает,
просящие губы, поцелуй на Каутере.

 

На торце театра «Вперёд» (Vooruit) – стихотворение фламандского поэта, писателя и эссеиста Стефана Хертманса (Stefan Hertmans, 1951-...). В середине XX века это был не просто театр, а культурный центр фламандского движения (фламандцы получили право использовать родной язык в государственных учреждениях и университетах лишь к 1950-му году). В нём проходили собрания этого движения, и тут же находилась типография социалистической газеты «Вперёд» (Vooruit).


Gelukstraat, Gent

Het was in een oud schooltje,
en de ramen waren hoog, dat zich
de schaduw van een man tot in de
lichtkring van oud stof voorover boog.

Linden, kinderen in een onverstaanbaar
nieuwe taal, herkenning van een uitzicht
bij het raam; en binnen trekt het pleisterwerk
zijn eigen krijtkring in een oud lokaal.

De schim van lang verloren leven
kan iemand in de armen nemen
maar niet het waaiend lichtland
in zijn hoofd.

O paradijselijk vergeten op gewone
dagen, zij geloofd. En bij het poortje
in de wind, staat nog een ander kind
dat, wat ooit zijn moeder was beloofd.



Улица Счастья, Гент

Здесь была старая школа,
окна были высокими, и
в световом кругу старой пыли
выгибалась мужская тень.

Дети на непонятном
новом языке, кроны лип, знакомый вид
из окна; штукатурка чертит
меловое кольцо в старом кабинете.

От этих призраков давно минувших дней
может защемить сердце,
но светлый поток мыслей останется
не тронут.

О райское забвение обычных
дней, верили она. А у входа
на ветру стоит еще один ребёнок,
тот, что был обещан матери когда-то.



Вверх на единственный холм Гента, печаль плохих велосипедистов. Здание университетской библиотеки сейчас в ремонте, и суровые франкоговорящие строители не позволяют подойти ближе и проверить, висит ли ещё табличка с текстом Карла ван де Вустейне (Karel van de Woestijne, 1878-1929), фламандского поэта и профессора литературоведения. Теоретически слева от входной двери должен быть этот текст.


Wat is het goed aan ‘t hart van zacht verliefd te zijn,
zijn luimen naar een verre’ of naêren lach te meten,
en, te elken avond weêr het kommer-brood gegeten,
weer blij te mogen rijze’ in iedren morgen-schijn,
deed nieuwe liefde-lach het oude leed vergéten.


Uittreksel uit "Wat is het goed aan ‘t hart”

Как же легко на душе, когда ты влюблён,
настроение по её далёкой или близкой улыбке читаешь
и нищенский хлеб каждый вечер вкушаешь,
и радостью каждого рассвета вдохновлён,
улыбаясь новой любви старую боль забываешь.


(Отрывок из «Как же легко на душе»)


Движемся дальше: у подножия лестницы, спускающейся с улицы Святого Аманда (Sint-Amandstraat) на просторную площадь Святого Петра (Sint-Pietersplein), – две металлические таблички, простые, неброские. По соотношению сторон очень похожи на книжные листы, в левом нижнем углу левой таблички стоит цифра 36, а в правом нижнем углу правой таблички – 37. На «развороте» – стихотворение Марселя ван Маеле (Marcel van Maele, 1931-2009), оформление тоже его авторства.


Tweeluik

Nu er lanterfantend twee stenen
leeuwen worden bijgezet
zijn de burgers opgetogen.
De Natie waakt!
Wie richt de trillende pijlen?
Wie plukt de gouden veren?
Smachtend vertrekt het schot.
De gebruiker wordt verbruikt
en valt op de rug
de armen gespreid
de ogen ten hemel gericht.

Een blij gebaar in de mist.
Salut beduimelde oproerkraaier,
dat schot is uw lot.
En lome dansen worden plots
met behoeftige pasjes opgesmukt.
De natie heeft het gevaar bezworen!
Bij de haard zit een gelukkig paar
Starend naar hun versteende vruchten
En uit hun ogen wellen tranen
Van geluk



Диптих

Теперь, когда от нечего делать
воздвигли двух каменных львов,
горожане воодушевились.
Нация просыпается!
Кто натягивает дрожащие стрелы?
Кто теребит золотые перья?
Томно вылетает снаряд.
Пользователя использовали,
он падает на спину,
раскинув руки,
вперившись глазами в небо.

Радостный жест в тумане.
Салют ободранный повстанец,
этот выстрел – твоя судьба.
И тяжелые танцы вдруг преображаются
вынужденными шажками.
Нация устранила опасность!
У камина сидит счастливая пара,
Они смотрят на окаменевшие плоды,
И из глаз льются слёзы
Счастья



Следующая остановка – «дом нищих» (Geuzenhuis). У слова «нищий» (geuze) в Бельгии особое значение: так обзывали благородных голландцев-кальвинистов французы-католики, под чьим правлением находились Нижние земли. Кальвинисты не переносили богатых церковных убранств и излишеств, настаивали на том, что верующим подобает одеваться и вести себя скромно. В итоге это противостояние вылилось в религиозно-политическое восстание. В сегодняшнем «доме нищих» расположен «центр свободного мышления», там проходят дебаты, дискуссии, выставки и другие культурные мероприятия.


***

Verzet begint niet met grote woorden
maar met kleine daden

zoals storm met zacht geritsel in de tuin
of de kat die de kolder in zijn kop krijgt

zoals brede rivieren
met een kleine bron
verscholen in het woud

zoals een vuurzee
met dezelfde lucifer
die een sigaret aansteekt

zoals liefde met een blik
een aanraking iets dat je opvalt in een stem

jezelf een vraag stellen
daarmee begint verzet

en dan die vraag aan een ander stellen



***

Сопротивление начинается не с больших слов
а с маленьких дел

так же как шторм и озверевшая кошка поначалу
осторожно шуршат в саду

как широкие реки
начинаются с узких истоков
скрытых в лесу

как море огня
разгорается от такой же спички
от какой прикуривают сигарету

как любовь с одного взгляда
с прикосновения, с нотки в голосе, которая тебя трогает

сам себе задаешь вопрос
с этого начинается сопротивление

и потом задаёшь этот вопрос другому


В здании Леопольдовых казарм дважды господствовала немецкая армия: Бельгия была оккупирована немцами в обеих мировых войнах. После освобождения казармы перешли в руки медицинского института, и помещения стали использоваться для его целей, и в течение нескольких десятилетий большая часть медицинского образования Фландрии получалась именно здесь. С 2007 года частью казарм заведует Высший Институт Изящных Искусств (HISK), в котором молодые художники могут получить послевузовское образование. А другая часть казарм – находится в распоряжении восточно-фламандского армейского коммандо.
На стене – табличка со стихотворением фламандского поэта Хюга С. Перната (Hugues C. Pernath, 1931-1975). Перейдите по этой ссылке, чтобы услышать чтение стихотворения: https://www.youtube.com/watch?v=ccn0djQSqQk

Ik treur niet, geen tederheid trekt mij aan

Ik treur niet, geen tederheid trekt mij aan
Geen lichaam kan ooit het mijne voelen
Geen ander oor mijn verwarring, mijn onrust
In de sprakeloze plaag van de taal.
Dagelijks en dodelijker verkrampt mijn wereld
In de vreselijke vertakkingen van de pijn.
Ik heb het laatste boek gedragen, van rechts naar links
En met al mijn tekortkomingen veroordeel ik
Wie verbrandt en wie poogt door de leugen.
Want anders niets dan de nederigheid
Dan het voltrekken van de twijfel,
Want anders niets heeft ons bepaald.
Ik laat het licht de duisternis herhalen,
Herrijzen uit de roemloze rust van de rots
En terwijl het schrale water uit de wonden sijpelt
Beluistert de nakende nacht mijn schroevend hart.
Geen entstof heeft mij veranderd
Geen vrijgevig verleden mij bedwelmd. Geen smeulen.
Zoveel werd gescheiden, zoveel kwam terecht.
Ik bemin, ik schrijf en onderga de vriendschap
Maar als een metselaar, vrij en ommuurd
Voltooi ik de tempel waarvan de laatste hoeksteen
Mijn einde zal betekenen. En met datzelfde woord
Al mijn liefde verwoordend, leef ik verder
In de gesel van die zonnetekens waartoe ik behoor.


Я не грущу, никакая нежность меня не привлекает

Я не грущу, никакая нежность меня не привлекает
Никакому телу никогда не ощутить мое
Никто не услышит моих сомнений, моего беспокойства
В бессловесном мучении языка.
Ежедневно и всё смертельней искажается мой мир
В жутких разветвлениях боли.
Я последнюю книгу осилил справа налево,
И,сам будучи не без пороков, я осуждаю всех тех,
Кто сжигает и продвигается с помощью лжи.
А иначе ничего кроме смирения,
Кроме торжества сомнений,
А иначе ничего другого о нас не запомнится.
Я позволяю свету следовать за тьмой,
Восставать из бесславной тишины утёса,
И пока никчёмная вода сочится из ран,
Прислушивается приближающаяся ночь к моему ворочающемуся сердцу.
Никакая сыворотка меня не изменила,
Никакое щедрое прошлое меня не одурманило. Ничего не скрыть.
Столько всего пошло прахом, столько всего удалось.
Я люблю, я пишу и подвергаюсь дружбе
Но, как каменщик, вольный и обнесенный стеной,
Я дострою храм, чей краеугольный камень
Станет моим концом. И тем самым словом
переназвав свою любовь, я живу дальше
приговорённый знаком зодиака, которому принадлежу.


Последняя остановка нашего поэтического маршрута — кафе при городском музее современного искусства (Stedelijk Museum voor Actuele Kunst). Музей открылся в 1999 году, хотя уже с 1975 года он занимал несколько залов в расположенном здесь же Музее Изящных Искусств (Museum voor Schone Kunsten).  Его нынешний директор Филиппе Ван Каутерен (Philippe Van Cauteren) – известен кураторской работой и лекциями по современному искусству. Одним из важных его шагов было решение курировать павильон Ирака на биеннале в Венеции в 2015 году.
В коллекции музея – современное искусство, начиная с 1945 года и до наших дней, включая работы таких художников как Йозеф Бойс, Илья Кабаков, Ян Фабр, Герхард Рихтер и Фрэнсис Бэкон.
Рядом со входом в музейное кафе висит таблица со стихотворением фламандского поэта Роланда Йориса (Roland Joris, 1936-...). 

klee

Als een heimelijke kleur
wonen bij Paul Klee, en niets
meer zeggen. Een lijn zo zacht
door zijn lichaam voelen
en machinale diertjes
vol veertjes doen springen
tot een mijnramp van ontroering
ontstaat.


клее

Как таинственный цвет
жить у Пауля Клее, и ничего
больше не говорить. Линию, такую мягкую,
находить у него на теле,
а механические зверьки,
начинённые пружинками, пусть прыгают,
пока не начнется от волнения
катастрофа.


 

_________

За помощь в работе над статьёй автор выражает благодарность Анастасии Андреевой, Исфриду Родейнсу (Isfried Rodeyns), Наталии Бонадык. скачать dle 12.1




Поделиться публикацией:
3 666
Опубликовано 07 фев 2017

Наверх ↑
ВХОД НА САЙТ