ВКонтакте
Электронный литературный журнал. Выходит один раз в месяц. Основан в апреле 2014 г.
№ 216 март 2024 г.
» » Анна Трушкина. В ОЖИДАНИИ СТАНОВИТСЯ ЛЕГЧЕ

Анна Трушкина. В ОЖИДАНИИ СТАНОВИТСЯ ЛЕГЧЕ


О стихах Андрея Грицмана


Андрей Грицман – поэт и эссеист, культуртрегер, живущий в США с 1981 года, издатель популярной  «в узких кругах»  «Интерпоэзии» – международного журнала, задуманного и осуществленного как периодическое издание западного, американского типа. При этом журнал выходит на русском языке и посвящен поэзии вообще. Не так давно вышла очередная книга лирики Грицмана – «Кошка» (М.: Время, 2014). 
«Душа живет периодами, ее реакции меняются в связи с приобретенным опытом», – пишет Андрей Грицман в предисловии. В «Кошке» собраны стихи, написанные в течение последних пяти лет, значит, прочитав ее, можно понять, чем же жила душа поэта в эти годы. Автор называет своими инструментами эфемерные «эмоциональную энергию, голос и интонацию». Измерить, увидеть и произвести ощутимые эксперименты с такими инструментами сложно. Поэтому понять поэта может только поэт. Они соучастники, их объединяет знакомое чувство «эмоциональной конвульсии». Таково убеждение автора (довольно обидное для нас, «литераторов»).  И все же, стоит пойти на риск.
Собирать книгу, сообразуясь с периодами жизни души – старая добрая поэтическая традиция, идущая еще из Серебряного века (в первую очередь, конечно,  от Александра Блока). Для лирика, строящего свою книгу по блоковским «заветам», очень значимо первое стихотворение. Как и последнее, оно является своеобразной вехой. В первом должен быть задан тон и проблематика всей книги, поэтому образы его так важны. Так и у Грицмана: не зря же оно дало название всей книге.

<…>
Тот пыльный быт останется в тиши, наедине с собой,
и лишь соседка зайдет порой скучающе с письмом
и подберет забытые остатки.
Последний взгляд, гул эха во дворе.
Я вижу кошки глаз за гранью рамы,
и свет оставленный мелькает в ноябре,
как будто бы играя с ветром в прятки,
как след фантомной позабытой раны
и чай заплесневелый на столе.


Кошка – наблюдатель, страж. С одной стороны – символ домашнего уюта, в какой-то мере даже мещанского: быт as is. С другой – таинственный зверь, который то ли есть, то ли нет в темной комнате, кот Шредингера, который может пробегать сквозь время и пространство, как через коридор коммуналки. Отражение-скольжение – это всё про кошачьи глаза. Попытка увидеть метафизическое в обыденном, таком тривиальном и домашнем – вот что привлекает автора: «Растения таинственно растут / В горшках на подоконнике».

Вопрос в том, реально ли это? Есть ли за простотой жизни таинственная подкладка, незримый платоновский двойник-идеал, или это лишь обман зрения, оптическая иллюзия? Это интересно и читателю, и лирическому герою. Отсюда и такое пристальное внимание, разглядывание в лупу. Где настоящая жизнь, в пыльной комнате  («Быль строится на пыли», «в сумерках тесных прокрустова быта», «мышиный шорох медленного быта», «быт кашляет с утра») или в ином, условно-иллюзорном? «Быт нем, как натюрморт», – вроде бы уверен автор, и сам себя опровергает – на протяжении всей книги.  Недаром столько метафор подыскано быту, ох, недаром. Отделяется одна оболочка – проявляется образ родного дома, давно исчезнувшего. Еще одна – «и свет сочится бледно через щели, / как жизнь сочится медленно сквозь швы». Поэт понимает и переводит нам «тот язык, на котором молчит душа места».

Любимое амплуа – наблюдатель. Увиденное напрямую  радует редко: «Голубь порой к окну прилетает, / Да и тот, скорей всего, с орнитозом». Тем ценней попытки разглядеть то, что прячется за настоящим. Вдохновенье («тогда я включил волшебный фонарь», «свет от внутренней лампы») позволяет увидеть гораздо больше, даже вновь пережить события из «Прошлогоднего календаря» (так называется один из разделов книги), поскорбеть над утраченным, оценить упущенные возможности. Позиция наблюдателя определяет и общую тональность лирики – здесь нет места аффекту, надрыву, эмоциональной суете.

Первой части дано название «В ожидании» («в ожидании жизни», – подсказывает поэт). Тема пути, пожалуй, является для книги ключевой. Картина отъезда рисуется уже в начальном стихотворении. Вторая часть книги тоже названа по-дорожному –  «Отправление неизвестно»1. Но лирический герой, повторюсь, всё же наблюдатель, а не путешественник. Он видится стоящим на платформе, а мимо проплывают образы-воспоминания, мечты – сбывшиеся или нет, да, в общем-то, у кого из нас не было ощущения, что жизнь пролетает мимо, а мы только следим за весельем в ее мелькающих окошках:

Но ты знаешь сама – наблюдатели мы
за бесшумным почти ускользанием судьбы,
к тем скалистым холмам,
где зимой не бывает зимы.

…Корабль жизни проходит мимо
в мерцающем караване,
и на борту неразборчиво имя.


И всё же, если путешествие – метафора жизни, то к концу пути нас ждет обязательная и не всегда приятная трансформация – неминуемое взросление (а может, и что-то похуже). Все мы – странники во времени, только поэты чувствуют это острее. Добравшись до очередного пункта назначения, страшно обернуться назад – ты уже совсем не тот, кто начал движение, прежним остается лишь обезличенный пейзаж, и то – часто только в твоем воображении: «Дым возвращения безвкусен, не горек. Я, возвратившись, себя не узнал», «Пройди через турникет по полосе отчуждения, на встречу с собой, посмотри приветливо…»:
А можно всё развернуть и совсем наоборот: летящий, бегущий человек не видит ничего вокруг из-за собственной спешки. Поэтому так многого стоят моменты внезапной остановки, когда только и можно осознать ценность жизни, пристально вглядеться в нее:

Я проснулся около трех и сказал тебе: осень.
Что-то в шуршанье листвы серебряно стихло.
Русло ручья покрыла зеленая плесень.
и между рам замурованы летние мухи.


В этой книге стихи не располагаются вольготно, каждое – на персональной странице. Они идут одно за другим, выстраиваются в цепочку с тесно притертыми звеньями:

В тихом доме сидеть одному,
наблюдая, как льдинки в бокале
растворяются по одной…


– так заканчивается стихотворение. И сразу же, не давая затихнуть  классически бунинской теме мужского одиночества со стаканом и перед камином, начинается следующее:

Все тот же поворот, и дом, и дым.
Горит камин, ноябрь, наверно,
в гостиной у огня сидят они, как мы
в той жизни, позапрошлой и неверной.

Следом – еще одно, объединенное с предыдущим анафорой тот же:
Тот же ландшафт безымянных построек,
тот же сюжет вставлен в раму окна.


И так далее – на радость внимательному читателю – по всей книге. А часто автор, сообразно с внутренним ощущением единства,  и просто сцепляет стихи в двойки. Гиперболизация этого приема – тексты (так их назвал АГ) «Поезд №1» и «Поезд №2». Главная тема, сюжет, метафоры и символы задаются в первом. Второй текст, казалось бы, тавтологический,  нужен для глубинного проговаривания, уточнения, развития, разветвления смыслов, для того, чтобы вслушаться, как уже названное звучит на другой лад, на новый ритм и уже в рифму.
Многолетняя жизнь автора на две страны, конечно, сказывается на текстах2. «Я с вами говорю на третьем языке», – уверяет лирический герой.  И далее иронически синтезирует: «Я ухожу, пора, мой френд, пора». Русский язык не перестает быть родным, однако, мне кажется, требует от автора более пристального вслушивания. Поэтому появляется эффект «остранения» от непредвиденного словоупотребления, который придает словам свежесть: «память, черты огрубя, напомнит тебе наотмашь»,  «я гляжу на тебя без остатка», «своя жизнь неразжимная», «и бьется к тебе ожившее сердце», «мы проговорим с тобой насквозь».
Еще одно ощутимое последствие мультикультурности – влияние могущественной англоязычной поэтической традиции. Строгие рифмы и четкий ритм – далеко не самое главное для автора. Зато интонация прозаическая звучит довольно сильно.  Если же вернуться к содержательной стороне, ностальгия над поэтом, как он сам признается в предисловии, уже не имеет былой силы, тем более  современные условия жизни – частые перелеты, а также  интернет и социальные сети, объединяющих всех и вся, не дают ей возможности поработить лирическое сознание. А может, дело в том, что метафизика опять довлеет над физикой и географией:

Я не ищу теперь, где лучше.
И, бесконечно отражен
в дробящихся осколках света,
я в зеркале ищу ответа
и мучаю любимых жен.


Последнее стихотворение книги логически завершает тему быта и объединяет его с темой дороги. Все заканчивается  призрачной и желанной картиной побега из домашнего комфорта в метафизические идеальные дали:

…Добраться
до окраинного сырого оврага,
где все еще тлеет тот костер,
пахнет дымом неизвестного
мне дерева, найти место,
где я когда-то спрятал то,
что все равно не могу найти,
заметить тень ее фигуры,
стремительно ускользающей
в темноту.


В сборник также включены две поэмы («Поэма субботы» и «Ветер в долине Гудзона»), которые и не поэмы вовсе в классическом понимании, эпический элемент тут отсутствует. Скорее это, опять же, небольшие поэтические книги, объединенные единой темой – библейской в первом случае и эмигрантской, подводящей итоги, во втором, с крепкими семантическими связками между текстами.
Автор очень любит и часто употребляет наречие насквозь, что объяснимо (возьмите,  примеру,  удвоенное «это время проходит сквозь нас насквозь»). «Кошка» – поэтическая попытка взгляда сквозь быт, сквозь чужой язык, сквозь сиюминутное. Автор подспудно ищет пути подчеркнуть единство стихов в книге. Как будто образы нанизаны на общую живую нить, которая проходит насквозь.
Не отпускающие автора темы выплескиваются за пределы книги. В журнальных подборках за последние два года (а это публикации в «Новом журнале», «Детях Ра», «Вестнике Европы», «Новой Юности», «Интерпоэзии») можно встретить те же «вокзальные» мотивы, всё тот же поиск себя настоящего, «оголенного», без прописок и виз:

Так что решил я заснуть и проснуться
В мире ином, там где чай разносят,
где родные, встречая, смеются, за стол садятся.
Но оказалось, что поздно, некуда деться.
Поезд ушел за кудыкины горы,
к чужим городам, за синее море,
где блуждает во тьме усталое сердце.


Так что лирическая дорога Андрея Грицмана по-прежнему уходит вдаль. Может быть, поэтому он и старается избегать рифмы, ставящей слишком очевидную точку, в то время как мысль еще продолжает длиться.



________________
Примечания:

1 См. также: Отправление неизвестно. Диалог Андрея Грицмана и Бориса Кутенкова о литератутном процессе, критике и редакторской деятельности // Лиterraтура, № 45. – Прим. ред.
2 См.: Марина Гарбер. На берегах Гудзона. О современной русскоязычной поэзии США: Нью-Йорк и окрестности // Лиterraтура, № 10. См. также полемику Виталия Науменко и Андрея Грицмана об эмигрантской литературе: Виталий Науменко. Между берегами. Андрей Грицман. С другого берега // Лиterraтура, № 33. Стихи Андрея Грицмана в «Лиterraтуре». – Прим. ред.
скачать dle 12.1




Поделиться публикацией:
2 408
Опубликовано 19 апр 2016

Наверх ↑
ВХОД НА САЙТ