(рассказ)
Посвящается моему детству…
Полуденное летнее солнце подсматривало за молящимися ослепительным желтым глазом. Их было немного, но сила общей молитвы была столь велика, что число не имело значения. Каждый просил о сокровенном, наполняя происходящее тайной, неведомой остальному миру. Почти беззвучно двигая губами, они лишь изредка поднимали глаза, чтобы украдкой взглянуть на явившееся Божество. Не изваяние и не икона, совсем живое и явное… Облик его был прост и величественен, как сама природа. Как и положено Высшей силе, Оно находилось прямо перед своей паствой, выше и дальше, восседая на кованом железном алтаре, будто на разделительной линии миров. Таинство не было украшено золотом и торжественными стенами храма. Между алтарем и людьми лежали всего несколько метров грязной земли, покрытой птичьими следами. Настолько близко, чтобы молитвы были услышаны, и настолько далеко, чтобы Божество оставалось Божеством… И лишь один из молящихся мог подойти к алтарю чуть ближе других. Он знал о Божестве больше других. Знал, когда Оно вернется. И знал, чего Оно хочет…
…Понедельник не задался с самого утра, надежно испортив Артемию настроение на весь оставшийся день. До завтрака было еще целых полчаса, а он уже уныло наблюдал, как наглый блондин Петька отчаянно флиртует с рыжеволосой красавицей Светой Аникиной. Они стояли у массивного старого шкафа, и белобрысый тощий повеса увлеченно тараторил что-то про выходные, то и дело бесцеремонно хватая даму за руку. Та благосклонно кивала ему, лишь изредка вставляя «ну да, конечно» и «ага, естественно» в энергичную тираду ухажера. Это модное словцо «естественно» особенно ей удавалось. Она растягивала его с еле уловимым вздохом, непременно заводя огромные синие глаза кверху, к спадающим на лоб огненным кудрям.
Со стороны Артемию было отчетливо видно, что разговор у них не особенно-то и клеится. Возможно, Светку отвлекало большое яблоко. Широко открывая рот, она старательно кусала его, демонстрируя редкие передние зубы. «И зачем он ей нужен? - тоскливо вздыхал про себя Тема, нервно поправляя заправленную в шорты рубаху. - Она же совсем его не слушает, ей же неинтересно. Нашел о чем поговорить – про диафильмы… Да все их смотрели уж по сто раз, даже малышня. Он что, «Остров сокровищ» пересказывает?!» - горько ухмыльнулся Артемий, прислушиваясь к их разговору. Заметив, как Петька вновь тронул за руку его глазастую принцессу, он отвернулся, чтоб было не так обидно. «Может… и мне надо про диафильмы», - тоскливо пробормотал он. И понуро двинулся в столовую, где уже пахло неминуемой творожной запеканкой с порцией сгущенки.
Она происходила в его жизни каждое утро, будто неотвратимое явление природы. Советское государство, опутанное густой сетью детских садов, пичкало этим блюдом своих чад, будущих строителей коммунизма. Временами, когда сгущенки было с избытком, Тема вполне сносно справлялся с обязательной трапезой. Но иногда ее не хотелось - ну просто до слез. Тогда приходилось давиться детсадовским угощением, натужно запихивая в себя творожные комки. В такие моменты пятилетнего Артемия спасало то, что он ничего не знал о понятии «насильственное кормление». А ведь такие действия были признаны ООН пыткой. Но и про ООН малец тоже не слышал, а потому смиренно завтракал в дружном коллективе детского сада №5, аккуратно втиснутом между общежитий на горбатой зеленой улочке неподалеку от ВДНХ.
В то утро завтрак стартовал строго по расписанию, как и все, что происходило в жизни старшей группы детского сада. «Дети, на завтрак!» - громко скомандовала воспитательница Любовь Алексеевна, которую малыши частенько называли просто Любочкой. Услышав ее зов, стая ребятни стремглав бросилась по своим местам. Дородная, словно метательница молота, нянечка баба Аня показалась в дверях столовки, уверенно неся в грубых натруженных руках сразу три подноса с тарелками. Ловко расставив порции по столам, она неспешно удалилась. «Приятного аппетита», - произнесла Любочка. Услышав в ответ хоровое «спасибо», она стала плавно прохаживаться между столами, приглядывая за процессом, словно магистр «Общества чистых тарелок».
Опустив глаза на запеканку, Тема поморщился, нехотя взял потертую алюминиевую ложку с олимпийским мишкой на черенке. Сгущенки сегодня было совсем немного, и завтрак обещал быть непростым. Единственным утешением для Темы было его расположение в столовой. С него открывался прекрасный вид на соседний стол, за которым сидел предмет его душевных мук. Голубое платье с крупными ромашками определенно было в сговоре с огромными синими глазами. Кукольное щекастое личико, щедро усыпанное яркими веснушками, словно слетевшими с рыжей челки… Ее маленькие аккуратные пальчики так изящно держали ложку, будто это был изысканный предмет из дворца самой настоящей, всамделешной принцессы. Она была прекрасна даже рядом с ненавистной обязательной запеканкой. Лишь стоило Артемию поднять на нее глаза, как все прочее тут же таяло, сливаясь с цветастым интерьером детсадовской столовки. И было даже обидно за тех, кто, сидя за столом рядом с такой возвышенной красотой, сосредоточенно глядели в тарелки. Вот если бы он сидел так близко к Светлане, то наверняка бы вовсе не притронулся к проклятой запеканке. Даже если б стала ругаться Любочка! Даже если б поставили в угол вместо прогулки – не смог бы оторвать от нее глаз…
Вяло борясь с творожным мучением, Тема думал о тяготах жизни пятилетнего гражданина СССР. В ней было так же много несправедливости и лишений, как творога в запеканке. А радостей – как сгущенки. Так мало, что приходилось скрести ложкой по тарелке, чтобы набрать хоть чуток. Стало так тоскливо, аж подступили слезы. И даже мысли о предстоящей прогулке, где обязательно случится какая-нибудь игра, не помогали ему справиться с утренним запеченным унынием. Уставившись невидящим взглядом в тарелку, он погрузился в воспоминания. Время вокруг вдруг круто притормозило, почти остановившись, будто кто-то неведомый схватил твердой рукой стрелки настенных аляпистых часов с кукушкой, считающих минуты и дни детсадовской жизни.
… Света Аникина ворвалась в его жизнь прямиком из далекого города со странным названием Апатиты. Страна Советов призвала ее родителей на ответственную партийную работу. Девочка оказалась весьма общительной и быстро перезнакомилась со всеми детьми.
- Света Аникина я, - неожиданно протянула она свою крошечную ручку Теме, решительно подойдя к стайке мальчишек. И добавила: – Из Апатитов.
Пораженный красотой и смелостью, он потянул к ней внезапно намокшую от волнения ладошку. Но вертлявый Алишер Нуртазаев опередил его, сунув свою пятерню с обгрызанными ногтями.
- Света без аппетита? – переспросил он, захихикав.
- А вот и не смешно, ни капельки, - серьезно ответила барышня, отдернув руку. Тема уже было собрался извиниться за бестактность приятеля, но его снова опередили.
- А меня Дениска зовут! – радостно выпалил толстый неуклюжий увалень. И ловко протянул девчонке замусоленную конфету, которую собирался сменять кому-нибудь на что-нибудь во время прогулки.
- Ой, спасибочки, мне сладкое нельзя, - ответила Света, опустив глаза и спрятав руки за спину.
«Нельзя ей конфету! А у меня ведь в шкафу яблоко есть!» - осенилоТемку. Это был его шанс произвести первое впечатление на даму. А ведь мама говорила, что первое впечатление – самое важное. Так ничего и не сказав, он опрометью бросился вон из игрового зала в раздевалку. Вслед ему полетело ехидное «вон как застеснялся», сдобренное дружным хихиканьем. Подбежав к шкафчику, он принялся рыться в нем, переворачивая одежку, обувь, запасные сменные тапочки, палку, сильно похожую на ружье, и прочую ерунду. И вскоре понял, что яблока среди барахла решительно не было. Зато была конфета, почти такая же, как и та, что отвергла прекрасная незнакомка из Апатитов. «Проклятье!» – выпалил он, как его любимый герой из фильма с Боярским. С досады больно ударив себя по ляжке, как это часто делал его отец, он ойкнул, потер ногу и, громко хлопнув дверцей бесполезного шкафчика, поплелся назад. Тема понимал, что его внезапное бегство наверняка произвело впечатление на девчонку, да только совсем не то, на которое он рассчитывал. «А ведь дома этих яблок – просто завались, девать некуда», - думал он, так и не представившись рыжеволосой красавице. А та уже вовсю тискала кукол в компании неразлучных Маши и Марины, не обращая на него никакого внимания.
В тот день он все же кое-как познакомился со Светой, неуклюже протянув ей руку.
- Артемий? – недоверчиво переспросила она, услышав редкое по тем временам имя. – Темка… у бабушки так кота зовут. А ты чего убежал? Застеснялся?
- Вот еще, чего мне стесняться-то… - ответил он. И густо покраснел.
- Застеснялся-застеснялся, - разом подхватили Петька и Алишер, тыча в Тему пальцами. – Как маленький!
- Да ну вас, дураки, - огрызнулся он. И, усевшись на край песочницы, принялся разглядывать ботинки так, будто впервые их видел.
В тот вечер дома Тема был сам не свой, чем изрядно расстроил маму. Хмурый и нелюдимый, скорбно сидел в углу со своим плюшевым тигром и японской гончей машинкой, то и дело вздыхая. Бессмысленно глядя в телевизор на Хрюшу с Филей, все никак не мог понять, отчего же он так опростоволосился. «Вот Алишерка… ведь сразу стал обзываться! А потом играл с ней, после полдника. И Денискина конфета ей совсем не нужна была, а они ж почти подружились… Правильно папа говорит: женщины народ странный. Эх, хотел же, как лучше, - сокрушался он, пялясь в глупый мультик про Лелика и Болика. - Имя у меня, как у кота… Хотя… Может, и хорошо, вдруг она этого кота сильно-пресильно любит?» - старался найти хоть какую-то надежду Тема. После чего твердо решил во что бы то ни стало добиться расположения принцессы. Лишь бы представился случай.
И он представился. Спустя несколько дней Любовь Алексеевна торжественно объявила своим воспитанникам, что в старшей группе детского сада номер пять пройдет утренник интернациональной дружбы. Каждый должен рассказать, какой национальности он и его родители, откуда родом, поведать о родном месте, прочитать стишок, спеть песню и все в этом духе.
- Вы меня поняли, дети? – спросила она, обведя собравшихся внимательным взглядом. Дети робко закивали в ответ. И только неопрятный грязнуля и плакса Ваня Сиянов честно признался, что ничего не понял. – Та-а-ак, - протянула Любочка, - сейчас объясню наглядно. Например, Хачик Вартанян, - кивнула она на смышленого кудрявого армянского херувимчика в белоснежной рубашке, на которой красовалось пятно от ягодного компота. – Что ты знаешь про свою национальность, Хачик?
- Я армянин, - ответил тот с довольным видом.
- И папа твой, Рубен Суренович… - подсказала Любочка, - тоже…
- Тоже армянин, - уверенно закончил Вартанян. - А мама – армянинка.
- Армянка, - поправила его воспитательница, с трудом сдерживая смех. – Значит, вы родом из Армении, так? А как называется столица Армении?
- Ереван, - вдруг выкрикнул Алишер, аж подскочив от гордости за свою эрудированность.
- Алишер, ты что, армянин? – холодно осадила его Любочка, глядя на растерянного Вартаняна.
- Нет, я узбек. А столица Армении все равно Ереван, - обиженно насупился он.
- Что ж ты вечно всех перебиваешь, выскочка? Дойдет до тебя очередь – будешь про Узбекистан рассказывать, понял?! А вот скажи нам, Хачик, какое самое вкусное национальное блюдо готовит твоя мама?
- Армянское? – почесал вороные кудри Хачик. – Самое вкусное? – закатил он глаза к потолку, перебирая семейное меню. – Котлеты с макаронами. И с подливкой…
- Ага, понятно, - вздохнула Любовь Алексеевна. – Спросишь дома у мамы, какие бывают армянские блюда, ладно? Так, кто у нас следующий расскажет про свой народ? – заскользила она взглядом по притихшей аудитории.
Желающих оказалось двое. Алишер тряс задранной вверх ладонью, рискуя упасть со стула. И белобрысый, почти бесцветный голубоглазый блондин Петр Зимаков тоже очень хотел. Чтоб снова не попасть впросак с национальными особенностями, Любочка дала слово Петьке. Вскочив, он торжествующе оглядел притихших воспитанников, подарив долгий значительный взгляд Свете Аникиной. После чего, набрав в грудь воздуха и густо покраснев, громко произнес:
- А у меня папа – грузин, между прочим!
- «Грузин», - зачарованно выдохнула самая впечатлительная часть интернациональной аудитории.
- Грузин?? – удивленным эхом отозвалась воспитательница.
- Да! – гордо подтвердил Зимаков, утвердительно кивнув белобрысой башкой. – Грузин!
- Ты уверен? – снова переспросила она, откинувшись на стуле.
- Конечно, Любовь Алексеевна! – не сдавался Петька.
- А почему это он… грузин? – забеспокоилась Любочка, поднявшись из кресла. Она, конечно же, прекрасно знала старшего Зимакова, совершенно такого же альбиноса, как и его сын.
– Почему? Да у него и папаха есть! И бурка! Черная! – выпалил Петька. – И патроны на бурке, вот здесь! - выпятив грудь, он провел рукой по воображаемому патронташу. И, увидев восхищенные глаза детсадовцев, многозначительно добавил: - И кинжал! Настоящий кинжал…
- Ну, допустим, - растерянно протянула Любовь Алексеевна.
- Клянусь! – выпалил Зимаков. – Ест он только шашлык, острый, с перцем. И вино пьет с дядей Колей, когда мама не видит. Потом лезгинку танцует! – почти выкрикнул грузинский сын. – Вот так!
И, залихватски вскинув согнутые в локтях руки, Петька пустился в пляс, что есть сил топая ногами, размахивая воображаемым кинжалом и крича «асса!». Подскочив в танце к Светке, он грохнулся на колени, раскинув руки и энергично поводя плечами на манер «цыганочки». Вслед за ним и узбек Алишер тоже сорвался в удалой танец, тем самым решительно заявляя, что и у его папы тоже есть бурка, патроны и кинжал. «Ух, ты!» - зачарованно выдохнул Дениска. «Ваще дураки!» - хором отозвались Маша и Марина, глядя, как прыгают вокруг их подруги Светы пылкие грузины. Единственный в группе кавказец Вартанян обиженно выпятил губу, лишившись своего законного триумфа.
Стоит ли говорить, что в тот день Петька Зимаков стал законодателем детсадовской жизни. Собрав вокруг себя полукругом прочих русских, белорусов, татар и украинцев, он страстно самозабвенно врал, увивая своего отца подробностями грузинского колорита. Вскоре у Вячеслава Ивановича Зимакова появился и конь, и ружье, и рог, из которого тот вечерами напролет пил с друзьями вино и пел гортанные горские песни. И снова Тема остался не у дел, грустно глядя, как его рыжеволосая принцесса вместе с остальными слушает Петины байки. Он понимал, что сейчас ловить ему нечего. Никакого отношения к героическому грузинскому народу он не имел. Хотя врать умел не хуже Петьки. Но было поздно.
Во время вечерней прогулки, когда родители забирали драгоценных отпрысков домой, Петькин папа появился одним из первых. Лишь стоило ему зайти во двор детского сада, как шумная ватага ребятни бросилась к нему. Окружив Зимакова старшего плотным кольцом, они хватали его за руки, наперебой голося: «Дядя Слава, а вы правда грузин?!!». Попятившись от неожиданности, сибиряк Вячеслав Иванович сперва было растерялся. Но, увидев умоляющие глаза сына, он вспомнил, как недавно смотрел вместе с ним грузинскую короткометражку. И все понял. Залившись румянцем, совсем как Петька, он со вздохом сказал: «Ну да, есть такое дело, чего ж греха-то таить – грузин». И исподтишка показал Петру Вячеславовичу увесистый русский кулак.
А потом случилось горе. Нет, не у Темы, и не у Светы Аникиной, и не у Любочки, хоть она и была сама не своя. Если верить взрослым, горе случилось у всех разом. Умер наш дорогой Леонид Ильич Брежнев. После тяжелой и продолжительной болезни. Ворвавшись поутру в раздевалку, испуганный Дениска пролепетал: «Брежнев умер! Ой, что будет!». И закрыл лицо руками, как это частенько делала его матушка. Потом Любовь Алексеевна объявила об этом детям, цитируя высокопарный некролог из газеты «Правда», чем немало испугала самых впечатлительных советских граждан. Некоторые даже принимались плакать. Темка встретил эту новость стоически, лишь пару раз шмыгнув носом.
- А от чего он умер? – шепотом спросил его грязнуля Ванька Сиянов, который вечно не поспевал за происходящим.
- От болезни, - сухо отрезал Артемий.
- А от какой? – не унимался Сиянов.
- От тяжелой. И продолжительной, - пояснил Тема, понуро повесив голову.
В тот день он впервые видел, как плакала его рыжая принцесса. Зрелище это было невыносимым. Она всхлипывала, тряся белоснежными бантами, и только приговаривала срывающимся голосом «дедушка Ильич». Собравшись с силами, чтобы и самому не разреветься, глядя на Светкины слезы, Артемий подошел к ней, стараясь хоть как-то успокоить.
- Не плачь, Светочка, не надо, - робко начал он, протягивая ей мятый сопливый носовой платок, взятый напрокат у Дениски (свой он забыл дома). И, вспомнив слова бабы Ани, стариковским протяжным вздохом добавил: - Все там будем…
Вникнув в смысл сказанного, Аникина прыснула с новыми силами, прижав к лицу платок. «Ох, там же сопли Денискины! - опомнился Артемий. И постарался тактично загладить оплошность, тихонько потянув платок на себя. Но принцесса крепко держала его в руке, прямо за свежие следы Денискиного горя. - Если она заметит сопли – ее ж вырвет! - лихорадочно соображал Тема, продолжая тянуть тряпицу. - А виноват я буду, я ж его притащил. Вот тогда она со мной точно не заговорит больше никогда!». Такая перспектива была куда страшнее смерти горячо любимого генерального секретаря, разом затмив собой всенародное горе. Надо было действовать, пока не поздно.
- Светочка, отдай платочек, пожалуйста, - испуганно проблеял Темка. – А я тебе сейчас другой принесу.
- Да не нужен мне твой платок, - сквозь слезы прошептала Аникина, разжав пальцы. – Дурак, - добавила она. И, отвернувшись, украдкой утерлась рукавом своего нарядного бордового платья. «Это не мой, это Денискин», - хотел сказать Тема, но вовремя осекся.
- Ну вот, опять, хотел как лучше, - пробубнил он себе под нос, глядя вслед уходящей барышне. Глядя так, будто видит ее в последний раз. Глаза вдруг заволокло слезами. Чуть было не утеревшись сопливым Денискиным платком, молча опустился на стул.
Где-то вдалеке работало радио. Давали Рахманинова.
Потом были похороны вождя. Старшую группу детского сада номер пять пригласили на это печальное торжество в полном составе, во главе с нянечкой и воспитательницей. Любовь Алексеевна сноровисто расставила детишек на узких деревянных скамейках, наподобие хора. Попыталась было сказать вступительное слово, но замялась и, смахнув с густо накрашенных ресниц слезу, просто включила громоздкий телевизор, ставший окном в это событие, пугающее и оттого восхитительное. Знакомый с первых дней осознанной жизни голос диктора звучал тяжело, наполняя каждое слово траурной весомостью. Процессия медленно двигалась за лафетом, окруженным почетным караулом, придавая ансамблю Красной площади мрачной строгости.
Жадно впившись в черно-белую картинку глазами, от которой веяло таинством смерти, Артемий закусил нижнюю губу, выставив наружу одинокий молочный зуб. «Вот если бы и я был там, прямо в первом ряду, в телевизоре, с черной повязкой на руке, - вдруг подумалось ему. - Как бы все удивились! - представлял себе Тема, с трудом сглотнув пересохшим от волнения ртом. - В угол бы точно больше никогда в жизни не поставили… А Светка… Только со мной бы и играла. Зачем ей тогда все эти Петьки с Денисками, если я дедушку Брежнева хоронил!». Ему вдруг стало немного стыдно за такое потребительское отношение к печальному событию. Он даже на секунду оторвался от экрана, украдкой глянув на Петьку и пытаясь понять, думает ли он о том же самом. Но белобрысый сын грузина больше всего на свете боялся мертвецов. А потому опустил глаза, уткнувшись взглядом в сандалии, чтобы ненароком не увидеться с самым главным покойником страны. «Боится! - понял Темка. - А вот я бы ни за что не сдрейфил! Прям подошел бы к гробу, совсем близко, - воображал он, гордясь своим бесстрашием. - И сказал бы… Прощай, дорогой дедушка Леонид Ильич Брежнев. Жаль, что ты умер. И салют бы отдал. Пионерский!».
Прямо в тот момент, когда Артемий отдавал салют ушедшему вождю, вся страна взревела могучим гудком. Заводы, тепловозы, корабли, машины разом протяжно взвыли, оплакивая утрату, кто искренне, а кто по приказу. А после грянули пушки… Пронзительная возвышенность момента захватила пятилетнего мальчишку настолько, что даже закололо в груди. На какое-то мгновение Теме захотелось умереть за любимую Советскую Родину, бросившись в отчаянную атаку с зеленым пластмассовым автоматом наперевес. Сердце маленького героя бешено колотилось, а по телу прокатилась волна озноба. Возможно, он просто перенервничал. Или впервые ощутил нечто такое, что роднило его с огромным великим народом. Нечто такое, о чем подолгу спорили на кухне взрослые, собравшиеся по какому-то поводу и окутанные табачным дымом. Обычно в такие вечера родители отсылали его в детскую. А он то и дело возвращался к ним под разными предлогами – то за конфетой, то за стаканом сока. Жадно вслушиваясь в их разговоры, Тема со временем понял. Они говорили о «Смысле Жизни»…
На следующий день вся старшая группа детского сада №5 была охвачена темой похорон. Все разговоры, с чего бы они ни начинались, тут же обрастали гробами, могилами, кладбищами и мертвыми, которые «вдоль дороги с косами стоят». Первая же игра в «дочки-матери» быстро закончилась кончиной одного из домочадцев. Покойник, в исполнении Алишера, лежал без движения на лавке в деревянном домике у песочницы, очень стараясь не двигаться и даже не дышать. Девчонки, замирая от страха, заходили посмотреть на усопшего. А когда Алишер, терпеливо справлявшийся с ролью, вдруг неожиданно чихнул, с громким визгом выскочили из домика. А Анька Рыжова даже расплакалась. В дело вмешалась Любовь Алексеевна. Все были изрядно отруганы, а Алишер отправился в угол на целых полчаса.
Но запретный плод стал лишь слаще. Вскоре Хачик Вартанян гордо рассказывал шепотом, как родители взяли его на церковное кладбище недалеко от Еревана, где он видел всамделешний гроб. А в нем – страшную бабушку.
- Страшную-престрашную? – переспросила Света Аникина, нервно сжимая подол платья.
- Ага. Как ведьма, - подтвердил Хачик, оглядываясь на стоящую у веранды воспитательницу.
- Ведьмы, между прочим, разные бывают, - с видом знатока сказал Темка, переключив на себя внимание детишек, столпившихся вокруг Вартаняна. – Они могут вообще-то превратиться в кого-нибудь. Рядом с тобой ведьма стоит, а ты и не поймешь, - вполголоса продолжал он, значительно глядя на собравшихся. Все дружно развернулись в его сторону, оставив Хачика не у дел. Но главное – Света Аникина стояла ближе всех, с интересом глядя на Тему своими огромными синими глазами.
- Да это так в сказках написано. Выдумки! – выпалил Хачик, почуяв прямую угрозу своему авторитету. – Папа говорит, это все враки.
- Сказка ложь, да в ней намек, - нашелся Темка. И, поманив к себе пальцем остальных, добавил зловещим шепотом: - Взрослые от детей это скрывают. Чтоб не боялись. Я точно знаю!
- Знаешь? Да откуда? – насмешливо протянул Петька.
- Знаю, - взволнованно просипел Артемий. И, набрав воздуха, решительно выдохнул: - Я ее видел.
- Врешь! – не унимался Петька. – Ответишь на пендаль?
- Отвечу, - уверенно двинулся на него Тема, сжав кулаки.
- Так, мальчики, не ссорьтесь, - решительно встала между ними Светка, копируя интонацию воспитательницы.
- А чем докажешь? – спросил Вартанян, всем своим видом обвиняя Артемия во лжи.
- А я тебе ее покажу, если ты такой храбрый! – ответил Темка, украдкой глядя на Аникину.
- Ведьму покажешь? Ух, ты! – восторженно прошептала рыжеволосая красавица. – Настоящую?
- Нет, игрушечную. Конечно, настоящую! Хочешь – и тебе покажу?
- Ой, я боюсь! – замотала бантами Светка. – Пусть сначала мальчишки посмотрят…
- Посмотрят, если смелости хватит. Сегодня и посмотрят. После тихого часа. Честное слово!
- Ну-ну, ладно. Если наврал – пендаль! – кивнул башкой Хачик.
- А если не наврал – тогда чего? – продолжил пикировку Артемий.
- Тогда… тогда… машинка гончая – твоя! Слово пацана, - ударил себя кулаком в грудь горячий кавказец.
- Замазали! – подвел итог Тема. – Только, чур, не болтать, всем понятно?! – обвел он строгим взглядом воспитанников старшей группы.
- Молчок, рот на замок, ключ в реке, река вдалеке, - скороговоркой пролепетала Светка, поручившись за остальных. Все согласно закивали.
- Шухер-шухер, - приглушенно пробормотал Петька, - Любочка идет!
Словно по команде, стайка ребятни увлеченно заговорила о всякой чепухе, намертво храня от взрослых очередную тайну.
Во время тихого часа посвященные так и не смогли уснуть, послушно лежа с закрытыми глазами. «А вдруг сегодня не появится? Это ж какой будет позор! - с ужасом думал Темка, то и дело ворочаясь с боку на бок. - Петьке с Хачиком только этого и надо. Да фиг с ними, как я Светке в глаза смотреть буду?! - тяжело вздыхал Тема. - Да нет, появится. Обязательно появится, - успокаивал он себя. - Я ж давно за ней наблюдаю. И как я раньше не понял, что она ведьма… А вдруг нет? Не, точно ведьма. Это ж сразу видно! Как она смотрит, прям жуть. И ничего не боится, другие так себя не ведут. Точно, как в сказке про мельника, - вспоминал он жутковатый чешский мультик про колдуна с мельницы. - А если даже и не ведьма… Ну и что… Остальным этого знать совсем необязательно», - твердо решил он, сам до конца себе не веря. Но верить хотелось так сильно, как не хотелось до этого ничего в его короткой пятилетней жизни. Сегодня вечерняя прогулка должна была стать часом его триумфа, долгожданного и заслуженного.
Кое-как запихнув в себя полдник, Артемий, пунцовый от волнения, вышел вместе с остальными во двор. Воровато оглядываясь на воспитательницу, дети стали стягиваться к нему, окружив плотным кольцом.
- Чего вы так столпились? – зашипел на них Тема. – Вон Любочка уже смотрит. Разойдитесь пока. Поиграйте во что-нибудь…
- Соврал – так и скажи, - довольно ответил на это Хачик. – Ведьму еще какую-то придумал! Ты ее разве раньше видел, а?
- Видел. И ты видел, только ничего не понял, - сказал Артемий, стараясь выглядеть уверенным.
Под ложечкой сосало от близости развязки, ладони намокли, а предательский румянец выдавал нервозность. Он то и дело кидал взгляд на черный частокол металлического забора. Это должно было случиться в дальней части двора, прямо за маленькой верандой. Но время шло. Вот уже и Петька стал тихонько противно хихикать, а Алишер, наскоро посвященный в тайну остальными, насмешливо посматривал на Тему сквозь дурацкие очки от косоглазия. Надо было что-то срочно предпринимать.
- Так, пора, - сказал Тема себе под нос, ни к кому не обращаясь. Поднял с земли тонкий обломок палочки и, оглянувшись, медленно двинулся к заветной веранде, увлекая за собой остальных. Остановившись невдалеке от забора, опустился на корточки, начертив на земле круг. В нем еще один, поменьше, и еще, и еще.
- И чего это такое? – услышал он из-за спины насмешливый голос Алишера.
- Не мешай, так надо, - невозмутимо ответил Тема, продолжая чертить загадочные загогулины и крестики. – Лучше за Любочкой смотрите…
Спустя несколько минут земля у его ног покрылась мистическими знаками, смысла которых он и сам не понимал. Но очень надеялся на их силу. «Да где же ты?» - еле слышно шептал он себе под нос, продолжая чертить. Сгрудившись над ним, дети молча наблюдали за этими художествами. И только Светка протянула дрожащим голоском: «Это он ведьму вызывает». И эти ее слова стали первым признаком веры. Такой заразительной средневековой веры в чудо…
Темина магия продолжалась уже слишком долго. Все это сильно смахивало на неминуемый крах. И в тот момент, когда он стал мысленно готовить себя к позору… Именно в тот момент Анька Рыжова пискнула «ой, смотрите». И попятилась назад.
Взглянув на забор, Артемий с трудом поднялся, разгибая затекшие ноги. Облегченно вздохнув, громко произнес замогильным голосом «Чухарамота!». И, торжествующе глядя на попятившихся испуганных ровесников, решительно сломал палочку, для пущего эффекта что было сил выпучив глаза.
С точки зрения взрослого адекватного человека у ограды детского сада не происходило совершенно ничего необычного. Всего лишь черная птица. Да, большая, больше, чем обычная, ворона. Допустимо было сказать, что огромная. А можно было и воздержаться. Широко расставив крылья, она мягко спланировала, усевшись на забор. И замерла, уперев взгляд прямо в стайку ребятишек, зачарованно глядящих на птицу.
- Вот она, ведьма, Хачик. Чухарамота зовут, - почти обыденно, лишь с легким злорадством в голосе сказал Тема.
- Я ее боюсь! – тихо прозвенел Светкин голосок. – Вон как смотрит…
- Она в ворону спряталась. Видите, какая большущая, - не сводя глаз с ведьмы, продолжал Тема.
- А может, это просто птица такая? Бывают же собаки огромные, - робко предположил Петька.
- Птицы людей боятся. А эта – нисколечки. Вот, смотрите.
И Артемий двинулся вперед, пройдя несколько шагов по направлению к забору. Могучая пернатая особь сидела неподвижно, лишь изредка подергивая головой. Тема остановился, чуть помедлив, и подошел еще ближе. «Тема, не надо», - услышал он за собой жалобный девичий голосок, но это только подтолкнуло его сделать шаг вперед. В тот же момент птица расправила крылья, и… Нет, не улетела! Выгнув шею, она лишь издала резкий, трескучий крик, заставивший детей отпрянуть. Продолжая восседать на заборе, Чухарамота все также пристально смотрела на них, будто хотела что-то сказать. Не оборачиваясь к ведьме спиной, Артемий стал сдавать назад, к товарищам.
- Ну, видели? – тихонько спросил он их. – Что я говорил? Ведьма!
- Ведьма – значит, злая? – осторожно спросил Петька, не отрывая взгляда от птицы.
- Если с ней по-доброму, то нет, не злая, - ответил Тема, задумчиво потирая башку. – Надо ей дары приносить – конфеты, печенье там всякие. То, что самому надо, ей отдавать. Тогда она и помочь может.
- Как это - помочь? – шумно сглотнув, спросил Алишер.
- Желание исполнит, вот как.
- Любое? – удивилась Светка, переводя взгляд с Темы на птицу и обратно.
- Я точно не знаю, - честно признался он. И добавил: – Но лучше с ней поосторожнее.
Какое-то время дети продолжали молча стоять перед забором, словно загипнотизированные. Затем Артемий, порывшись в карманах брюк, извлек видавшую виды потертую ириску и две копеечные монетки. Подумав, копейки сунул обратно. Сделав несколько шагов по направлению к забору, он положил подношение. И отчетливо сказал: «Чухарамота, сделай так, чтобы мама с папой не ругались». Остальные тоже принялись рыться в карманах, стараясь отыскать что-нибудь мало- мальски стоящее. И каждый просил что-то свое…
- Все, уходить пора, - сказал Тема, махнув рукой прочь от забора. – А то рассердится. Развернувшись, они, связанные тайной, молча пошли к песочнице. Не оборачиваясь.
С этого дня в старшей группе детского сада №5 родилась локальная тайная религия. Прямо в сердце атеистического государства. Она росла и укреплялась не количеством адептов, но силой их веры. Посвященный жрец ежедневно проводил ритуал призвания Божества, по наитию малюя палочкой знаки на земле, непонятные даже ему самому. И всякий раз верующие подносили дары. И уповали. И страшились.
А то, что ворона каждый день прилетает именно тогда, когда кухарка Зоя выбрасывала в помойный бак отходы с кухни… Так это здесь совсем ни при чем.
…Главное, что синеглазая девочка Света была теперь всегда рядом с Темой.
_________________________________________
Об авторе:
АРТЕМИЙ УЛЬЯНОВ
Родился в Москве. После школы пошел работать санитаром в морг. Закончил университет, получил диплом специалиста по связям с общественностью. Работал пиарщиком в компаниях-дистрибуторах алкогольной продукции. Начал писать в 33 года. Первый роман -
в 2010 году - "Убить психа". Считает его своим главным произведением. Признание пришло после выхода следующего романа - "Ладонь для слепца", изданного в "АСТ" под названием "Останкино. Зона проклятых". Самая известная работа - роман "Молоко за мертвых" ("АСТ", серия "Приемный покой"), издан под названием "Записки санитара морга". Там же опубликовано продолжение - "Новые записки санитара морга". Пишет рассказы для сборников прозы издательства "Эксмо". После издания первого романа вернулся на работу в морг. Основатель и фронтмэн рок-группы "Aborted Angels".
скачать dle 12.1