ВКонтакте
Электронный литературный журнал. Выходит один раз в месяц. Основан в апреле 2014 г.
№ 222 октябрь 2024 г.
» » Ольга Елагина. АКВАРИУМ ДЛЯ КОРТАСАРА

Ольга Елагина. АКВАРИУМ ДЛЯ КОРТАСАРА


(филологический рассказ)


Вернувшись из Парижа, студент Литературного института Саша Гук совершил ряд не связанных на первый взгляд действий. Войдя в квартиру, он прошел прямиком к книжному шкафу, снял с полки книгу Хулио Кортасара, прочитал две страницы, после чего вызвал такси и отправился в зоомагазин. Из магазина он вышел с аквариумом на 80 литров. Таксист помог поднять его до квартиры, за что получил от Гука лишние сто рублей.
Поздно вечером Гук позвонил своему другу и сокурснику Диме Линькову и сказал:
— Ты мне нужен, амиго.
(Они обожали латиноамериканскую литературу, поэтому называли друг друга не иначе как «амиго» или «мачо».)
— Давай утром, - сказал Линьков.
— До утра я не доживу.
— Да что стряслось?
— По телефону трудно объяснить.
— Ну, хотя бы намекни.
— Хулио Кортасар, — сказал Гук. Голос у него был странным.
— Ладно. Жди, — сказал Линьков.
Было уже за полночь. Но так уж распределялись роли в их дружбе. Если Гук звал — Линьков приезжал. Если Гук покупал себе тимберленды, Линьков обзаводился точно такими же. Если Гук говорил, что Пелевин исписался, то Линьков верил, что оно так и есть.
Словом, через час Линьков был у своего друга на кухне.
— Как Париж? — спросил он.
Гук равнодушно пожал плечами.
— Обычный европейский город. Прага лучше.
Его отец был как-то связан с добычей газа (не топ-менеджмент, но около того), что сказывалось на материальном положении Гука. Например, он не жил в общежитии, а снимал квартиру и в отличие от остальных нищебродов-студентов мог позволить себе клубную карту в World class или поездку в Европу на выходные.
Гук поставил на стол бутылку коньяка.
— В дьютике купил. Выпьем?
Дима кивнул. Гук нарезал хлеб большими кривыми кусками и намазал их гусиным паштетом.
— Брутальные бутеры, — заметил Линьков.
Они выпили коньяка и съели по бутерброду.
Наконец, Гук внимательно посмотрел на Линькова и перешел к сути.
— Ты читал у Кортасара рассказ «Аксолотль»?
— Так по названию и не вспомню, — сказал Дима.
— Но кто такие аксолотли ты в курсе?
— Не особо.
Гук снисходительно кивнул, словно и не ожидал другого ответа, и поманил Линькова в комнату.
В углу комнаты стоял купленный утром аквариум. Только теперь он был наполнен водой и сиял мягким зеленоватым светом. На дне, устланным крупной галькой, сидело бледно-розовое существо с большой чуть сплюснутой головой, короткими лапами и хвостом как у саламандры. На висках у него росли красные махровые отростки — по три с каждой стороны.
— Аксолотль, — представил Гук.
Существо проплыло между искусственными растениями, перебирая по дну лапками. Сквозь полупрозрачную кожицу просвечивали ребра. Уголки рта у него чуть загибались кверху, отчего создавалось впечатление, что чудовище улыбается. Дима вспомнил, что видел фотографии этих существ на каком-то  интернет-мотиваторе, но не знал, что они назывались аксолотлями, и тем более не связывал их с Кортасаром.
— А что за фигня на башке? — спросил Дима.
— Наружные жабры. Он ими дышит.
— А питается чем?
— Мотылем, креветками, червяками.
Дима поднялся — долго сидеть на корточках было неудобно.
— Я вообще этот рассказ не очень помню, — сказал он. — Какая-то психоделика вроде?
Гук чуть скривился от слова «психоделика» и подошел к книжному шкафу. Две верхние полки занимал тираж его собственной книги — сборника рассказов «Летаргия», изданный его папой еще перед поступлением. На остальных полках стояли Кортасар, Борхес, Маркес и менее известные «латиносы» вроде Льосы и Домингеса.
— Я лучше зачитаю, — сказал Гук и снял с полки серый томик Кортасара.
Дима присел на диван, немного заинтригованный.
 — «Было время, когда я много думал об аксолотлях. Я ходил в аквариум Ботанического сада» — это в Париже, — пояснил Гук, — «и часами не спускал с них глаз, наблюдая за их неподвижностью, за их едва заметными движениями. Теперь я сам аксолотль».
Гук пролистнул две страницы вперед, оценивая объем рассказа и продолжил своими словами:
— Короче, он ходит туда каждый день, смотрит на аксолотлей и вдруг понимает, что эти твари разумны, что они думают так же как он, только не могут этого выразить, потому что лишены голоса, заперты в своем теле. И когда он это понимает, между ним и аксолотлем возникает некая телепатическая связь. Он ходит туда каждый день и с каждым днем эти сеансы становятся все длиннее, и вот однажды, он видит снаружи аквариума свое собственное лицо. То есть… ты понял…
— Ну, — сказал Дима. — Обмен телами.
Гук внимательно посмотрел на Диму и, понизив голос, произнес:
— Мне кажется, у меня в аквариуме Хулио Кортасар.
Дима несколько секунд смотрел на Гука и рассмеялся.
— Ты что, под кайфом?
— Я уже полгода ничего не принимаю, — серьезно сказал Гук.
— Тогда не смешно. Я к тебе через весь город ехал.
Гук вцепился Диме в плечо и быстро заговорил:
— Послушай, все очень серьезно. Я купил его в Париже. А знаешь у кого? У Жан-Пьера — старого аквариумиста из Ботанического сада. Когда помещение закрыли на ремонт, аксолотлей переселили в лабораторию, но там сломался охладитель воздуха и Жан забрал их к себе, потому что они могут жить строго в определенной температуре.
Дима посмотрел на Гука, пытаясь разглядеть в нем какой-то намек на иронию, но глаза приятеля были совершенно серьезными, даже дикими.
— Ладно, — сказал Дима. — В каком году был написан рассказ?
— В пятьдесят третьем.
— А сколько живут аксолотли?
— Пятнадцать лет.
— Вот видишь. Значит, аксолотль из рассказа давно умер.
— Это не имеет значения. Если они могут меняться телами с человеком, они могут обмениваться телами друг с другом. Кортасар мог переселиться в другого аксолотля, помоложе и так далее…
— А кто писал за него после пятьдесят третьего года? «Игру в классики» аксолотль написал?
— Не знаю. Может быть. Может быть, они умеют считывать информацию с нашего мозга, или сливаться с человеческим сознанием, или полностью его дублировать…
— Бред, — сказал Дима и снова подошел к аквариуму.
Аксолотль смотрел на него, не моргая и не шевелясь. Дима постучал по стеклу пальцем, и аксолотль вдруг приложил свою полупрозрачную четырехпалую лапку к противоположной стороне стекла. Дима невольно отпрянул.
Гук выразительно посмотрел на Линькова.
— Теперь ты понимаешь?
И Гук добавил совсем тихо:
— Я его боюсь...
— В смысле?
— Мне кажется, он хочет вернуться. Снова стать человеком.
— Тогда избавься, — сказал Линьков, — вылей в унитаз. И проблема отпадет.
— С ума сошел! А если это на самом деле Кортасар?
— То есть ты все-таки не уверен до конца? — подловил Линьков.
— Мозг отказывается верить. Но интуитивно, я знаю, что это он.
— Я охреневаю, — сказал Линьков и снова повернулся к аквариуму.
Аксолотль тут же уставился на него своими золотистыми глазами. Он смотрел так вдумчиво и целенаправленно, что Диме стало не по себе. Ему вдруг показалось, что к его сознанию приблизилось что-то чужеродно-прохладное, что между ним и аксолотлем началась какая-то ментальная диффузия.
— Ты говорил, что зверей было несколько, — сказал Линьков.
— Пять.
— А как ты понял, что именно этот — Кортасар? По каким признакам?
— Это не я понял.
Гук сделал паузу.
— Он сам меня выбрал. Я хотел взять другого, поярче. Но этот прижался к стеклу и посмотрел на меня. И я понял, что должен взять его. Он мне как будто внушил эту мысль, понимаешь?
Дима выдохнул.
— Если верить твоей теории, он полвека в аквариуме просидел. И там было множество посетителей, каждый день…
— Возможно, ему не встречался никто подходящий, — сказал Гук.
— А ты подходящий? — усмехнулся Дима.
— Я — писатель. Он может вселиться в меня, не привлекая внимания.
— Ах, вот оно что, — сказал Линьков, слегка развеселившись.
— Я понимаю, звучит не очень скромно. Но подумай, что бы было, вселись он в банкира или клерка, — продолжал Гук. — Скучная офисная жизнь, дебет с кредитом, по выходным пикничок в Булонском лесу, жена с неподвижной мордой от ботокса. Думаешь, Кортасар мог бы писать в таких условиях?
— Мог бы уволиться и развестись.
Гук покачал головой.
— Чужое прошлое потянет на дно. Алименты, процент по кредитам… А тут — молодое здоровое тело и никаких обязательств. Вселяйся и твори. Никто ничего не заметит.
Дима вздохнул.
— Я покурю?
— Только не в комнате. Мало ли что.
— Что?
— Мало ли как это скажется…
— На Кортасаре? Он вообще-то курил, если помнишь, — усмехнулся Дима.
Они вышли на кухню и закурили.
— Знаешь, в Египте был обычай, — сказал Гук, — при разливах Нила в реку бросали девственницу в качестве жертвы, чтобы был хороший урожай… И эта девушка не возражала, она шла на все добровольно. Это была большая честь.
— Вроде как у шахидок? Аллах акбар?
Гук кивнул.
— Может, подсознательно я хочу быть брошенным в Нил? Принести свое тело в жертву?
— Ради мировой литературы?
— Ну да. Он всегда был для меня кумиром. Вся моя «Летаргия» — это же эпигонство. Ты сам говорил.
— Я преувеличивал, — сказал Дима. — Из зависти.
Гук благодарно улыбнулся.
— Спасибо, амиго. Но я тебе не говорил… я ведь людей на хронопов и фамов делю. Я даже в метро знакомлюсь по его методу.
— Это когда нужно угадать станцию? — уточнил Линьков.
— Не станцию, а переход.
— Ты, правда, так делал?
— Только немного изменил правила. Подстроил под нашу схему.
— Да ты на всю голову крейзанутый, — сказал Линьков.
На настенных часах было начало третьего. В высотке напротив уже не светилось ни одно окно. Они допили коньяк и съели по последнему бутерброду.
— Слушай, давай размышлять трезво, — сказал Дима. — В этом твоем звере действительно что-то есть. Взгляд у него, и, правда, запредельный. Но ведь с кошками то же самое. У меня так сто раз было. Посмотришь в глаза этой пушистой дуре и вдруг увидишь зверя… Бр-р…
— Кошки совсем другое, — сказал Гук. — А аксолотль ни на что не похож. Ты знаешь, что древние ацтеки считали его богом?
Дима равнодушно кивнул. Ему сильно хотелось спать, но в то же время он испытывал непривычное и приятное чувство —  впервые в их отношениях он был лидером, успокаивая и увещевая неразумного друга.
— Слушай, давай отложим до завтра. На крайняк отвезем в зоомагазин. Пусть подыскивает себе другую оболочку.
Дима зевнул.
— Спать? — спросил Гук.
— Хотелось бы, — веско сказал Дима.


* * *

Когда Дима проснулся, Гук стоял у плиты по пояс голый, жарил яичницу и напевал что-то джазовое. Какую-то очень известную мелодию — Эллингтона или Армстронга. Вид у него был довольный.
— Ну что, отпустило? — спросил Дима и потянулся.
Гук кивнул.
— Наверное, это все из-за перелета. Или из-за смены поясов.
Дима снял со стула толстовку и оделся. За окном было голубое ясное небо. Редкая погода для октября.
— Тебе майонез или кетчуп? — спросил Гук.
— Кетчуп, — сказал Дима.
Гук поставил перед ним кетчуп и вдруг сделал какое-то странное движение — слегка растопырил пальцы и посмотрел на свою руку. Как будто он давно ее не видел или как будто ему нравилось, что на ней пять пальцев.
— Прости, за вчерашнее, приятель, — сказал Гук, возвращаясь к плите. — Какое-то наваждение нашло.
Дима застыл.
— Ты раньше так не говорил, — сказал он.
— Как? — спросил Гук, не отрываясь от готовки.
— Не называл меня «приятелем».
— Разве? — сказал Гук.
— Ты говорил — амиго.
Гук рассмеялся и только теперь обернулся.
— Подозреваешь?
Линьков промолчал.
— Пойду, умоюсь.
Он сходил в ванную, умылся и, убедившись, что Гук (или тот, кто им притворялся) его не видит, прошмыгнул в комнату.
На диване лежало скомканное белье темно-зеленого цвета. Гук всегда спал очень беспокойно — после него простыня сворачивалась в жгут. Аквариум был выключен и занавешен наволочкой из того же постельного комплекта. Дима потянулся к наволочке, но тут же одернул руку. Ему вдруг представилось, что стоит ему поднять занавес, как он увидит Гука. Скользкого, земноводного, с нелепыми короткими лапками и большой сплюснутой головой. Он узнает его по отчаянному, мечущемуся взгляду, взывающему о помощи. Сердце у него заколотилось.
— Ты куда пропал? — раздался голос Гука. — Яичница готова.
Дима вздрогнул и обернулся — Гук (или тот, кто им притворялся) стоял в дверях.
— Слушай. Я, пожалуй, поеду, — сказал Дима, стараясь не встречаться с ним взглядом. — Мне еще сестрицу в кружок вести.
— Как знаешь, приятель,  — сказал Гук.

После этого случая их дружба как-то разладилась. Они по-прежнему виделись в институте, сидели на бульваре, перемежая сигаретные затяжки глотками кофе из «Макдональдаса», но всегда в компании.
Внешне Гук оставался прежним. Но Дима не мог забыть того странного утра, когда он пел джаз и разглядывал свою руку. И все ждал какого-то поворота в его судьбе. Например, что однажды Гук напишет роман в русле магического реализма, а несведущие критики назовут его «вторым Кортасаром», и тогда Дима будет единственным, кто сможет оценить злую иронию этой формулировки.
Но Гук, наоборот, казалось, совершенно потерял интерес к писательству и неожиданно для всех бросил институт, даже не защитившись. Никто не знал почему. Может потому, что он действительно был просто Гуком — импульсивным, сумасбродным, богатым мальчиком. А может, получив вторую жизнь, Кортасар решил не расходовать ее на писательство. Такое тоже бывает.
Что касается аксолотля, то он до сих пор живет у меня. Собственно, он и внушил мне эту историю. Историю про идеального читателя.







_________________________________________

Об авторе: ОЛЬГА ЕЛАГИНА

Родилась в Уфе, живет в Москве. Окончила Литературный институт им. Горького, сценарно-киноведческий факультет ВГИК и аспирантуру МГУ. Кандидат филологических наук. Член союза писателей. Автор статей и монографий о творчестве Георгия Иванова.
Публиковала прозу в изданиях «Эсквайр», «Новый мир», «Октябрь» и др. Финалист премий «Дебют», «Тэфи».скачать dle 12.1




Поделиться публикацией:
5 490
Опубликовано 03 июн 2015

Наверх ↑
ВХОД НА САЙТ