Дмитрий Полищук. КАМЕННАЯ СВИРЕЛЬ

* * *

Час за часом разворачивается роза
медлительнее, чем стрелки, и все больней
для немигающих глаз барбоса,
с утра наблюдающего за ней.

Есть нечто музыкальное в том порядке –
завораживающий струнный лад! –
как над перегнойным воздухом грядки
лепестки раздвигает слабый аромат.

У барбоса текут и слюни, и слёзы;
ему докучают то муха, то оса...
И весь день хозяин подсматривает метаморфозы
пластмассовой розы и гипсового пса.




* * *

У ведьмы всегда чисто в доме,
светло выскоблен липовый стол,
кот улыбается в полудреме, но зол –
зашипел и скрылся в печном проёме.

У ведьмы всегда в глазах пламя
костра, на котором её сожгли,
русалочий парик до земли,
кожа – рубцами, узлами.

У ведьмы всегда под рукой отвары
забвения... Глоток взахлёб из котла –
и готова к взлёту вторая метла...
А ворон все требует кары, кары.




* * *

В гости пришла – ешь гороховый суп.
Трепать мочало – начинай сначала.
А впрочем, к кому бы ты ни постучала...
      – Здесь холодно что-то – нейдёт зуб на зуб.
      Дай прикурю... У брата Ивана
      сестрица Алёнушка упала в прорубь.
      Ему, дураку, похмелиться в пору б, –
      пошел на танцы, ни стрезва, ни спьяна.
      Стемнело, подрался, до смерти избит
      вернулся под утро. Кажись, полегчало.
      Он письма писал, она – не отвечала...
      Согрей мне чаю, а то знобит.
      Спасибо. Как сам? Я к тебе ничего...
      Тепло у тебя, вот и гайка с винта.
Пришла беда – отворяй ворота.
Ворота откроешь – там нет никого.




ЦЫГАНОЧКА

              И я вытягивался в пытке небывалой...
                                                     К. Случевский

Пять висельников выстроились в ряд,
и будто не висят, а впрямь стоят.

Чуть в стороне, их возглавляя строй,
тугой струною выгнулся шестой.

Итак, всех шесть. Шесть мертвецов, шесть струн,
и каждый сам игрец и сам плясун.

Эоловой гитары страстный звон.
Цыганочку напой нам, Аполлон,

венгерочку для тела, для души...
С последним лишь припевом не спеши,

когда ко мне, мертвец за мертвецом,
те повернутся пятеро лицом.








МОЛЕНИЕ О СЛОВЕ



Ты, кто столь к избранным щедр, будь милостив снова,
истцу дай приблудному единого слова!
Как воды, дай и мёртвого, и слова живого,
подай безъязыкому слова хоть какого.
Сам бо слабенек телом, пуще слаб душею,
куда же поплетуся за нуждой своею?
Магомета ль щедрого умолять я буду?
Вопрошать ли буду безмолвного Будду?

Из времен в трудном слове днесь явленный, о, не
остави мя в темени, отче Симеоне!
«Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий,
помилуй мя грешного!» – бо аз есмь хороший,
аз есмь телок заблудший, в бездумье стоящий
ста дорог на стеченье, о кнуте молящий.
Дай же путеводного беспутному слова –
опричь слова нет в свете ничего иного.

ПЛАЧ ПО ДЕРЕВЛЯНАМ
		Мужа твоего убихомъ, бяше бо мужь твой аки волкъ восхищая и грабя...
Плачьте по деревлянам,		по щепке, летящей
славы для вящей,		для непреходящей,
по кричащей пламенной		воробьиной почте...
Вести зловещей		торжество отсрочьте.
Плачу по деревлянам,		по скошенной чаще.
Плачу не прячась,		чтобы плакать слаще,
по цели величайшей,		по срезам, что мнози...
Плачу по малой		молящей занозе.
Муж, кто дань дважды сбирал,		не добил, не дограбил,
по хрупким слезам		злым жеребцом правил,
плачешь ли по древлянам,		птенцам, старцам, жёнам,
намертво затоптанным,		заживо сожжённым?
Плачу по деревлянам,		по малой гордыне...
Мало ей было Мала,		немстящей княгине,
вечно им будет мало!		А то ли нам, людям? –
поплачем-забудем		да малыми будем.
Плачьте по деревлянам		...

МАСТЕР ПЕНИЯ

                                       Егору Даниловичу Резникову

Когда мастер пения входит в храм,
с ним в придел возвращается тишина.
Это чувствует дискант-послушник, посматривает по сторонам:
чудно легче стало вытягивать, а причина-то не ясна.

И никто не приметит из братии, как никто не подслушал досель,
миг, когда мастер пения вступает в общий хор.
А уже на голос единственный откликнулась каменная свирель —
отзвуков радугой многолиственной зацветает собор.

И хор восходит звучания лествицей, сливаясь в единый глас,
и из каждого сердца — как к солнцу лучи! — тянется серебряная труба,
выводя аллилуйя и радуйся, и молись за нас...
Когда мастер пения выходит из храма, его встречает толпа.

И к нему подводят для исцеления от рожденья глухих,
запущенных, му-му мычащих, кому и ма-ма не суметь.
И вот все зеваки разинут рты, будто каждому дали поддых...
Он руку кладет на грудь — человек начинает петь.

И все начинают петь, и волю дают слезам,
и слышат, что с ними согласно поют в Везеле, в Фонтене, в Тороне...
Это мастер возводит пения чистого храм
от пределов земли на западе и востоке, на юге и там — в родной стороне.







_________________________________________

Об авторе: ДМИТРИЙ ПОЛИЩУК

Московский поэт, автор книг стихов «Петушка» (1995), «Страннику городскому. Семисложники. Четырнадцать страниц из дневника путешествий по странному нашему городу да пять песенок старинными семисложными стихами с прибавлением книжицы из трех стихотворений, сочиненных на том пути иными силлабическими же размерами» (1999), «Гиппогриф и сборно/изборно все предыдущие, последующие и сопутешествующие химеры» (2002), «Мастер пения» (2014), публикаций в периодике и коллективных сборниках.скачать dle 12.1