ВКонтакте
Электронный литературный журнал. Выходит один раз в месяц. Основан в апреле 2014 г.
№ 222 октябрь 2024 г.
» » Владимир Козлов. ПЛЕННИК ЕВРОЗОНЫ

Владимир Козлов. ПЛЕННИК ЕВРОЗОНЫ

Редактор: Роман Рубанов





* * *

Не выругаться ни разу за пять дней –
верный признак того, что ты западней
своей родины с натуральным хозяйством,
это значит для обывателя: делай тут сам всё –
поскольку куда не пойди – нет ничего почти,
а что бы не встретил, вырвется «опачки».
На всё и про всё – пара рук, перфоратор,
и до вопроса «кем быть?» как до Киева раком.

 

* * *

Земля перетекающих друг в друга полисов.
Конечно, Европа для всякого русского с совестью –
мир, примиряемый для побега:
старые улицы делают человека
даже из массы голых амбиций и комплексов.
Впрочем, великорусская грязь в жирных отблесках,
месиво-не обойти-не объехать,
для ступавших туда – архиважная веха.

 

* * *

У брата, старшего на полтысячелетия,
в имуществе и нравах – благолепие.
Обидно иногда – всегда ведь будет старше,
и что мне страшно, то ему не страшно,
более того – глядит, как на убожество:
что, мол, малой – совсем не можется?
так привыкай – у вас страна большая, –
и поучительно не предлагает чаю.

 

* * *

Настоящий с детства римлянин
привыкает к говорильне на
языках неведомых, забавных:
«Как они так делают губами?»
Как к еде, шелкам и обладанию,
он приучен к высшему непониманию
и поддержан прогрессивной властью –
грубый варвар с этим не согласен.

 

* * *

Будучи страшно в потомстве напуганы 
тем, что прёт из них вместе с руганью, 
внушая посредством разумного газа 
решить разночтения разом,
они теперь, чуть задержится взгляд – улыбаются:
что ж ты делаешь с диким со мною, красавица!
Лишь подвернувшийся Джеймс, уточнивши имя,
мрачнеет, когда я отвечаю: Владимир.

 

* * *

В Дрездене на автозаправочной станции
как достижение цивилизации,
шагнувшей дальше шепота на ушко,
достойный выбор глянцевой порнушки,
а в ста метрах, древний, пообстрелянный,
лик висит Мадонны рафаэлевой –
даже рядом с этим совершенством
ни малейшим не по жертвуем блаженством.

 

* * *

На каждого финна – по дому у озера
ночью, а днем – по штурвалу бульдозера.
О, как они врезались в голые скалы!
Внутри них – отели, торговые залы.
Думаешь, глядя на трехвековую харчевню:
«Наша отзывчивость – от привычки к кочевью,
уменья всей грудью вдохнуть незнакомый воздух…»
Но все-таки, кажется, в сыр добавляют навоза.

 

* * *

Европа первая оформила патент на старчество,
с тех пор постоянно повышает качество,
производя великолепные руины,
да что там: прошлое – любимый
гарнир, доступный классам ниже среднего и среднему, –
приправленный пиндосовскими бреднями,
жареным мясом с востока идущей тревоги,
он делает блюдо в итоге.
 


* * *

Присаживаясь рядом с музейным творением,
чувствую собственное растворение,
вдруг понимаю, как исчезает
способность залиться слезами.
И рядом с застывшими в мраморе ланями
в землю уходит разряд желания,
не находя своей пристойной формы,
чужого самовыраженья признавая фору.

 

* * *

Настолько весомая рента от древности
вызывает, конечно же, приступы ревности.
Существуют места, в которых кормили
только награбленным в Третьем мире.
География грабежей – откровенная крамола! –
определяется даже по цвету мрамора
в храмах, куда голодранцев
пускают зубами от зависти клацать.

 

* * *

Как примерить – архитектуру ли, католичество,
воплощенные в таком количестве
торсов и пап, что историческая предметность,
прославившая эту местность,
разрешает смотреть, запрещает касаться;
статуи, глянув на нас, вводят санкции:
отдавшись чувству культурного превосходства,
не прощают даже невинные скотства.

 

* * *

А по родному панельному дому и по простору я
никакой не читаю истории –
богатыри, пионеры-герои остались в школе,
скопом завалены в разорившейся штольне.
Промышленная геометрия края родины,
я твоё и бегущих полей отродие,
чьи закопаны, залиты политурой
деды, прадеды и деятели культуры.
 
 

* * *

Твердое небо – местная классика.
Были боги из мрамора, стали из пластика.
Мир, стоящий на трех аксиомах.
Еще Аристотель был парень не промах.
Наша земля молода, а мы сами – старые,
тут – напротив: у каждого камня ария,
а человечки – серьезные дети,
мультфильмы снимают о смерти.

 

* * *

Грязь разбирается в нежности,
не боясь ни лица, ни промежности –
отдаваясь их замыслу без остатка,
на ступне застывая чудовищным тапком.
Россия схожа с грязевой лечебницей,
вбирающей кочевника, кочевницу –
и при каждой последней ласке
отлетают посмертные маски.

 

* * *

Господи, ты меня еще выпусти
погулять по альпийскому выпасу,
награди меня с милою променадом
от одного до другого сада,
а пока – проезжаем, проехали,
от недосыпа с набрякшими веками.
Несколько снимков на память.
Может, времени для нее не настанет.

 

* * *

Когда это мы присягнули реальности? –
даже не знаю – но облако ярости
разрастается оттого, что залитое кровью место
в культуре оказалось неуместно,
ярости, что так сильны иллюзии,
что за стеклом в кафешке люди не
дернутся на проповедь уличного безумца
о книге, которая чтоб не заснуть, а проснуться.

 

* * *

Именно тут надежда на понимание –
а для русской души это мания –
натрепыхавшись по улицам, исчезает,
и зачем это всё, она больше не знает.
Неодолимое многоязычие оставляет нам жестами
договариваться о природе божественного,
но то, что может быть понято, столь примитивно,
что поэту противно.

 

* * *

Базилика двенадцати всех святых апостолов.
К Рождеству всё готово, волхвы уже посланы.
В барочном овине во мраке не видно
потолка балдахина, замершего лавиной.
Нефы одним лишь гигантским воздухоизмещением
грешников заставляют просить прощения.
Но кроме нас четверых только статуи держат скрижали,
а прихожане напуганы и бежали.

 

* * *

Дикость – никакого чинопочитательства!
При определенных обстоятельствах
уборщица запросто ставит на место
зарвавшегося бизнесмена или маэстро.
Знаменитые европейские ценности
прямо сейчас сохраняются в целости
переходящим дорогу в костюме из твида
седым человеком неброского вида.

 

* * *

Как мне, однако, нравятся эти правила,
что, как брусчатки крупные крапины,
прилажены, сложены вензелями,
испытаны смердами и королями.
Я потому что во многом еще животное,
которое зыркнет – и холка вздымается: «Вот они!» –
а старожилы спокойно ступают по кладке,
приучившей дедов еще верить, что все в порядке.

 

2014-2017

Рим-Женева-Хельсинки-Дрезден-Дюссельдорф-Ростов-на-Дону







_________________________________________

Об авторе:  ВЛАДИМИР ИВАНОВИЧ КОЗЛОВ 

Поэт, литературовед, журналист. Родился в 1980 году в г. Дятьково Брянской области. Доктор филологических наук, автор книги «Русская элегия неканонического периода» (Москва, 2013). Поэтические книги — «Самостояние» (Москва, 2012), «Опыты на себе» (Москва, 2015), «Красивый добрый страшный лживый смелый человек-невидимка» (Ростов-на-Дону, Москва, 2020). В 2020 году презентовал проект, состоящий из одного стихотворения – мимесис.рф. C 2007 года – главный редактор делового журнала «Эксперт Юг», с 2014 года – издатель литературно-исследовательского журнала о поэзии Prosodia. Двенадцать лет преподавал в Южном федеральном университете курсы по истории литературы, теории литературы, журналистике, проектной деятельности. Лауреат премии фонда А. Вознесенского «Парабола» (2017). Живет в Ростове-на-Дону.

Цикл «Пленник еврозоны» был опубликован в 2015 году в журнале «Новый мир» – однако на тот момент он состоял лишь из восьми восьмистиший. После той публикации цикл продолжил писаться. «Лиterraтура» впервые публикует цикл целиком.скачать dle 12.1




Поделиться публикацией:
1 070
Опубликовано 03 июн 2020

Наверх ↑
ВХОД НА САЙТ