-1-
Если с глазного яблока как с луковицы
Снимать слой за слоем плёнку за плёнкой
времени годовые кольца –
Прошлое оживёт мезозойское внутриутробно
Заворочается на глазном
А потом слой за слоем аккуратно обратно –
Ты увидишь немедленное настоящее через прошлое
Так видят кошки
А если не сойдёшь с ума ещё через сто пятнадцать дён
И будущее
Так видят птицы
-2-
после человека потому что зеркал нет
оставшемуся здесь да прибудет на автобусной остановке
если и пить то уж лучше разные вина и ради бога
коньяк водка виски бренди портвейн последнее
поскольку пить надо много часто без лишних одинаково одиноко
не выключать телевизор чтоб кто-то был рядом и восхищённый
но оставаться трезвым как говорил уже выше
например зинфандель средней насыщенности чем
Сира или Шираз Савиньон Блан Пино Гри или Пино Нуар тем более
слишком горчит послевкусие терпкое жесткое и учти
нужно что-то нежнее тоньше протяжней напевнее впрочем
закусывать лучше фруктами или нетвёрдым сыром хотя и они
мне нравятся разные
ещё можно гулять но там люди
читать
желательно что-то бумажное перелистывать запахи
содержание важно но в принципе второстепенно насколько не знаю
и телевизор про путешествия там где нас нет и не бу
зато красиво и мало слов
можно соцсети но там тоже они
вместо
утренней сигареты повторять наизусть окно
снег дорогу небо сбился снег дорогу небо и тополь
смотрящий в тебя из подлеска напротив бывает белое зимнее
отвечать: даже невыносимая боль бесполезна
колющая режущая тупая фантомная и
чем невыносимей тем бесполезней
у электронной сигареты пластмассовый привкус и нет души
чем бесполезней тем невыносимей нет нет да
-3-
Тело слепое раздвигает руками воздух
Тень солнца сомнительно падает на Гудзон
Странное НЛО неба приоткрывает веко
Когда время на смерть становится человеком ибо
У смерти есть свой язык на нём молчит тело
На нём говорит птицелов и октябрь оно как стебель
Бутон его распускается словом тебя
-4-
Потом из тебя идёт снег и обернулся ветр
Врет тебя некто похожий на друг
И эта проблема случается с каждой субботой
А мелок неба остаётся на пальцах ночи
Едет в тебе разрисованный в кровяные автобус
Ирис солнечных пятен летает в витринах
Светофорный зрачок краснотала мигает теперь ярко-зелен
Раскрываешь ладонь: в ней перепутались ветви деревьев
В каждое ты обернуться нельзя
-5-
День рождения тебя в точку. На самом краю немоты.
Феномен эклектики смысла жизни.
Отпустить биологически вину. Впустить бережно.
Пневматическое слово ветер.
Кубики было. Просыпались пшеном памяти.
Федра рвёт волосы. Неевклидова любовь. К жизни и ненависть.
Первым было слово для обозначения воды и тверди.
Прожить италию микеланджело бесследно сначала и.
Простить вдалеке. Чтобы не бояться молчания.
-6-
Он пишет: не останется ничего. Может быть только.
Очевидность. Бесполезная немота. Скользкое время.
А пока: вседозволенность тишины. Упразднённость истины.
Время. Пьяница с золотым сердцем. Нарцисический гедонист.
Покрова гордеца. Триединая смерть тяжела в них, как золото.
Во имя уставшего: тебя отца: тебя сына: и твоего слова.
-7-
Существительные сволочи. Нечернозёмная соль.
Пыль наших слов. Войлочная свобода. Жили не прижилось.
Взбешенная толерантность.
Толика боли в старой шинели страха.
Зеркало отражается правдой молчания. Занавешенное врасплох.
Виноватое на колу висит мочало. Город оглох болью.
-8-
… слово слагает тебя наизнанку.
Жжёт письма. Зябко болят силикатные рёбра домов.
Одиночество нанизано на иглу сна. Острая вода недоверия.
И глаза-глаза. Видимая часть см-рти. Нострадамус сновидений.
Просто записывал тишину.
Искусство пауз. Прикосновение, как внезапная отмычка.
Всего лишь нужно время. Больше чем мы.
Вдохнувший тебя свет. Эскиз будущего. Снег – маленькая гейша.
Он говорит вниз. У воды старое лицо и кожа.
-9-
С глубоким чувством прискорбия вины. Автоматическая жизнь.
Когда он гордо горбится пальто. Когда чеширственно.
Цы'почки ходят в нём держась за него. И понедельники.
Родное обнимает Ужасное. Одеколон слышит тело.
Прощения виноград зелен.
Чего ты всё орёшь. Спросить уже нельзя.
Привередливый читатель снов заглядывает в конец.
Там белое на белом слово о нём. Страхом воцерковлен.
Намертво в анамнезе.
Снег выстреливает в молоко. Падает вокруг неземное.
-10-
Идёт диаметрально белое. Ветер стучится до хрипоты.
Город этапирует пристальные облака.
За спиной всё время стоит кто.
Колба времени запаяна выдохом. Свет единственный автохтон.
Пунктирность тебя, как чтение меж сновидений.
Теорема примерности смысла жизни. Свободное падение времени.
Скомканная земля. Боль фанатично завершает зигзаг.
Белое насекомое снег закрывает глаза.
-11-
И вот он сидит на цепи как воскресенье. Или суббота.
Кидает кубики то да сё. Отменён беззаботен. Почти всесилен.
Десперадо. Размножен, разъят, постепенен.
Предоставлен прожить в слепую. Как нежный пепел.
Плоть молчит заживо.
Пишет сажей бумажное. Видимо послесловие.
-12-
Уголок рассвета отклеился от окна. Уклончивые деревья.
Молоко подступает к. Утро наступило на тень и как взрослый ревёт.
Инстинкт самоисцеления небом в воде. Не нов.
Дождь приговорён к невиновности.
Предвзятое имя тебя. Лечит родительский подорожник.
Иммунитет учительствует тело подкожно.
Идеально с подробностями в тебе прорастает зигота гнева и гнева.
Да не убоюсь будней и выходных.
Взаперти сидит одиночество. Не зря-то перевернули слово вверх дном.
Закатилось смертное под язык. Носи его приговорённым.
Не паясничай им. Ковёрный тебя храни. Как детский рисунок.
-13-
Отдельная жизнь детство.
Вселенная тебя случается вовсе негаданно.
Сумрак зрелости.
Пятницу запивает водой кетанол.
За окном говорит разумный солярис.
Отдельная жизнь работа.
Отдельная жизнь сны.
Амундсен полюс экстремум.
Жизнь что есть как не сумма
Всех твоих одиночеств.
Иероглиф, не позволяющий себя прочесть.
-14-
Время, когда революция невозможна. Говорит поэт в интервью.
Время которое невозможно. Точно оно апокриф.
Говорит интроверт. Так устроены последствия жизни по Кафке.
Страдание не искупает ничего. Сразу скучно и хочется накричать.
Игольчатое тело дождя входит в твоё.
Вдвоём оно помнит всё долгое наперечёт.
Можно закрыть глаза и предвидеть невидимое. Думает снег.
Любая идиома прерывается завтра. Говорит засыпая сегодня.
-15-
Жизнь быстрее их. Снежное время входит в окно по-кошачьи.
Замертво висит в виде света. Чаша молчания выливается под ноги.
Выпадает одиночество. Смотрит демонстративно в потолок.
Белое вечно смотрит в ответ. Секунды пьют его молоко.
Выходят из себя всячески. Выдох обнажает сейчас.
Где-то есть шанс заживить дрожь сна.
Где-то есть шанс заживить хлеб вины.
Осторожно. Как бережный Левиафан.
-16-
И дождь в тебе стоит. И снег.
Падает, а земли нет. Говорит сквозь него свет.
Висит точно ты он. Стеариновый как. Во здравие огнь.
Точно ошибся дверью. Вошёл в открытое завтра.
Точно ошибся. Время горит подкожно. Пахнет шафраном.
Эта женщина отливается в тебя. Посмертная маска.
Мельком слепнет эмпатия.
Впритык за окном смазанная летит Москва.
-17-
… и тут ему становится тонко, нездешно. Всамделишно.
Приобщение себя к тождеству окон.
Осмысленное бормотание воды сна. В которой тебе тесно.
Испокон вины выжат в лимон свет. Неестественно прожито если.
Благая весть ночи перекладывает боль в другу руку.
Обходит азм есмь по кругу.
Искренне не называет причин. Врасплох констатирует.
Ответ исчерпан вопросом. Беглые идут по воде титры.
Пока не задует тебя тополиный. Не прочирикает птица.
На искру тоски обращаешься в прах. В букву. В антоним.
А обо всех невысказанных и предвзятых помолчим минуту.
-18-
Точка отторжения вспыхивает сигаретной затяжкой.
Кто ты тогда. Инженер каждой субботы. Сажень чуть нетрезва.
Она уставшая забота она. Ключи в потерянном кармане.
Она письмо в руке она. Мембрана охрипшей немоты.
Мы строим планы друг на друга. Нехитрый эндшпиль.
Здесь кроме нас недикий запад хандры и нежности во гневе.
И чуждое стоит как в горле ком искусство. Остаться тихой сапой.
Бессмысленность отшучивания залечит их от скуки.
-19-
Ты окончательно предназначен, когда понял.
Снова в тебе распускается школьный бумажный мальчик.
Укромный следопыт.
Они не могли перестать быть по мановению.
Именем твоим говорит тень.
Вопрос всё ещё висит в воздухе.
Страдание не искупает ничего.
Бог интерпретирован и равен тебе:
Они были из тех христиан, что любили себя ненавидеть.
-20-
… взаимно переминаются с ноги на ногу.
Вдобавок воздух приколот к хануке.
Узкое слово вокруг жмёт виски.В плечах и груди.
Свет нарезан кусками. Чанах пригублен.
Копейка прижимается к щеке. Вполголоса, вкратце.
Занавес отъезжает вбок: на сцене умирает город Мценск.
Ручные на руки бросаются сумерки. Внезапно.
Собака и волк рычат. Гнев прощённого не опасен.
Сердце бешено стучит анальгин-анальгин.
Утро внятно произносит агу.
-21-
Встречное время пахнет горелым хлебом.
Ненаказуемость воли располагается равноудалённо и в болевых.
Без спроса начинаешься снова:
Видишь звуки. Различаешь голоса снов и деревьев.
Метроном тишины останавливает свой посох.
Цейтнот, интонация ноль.
При полном безветрии внезапно видишь как замахнулся воздух.
-22-
… время летит рывками.
Исподволь с тебя опадают молекулы воска.
Это свет отработанный кровью превращается в камни.
Лукавый акын тишины находит тебя орущим на тень.
Гладит по голове, подносит к лицу, как ребёнка.
Присно и вовеки веков.
И выпускает на волю.
Как шоколадницу. Для обиняков и экивоков.
-23-
Тригонометрически выверенная эмоция.
Такая работа: двигать и двигать воздух.
Который над ним смеётся.
И когда свет пронзает его под лопаткой.
Нечего сказать в своё оправдание.
Стоит как вереск, глаза из-под плётки.
Влюблённый втайне.
Бывший пионер ныне менеджер.
Урождённый решкой. Один из троих Джерома Джерома.
Новый этнос, лимб, декаданс.
Растление речи сделало нас нами.
Внешнее время. Внутреннее время.
И оба смотрят на тебя в зеркале.
Будто Америка на Колумба.
И улыбается в сердцах на тебя обмылок боли.
Но еле-еле.
-24-
Несостоятельность речи. Рубцуется во языке.
Ящерица отбросившая свой хвост. Шок болевой аскезы.
Сиречь тень не отважившаяся взойти в свободную воду.
Знает дату время и место. Будто уже овдовела.
Порох ночи вплавлен в тебя, но дремотен.
И ощупывание себя в темноте немоты.
Б-г существующий только со скоростью света.
Я существует в зазоре вопроса отвеченного предвзято:
Теперь в нас на одно измерение смерти больше и внятней.
На одно слово ближе, смертней, янтарней.
-25-
… эпоха постправды. Толпа обступившая со всех сторон слово.
Силится осознать время Сольвейг.
Загибает мальчиков на руке. Вдумчиво, аккуратно.
Опыт боли, которую не можешь остановить – не выговоришь.
Обл язык её, широковыен.
Тело твоё не твоё от болезни и/или неузнавания.
Единые Фанни и Александр.
Милосердие отстранений.
Ты внутри искры солнца на сквозняке мира ad nauseam.
Я знаю. Уж я-то знаю. Отвечает невыносимое.
-26-
Замещение тактильности бытия отстранением речи.
И болеутоляющее обращается в боль.
Заново учиться ходить в живом гречневом теле.
И фабула балансирует на одноногой правде, как болотная цапля.
Как волна на песке: то стирая себя, то разжимаясь.
Пустота. Эйфория. Ты предназначен.
Мимика. Жест заковычен. Время больше не кажется.
Вычтен из перевода себя на любой означающий логос.
Девочка тела в нём прозревает в стекло. Вся голос насквозь.
_________________________________________
Об авторе:
ОЛЕГ ШАТЫБЕЛКОПоэт, прозаик, критик, культуртрегер. Редактор журнала «Современная поэзия», координатор поэтической серии «Сопромат», участник поэтического сообщества «Полутона». Автор пяти поэтических книг. В том числе: «Вооот» — М.: ОГИ 2005 (предисловие Д. Воденников); [кстати, преодолённый] — М.: Вест-консалтинг 2009; «Эмболия врёт» — М.: Стеклограф 2018 (предисловие Д. Давыдов). Публиковался в журналах «Новый мир», «Homo Legens», «Черновик», «Новый Гильгамеш» и др. В интернет-журналах: «Артикуляция», «ЦИРК-Олимп ТV», «Post(non)fiction» и др. Шорт-лист премии журнала РЕЦ (2004) и Волошинской премии (2018). Живёт в Москве.
скачать dle 12.1