* * *
Вспомнила - вор соседский карты назвал "бура"...Я возвращаюсь в детство, в темный слепой барак. В голбце сидит бабайка, кутает морду в шаль, дочка завмага Майка дразнится "Верка-вша". Звали нас "щепы", "вошки". Я научилась в пять хлеб подъедать до крошки, в семь - далеко послать, если орали: "Кто ты? Кто ты такая, слышь?"- сука я, сука в ботах, шворка, шумел камыш.
Я научилась.
Кто я?
Кто я такая? Кто?
Помню свое-чужое драповое пальто. Все после старшей - Ленки, все не мое. Мое - содранные коленки, громкое воронье, в старом горшке алоэ, черный прабабкин ларь, "Примы" окурки...
Кто я?
Кто ты такая, тварь?
Дора, училка Дора...Если б не ты, то все. "Верочка, Питер - город. Это не хрен - Басё. Знаешь, была блокада? В Питере вся семья, нас повезли из ада, выжила только я. Верочка, войны - горе, книги - пролом в стене..."
Кто ты такая - Дора не говорила мне.
Сильно уже за тридцать, то, что прошло - прошло. Только ночами снится - отчим стучит в стекло:"Сука, пусти пехоту! За ногу в душу мать! Кто ты такая? Кто ты?"
Если бы только знать...
ПОДНЯТЬСЯ
Восемь. Потом январь, и тогда уж - девять. Мокрый забор, соломенный тусклый свет. Ленка читает Пушкина: рыбка, невод. Рыбка и дед - понятно, а невод - нет. Есть у меня собака - добрее книжки, желтая, хвост облезлый, почти без ног. Я ей шепчу, что нынче обидел Мишка - слушает каждый вечер и греет бок. Школьное утро, трубят на крыльце горнисты. На перемене сбегаю, забыв пальто. Дома уборка - к празднику будет чисто...
Бабушка, где собака?
Зачем?
За что?
Девять. Подружке Райке почти двенадцать. Мы на Исети, рядом шумит вода. Райке несладко. Отчим напьется - драться. Ладно бы только драться, а то...ну да. Нам говорят: мерзавки, оторвы, твари. Тихо дымит картошка в седой золе. Взгляд у подруги такой виновато-карий, пальцы испачканы в рыжей сырой земле. Третью неделю гулять не выходит Рая...Хватит вертеться, читай наизусть Барто! Марь Николавна, раки в крови бывают? ...выгнали.
Нету Райки.
Зачем?
За что?
Взрослая. Сколько? Вам-то какое дело? Листья летят - пинетками всех мастей. Небо - костюм для мальчика, сине-белый...Дурочка, я не хочу от тебя детей. Нет, ты хорошая, славный, веселый рыжик, только пойми - ответственность, не могу. Листик оранжевый дырку сквозную выжег в первом, таком непрочном, сыром снегу. Спите, игрушки - котенок, сова и лошадь. Куплены рано, придется сестре отдать.
Господи, мне говорили, что ты хороший.
Сделаешь так, чтоб я поднялась опять?
ТРИ СЫНА
Лебеда и полынь на обочине,
Лес берёзовый, спелая рожь.
Здесь когда-то кукушка пророчила:
Ты, мальчонка, до ста доживёшь.
Деревянные стены с полатями,
Лай кудлатых ленивых собак.
Жили-были три сына у матери:
Двое умных, а третий дурак.
"Здравствуй, мама. Как Лёша и Гришенька? Новый фельдшер-то Гришу смотрел?
Так охота домашней яишенки и картошки, печёной в костре.
Не прокормишь ты борова Борьку-то, пусть зарежет кривой Каленчук.
Тут река на границе - не бойкая, называется Западный Буг,
Ходим берегом, окуни плещутся, часто слышим нерусскую речь.
Перемёт бы...хотя бы подлещика, да границу-то надо стеречь.
Через месяц прощаюсь с ребятами, и домой, в наш любимый Рассвет.
Мама, Нину Орлову просватали? Ты скажи - от Сергея привет.
Посылаю вам ящик с консервами, пусть Гришуха сгущёнки поест."
Ниже дата. Июнь. Двадцать первое.
А на штемпеле значится: Брест.
"Здравствуй, мама. Спасибо за варежки. Март на Висле - ещё не весна.
Плохо - в бане никак не попаришься, вот вернусь, истоплю докрасна.
А фашистская гнида измучена, гоним гансов, им скоро конец.
Как Гришуха-то? Часто падучая? Всё играет в лошадки, стервец?
Сорок лет дурачине упрямому, как скажу, так не верит никто.
Из Берлина, маманя, из самого привезу патефон и пальто.
Смерть безглаза, для всех одинакова, нынче видел убитых лосей.
Не простынь, без платка не выскакивай. Обнимаю. Твой сын Алексей."
Мужики - не бумажки казённые
Жили-были, да Бог не сберёг.
За иконами - две похоронные
И свидетельства жёлтый листок.
Эпилепсия...Буковки бурые.
Помнишь, сына несла в подоле?
Хорошо дураками и дурами
Век прожить на российской земле.
Заполняет ивняк и черёмуха
Берега неглубокой реки.
Еле слышно, незримо, без промаха
Над кустами летят шепотки:
"Кудри чёрные. Бати. Серёгины.
Брови Нины Орловой - углом..."
Лист черёмухи за руку трогает:
"Я родился бы в сорок втором."
"Мой отец - Алексей из Рассветовки, -
Шепчет лесу дорожная грязь.
Не зовёт, не рыдает, не сетует:
"Я бы в сорок седьмом родилась.
С дядей Гришей играли бы в рыцари,
Он бы нас на загривке катал..."
Три бумажки казённые выцвели.
Кроме них - ничего. Пустота.
Три казённых бумажки с печатями:
Всё не то, не о том и не так.
...Жили-были три сына у матери:
Двое умных, а третий дурак.
БАБКА ЛИЗАВЕТА
Бабка Лизавета, шанежки-блины.
- Худо жить на свете, ноги-те больны.
Слушай, что скажу я...
Стук, и дверь визжит.
Кольша, старый жулик, драки-грабежи,
Нынче стал убогий, вроде гладь да тишь.
- Чо ты там про ноги? Может, похмелишь?
- Не уйдет ведь, ирод...Сядь, налью потом.
Были дочка Ира да сынок Платон.
Бог прибрал обоих, рядышком лежат -
Небо голубое, узкая межа.
Знать, помру я скоро, с ними положи...
Кольша, старый ворог, чертовы гужи!
Нет в комоде бражки, барин без порток!
...Шаль мою - Наташке, Ксении - пальто.
На поминки, видно, разберешь сервиз.
Восемь лет я сиднем - дети заждались.
Только с ними рядом, ты уж догляди.
Не дойти до грядок нынче мне, поди...
Ох, не брякни, Кольша, помянув чертей:
Не хоронят больше в городской черте.
Ты молчи про это, я плесну чуток.
Бабка Лизавета, беленький платок.
ПРОСТАЯ ЖИЗНЬ
Нынче закат хорош - золотой, пунцовый.
Надо на кладбище - сухо, зима прошла.
Там Голошейкины, Бобины, Кузнецовы,
Вся Токаревка, Калуха и часть Угла.
Столько родни и приятелей - дядя Коля,
Танька-тюремщица, мент - капитан Кислов.
С ними ушли голоса золотого поля,
Мерзлые пайки опасных колымских слов.
Столько ушло...
На сегодня - конец работе.
Входит приятель - хирург с погонялом Фет:
- Верка, накатим? Задрали вконец отчеты.
Слушай, моя-то богаче нашла - привет.
Ей говорю одно - береги Манюрку.
Да, забираю - суббота и полсреды.
Верка, поможешь выбрать Маняшке куртку?
Завтра в четыре? Дежурство сменю, лады.
Вместе выходим. Уборщица мрачно зыркнет,
Фет засмеется, засвищет лихой мотив...
Жизнь вытекает - рассада, работа, стирка -
Между живыми и теми, кто вечно жив.
Сколько осталось? Не ведаю - много, мало.
В общем, привыкла, не парюсь - куда, зачем.
Только никто не знает, как я устала.
Даже чужой, что спит на моем плече.
БАТЕ
Перекину в прошлое тонкий мостик, чтобы думать, сравнивать, каменеть. Настоящий батя три раза в гости заявлялся к мамке...да нет - ко мне.
Много было их, приходящих батек - дурачков безусых, уже в летах. Не хотела на руки - было, хватит. Научили, блин - довелось летать.
Настоящий вешал пальто на гвоздик, нашу кошку-дуру трепал за хвост, а меня подбрасывал прямо в гроздья наливных, рубиновых, рыжих звезд. На лице у бати рубцы, рябины, сам большой, здоровый - аж гнется пол. Папка, можно, в небе сорву рябины, ярко-желтых слив наберу в подол? Папка, папка, глянь, пастушонок Зяма по дорожке лунной ведет телят! Папка смотрит весело, ходит прямо. Говорит: дочурка, не смей петлять. Папка, правда, в небе не лазят буки - ну такие, в бурой ночной шерсти?
...а хмельной отец опускает руки.
Отпускает.
Выпустил.
Упустил.
В жизни будет все - и гроши, и штуки. Жди большую рыбу, лови тунцов - но всегда отцы разжимают руки, и всегда в любимых - черты отцов.
Не петляю. Проще, честней - без лонжи, в горизонт рябиновый, наливной. Помню, бать - никто никому не должен.
Ни к чему сползать по стене спиной.
ЛЕТЕТЬ
На осевших сосновых воротах
Досыхает рыбацкая сеть.
Мне охрипшей прокуренной нотой
Над провинцией тихой лететь.
Здесь ответы - лишь "по фиг" и "на фиг",
Здесь, старушечью келью храня,
С черно-белых простых фотографий
Перемершая смотрит родня,
Здесь в одном магазине - селедка,
Мыло, ситец, святые дары,
А в сарае целует залетка
Внучку-дуру - бестужи* шары.
Половина из нас - по залету
Заполняет родную страну...
Мне - охрипшей прокуренной нотой
По верхам - по векам - в глубину -
В ласку теплой чужой рукавицы,
В стариковский потертый вельвет...
Дотянуть. Долететь. Раствориться.
Смерти нет. Понимаете? Нет.
____________
*бесстыжи - уральское диалектноеУХОДЯЩИЕ. ПОДСМОТРЕННОЕ
- Снова пензию посеял, сивый мерин, гладкий гусь!
- Я люблю тебя, Расея, дарагая наша Русь!
- Весь пинжак-то взади в пятнах, где валялся-то, стерво?
- Ты веками непонятна!
...бабка тащит самого.
Деду восемьдесят с гаком, не уралец, из минчан.
Колыму прошел - не плакал, целину пахал - молчал.
Горб, надсада и мозоли - что колхозник, что зэка...
Профиль Сталина кололи возле левого соска,
Сыновей ушедших ждали - не служившим стыд и срам,
И смеялись над вождями, и скорбели по вождям.
- Горе луковое, Сеня! Обоприся на плечо.
Все Расея да Расея, хоть бы пел другое чо.
Мят да кручен, бит да ломан - ни к чему такая жись...
Слава Богу, вроде дома, на завалинку садись.
Завтра стопку не проси-ко, не подам, палёна мышь.
Вишь, заря-то как брусника, что ж ты, Сенюшка, молчишь?
Вишь, ворота как осели у соседа в гараже...
Спит на лавочке Расея, уходящая уже.
_________________________________________
Об авторе:
ВЕРА КУЗЬМИНА
Родилась в Каменске-Уральском, где живёт по сей день. Стихи пишет около трех лет. Работает участковым фельдшером. Единственная публикация - в газете "Графоман" города Вельска.
скачать dle 12.1
