* * *
ОМ МАНИ ПАДМЕ ХУМ
Во рту отравленном изрезанный язык
покрылся язвами, сочится, балаболка,
соленой слизью. Легкие – как полка!
И нищий дух, как ноющий старик,
смердит. Несет погостом на задворках
алькова. И кого-то из двоих –
смотри! – трясет неудержимый ик:
знать, не разжевана любовь, сырая корка
заклеила гортань, как рыбий крик.
Лицо ж перекосил железный тик.
Любовник спит и спит, как собутыльник…
Стучит, стучит, стучит бандит-будильник,
и проступает безобразный лик
любовницы!.. Тик – так – тик!..
Так там сквозняк возник
и у пролома замерцал светильник.
Опала пыль. Пот стек. И в этот стык
просунул Падмасам* пять щупальцев субтильных,
всосав, как пылесос, с обильных, потных, пыльных
тел мед утех святых.
__________
*Падмасамбхави – основатель тантризма.
* * *
Я встал и трижды поднял руки.
А. Блок
Установить перед ликом Иштар
курильницу с благовонным кипарисом,
излить жертвенное пиво и трижды со-
вершить поднятие рук.
Молитва поднятия рук перед Иштар
Восемь серных головок слетело –
выжгло щели для зренья и слуха.
и вошло студенистое тело
в оболочку студеного духа.
Столько яблок на ветках светило
и стучало о твердую глину,
что для глаз на лице не хватило
места! – выплыли наполовину
и вошли в треугольные гнезда
семицветных мозаик и фресок
золотыми снежинками – воздух,
как в божественных капищах, резок.
Оплывают пирожными башни.
Не останется камня на камне.
Только Иштар священные шашни
не тускнеют на горнем экране.
И такое холодное пламя
выбивается вдруг из лазури,
что звенит ледниковая память!..
(Двадцать строк из заклятий Энури)
НА ПОЛЯХ ИЛЛЮСТРИРОВАННОГО МИФОЛОГИЧЕСКОГО СЛОВАРЯ
1
На красных обоях багровые пятна. Стена.
как Генрих в проказе, напялила страшную маску.
Снимаем с себя перед ней, торопясь, имена.
Не платье, а плата оболом Харону – за ласку.
Кого мы хороним, качая младенцем тела?
Стена воскрешения вязкой пыльцы махаона.
Тяжелые кольца насажены на вертела
уродливой троицы Лаокоона.
Скользят иллюстрации по алфавиту. Гермес
на камень присел, замышляя какую-то пакость.
Двухцветною капсулой ты не добьешься чудес
от камня. скорее – изогнутый череп Собакой
залает. Закрой. Небесами нависнет Земля.
Простуженный мрамор затопит мелованный Фобос.
И взвизгнет под нами секретною осью змея
отверстой постели, чужой, как маршрутный автобус.
2
Горе тебе, говорю я теперь. Весела.
Сердце под ребрами прыгает мокрою белкой.
Плоских лопаток раздвинуты оба весла,
и осыпает их липкая черная перхоть.
Плаванье посуху. Ороговела ладонь.
Лязгают ножницы, мертвую кожу срезая.
Сорванным голосом блеет белесая сонь,
мутное утро взахлеб заливая слезами.
Плачут – хихикает. Горе тебе, говорю!
Смех, разрывающий швы на заштопанной ране,
крови не помнит, и хрипло кричит Гамаюн
пряничным оттиском на хроникальном экране.
Все расплывается. Вот и Гермес посрывал
крылья с лодыжек и лег, завернувшись в пеленки.
Рвал ли он? врал? светозарных коров воровал? –
кто же осмелится это сказать о ребенке.
Смех. искажающий документальный портрет.
Чьи? – безразлично – приклеены к черепу лица.
Плаванье посуху в сером дыму сигарет.
Нет лишь последнего оттиска и очевидца
жеста жеманного… Но царапнул ноготок –
вкось по обоям венозное слово стекает.
Ртутной горошиной светится в горле глоток
и расплывается. Череп неистово лает.
3
На голову набросить покрывало
позорной смерти: белое! – и мрак
окутает двужильного. Омфала
с угрозою сожмет мужской кулак.
Не рабство травести – гермафродита
маниакальный бред! Не камуфляж
ни палица. ни шкура. Смерть Ифита
отбросила Геракла в море пряж.
Пряди, герой! Случайное убийство
тебя лишило гордости и сил.
Так доблестен ты был и так неистов,
что должен был убить. Вот и убил
невинного. Очнувшийся виновен
и более чем мертв. Смиряя гнев,
льва поборает беззащитный овен,
а дева овна загоняет в хлев.
АНГЕЛУ СМЕРТИ
Глазастый ангел, отними глаза,
возьми себе. Тебе они нужнее.
Смотри, холодный остов пуст и ржав…
Слепое обожание нежнее
и безболезненней пытливых взглядов. (Здесь
неразличимо…) Но прикосновенье –
разглядыванье в темноте: я весь
стал глазом! Отними его. Сверление
кромешной тьмы кошмарней, чем инцест.
Что делать мне с моим сосущим зреньем?
И кто меня взахлеб глазами ест?..
Зажмурься, ангел, отвернись с презреньем.
* * *
Ты обращаешься ко мне,
как к камню, мучимому болью
неорганической, тупой. Не говоришь,
но трогаешь присыпанную солью
проказу залежавшихся камней
и ниш
пустых. Так сыро и темно
в них, что слова вгрызаются. как зубья
живого экскаватора. Молчи.
Молчи же. Не калечь. Я лишь пятно
от камня залежавшегося. Струпья,
срифмованные, как в кольце ключи,
торчат: макет белесого кристалла,
растущего в искусственной среде
мерцающего сумрака, раствора
питательного… Не до разговора!
Не я стою перед тобой, но свора
кентавров вздыбленных, висящих на узде
воображения… «Разжала – и не стало
их…» Образумься! – не было нигде.
* * *
Это пригоршня праха. И страх
во мгновение смерти проснуться.
Скорбный вопль человека из Уца
пенной розой на серых губах.
Чумной мышью кощунственный звук,
искаженный имперскою речью,
допотопному ли Междуречью
возвращен или взят на Машук,
чье подобье – иаков Вефиль –
льется глиняной лествицей веры,
как торчащий из масла фитиль
на квадрате дешевой фанеры?
Это родина – кто отмерял
и распиливал лобзиком? – Сина…
Так темна и сыра древесина,
что и Дух над водой – матерьял
для заляпанных битумом стен
застекленного лунного Ура,
где пунктиром пятнистая шкура
сжала бедра богини измен…
Иштар, дудочка иерихон
возвела, а разрушили трубы!
Но обмел лихорадочный сон
гипсом тысячелетние губы
и фасеточных глаз махаон.
СТРЕКОЗА Н. В. Д.
Улыбался. Плавал. Пировал.
Впереди -- Клухорский перевал.
Ветер с гор. Костер на берегу.
Муравьиный кислый запах тлена.
И горят шиповники в снегу
У туберкулезного Ульгена.
Ветер с гор. И черная лоза.
В это время пляшет стрекоза…
На снегу -- кристаллы папирос,
Ржавые консервные коробки.
И ложатся лозы поперек
Муравьиной сумеречной тропки.
В это время вольная душа
Необыкновенно хороша!
И свистит, свистит -- катит в глаза
Ледяная флейта перевала!..
И беспечно пляшет стрекоза
На тупых колючках астрагала!
В это время, рядом, у костра,
Научи плясать меня, сестра!
СТРЕКОЗА Н. В. Д.
1
Смотри любимая сестра
Смотри ноябрьская гроза
Смотри у синего костра
Опять танцует стрекоза
Опять кристаллы папирос
Опять безлюдный перевал
Опять ложится поперек
Тропы колючий астрагал
Смотри никто нас не спасет
Смотри ни ангелов ни фей
Смотри как медленно ползет
К тебе последний муравей
2
«Я муравей а не царь
зарежь меня и зажарь
на этом костре
по ветру пепел развей
я не царь а муравей» --
он говорил сестре
«Ты муравей а не царь
ну что же мне очень жаль
но я не пойму
что мне до грусти твоей
ты не царь, а муравей» --
она отвечала ему
«Загонит любых царей
в нору -- говорил муравей --
снег ветер и гром
не прогоняйте меня
и до наступленья дня
я позабуду дом»
-- «Но я не забыла дом
и стол под любым листом
с бочонком вина
до сих пор не в тягость мне
память об этом вине» --
ему отвечала она
3
Слабый слабый свет
А источник света
За десятком лет --
Ледяная флейта
Светлый светлый хор
Звук подобен свету
Дует ветер с гор
В ледяную флейту
4
В предрассветной мгле скрипела
Старая повозка
Впереди коней летела
Мокрая стрекозка
На одном крыле желтела
Звездочка из воска
На балу напропалую
Все она плясала
В ночь последнюю сырую
До смерти устала
И на старенькую сбрую
Ленту привязала
И скрипит скрипит повозка
Молния сверкает
А усталая стрекозка
В полумгле летает
И кичась остатком лоска
Плача умирает
Тускло звездочка из воска
На крыле мерцает
_________________________________________
Об авторе:
АЛЕКСАНДР ОЖИГАНОВ
Родился в Одессе. Учился на филологическом факультете Кишинёвского университета, затем на философском факультете Ленинградского университета.
В конце 1950-х — начале 1960-х годов посещал литературный кружок Рудольфа Ольшевского при редакции кишинёвской газеты «Молодёжь Молдавии». Работал кочегаром.
В 1967—1978 годах жил в Ленинграде, принимал активное участие в неподцензурной литературной жизни, публиковался в самиздатских журналах «Часы», «37» и др.
В 1978—1998 годах проживал в Самаре, с 1998 года в Москве.
Первая «официальная» публикация — в 1992 году в журнале «Волга».
Публиковался в журнале «Волга», антологии новейшей русской поэзии «У Голубой Лагуны», антологиях «Самиздат века», «Русские стихи 1950—2000 годов», «Строфы века».
Автор нескольких критико-аналитических статей о поэзии.
Библиография:
«Трещотка: Избранные стихотворения» 1960—70-х гг. — М.: АРГО-РИСК; Тверь: Колонна, 2002.
«Ящеро-речь: Поэмы». — М.: АРГО-РИСК; Тверь: Колонна, 2005.
«Утро в полях. Девятая книга». — Самара: Цирк Олимп+TV, 2012. — 80 с. (Поэтическая серия "ЦО+TV")
скачать dle 12.1