ВКонтакте
Электронный литературный журнал. Выходит один раз в месяц. Основан в апреле 2014 г.
№ 223 ноябрь 2024 г.
» » Алексей Григорьев. У ЖИЗНИ С КРАЮ

Алексей Григорьев. У ЖИЗНИ С КРАЮ



 

* * *

Всё было, как всегда: абсурдно и серьёзно,
На дачных секторах шла битва за тепло -
Жгли палую листву. Скользили с неба звёзды,
Дымящийся октябрь валился на крыло.

Ты говорила мне... Ты что-то говорила,
Великий и немой выстраивая ряд,
Катилось по земле созревшее светило
Антоновским плодом сквозь черно-белый сад.

Сменялся кадром кадр и медленно и плавно,
Поблескивал стеклом бесстрастный объектив,
Мы заурядный быт снимали крупным планом
В отсутствии любых далёких перспектив.

За стенкою сверчок начитывал молитвы,
Пророчил в забытьи плохие времена,
В сиреневый закат сползали с неба титры -
Забытых языков глухие письмена.

Рябиновая гроздь алела за окошком,
Предчувствие беды давило на виски,
Я брал на кухне нож и чистил нам картошку,
Не забывая вырезать глазки.


 

СВЕТ В АВГУСТЕ

Ты пахла молоком и резедой,
А вечер летний пах травой примятой,
Нагретою землёй и сонной мятой
И чуточку — разлукой и бедой.

Потрёпанной эскадрой облака
Тянулись на побывку восвояси,
На палубе Господь мечтал о квасе
Но летний мир оправдывал пока.

В пробоины тёк масляный закат,
И вспыхнула небесная эскадра,
Тяжёлые антоновские ядра
Метали канониры в тёплый сад.

Но в целом август светел был и тих.
Белело, словно парус, в кресле платье,
И рыбы проплывали над кроватью,
Немного тесноватой для двоих.

И листья всё же падали. Харон
Кропил дождливой мелочью на сдачу.
Оставленный соседями на даче
Домашний Цербер лаял на ворон.

 


ОБЛАКО ПЛЫВЁТ

Ты говорила «облако плывёт»,
И облако взаправду проплывало.
В асфальте Ярославского вокзала
Сквозь трещины блестел осенний лёд.

Был час беды — тяжёлый и глухой,
Хотелось умереть, и рифм глагольных
Рос зябкий говорочек колокольный,
Позванивая мне заупокой.

На площади кормили голубей,
Вагон ушёл, перрон опять остался,
И мир, как детский кубик, собирался
В обыденной трехмерности своей.

Вскипая, убегало молоко
На кухнях сталинистого ампира,
А облако плылО себе и плЫло
Спокойно, безударно и легко.


 

СТРАШНО

Полупрозрачные берёзы
Врастали в розовый предел,
Кораблик авитаминозный
Скользил по матовой воде.

Нёс ветер мятую бумагу,
Гремел коробкой обувной,
На мокрой лавке дядя плакал
Над незначительной судьбой.

Торчал из лужи велик ржавый,
Свистали птицы в унисон,
На крыше солнышко лежало,
Как запасное колесо.

Гудела станция протяжно,
Синел вдали дорожный знак,
И было страшно, очень страшно,
Что после смерти будет так.

 


* * *

Осень и осень, чего тут такого?
Ветер подует - берёзка дрожит...
Вот привязалось нелепое слово -
"Трансцендентальность" - поди отвяжи.

Дождь производит чуть слышные герцы -
Может, бормочет, а может, ворчит,
Глянешь в окно, и заноет под сердцем
Без объективных на это причин:

Мальчик пинает жестянку от колы,
Мокрый на ветке сидит воробей,
Что-то такое я помню со школы -
Глупо, конечно, куда уж глупей...

 


ГОП-СТОП

Конец восьмидесятых. Во дворе
Трехдневный алкогольный перегрев.
Июнь плывет, как баба баттерфляем.
Там «вальс-бостон» в динамике в окне,
Блатной Увар дает угля стране
И улицу Советскую гуляет.
 
Два пацана — на вид пятнадцать лет,
Им что-то трет шестак по кличке дед,
На нем пиджак в коричневую клетку.
Но свесится с балкона мент Чуйков:
«Семенов, отвали от чуваков!
Чего ты примотался к малолеткам?»
 
Ночной шалман, потом буфет, вокзал,
Сисястая буфетчица-коза,
И не дает, а только спьяну ноет.
Отставший от плацкартного слабак…
Эй, ты с гитарой, ну-ка нам слабай
Чего-нибудь душевное, блатное.
 
Кастет на стол, натужное «гоп-стоп»,
В бутылке остается где-то сто,
Базар-вокзал, четыре тени в луже.
Семен, он сука! Брешешь! Сотка-гвоздь.
Металл проколет легкое насквозь
И камня в глубине не обнаружит...
 
Грибы пошли. Который день подряд
Высматриваю кнопочки маслят
В Суханово у леса на границе.
Насвистываю старенький «гоп-стоп» —
И пусть мне больше нравится «бостон»,
Для нашей синагоги все сгодится.

 


СТОПРОЦЕНТНАЯ НЕУВЕРЕННОСТЬ

Вот оно наступило славное мартобря
Сестрам раздали серьги, братья пустились в пляс
Кто-то прислал по аське ссылку на старый кряк —
Якобы ключ от счастья — странно, что лишь сейчас

Примус давно починен, греется в миске суп
При закипаньи густо кружится вермишель
Боже, я тут зашился, очень устал и глуп
Бог мне включает Битлз — Girl, а потом — Miсhelle

Мать принесла картошку, в садике детский крик
Кто-то забросил в небо белый позорный флаг
Пёс приходил дразниться, высунул свой язык
Что, — говорю, — заметно? В общем-то, как-то так…

Впрочем, коль разобраться, нету причины для
Птицы все здесь и рыбный очень серьёзен клёв
Может быть, зря я выпил за поворот руля
И перевел на осень стрелки своих часов?

Давеча сел за шашки — сразу залез в «сортир»
Раз обжигаешь губы — дальше всё зашибись
Помня печальный опыт, дую на чистый спирт
Перекрываю краны и погружаюсь в жизнь

 


* * *

В который раз я всё начну сначала -
Возьму шинель, пойду к себе домой,
Качается кораблик у причала,
Как пламя в керосинке фронтовой.

Качается кораблик жёлто-синий -
Московский ресторанный "поплавок",
И солнце закатилось за осинник,
И мир, как зайка брошенный, промок.

Отсыпет мне сквозь тучи майский вечер
Немного звёзд - я снова командир,
И воздух прошивает визг картечи,
И порохом несёт из всех квартир.

А вот и наша хата жмётся с краю,
В окошке отражается звезда,
Не спит в ночи любимая, родная
Над детскою кроваткой, как всегда.

Я в дом войду и встану на пороге,
В глаза жены серьёзно погляжу,
Негромко, но размеренно и строго
Всю правду про войну ей расскажу.

Про Вязьму, Курск, про вшей на одеяле,
Про то, как покорилась нам Двина,
Про то, как мы товарищей теряли
И в спирте обмывали ордена.

Она посмотрит странно, безучастно,
Погасит в телевизоре кино,
И скажет мне: опомнись, хрен несчастный,
Война уже закончилась давно...

_______________________

Дождь перезаряжает пулёмёты -
Есть шанс уйти - рвануть по целине,
На фронте отыскать родную  роту,
А дальше - на войне, как на войне...

 


* * *

Была зима, я тоже был зимой,
Я жил в себе, я брёл себе, я бредил.
Всходил январь в сиянии, и дети
Скользили по дорожке ледяной.

Была зима, и ты была в зиме,
К полуночи разламывалось небо,
Как чёрствый хлеб, и были быль и небыль
Неразделимы в снежной кутерьме.

Была зима, и кровь была вином,
И юноша таинственный и белый
Мне говорил: иди, исполни дело,
Вот хлеб возьми – покушаешь потом.

Была зима, наверно, даже в нём –
В том юноше. Кому докажешь это?
Снежинки, словно древние монеты,
Звенели под горбатым фонарём.

Была зима, как улица во сне –
Тревожною, пустой, заиндевелой.
Мы шли к её последнему пределу,
Вообразив, что движемся к весне.


 

* * *

Во времени мой след неразличим,
И нет у настоящего причин,
И жизни нет, и поводов для жизни.
И жить нельзя, а я тут вопреки
Всему живу — и линиям руки,
И линиям в кофейной вязкой жиже.

И на чертей в боку хватает вил,
И сны плывут в малиновой любви,
И женщина в цвету заходит в сени —
Пролить не слёз — колодезной воды —
В дюралевый винтажный мойдодыр
И пахнет молоком и свежим сеном.

Так и живу — не «вне», а там — в себе 
Ответом на возможные семь бед
У смерти на виду, у жизни с краю,
Где ягоды рябины на столе,
Где парковой акации сто лет,
А как тут жить иначе, я не знаю.

Так жил всегда и буду жить, пока
Нет поводов — лишь в небе облака,
И женщина в цвету, и синий вечер, 
И бабочка над лампой мельтешит.
А как тебе в дальнейшем можно жить —
Не спрашивай меня, я не отвечу.







_________________________________________

Об авторе: АЛЕКСЕЙ ГРИГОРЬЕВ

Родился в Москве. Окончил филфак МГГУ имени М. А. Шолохова. Редактор сайта «ТЕРМИтник поэзии».
Публиковался в «Литературной газете», журналах «Новая юность», «Дети Ра», «День и ночь», «Волга», «Интерпоэзия», «Зеркало», «Сибирские огни», «Современная поэзия», «АлконостЪ», «Homo Legens» и др.
Лауреат поэтического конкурса «Заблудившийся трамвай-2014».
Участник ЛИТО Пиитер. 
Автор книг стихов «Рыбы»,  2009; «Без видимых причин», 2014.




Фото Регины Соболевойскачать dle 12.1




Поделиться публикацией:
3 411
Опубликовано 28 июл 2015

Наверх ↑
ВХОД НА САЙТ