Талантливый журналист и поэт Хейнрих Ламволь ушёл из жизни в марте 2014-го, не дожив 3 месяца до своего 55-летия. Он прекрасно знал русский язык, мастерски жонглировал словом, виртуозно использовал в своих стихотворениях парадоксальную идиоматичность. Обладая неизменной самоиронией, Ламволь называл свою страсть к стихосложению «словоложеством», а себя самого в шутку величал «чисто гением». Интеллектуал, балагур, наделённый искромётным чувством юмора, обросший друзьями по всему миру – с одной стороны – и трогательный, глубокий, загнанный обстоятельствами, бесконечно одинокий человек – с другой. В результате жизненных перипетий последние два года он работал в приюте для бездомных животных и, говорят, читал стихи собакам... Весной 2015 года вышел сборник стихов Хейнриха Ламволя «В заброшенном себе». Книга была издана родной сестрой автора, Ольгой Бугге – с тем, чтобы продолжить то, что не успел сделать сам автор и в память о нём. И сегодня у каждого из нас есть возможность вспомнить, поклониться, открыть для себя заново или просто познакомиться с творчеством замечательного поэта Хейнриха Ламволя.
Марина Викторова
* * *
Где ты, мой конвоир
Из отсутствия дня?
Где мое ощущение каждого шага,
Когда прячется страх в промежутках огня,
Все надеясь на то, что не стерпит бумага?
В этом есть от небес,
Здесь вербуют за край,
Пальцы господа приняли форму для стука,
Уводящему – ствол, уходящему – рай
В пустоте заглушенного стенами звука,
Покажи мне глаза,
Разложись на снегу,
Неизведавший станет ли истиной в мире?
Интересно, а если я вдруг побегу,
Ты простишь или выстрелишь прямо в квартире?
* * *
Пойду схожу с ума, пока не поздно,
Все время прямо, вверх и на чердак,
Здесь по весне селились друг навозный
И женщина красивая за так,
В чужом пальто с плеча Звезды Для Вида,
В чужих глазах роскошных георгин,
Казалось, снова тонет Атлантида,
Под танцы с саблей жгучих лизергин,
Хотелось упроститься до без отчеств,
До истины, которая в войне
Борозд на шее тысяч одноночеств
С бесстыжей однодневностью на дне,
Хотелось грызть обломками шлагбаум,
Но черт возьми, откуда было знать,
Что надо мной Звезда Монгол Шут Даун,
Да курам настежь тела новизна,
Что слишком мало в людях станет виски
На слишком много левого Христа
И бриллиант на пальце пианистки
Вопьется в память тоже неспроста,
Понять бы кто напился из стоп-крана -
Воды ведь нет. Неужто самый друг?
Пойду схожу с ума, пока не рано,
Где сутки через трое пашет плуг
* * *
Неделю в ночь, в кромешных тьмах,
Когда вовсю не спится,
Ко мне приходит сцуконах
С длиннющей острой спицей,
И начинается протык
Запекшихся подкорок,
Когда подвешен за язык
И градусник под сорок,
В полубреду, в полусебе –
Приходы того света,
Вы тормознулись в пункте «Б»,
Зачем опять ко мне-то?
Ко мне опять-то за каким,
Неужто мало точек?
Я вышел, помнится, сухим
И скрылся между строчек,
Наивный. Думал, что уже
Законченные дамы
Других пытают в неглиже,
Другим рисуют шрамы,
Но оказалось все внутри,
И чем страшней, тем чаще,
И бесполезнее «Сотри!»
Нет кнопки в настоящем,
Теперь бессмысленно толочь,
Кто первый, чем и сзади,
Вот и скулю тихонько в ночь:
Привет, родные б***и
* * *
Люблю свой хутор липким ранним утром,
Когда в рассветной дымке видно как
Крестьянин отливает перламутром
Вчерашний пятизвездочный коньяк,
Когда в кустах цветущего поп-корна
Чуть слышно щебетанье мух-цеце
И заяц двумя лапками проворно
Свое богатство чешет на крыльце,
Лягушки пьют на берегу джакузи
За всех несостоявшихся невест,
Назло врагам мечтая о французе,
Который и не выдаст, и не съест,
А мимо едут леди от Карнеги,
В деревне нет успешнее ледей,
Дык, прижились! Теперь дают в телеге
Потомство для просроченных людей,
Отходят ото сна отцы и черти
В сто первый раз толкать на гору шиш,
Бессмысленный, как время после смерти,
Но им кошерно жить не запретишь,
Вот как тут не задуматься о Самом,
Ступить на грабли, приравнять к перу,
А после пасть в бою под Круассаном,
Заткнув собою черную дыру,
На всем природа ночью отдохнула,
Такому утру жизнь опять близка,
Такое утро кружит вместо дула
В собачьем вальсе палец у виска,
И хочется лететь отсюда лесом,
Как белоснежный лайнер под откос,
Ах, если бы еще и стюардессы
Не теребили каждый день вопрос,
Не открывали философский краник
На кухне, где давно стоят часы:
Зачем Герасим утопил Титаник
В бескрайних водах средней полосы?
* * *
Я тебя целовал в число Пи,
За деревней пахал истребитель,
Крокодил изнывал на цепи,
А в кастрюле кипел растворитель,
Я тебя целовал между строк,
Потому что ты с Севера что ли,
На игле спал заслуженный йог,
Абсолютно не чувствуя боли,
Я тебя целовал наугад,
В небе ела бифштекс стюардесса,
Ниагарский засох водопад,
Мухоморы сбежали из леса,
Бомж в ЖЖ некролог запостил,
Не стояла на месте наука,
Это ж сколько всего пропустил!..
Пока я целовал тебя, сцука
* * *
Если ты меня не сможешь,
Я покроюсь нержавейкой,
Заведу свои инстинкты
И умчусь туда, где звезды,
Черным космосом играя,
Светят всем, кто в нержавейке,
Чтоб оттель тебе присниться,
Если ты меня не сможешь.
Если ты меня не станешь,
Я залезу на наперсток
И бесстыдно громко-громко
Покажу всем людям в пропасть,
Я зависну там бессрочно,
Потому как обесточен
Буду прямо в пуповину,
Если ты меня не станешь
* * *
Прости, дорогая, но сейчас будет больно,
Как бывает от тысяч под ногти иголок
И ни что не спасет - в твоем Древнепрестольном
Давно умер последний анестезиолог,
Сожжены все аптеки в ближайшем квартале,
А в скорой машине хором пьются микстуры,
Так что ступай без шансов на дозу мортале,
К себе на этаж, где представитель структуры
Затаился с целью прямо за шахтой лифта,
Чтобы попасть в клуб имени Жоржа Дантеса
Сэр должен раскурить при всех пень эвкалипта,
Легко бы! Но пока хоть одна поэтесса
Живее живых в своем ночном словоблудстве
Существует проблема. И он здесь за этим,
Он неделю за городом метился в блюдце,
Успокоился, став попадать каждым третьим,
Хотя больше верит в справедливость катана,
Как-то сподручнее и без лишнего шума,
А как поэтично незашиваема рана!
Это не мозг по обоям после дум-дума,
Это не падшая подтанцовка в кабуки,
Из-за которой война за главные роли,
У сомалийских пиратов длинные руки,
Но не они пустят тебя в царствие боли.
Скромный создатель вспорет заветную вену,
С гарантией – инкарнация невозможна,
Успеть бы мне сбегать помолиться Биг Бену,
А в небе запахнет стихами.
Опять?
Безнадежно
* * *
Выйду на улицу в чем родила волчица,
В воздухе кончается год и теплая грусть,
Выйду туда, где со мной ничего не случится,
Потому что там меня нет, там я – Не БоЮсь,
Голыми умирают не только деревья,
Но вот так обреченно могут только они
Скидывать перед единственной в шахту дверью
По всякому счету ненужные больше дни,
А город смеется и это лучшая из
Прочитанных на осеннем финале молитва,
Движенье губами хоть тысячи монолиз
Не стоит улыбающегося монолита,
И неважно, что подбит и местами старый,
Твердость – последнее для бесполезных волков
Под мелодию гимна Фарруха Бульсара:
Мы не чемпионы, мой друг, во веки веков,
Так вперед! По следам первоходцев и лужам,
В каждой минуте без страха есть собственный плюс,
Выйду на и никто абсолютно не нужен,
Ведь со мной сигареты и вера в НеБо Юсь
* * *
Перекрести меня штыком
И сделай небом,
Где звезды празднуют тайком
Конец победам
Кровавых мальчиков над тем,
Что было словом,
И появился цвет у стен
На круге новом,
Перекрести, я дальше сам
Прольюсь и снова
Вернусь к забытым небесам,
К истокам слова
_________________________________________
Об авторе:
ХЕЙНРИХ ЛАМВОЛЬ
(1959 - 2014)
Родился в Эстонии. В 1981 году окончил Ростовский педагогический институт по специальности «учитель русского языка и литературы». Преподавал, 15 лет отдал журналистике, работал грузчиком, скорняком, мойщиком посуды.
Жил в Лондоне, Таллинне.
Автор поэтического сборника «В заброшенном себе» (Таллинн, 2015, издатель Ольга Бугге).
скачать dle 12.1