ВОЕННЫЕ СНЫ
Спим, прикованные цепями -
январскими сновидениями, запертые в отсеках подлодки,
где снится только свет, и снится ужин
в потоке света прожектора военной базы
с прохладным ветром и дымом сухой питательной сигареты.
Сто фляг с вином для святого причастия,
сто котелков со снегом, давно остывшие от супа,
ждут нас в столовой воинской части.
Сольемся с мертвой пехотной травой итальянских зим
на границе со снегом, где свет от света и от снега снег -
это будет наш первый большой побег.
Трава приведет нас в начало лета.
ДИСПЕТЧЕР
В диспетчерской просидел всю ночь.
Направлял ветра, разводил течения.
Нажимала на кнопки напарница моя, баба Зина.
Перемешивая объяснения с ором,
она мне сообщала:
ветра над Гольфстримом
отличаются от воздушных потоков над Лабрадором.
Мою измученную дипломатической службой душу
радовала регулярность ее сообщений.
Баба Зина, микрорайонный гений,
как предсмертная медсестра,
разворачивала до утра
туши радостных направлений
путешествия для души.
Здесь, в темной диспетчерской,
в ночной глуши
мироздания
дни последние коротаю,
подработка к пенсии, зов пучины...
Рядом с бессмертной, полной энергии бабой Зиной
мы бредем по табло ночами, мы ветра загоняем в норы
от Гольфстрима до Лабрадора, от Гольфстрима до Лабрадора.
СООБЩЕНИЯ
Сигнал здесь слабый и очень редкий.
Иногда приходят сообщения о рождении,
оседая в гортани китайской вазы,
сообщения о смерти превращаются во вращение
бронзовой статуэтки
ВЕДЬМА-ПУЛЕМЁТЧИЦА
На окраине леса орудует ведьма старая - пулеметчица.
Действие происходит глубокой ночью.
Старуха с беломором во рту
лес поливает из пулемета,
пули уносятся в темноту,
спокойнее спится под их полеты.
Вслед за пулями кони разведку уносят в лес.
Ведьма со смыслом палит и без,
пережевывает табак,
приближает осень.
Но вот пулеметная лента пуста,
ночь выдыхается, как шампанское.
Не узнают, наверное, никогда
эту ночь в истории нашей войны гражданской.
ЦАПЛИ НА ЗАКАТЕ
Словно надгробия птиц погибших -
сонные торшеры-цапли.
Они включаются на закате
и солнце долго не может сесть.
Сумерки рек в их глазах, как капли.
Лето и осень проходят здесь
эхом гулким других времен.
Лето и осень здесь словно сон,
чей-то сон-исчезновение
в цветных сверкающих оперениях.
Ветер влажен и так певуч,
бредет тропою бездомной кошки,
цапли при виде закатных туч
дрожат на стройной торшерной ножке.
* * *
Напряжение уходило в реку, в перья уток,
уходило в саму природу.
Гроза с глазами Марии Кюри
заряжала бассейны парков,
врезаясь в мачты вышек
для прыгунов в воду.
Белые рубашки и полотенца,
подхваченные ветром, цеплялись за крыши,
словно призраки их хозяев.
Дрожали в ужасе фонари.
Их трясла в припадке гроза ночная,
гроза с глазами Марии Кюри.
* * *
Ночь с утонувшими кораблями и их поклажей.
Арбалеты, пики, снасти прорисовывались из мглы.
Белые лица капитанов погибших экипажей
были измучены и белы.
Дождь омывал мои сны, уносил в безветрие мои муки.
Дождь всю ночь омывал мою жизнь,
очищал ее ротонды и виадуки.
НЕ ЗАКРЫВАТЬ ГЛАЗА
Не просто научиться не закрывать глаза во время бури.
Ароматы трав помогают векам продержаться,
облегчают отяжелевшие от дождя ресницы.
Ветер обдувает зрачки расширившиеся и роговицы.
Вода миражи рождает и аберрации,
захлестывает хижины, муравейники и ульи.
Нельзя закрывать глаза во время бури -
свет исчезает, затихают телефоны мобильные и рации.
Буря воет, шумит высокая вода...
Во мгле начинается долгожданная эвакуация
неизвестно откуда эвакуация и куда.
ОТМЕНА ОСЕНИ
Состоялась отмена осени в начале года.
Сократились размеры календаря.
Снег выпал первого сентября.
Нам больше не скучать по осени и не бояться ее прихода.
Остается рождаться в замках, тренировать вокал,
шуршать длинной ночной рубахой
и отворять скрипящие двери из зала в зал
под фуги Баха;
слышать шаги отца,
перебирать локоны его париков, пропахших порохом.
И знать, что погиб он осенью, которую отменили,
а вместе с ней и смерть его отменили.
Всплывают кожаные ботфорты.
Ржавые пушки его отряда,
скелеты воинов его пехоты,
скелеты коней, улетающих в ад из ада,
больше не покоятся на дне болота.
БАЛКАНСКИЙ АККОРДЕОН
Если бы закрылись все филармонии и концертные залы,
концертные холлы, забились в бомбоубежища
все великие оркестры и дирижеры,
и остался лишь репертуар
бродячего балканского аккордеониста,
зарабатывающего в Салониках,
сидя на канистре,
он играл бы для нас после Армагеддона
мелодии, сохранившиеся в его голове
и корпусе аккордеона,
единственные, оставшиеся на земле.
И в них бы клавиши и кости
перемешивались, перестукивались, как в пещере.
Ноты, при Взрыве высыпавшиеся из партитур,
летали бы над землей, блестели
в свободе темной и взаперти,
прилипали бы к шее, щекам, груди
и звучали бы страшно перевранными мотивами,
конфузом прерванных церемоний,
слабым отзвуком любимого прошлого,
ютившегося в балканском аккордеоне.
_________________________________________
Об авторе:
АЛЕКСАНДР РЫТОВ
Родился в Москве. Закончил факультет журналистики МГИМО, защитил диссертацию по греческой внешней политике. Работает в фонде поддержки современного искусства. Один из основателей Московского поэтического клуба. Автор книг «Последнее географическое общество» М.1997 г., «Музей геометрии» М.2002 г. В 2013 г. вышла антология греческой поэзии в переводах Александра Рытова "Балканский аккордеон", в которую вошли 340 переводов 55 греческих поэтов. Один из координаторов поэтического проекта центральной программы 53-й Биеннале современного искусства в Венеции.
скачать dle 12.1