О встречах с Эрнстом Неизвестным9 августа, 2016. День с утра отливал скорбью, будто что-то отрывалось от жизни там, за кулисами восхода. О чём это?
Всё разрешилось известием о смерти Эрнста. В восемь утра его не стало. На вопрос, заданный мной его жене Ане: «Как ты?», ответ последовал: «Каменная».
И сразу представилось, как со смертью Скульптора окаменевают его творения, полные жизни и мысли, каменеет дом, трава, деревья, небо… Каменеет он сам в ожидании последней дани скорбящих или вне ожиданий, смятений и привязанностей. Но ненадолго. Оцепенение не может победить движения.
Вдруг вспоминается, как Аня с Эрнстом спешили на службу в церковь, оставив меня в мастерской заканчивать просмотр рисунков для моей книги. Аня набросила на голову ажурный шарф и моментально преобразилась в одну из толстовских героинь.
– Анна Каренина, - невольно вырвалось у меня.
Эрнст бросил на неё быстрый взгляд, понял, что имелось в виду сходство с Самойловой в этой роли, улыбнулся и сказал:
– Аня Каренина.
С Эрнстом меня свели «Ангелы», и он стал их крёстным отцом.
Используя как лекало Зодиак,
Вывернутый звездами наружу,
Ангелы выкроили небо так,
Чтобы можно было сшить из него душу. «Трактат об ангелах» ему передал наш общий знакомый, который сам с увлечением прочитал эту вещицу. А через какое-то время он сообщил, что Эрнст восторженно отнёсся к «Трактату…», несколько раз прерывал чтение, звонил моему знакомому, зачитывал куски, делился впечатлениями и наконец попросил, чтобы я связалась с ним.
Я обрадовалась известию о том, что моя поэмка произвела такое впечатление на Эрнста Неизвестного, но что касается звонка, то к этому я была не готова. Вообще, обсуждать своё произведение, о котором в конце знаешь ещё меньше, чем вначале, вещь рискованная. А уж обсуждать с таким собеседником, как Эрнст… У него явно столько ассоциаций, о которых я никогда и не думала. Перед моим мысленным взором замелькали корешки каких-то непрочитанных книг с богословскими теориями, и укоряющие взгляды классиков открыли мне бездну моего незнания. Нет, нет, ни за что не позвоню!
Тем временем, мой знакомый диктовал мне номер Эрнста.
– Записала? Звони.
– Но…
Гудки в трубке.
Главное было набрать номер и представиться.
Три-четыре…
– Здравствуйте, это Вера Зубарева. Могу ли я погов…
– А, Вера! Здравствуйте! – стремительность приветствия отмела мои раздумья по поводу того, что сказать дальше.
Эрнст тут же взял инициативу в свои руки. То, чего я боялась, было только в самом начале и то недолго. После того, как он понял, что я никого из богословов или философов не опиралась в «Трактате…» и никакой концепции, кроме концепции Арона Каценелинбойгена о развивающемся Боге, не обыгрывала, он даже как будто обрадовался, освободив нас обоих от ярма учёной беседы. Затем похвалил оригинальность замысла и воплощения, и мы перешли к следующей фазе нашего разговора.
Кстати говоря, об Ароне Каценелинбойгене, ученике Канторовича, авторе многочисленных трудов по индетерминизму, покинувшем Москву в 1970-м, Эрнст, разумеется, знал, но с концепцией развивающегося Бога хотел ознакомиться, поскольку она была нова для него, а всё новое особо притягивало его внимание. Он был жаден до новых идей, слушал их с особым вниманием, пытался вникнуть и сопоставить с тем, что он делает в искусстве. Познание никогда не сводилось для него к формальным знаниям, которыми щеголяют эрудиты. Всё усвоенное он должен был пересотворить, перевоссоздать, перевоплотить. И Арон тоже очень чтил Эрнста и рад был узнать, что «Трактат…» вызвал у него такой интерес. Я пообещала Эрнсту устроить встречу с Ароном, который был тогда профессором в Уортоне – известного департамента бизнеса при Пенсильванском университете.
Эрнст сразу понял, что направленность «Трактата…» игровая, и что здесь обсуждаются не богословские вопросы, а сознание современного человека, от имени которого всё это написано. Это сознание, смешавшее в себе столько всего, и показалось ему чрезвычайно интересным и оригинальным. Суть нашего первого телефонного разговора сводилась к тому, что при чтении Эрнст обнаружил не просто сходство взглядов на многие вещи, занимавшие его в последнее время, но и сходство стилей.
– У меня есть альбом с графикой, над которым я работал именно в этом же ракурсе и практически в тот же период, когда писались «Ангелы», – сказал он, когда беседа коснулась вопроса издания «Трактата…» отдельной книгой.
Так родилась идея совместного проекта, издателя для которого ещё только предстояло найти. В процессе обсуждения напряжение первых минут не просто исчезло, а перевоплотилось в дружески деятельное общение. Одна из удивительных особенностей Эрнста была его умением моментально строить отношения с людьми. Строить на равных, что важно. Он не выносил чванства, элитарности и тусовочности и считал это дурным тоном и признаком плебейства. Он не зависел от мнений, составлял своё мнение самостоятельно, не примыкал ни к какому кругу, но многие, очень многие примыкали к нему. Он был исключительно доброжелателен к молодым и демократичен, но панибратства не допускал. Уважение – вот главный принцип, на котором он строил отношения. А если этот принцип нарушался, если вдруг начинались какие-то игры за спиной, то тут уж он превращался в Зевса.
В тот первый вечер нашего телефонного знакомства Эрнст говорил и о том, что иллюстрировать книги – последнее дело, что настоящая книга – это синтез искусств, где рисунок должен высветить неожиданную сторону текста и наоборот. Я соглашалась, помня теорию Эйзенштейна, и уже мысленно пыталась представить, как всё будет выглядеть в книге.
– Ангелы Ваши не существа с крылышками. Суть их другая. И вот эти вещи я и воплотил в графике, - подытожил он.
Мы договорились о встрече. Эрнст пригласил приехать к нему в студию и познакомиться с альбомом, о котором шла речь.
Я не заставила себя ждать. Через несколько дней я сидела в его студии, созерцая все те сокровища, о которых он говорил. Глаза у меня, прямо скажем, разбежались.
–Выбирайте, – сказал он, указывая на альбомы.
– Всё, что пожелаю?
– Всё, что пожелаете.
Рисунки и в самом деле настолько соответствовали духу «Трактата…», что позднее, когда вышла книга, все думали, будто Эрнст специально иллюстрировал её.
Щедрость Эрнста была под стать щедрости его таланта. Я отобрала 50 рисунков, и даже проницательный Эрнст не ожидал таких аппетитов от скромной поэтессы. Пока его помощник помогал снять копии с отобранного, я призналась Эрнсту:
– А мне в школьном драмкружке дали читать стихи о Вас.
– Вознесенского?
– Ну да. «Лейтенант Неизвестный Эрнст. / На тысячи верст кругом…»
– Ну и как, получилось?
Я видела, что его уже начал разбирать смех.
– Да не совсем.
– А что не получилось?
– Да строчка одна…
– Какая строчка?
– «В атаку – зовут – твою мать!»…
Эрнст уже еле сдерживается.
– А что именно не получилось?
– Я ведь была ученицей младших классов, мне лет 9-10 было, и я никак не могла понять, чью мать зовут в атаку, а потом решила, что это Вашу мать зовут, и Вы за ней отправляетесь. Ну так и прочла, как понимала. А наш новый худрук – молодой актёр из ТЮЗа – постоянно вызывал меня на индивидуальные репетиции, и как только я доходила до этой строчки, он срочно выбегал из класса… Так мы репетировали, пока однажды не навестила нас директриса. На этом закончились и наши репетиции, и школьная карьера актёра из ТЮЗа.
Я еле дошла до конца рассказа, потому что сама уже загибалась от смеха.
И могла ли я представить себе тогда, что однажды буду рассказывать эту историю Эрнсту?
А что касается его матери, то сыном он был нежнейшим. На одной из вечеринок, уж не помню чему посвящённой, присутствовала его мать – величественная Белла Дижур. Он подвёл меня к ней, сидевшей в кресле, как подводят к царице.
– Мама, это Вера Зубарева.
Она кивнула.
– Я Вас сразу узнала.
И голос, и стать, и манера говорить – точь-в-точь как у Эрнста. В руках у неё были мои книги, подаренные Эрнсту при первой встрече. На обеих красовались мои портреты, по которым она и узнала меня. Она взяла «Ауру», вышедшую с предисловием Беллы Ахмадулиной, и стала с увлечением рассказывать, почему ей нравится моя поэзия, а в конце разговора выразила надежду на то, что наша совместная книга с Эрнстом найдёт хорошего издателя. К тому времени ей было 90 или около того, но энтузиазм, с которым она включалась в беседу, превосходил мой собственный.
Эрнст не отходил от неё, пока её не отвезли домой после торжественной части. Всё это время он внимательно и почтительно слушал всё, о чём она говорила, и мне даже в какой-то момент показалось, что он примеряет её возраст на себя, словно желая разглядеть в ней себя в будущем.
Вернувшись в Филадельфию, я разложила драгоценные рисунки и стала тщательно продумывать каждую подпись, пытаясь объединить словесный текст с графическим подтекстом. Когда всё было готово, я отправила ему по факсу все 50 рисунков с подписями, чтобы он дал добро. Я тогда училась в докторантуре Пенсильванского университета, и во мне всё ещё жила робкая студентка (сознание перестраивается последним). Поэтому, когда я вновь набрала его номер, чтобы узнать его мнение по поводу своего синтеза наших искусств, сердце моё трепетало. Но и этот экзамен я выдержала. Эрнст одобрил сделанное, и начался поиск издателя.
Книга не только нашла несколько хороших издателей, но и переводчиков на русский и английский. Она издавалась дважды – в Украине и Швейцарии. Последнее издательство – Pano Verlog – до того специализировалось на классической русской литературе в переводах. «Ангелы» стали первой ласточкой, и книга возымела успех и получила много интересных отзывов в немецкой прессе. Одна из заметок в «Берлинском литературном критике» называлась «Убедительный синтез» (Überzeugende Synthese). Значит, мне удалось убедить не только Эрнста, но и немецкую литературную общественность. Помимо всего, книга получила четыре диплома и приз на международной книжной ярмарке «Зелёная волна». Эрнст искренне радовался успехам нашего совместного проекта и хвалил оба издания. Совсем недавно «Трактат…» приземлился на страницы «Нового мира» (http://magazines.russ.ru/novyi_mi/2016/4/traktat-ob-angelah.html). Я успела сообщить Эрнсту об этой замечательной, долгожданной новости.
Его всегда окружали молодые – это соответствовало его искромётному темпераменту и демократичному духу. Рассказчик он был великолепный. Помню, как-то мы заехали к нему с Ароном Каценелинбойгеном, и они говорили о России, Москве, истории, политике вспоминали эпоху, в которой оба выросли. Это было неповторимым зрелищем – два неординарных человека, беседующих в окружении скульптур и набросков.
А потом Эрнст повёл нас на второй этаж и показывал свои новые работы из цикла «Экклезиаст». Разговор менял своё русло, беспрестанно перетекая из религии в философию, из искусства в метафизику… Как жаль, что не удалось записать его! Осталось только впечатление от говорящих – спокойная мудрость слов Арона и зажигающиеся глаза Эрнста, моментально реагирующего на сказанное.
Всё это будет длиться – в памяти, в пространстве его творческой вселенной, которая нескончаема, как нескончаем Эрнст.
скачать dle 12.1