Часть I . Часть II >
ОкончаниеЗаписи 1991-1992 гг.***
С ума сойти – я третий день в Америке. Бредово всё это начиналось, все проблемы с визой и билетом решились буквально в последний момент, за четверть часа до закрытия всех учреждений. 10 июня, в понедельник, я с утра до четырёх пополудни сидел возле телефона, без конца названивая то туда, то сюда – то насчёт билета, то насчёт визы. Билета к утру еще не было, шли неприятные разговоры насчёт покупки его за доллары. И вдруг около двенадцати звонят и сообщают, что билет выписан, причём за рубли, и даже – первого класса! Но зато – о, ужас! – нет визы, и только крохотная надежда, что она появится к вечеру. А если визы так и не будет, то за аннулирование места мне грозит штраф. Совершенно истомившись у телефона, я еду в фонд Сороса. Дама, занимавшаяся моими документами, участливо улыбается и говорит: увы! Потом решает всё же позвонить в МИД – и узнаёт, что документы лежат. Поехала за ними, привезла уже в седьмом часу. Тем временем я получил билет, стоивший фонду около 6 тысяч. Была некоторая заминка по поводу 1-го класса (F – то есть First), но потом они махнули рукой. Заказал на ночь такси, и в четвёртом часу приехал в Шереметьево. Там очень легко прошёл всякий контроль, в том числе таможенный, и оказался в царстве уже другой жизни. Часов в пять открылся изобильный буфет с водкой, коньяком, пивом, вином. Сдуру выпил две бутылки пива и съел два бутерброда с красной икрой, потом мучился. Огромный аэропорт, разные люди. Дьюти-шопы с невиданными товарами. Вечером, перед отъездом, Сережка позвонил своему приятелю-таможеннику, и тот долго инструктировал меня, как прятать доллары – в подкладку брюк, в чемодан. Никто, однако, ничего не спросил совершенно. В декларации я указал, что имею 48 долларов, и меня даже не спросили, откуда они. Что касается полёта и Аэрофлота, то они явно готовят людей к Америке – кормили на убой, поили коньяком, водкой, шампанским и пр. Было две посадки – в Шэнноне (Ирландия) и Гандере (Канада). Роскошные аэропорты, роскошные дьюти-шопы. В Гандере всем выдали талончик на банку пепси, а я решился и впервые истратил 4 доллара на стакан пива Guinnes – тёмное, бархатное пиво. Потом жалел, потому что сосчитал, что этот хреновый стакан обошелся мне в 132 рубля! То есть не мне, конечно, а фонду. Это всё-таки пять бутылок водки по рыночной цене. Курс доллара всё-таки дикий и не отражающий реальности. Сдачу мне сдали канадским 25-пенсовиком. Это пойдёт Сережке в коллекцию. Перед прилётом в Нью-Йорк объявили, что в Нью-Йорке 30 градусов С. Правда, в аэропорту я этого совершенно не заметил, везде кондиционеры. Америку увидел сверху – какой-то пригород, огромное количество отдельных домов небольших. Грандиозный аэропорт Кеннеди с множеством аэровокзалов разных компаний. Мы подкатили к Pan Am. Там я тоже довольно быстро прошёл все формальности, вышел к месту, где встречают. А вечером Аннинский мне сказал почему-то (соврал), что меня будут встречать. Часа полтора я метался туда-сюда, в поисках встречающих, ко мне приставали негры-таксисты и даже какие-то русские, сильно интересовавшиеся, что я тут делаю. Наконец, когда я уже собирался попробовать кому-нибудь позвонить (Фрейдину или Катерине Кларк), увидел в толпе саму Катерину. Но она пришла встречать не меня, а Аннинского, который прилетел еще через час-полтора вместе с Ямпольским. Если бы не это, дела мои были бы плохи. Оказалось, что никто не верил, что я прилечу. Так или иначе, вопрос решился, и поехали мы с Аннинским в Нью-Хейвен – на автобусе. Ямпольский остался в Нью-Йорке. Я понял, что Нью-Йорка я, к сожалению, не увижу, что вообще мы зря приехали так рано – нужно было лететь к 15 числу. А так мы тут вроде нахлебников – совершенно без толку особенного. Катарина, во всяком случае, отнеслась ко мне более чем сдержанно, и я сразу начал комплексовать. По дороге в Нью-Хейвен попали мы в траффик – в час пик, ехали со скоростью пешехода довольно долго, пока не вырвались на оперативный простор. Что сказать? Масса разнообразных машин, большей частью японские, красивые дома вокруг, реклама. Всю дорогу – город, город и город. В автобусе сидел рядом с американцем, который возвращался из Франкфурта – он только что кончил институт русского языка в Гармиш-Партенкирхене, и заговорил со мной по-русски. Чудеса. В Нью-Хейвене, оказывается, живет и Ицик Брудный, у которого мы оставили Аннинского. А я с Катериной и Майклом (её муж) поехал к ней. По дороге они всё извинялись, что не приготовили комнату и т. д. В конце концов, покормив меня обедом, попоив пивом, поселили у своего знакомого, тоже профессора Yell’я, Вениамина Harshow (Крушовский). Он в 1948 году эмигрировал из Союза в Израиль, даже воевал в первой арабо-израильской войне. Но недавно переселился сюда, в Америку. Занимается теорией литературы, сравнительным изучением литератур. На вид ему лет 60, хотя, наверное, на самом деле больше. Жена Барбара, которая не говорит по-русски. Большой американский дом в пригороде Нью-Хейвена, в Северном (North) Хейвене, моя комната на втором этаже – со своей ванной и даже двумя туалетами. Вся комната в книжных полках, и огромная кровать. Выход на террасу, где я курю, хотя курить мне разрешили и в комнате. Пол покрыт – почти во всём доме – чем-то ворсистым. Богатство, удобство и всё прочее – трудно передать. Я сразу принял душ, снялась усталость, и я даже слез вниз, предложив всем свою единственную, несчастную бутылку коньяка, от которой, однако, отказались, сказав, что не сейчас. Спал великолепно, а утром (12) обнаружил ужасную проблему – не могу побриться, потому что разъёмы в Америке не такие, как в Европе. Однако пришёл Вениамин и проблему эту разрешил просто – дал мне одноразовую бритву, и я с грехом пополам побрился – в первый раз безопасной бритвой. Вроде ничего. Потом он накормил меня завтраком, через какое-то время свозил показать университет, библиотеку, потом ланч в странном кафе среди книг. Съел я какой-то острый суп, а потом огромный красивый салат с ветчиной и сыром, с массой всякой зелени. Он был такой огромный, что я его даже не доел. И кофе – очень острый, с молоком каким-то взбитым, кот.
(здесь прерывается. – Прим. А. Л. Агеева).13.6.91
***
Виталий Петрович Гербачевский, зам. редактора «Знамени», сказал мне нынче историческую фразу (я звонил, чтобы узнать, как продвигаются мои дела): «Во всяком случае, мы перед вами чисты». Это то, что я давно чувствовал: моей проблемой в «Знамени» начинают тяготиться. И они, в общем, в этом не виноваты. Незаменимых нет, а я к тому же еще
– кот в мешке. Аллах с ними. Надо как-нибудь забыть об этом думать. Пусть всё идет своим чередом. Можно, конечно, обидеться на несовершенство мира, на то, что годы уходят (этот год, во всяком случае, весьма бездарно ушёл). Но это смешно.
В Америке я ещё раз узнал себе цену, и это была совсем другая цена, чем здесь. Мои таланты не конвертируются. Однако таланты
– не рубли. Они и не обязаны обмениваться на всё, что идет в ход.
16.8.91
***
А что я помню об Америке? Который раз убеждаюсь в отвратительном качестве своей памяти. Америка, впрочем, началась за год, в июне 1990, на конференции в ИМЛИ, поскольку тогда, после первой статьи в «Знамени» особенно, начиналась некоторая моя критическая известность. Это была конференция, организованная эфемерной (т. е. рассчитанной на 4 года) организацией
– Рабочей группой по изучению современной советской культуры. Рабочая группа была советско-американская, само собой, и финансировалась, главным образом, какими-то американскими фондами. Моим же покровителем и пригласителем была Галина Андреевна Белая, которой понравилась моя статья «Превратности диалога». Чем-то она совпала с её мыслями. Словом, выступил я на этой конференции едва ли не триумфально, на большом народе. Держал себя
– от некоторого испуга, должно быть
– очень уверенно, говорил чётко и безапелляционно, чем и понравился, наверное, американцам
– Грише Фрейдину, Володе Падунову, Ицику Брудному. Первый подошел в перерыве Фрейдин, поздравлял и лучезарно улыбался, посадил обедать в своей компании (обедали в ЦДЛ), а потом часа полтора (весьма для меня неловких и мучительных) мы беседовали за дрянным ЦДЛ-овским кофеем.
17.8.91
***
В этот момент он меня отождествил с неизвестным ему автором статьи «Пр. диалога» и сказал «блестяще». За день до этого в том же буфете ЦДЛ он пил кофе с Евгением Поповым. Когда обедали в первый день, напротив сидел Аннинский, заплативший за меня рубль с чем-то. У них с Фрейдиным вышел спор о Горьком, о его отношении к крестьянству. Слева от меня сидела Хелен Гощило, подававшая изредка какие-то реплики, а вообще погруженная в свои бумаги. <…> Помнится, что-то она сказала мне о Бахтине
– дескать, после Бахтина нельзя говорить о Чехове, как я в докладе. Словом, она слушала невнимательно, а в перерывах курила трубку, что во дворе ИМЛИ производило весьма странное впечатление. <…> У нас она ходила в ярких, цыганистых платьях, в Америке большей частью в белом или розовом
– девичьем. Женщины в Америке непритворно удивляются, когда перехватываешь у них тяжелую сумку. Зато Катерина Кларк, например, может очень уверенно ухватить, несмотря на все протесты, увесистый чемодан Аннинского и потащить его к машине. Женщина
– водитель автобуса, кидавшая эти чемоданы, будто они надувные
– на линии «Connecticut Limousine» (вроде так). Квадратная деваха в очках с сальными волосами. Негр – контролер, совершенно седой, в оранжевой безрукавке на голове тело, как носят у нас дорожные рабочие. Весь в маленьких очень ладных сумочках
– с билетами, деньгами, щипчиками и еще чем-то никелированным.
Выходя из нью-хейвенского поезда на Grand Central Terminal: стоит огромный железный бак, в него проходящие мимо пассажиры бросают прочитанные за время поездки газеты и журналы. И тут же вынимают другие. Идет своеобразный обмен, и мусорщикам заметно меньше работы.
Билет
– узкая длинная картонная полоска. Контролер в форме щелкает компостером, отрывает корешок, а то, что осталось, сует под особую лямочку, пришитую на верхушке кресла. Всё это с профессиональным шиком, в три отточенных, быстрых движения.
18.8.91
***
Печатание «колонки». Плохо, не нравится. Ночью придумывал статью о будущем, плюс статью о прозе типа харитоновской и королёвской (не вспомнил никого третьего, а на двух ногах стоит плохо). Потом, в метро, когда ехал к тёте Ире, подумал, что нужно объединить две наиболее перспективные линии
– нормальный реализм и культурологическую прозу (крылья). <…> Статья Левады. Старик основательно её сократил, однако ни строчки не добавил. Кое-что сокращённое я восстановил, однако впихнул одну свою фразу и сократил другое. Проблема заглавия. Как назло, нет никакого начальства. Нина Израилевна связалась с «Отеч. архивами», хорошо. <…> Звонил в Британский совет (насчет премии Букера). Там всё получили. Зотикова на месте нет.
20.3.92***
Переселение на квартиру
– метро «Речной вокзал», + еще шесть остановок на автобусе. Квартира качества среднего, 4000 (смеюсь: за удовольствие <…> работать в «Знамени» я не только ничего не получаю, но и приплачиваю из своего кармана 1000, если не считать тех 4000, которые я отдал посреднику). <…>
2.4.92***
<…>
Вчера пришла бумажка из правительства Москвы с разрешением на прописку. Ситуация двух зайцев, о которой писать даже не хочется. Позавчера зато накатал чуть ли не четыре страницы некоего мемуарного текста. В самом деле, тридцатипятилетним в нашей стране уже можно писать мемуары
– вполне.
<…>
17.4.92
***
Утром проспал, с отвращением слушал съезд, пока завтракал. Потом обмен долларов. Глухонемая мафия у метро «Театральная». Обменяли 5-ками и 25 руб. Зарплата
– тоже мелкой монетой. Вечером распределение денег, из которого выяснилось, что мы народ нищий и ничего-то у нас нет. Ночью кое-что попытался составить по Кураеву. Лёг в 3.
20.4.92***
С утра бегал по магазинам. Дождь. Отдача хозяйке денег. Пренеприятная сцена, которую стоит описать. Всё нищета наша, обидчивость и…
(здесь прерывается. – Прим. С. Агеева).21.4.92 ***
Девять лет назад утонул Алёшка. Вспомнил об этом, только когда позвонил домой. А мы ездили в Кусково
– по скверной, полудождливой погоде, холоду.
Безденежье. Ортега-и-Гассет. Перевод Дубина (Две главные метафоры). Вчера звонил Амелин. Хочется сказать всем (и прежде всего себе самому): «займитесь делом». Станьте специалистом. Толстая книга Тойнби стоит около 100 рублей. Меньше, чем бутылка водки или кассета с записью. Когда вчера Амелин предложил юбилейный Тыняновский сборник (Лотмановский?) за 40 р., я «сразу же согласился», но внутренне вознегодовал. Хотя что такое 40 руб.? Четыре буханки чёрного хлеба. А я давно не покупал книжек. Между тем водки за это время было выпито на тысячи. Бросить пить и курить? Чем тогда смазывать, чем спасаться от трения? Книги уже не помогают. Они, собаки, не дочитываются. Писанием
– писательством не получается тоже.
5.7.92
***
Сегодня в ЛГ
– «Партизанский заповедник». С утра не могу купить газету, а искать особенно некогда, поскольку пошёл в Мосжилсервис, вставши рано. Вчера несколько идей насчет рубрик. Политическая культурология. Свободный жанр. Это возникло в связи с Алтуняном и его статьей о курсировании идей в русской культуре конца XVII
– нач. ХIХ века. Статья хорошая, но несколько многословная. <…> Надо бы заняться не писанием всяких ерундовых статеек, а чем-то конкретным
– наукообразным, вроде Добренко. Чем берёт этот парень? Или я просто опоздал и теперь уже никто никому не нужен? Что делать опоздавшему? Ловить свой маленький кайф или вообще заняться чем-то другим? Чем другим, милый юноша? Бизнесом? Строительством? А что вы умеете, кроме как скрести пером по бумаге и выдумывать всякие инверсии? Для таких сейчас не то что малого
– никакого кайфа нет. Язык бы, что ли, выучить какой-нибудь. Немецкий, который сейчас никто не учит. И заняться чем-нибудь на перекрёстке России и Германии. А годы тем временем уходят, друг мой. И когда зазвучат всякие там фанфары, и призовут тебя к чему-нибудь, будет уже поздно. Будешь лысый и лишённый вкуса к жизни.
Был Бакланов, мило побеседовали о том о сём. Удар со стороны Фрейдина
– часть его статьи, идущей у нас в № 9, появилась в «Независимой». Под другим названием и со ссылкой на «Знамя», но всё равно наши возопили
– дескать, без разрешения! А это я
– как бы между делом
– разрешил. Но говорить об этом и реабилитировать его подожду. Он там, в своей Калифорнии, немного потерпит, а мне сейчас же по шее дадут. Несколько позже я раскаюсь, конечно.
В жилконторе дали бумагу в две другие жилконторы. Нынче составлял фиктивный протокол о выделении мне
– и т.д. Выяснилось, что у нас нет профсоюза. Это замечательно, что мы такие прогрессивные, но поймут ли это в других жилконторах?
Получил зарплату и ухнул на продовольствие без малого 500 рублей.
Статейка моя народу нравится. Бывает такое
– когда пустейшие статейки нравятся народу больше, чем серьёзные.
Какая-то психологическая неприятность с Сережкой
– когда распределяли деньги и решили увеличить его «содержание» в 1,5 раза, он выразился в том духе, что сумма всё равно так мала, что не стоит стараться. Люся тут же оскорбилась и взяла назад эти двадцать рублей. Между тем в последний месяц на него ушло тысячи полторы. Впрочем, как это ему объяснять
– совершенно непонятно.
Написать ночью ничего не удалось, хотя сидел опять до 3-4.
8.7.92
***
День брождения по присутственным местам, считая таковыми и редакции «Огонька» и «Независимой». Жилкомитет. <…> Зато потом, вечером уже, звонила Тарощина с поздравлением и известием о большом гонорарии, и Саша Зотиков, кот. продолжает у меня быть литагентом. На этот раз он сосватал меня в газету «Век». Газете «Век» понравилось, как я написал про газету «День». Такой вот каламбур. На работу я пришел нынче в 5. Заходил Померанц, вынудил я у него две статеечки, надо ему позвонить в следующий четверг. Напомнил он мне о Зубове (это еще Алаев мне говорил о нем). Зубов прочитал недавно доклад «Этнопаранойя». <…> Разговор с Натальей о всяких статьях. Купил книжку
– редкая теперь радость (Эрик Берн. «Игры, в которые играют люди» и наоборот
–35 р.) Был в грампластинках, где всякого много
– завидно, но денег нету, поскольку еще купил 20 пачек сигарет. Сережка купил двойной альбом «Beatles». Качества, по-моему, сомнительного.
9.7.92
***
Утром, естественно, проспал. На работу попал к 2-м. В метро читал Берна, и впечатление такое, что я это всё уже как бы знаю. Т.е. отсутствует впечатление открытия. И это очень жаль. <…> Звонили из «Века». Во вторник пойду туда разговаривать. Хорошо бы уже иметь какую-то написанную для них статейку – для примера. А в понедельник надо звонить в «Огонёк» Минаеву и решать с «Жидким супом», т.е. попытаться безболезненно сократить. Эту статью хочется мне побыстрее скинуть. Завтра днем надо говорить с Гасаном Гусейновым, вечером позвонить Алаеву. Разговор с Германией – 45 р. за 1 минуту.
10.7.92
***
Утром – очень хороший разговор с Гасаном Гусейновым, в ходе которого я все проблемы с его статьей решил. Потом ходили семейно гулять, причем Серёжка всё что-то куксился. Ходили по старым районам Москвы – от Красных ворот до Таганки. Вчера вечером читал «Злую мудрость» Ницше. Сегодня в метро взял с собой «Апофеоз беспочвенности» Шестова – видимо, по аналогии. Вчера начал, а сегодня продолжал статейку, которая, возможно, будет моей «визитной карточкой» для «Века». Назвал – «Двуногое, неблагодарное». С Германией говорил – как с соседним домом. Впрочем, это уже банальность, которую повторяют все, кому не лень. Расписал «еженедельник».
11.7.92
***
Весь день писал статью – и написал. Оказывается, можно писать в день по 6-страничной статейке газетного типа. А поскольку писал, то больше ничего не делал. Разве что к вечеру выпили с Люсей, когда Серёжка ушел по своим делам, спирту и пошли погулять на край нашего оврага, причем Москва с этого края чем-то напомнила мне Сан-Франциско. Не хватало, впрочем, залива. Завтра с утра – опять по жил-делам. Стал очень много курить.
12.7.92
***
За эти дни занятного – только одно: был в газете «Век», отнес туда две статьи и был принят главным редактором (Владимир Николаевич Соколов) весьма любезно. Отнес им и программу еженедельной рубрики. Вчера Чупринин, которому я это в общих чертах рассказал, предостерег меня от еженедельности, поскольку очень тяжело и он мучается даже с двухнедельной статьей. Это верно, конечно, но я, честно-то говоря, ищу узду. И, само собой, нужны деньги – причем то, что я буду там получать, будет сопоставимо с зарплатой – где-то 4-4,5 тысячи при условии еженедельности. Саму газету я посмотрел – она пока что без лица, ни рыба, ни мясо, следовательно, есть возможность начать сначала. В общем, поглядим, что из всего этого получится. Сегодня должна выйти «Карфагенская рота» в «Независимой». Купить газету я так и не сумел, и не знаю, следовательно, – вышла ли. Что-то забеспокоился – что они там вырезали? Читаю в метро «Апофеоз беспочвенности» Шестова, что, конечно же, глупо. Сегодня нужно приступать бы к реализации «программы», и до отпуска написать штук 5-6 хотя бы, чтоб был задел. <…>
В «программу» надо бы включить «Что такое истинный национализм» Струве – то есть комментированное изложение этой статьи. А начать с «Эклектика» и «Размышлений папуаса».
15.7.92***
Сегодня приехали с Люсей из Ялты. Были там 12 дней в доме творчества. Творчества, впрочем, никакого не было, не было даже и порывов. Жара, насморк, кашель, словом, держались весь год и вдруг расслабились. Смешно сказать – ни разу не искупались. Гуляли, спали, ели. Впрочем, кормили весьма скудно, да и весь сервис был не на высоте, хотя номер был хороший. Публика сборная, на три четверти случайная. Разве только Нина Садур с дочкой – вот и все писатели. В Ялте случайно – за три дня до отъезда – встретили Володю Абашева. С ним и с Мариной – его женой – ездили в предпоследний день в Симеиз, а в последний – в домик Чехова в Ялте. Крым всё тот же, только всё человеческое – в противоположность природному – там обветшало и как-то постарело.
Вполне возможно, что причина нашей пассивности в Крыму была чисто прозаическая – распорядок дня, т.е. необходимость ходить на завтрак, обед и ужин. Но, признаться, и не хотелось его нарушать – отдались ему, как сну. Мучило и унижало безденежье – на фоне бешеных – до глупости порой – цен. Эклектическая (постмодернистская?) архитектура Крыма. <…> Сердце Луговского – раньше не задумывался о пошлости этого жеста – завещать похоронить своё сердце отдельно. Почему это я должен ходить два раза в день мимо сердца какого-то – пусть и неплохого относительно – советского поэта? Мещанская (или бюргерская?) теснота в доме Чехова. Маленькие комнатки, ниша в кабинете позади стола. Володя, кивнув на одну из фотографий (Чехов в пальто, застегнутый на все пуговицы) сказал золотые слова: «человек в футляре». И это отнюдь не неприятно. Поезд. Мешочники с перцем и фруктами. В Крыму никакой Украиной не пахнет. Южнорусский стереотип. Сережка с его новой школой. Пока всё вроде бы ничего. А там видно будет. В Крыму пытался читать Пруста (купил «Пленницу») – и не пошло. Прочитал купленный в Ялте 1-й номер «Первого сентября». Не моя газета.
11.9.92
***
Купил «Век», в котором, вопреки моим ожиданиям, не было моей статьи. Что это означает – не знаю. Ничего хорошего, во всяком случае. Круг сужается – вот какое впечатление. Не пора ли бросить журналистику (т.е. гонку за деньгами) и заняться писательством – критикой, прозой, наукой? Всё это будет работа «впрок», и значит – безденежье относительное.
Сделать для начала Тане Павловой хорошие тома Блока и Кузмина.
12.9.92скачать dle 12.1
