Колонка Анны Аркатовой(
все статьи)
Если не считать деда, говорившего по-французски и параллельно освобождавшего Прагу, а также его матери, моей прабабки, учившейся музыке в Англии – с чего начиналась моя Европа? То есть в какой момент она стала осознаваться как другая система координат – чтобы не сказать альтернатива? Литература в детстве, понятно, еще вот прям калькой не накладывалась на нашу реальность. Поэтому Дюма, Диккенс, Бальзак и сёстры Бронте воображение развивали – а критику пока нет. Пушкинский музей тоже не рассматриваем. Это вообще не люди – боги рисовали.
Думаю, отправной точкой стали «Ночи Кабирии». В восьмом классе моя подруга Белка - старше меня на год - ведёт меня в киношку, строго настрого запретив родителям сообщать название фильма. Но даже если б меня и спросили – про что там у Феллини, я бы передать не смогла. Я даже не особенно поняла, чем эта Кабирия промышляла. Но сухие жаркие улочки и улыбку Джульетты Мазины я запомнила на всю жизнь. У нас таких не водилось. Как и много чего остального.
Взбитый как 30 процентные сливки, крутой дефицит чего бы то ни было, стимулировал исследовательский интерес. Изощрённая логистика и товарная стоимость лотов оценивалась на вдохе, причём первая снимала всякие вопросы относительно второй. Польские пластинки, болгарские джинсы, записи какого-то шведского радио и наконец, йогурты. Всё это крайне завораживало, даже привносило в жизнь некий азарт – но к сравнениям не побуждало. Ну что сравнивать наш грунт с лунным – смысл?
Итак, мы на пути к Европе – промыслы предприимчивых, домыслы обывателей, замыслы романтиков.
В девятом классе в музее Бородинской панорамы я познакомилась со Стефаном - мальчиком из Берлина. Произошло это на глазах моей тётки Зои Львовны, бывшей балерины, женщины свободных взглядов, не переставая курившей Беломор и слега спекулировавшей японскими зонтиками. Но когда в ее почтовый ящик в доме в Вознесенском переулке стали приходить письма этого Стефана (свой адрес я не рискнула оставлять исключительно из-за пуританских взглядов мамы), так вот даже Зойка заголосила. В том смысле, что написала мне в Ригу строгое письмо, чтобы я завязывала с иностранцами. Что у меня отец на секретном заводе, не говоря об остальных не обведённых партийной линией родственниках!
И вот тут мне до смерти захотелось в Европу. То есть я уже знала в каком направлении двигаться. И через пару лет двинулась в Прагу. На поезде. Пропасть была такая, что мы боялись выйти из здания вокзала, чтобы не упасть в обморок у первого ларька. Потом помню какие-то бани в Амстердаме, где все были вперемежку и все голые. Никто при этом не парился – в переносном, конечно, смысле). Зато в Музее д”Орсе меня преследовали сразу два француза. Причём я была полностью одета и даже в берете.
Ну, потом пошло-поехало. Все стали летать и создавать впечатление, что уж что-что, а Европу-то мы знаем и даже как-то скучаем в ней. Как в Шри –Ланке. Ну её, Европу. Надоела. Один сплошной костёл. Вот Латинская Америка это да.
Потом в Германию переехал мой сын и стал там долго плодотворно и с удовольствием жить. И мне нравилось наблюдать этот порядок жизни, из которой как бы это сказать – ничто нигде не выпирало. Это не род конформизма, отнюдь. Это закон соблюдения границ, обратное действие коего в моём представлении называется пошлостью. Культура как свод правил, что и говорить, в Европе явлена хрестоматийно. «Пластмассовые улыбки» кого-то раздражают – а у меня повышают настроение с полпинка. При мне компания из 10 человек (немцев) мгновенно переходила на английский (я тогда еще немецким не владела). В отношениях, которые я наблюдала, сущим кошмаром было – вызвать у партнера чувство вины. Да не только у партнёра – у собеседника, посетителя, родителя, ребенка. Я помню как я, набрав поднос еды в бистро, обнаружила, что забыла дома кредитку – и мужчина, стоящий за мной, с пониманием похлопав меня по плечу, без слов расплатился и растворился в воздухе – только чтоб я не билась со своей благодарностью и неловкостью. Я помню пограничника, женщину, возвращающую мне паспорт со словами – «с этой стрижкой вам гораздо лучше». Я ценю скромные подарки моих дорогих европейцев– их скромность не из бедности или скупости, а из стремления уберечь меня от ответных трат, не дай бог обязать к чему либо. Хотя бережливость здесь безусловное достоинство. Конечно, есть разные социальные страты - я не сталкивалась с немецкими чиновниками, с бизнесменами, с люмпеном в конце концов. Да и мои знакомые могли просто «делать лицо». Но поведение, заверченное вокруг формального Entshuldigung (извините), на деле вполне эффективно поддерживает равновесие и комфорт другого. И сегодня я бы предпочла поддерживать именно это, а не фонтан эмоций, на который мы отчего-то рассчитываем в любом уголке Земли.
И видимо, придётся признать, что штормящая идентичность, которая сейчас есть объект критики и скепсиса, в том числе и в самой Европе, могла случиться только в благополучных странах, решивших проблему пропитания, социального обеспечения, самозащиты и детской смертности. Можно выдохнуть, подойти к зеркалу и пристально изучить себя. Можно попробовать варианты. А нам действительно не стоит волноваться – нам до этого зеркала как до луны – у нас ипотека.
скачать dle 12.1
