Редактор: Наталья Якушина
(Пьеса в 1-м действии, похожая на комедию)
Часть I.
Продолжение в №205.
МАМА (Тася)СЫН (Сережа)ОФИЦИАНТ (Миша)ДЕВУШКА (Мила)Ресторан. Сервированный стол. Два стула (или диван углом).Входит молодой человек лет двадцати пяти, одет просто и модно, симпатичный, с рюкзачком на спине. Он оглядывает зал, понимает, что нужного ему человека нет, и садится за столик. Вынимает из рюкзачка толстую книгу и читает.Входит женщина, вдвое старше его, но очень пикантная и знающая это. Это его мать. Одета не без изящества. Увидев сына, волнуется, даже глаза закрывает, берет себя в руки, направляется к нему, садится. Молодой человек ее пока не замечает. Мама пользуется этим и любуется им.МАМА. Какой же ты красивый у меня. Как Ален Делон.
СЫН. Что? А, это ты. Здравствуй. Ты что-то сказала?
МАМА. Ты у меня красивый, как Ален Делон, сынуля.
СЫН. Знакомая пластинка.
МАМА. Только очень похудел. Кожа да кости…
(Задыхается от жалости.)СЫН. Ма-ма, не начинай.
Он время от времени так произносит «ма-ма», с нажимом, как будто знает заранее все, что она скажет, и это ему осточертело. А в друших случаях – устало, даже умоляюще.МАМА. Разреши, сынок, я буду передавать ей деньги. Телеграфными переводами. На еду. И на нее хватит. Пусть трескает.
СЫН. Я уже устал, мама.
(Складывает книгу.)МАМА (испуганно). Все, все, не буду, честное-пречестное, молчу. Я что-нибудь закажу, сынуля?
Миша вздыхает, снова раскрывает книгу. Читает. Подходит официант, возраста мамы, непритязательной официантской внешности, в черном пиджаке, черных отутюженных брюках, белая рубашка, галстук-бабочка и бейджик «Миша». Предлагает меню.ОФИЦИАНТ. Прошу, мадам.
МАМА. О, мадам… Вы хорошо воспитаны.
(Надевает очки и всматривается в бейджик.) Миша, а вот скажите, у вас отбивные большие?
ОФИЦИАНТ. Выход сто восемьдесят пять граммов.
МАМА. А если я вас попрошу, знаете, посерьезнее к этому отнестись… Граммов этак двести пятьдесят, а лучше триста. Точно, триста! Я заплачу, естественно…
(Всматривается в бейджик.) Миша, тут у вас не должно быть сомнений…
ОФИЦИАНТ. Не полагается.
МАМА. Ах так…
ОФИЦИАНТ. Да, так.
МАМА. Тогда две отбивные…
(Опять всматривается в бейджик.) Миша, и уложите на одну тарелку. Рядышком, знаете, так, бочком друг к другу. И гарниру, Миша, поджаристой картошечки, такой знаете золотистой, ну и зелени побольше. Чтобы не кот наплакал, а слон накакал. Прости меня, Господи!
ОФИЦИАНТ (морщится). У нас нет таких тарелок, мадам.
МАМА. Как нет?
ОФИЦИАНТ. Не наладили выпуск.
МАМА. А я в кино видела.
ОФИЦИАНТ. А у нас ресторан.
СЫН (отрывается от книги). Я сыт, мама.
МАМА (недоверчиво). Сыт?
СЫН. Честное комсомольское.
МАМА. Не лишай меня этой радости, сынуля. Может, это моя последняя радость. Ей-то плевать, хабалке этой, а у меня сердце разрывается — ты такой бледный… Сс-с-с-терва!
Сын вскакивает, одновременно засовывывая книгу в рюкзачок.Мама хватает его за руку.МАМА. Не буду, все-все, прости, Сережа, ну глупая у тебя мамуля, ну прости ты ее... Тебе даже идет такой образ, утонченнннный…
(Сын при слове «утонченный» дергается.) это в духовном смысл, ты не подумай… Ну сядь, я же мама тебе все-таки!
Сын, подумав, садится.ОФИЦИАНТ. Вы приняли решение, мадам?
МАМА. Вот что мы сделаем…
(Уже не читает бейджик, запомнила.) Миша, мясо на одну тарелку, два раза по сто восемьдесят пять грамм, и ни грамма меньше, я проверю… А картошечку на другую, и тоже два раза, поджаренную, и чтобы горочкой. И зелени, естественно, две порции. И соусу, красного. И белого тоже, на всякий пожарный.
ОФИЦИАНТ. Как я понимаю, это заказ для молодого человека. А вы что будете, мадам?
МАМА. Я на диете, Миша. Вы разве не видите? Да, и морскую капусту принесите, в ней витамины.
ОФИЦИАНТ. Морской нет.
СЫН. Давайте сухопутную.
ОФИЦИАНТ (сыну). Смешно.
(Маме.) Капусту
– тоже два раза? Горочкой на одну тарелочку?
МАМА. А знаете, Миша, юмор – это не ваше. Вы бы лучше объявление повесили, что ступенька высокая. Я чуть не навернулась… Та-а-ак, вы еще здесь, Миша? Странно.
(Официант, фыркнув, уходит.) Как в институте, сынок?
СЫН. Ты знаешь не хуже меня.
МАМА. Я так благодарна Розе, Сереженька, тебя же турнуть могли. Ужас какой! В середине семестра, и все
– ты в горячей точке! А что ты думаешь, у нас любая точка может вспыхнуть. Алькайда не дремлет. А ведь у Розы очень сложное положение, сынуля, – единственный декан пенсионного возраста, и нерусская. Ну ты понимаешь, о чем я. Подошел бы, спасибо ей сказал, она же для тебя старается.
СЫН. Попроси ее поменьше стараться.
МАМА. Не понимаю, сынок.
СЫН. Ма-ма! Ты-все-по-ни-ма-ешь. Кто сообщил в ректорат, что Мила
– валютная проститутка, американская шпионка, а в свободное от проситуции и шпионажа время время спекулирует неотшлифованными якутскими алмазами? У тебя, мама, фантазии не хватит.
МАМА (после молчания). Сынок, это проверенная информация…
(Шепотом, смотрит вверх.) Оттуда! У Розы связи.
СЫН. Мама, уймись! И Розу свою уйми! Или эта встреча будет у нас последней.
МАМА. Боже мой, ты такой красивый! И умный! И талантливый! Победитель олимпиад в разных областях знаний! Мы тебе все дали, что ты хотел! Ты захотел стать художником, и три года бабушкину пенсию мы вбухивали в краски, художественный картон и заслуженного художника России Гурвича. Потом ты захотел стать поэтом, и мы нашли возможность показать твои стихи самому Илье Резнику! Да, он не ответил, но мы снова покажем. И он нам ответит!
СЫН. Ну да, вы захотели сделать из меня пианиста, и мое детство содрогалось под этюды Черни.
(Напевает.) Да-да-да-да-да-да…
МАМА. Зато ты умеешь играть на пианино!
СЫН. Я уже два года не играю, мама.
МАМА. А жил бы с нами, сынок, играл бы каждый день!
СЫН. Ну да, песни советских композиторов. Про пингвинов и надежду. А вы бы с бабушкой орали их, ты
– с дивана, а бабушка – из кухни. «Трутся спиной пингвины о земную ось!» Картина, достойная Босха и Брейегеля!
МАМА. Видишь, какие ты фамилии знаешь… Босх… ну и второй этот тоже… это благодаря бабушкиной пенсии… Совсем она плохая стала, сынок.
СЫН. Мама… Ты хоть бабушку не используй в террористических целях…
Снова читает.МАМА. Она ждет тебя, каждый день спрашивает – а Сереженька придет? А то умру и сожгут меня в крематории, и не увижу я внучонка любимого! Бабушка так тебя любит, сынуля! И папа тебя так любил, пока был жив – Тася, говорил, только Сережу не пускай в больницу, не хочу, чтобы он видел, какой я теперь… И я тебя так люблю, сынулечка! Ты вот не знаешь, а я каждый день тебе котлетки и тефтельки таскала из столовой, когда шеф-поваром работала, в дамской сумочке, фольгой внутри обложила, чтоб не протекало…
Официант приносит заказ, не спеша расставляет.СЫН (захлопывает книгу). Да десять тысяч раз я слышал и про котлеты, и про тефтельки, и про фольгу, и про крематорий, и про любовь. Мозги уже скисли от вашей любви! По гроб жизни благодарен! Тете Розе отдельно. За то, что учусь на экономиста и ненавижу экономистов. За то, что таскаюсь по съемным квартирам и ненавижу соседей-шизофреников... За то, что Милу выгоняют за проституцию, шпионаж и спекуляцию, которые изобрела твоя неуемная Роза, я ненавижу вас, ненавижу, ненавижу… А знаешь, я устал вас ненавидеть…
(Мать еле сдерживает слезы, зажала рот рукой.) Меня тут чуть не арестовали за рукоприкладство — соседка, назначенная подругами по идиотизму старшей по коммуналке, приперлась в нашу комнату, показания счетчика снимать, и выбрала ключевой момент
– когда мы занимались любовью!
МАМА. Боже мой!.. Чуть в тюрьму тебя не упекла, сучка толстозадая!
СЫН. Что ты сказала?!..
Официант, который расставил тарелки и разложил приборы, решил, что эта пауза подходит для его вмешательства. Он протягивает меню.ОФИЦИАНТ. На десерт фрукты или мороженое?
МАМА. Да пошел ты!
(Сыну.) Ну, я эту гадину определю куда надо…
СЫН. Я-те-бя пре-ду-пре-жда-ю-ма-ма!
Сын вскакивает, запихивает книгу в рюкзачок, но мать цепко хватает его за руки.ОФИЦИАНТ (протягивает меню). И все-таки, мадам, мороженое или фрукты?
МАМА. Сгинь, нечистая!
(Сыну.) Она злодейка, сынок, я сердцем чувствую! Сердце матери не обманешь! Ей лишь бы в постель тебя затащить. А потом — в ЗАГС, мол, ребенок от тебя, а он не от тебя, Сереженька, у нее таких клиентов, как ты, океан! Атлантический! Это проверенные сведения!
ОФИЦИАНТ. Прошу прощения, мадам…
МАМА. Отзынь, малохольный!..
(Сыну.) Она международная профессионалка! Сынуля, это факт! К ней из-за границы приезжает, по спецзаказу, потому что она делает для мужчин такое, Сереженька!.. Это запрещено! Всемирной организацией здравоохранения! Зарегистрированы смертельные исходы! Роза наводила справки в компетентных органах…
Сын пытается вырваться, причем изо всех сил, мычит от бешенства, но мать вцепилась насмерть.ОФИЦИАНТ (протягивает меню). И все-таки, мадам, фрукты или мороженое?
МАМА. Ты слепоглухонемой? Ты что, Миша, не видишь, Миша, в каком травматическом я нахожусь состоянии?
(Хватает со стола нож.) Ты понимаешь, что я могу с тобой сделать сейчас? Выбирай, жизнь или смерть?
ОФИЦИАНТ. Но сначала — вы: фрукты или мороженое.
МАМА. Фрукты.
ОФИЦИАНТ. Жизнь.
(Захлопнув меню, уходит.)Сын вдруг начинает смеяться, мама растерянно смотрит на него.СЫН. Слушай, а ведь это первый твой облом.
МАМА (садится, устало). Второй. Первый – ты.
(Кажется, плачет.)СЫН (смотрит на нее, потом тоже садится). Я этого не хотел.
МАМА (безысходно). Знаю. Зато шаманка твоя хотела.
СЫН (безразлично). Что-то новенькое.
Вид жареного мяса привлекает его, и он начинает почти автоматически нарезать маленькие кусочки и поедать их.МАМА. Новенькое, сынок,
– хорошо забытое старенькое.
(Далее произносит хорошо заученный текст. Слезы моментально высыхают.) Современное канатационное шаманство сходно своими параметрами с аутентичным пространственным зомбированием гаитянских аборигенов. Проникновение личностных флюидов субъекта зомбирование в объект зомбирования происходит спонтанно, с учетом как изначальных генетических характеристик объекта, так и наслажденческих инстинктов, благоприобретенных в процессе его функционирования.
Сын даже перестал есть от восторга.СЫН. Это было круто!
МАМА. И даже очень. Ты-то думаешь, что сам думаешь, а это она за тебя думает. Ты-то думаешь, что сам любишь, а это она заставляет тебя любить ее. Они группами работают, Сережа, это доказанный факт, и каждый член группы ретранслирует приказы других членов. А мы даже ничего не знаем! Вся страна опутана злокачественной паутиной аутентичного пространственного зомбирования. Защититься невозможно!
СЫН. А я не хочу защищаться. Понимаешь? Мне хорошо с Милой. И с ее канатационными шаманами. И с ее таитянскими аборигенами. Или кто они там — мне плевать на это, понимаешь? Я пишу стихи, читаю друзьям, и они мне читают стихи, и мы немного выпиваем, много гуляем по Царицино и Коломенскому, смеемся, играем на гитаре, играем в бадминтон, и хорошо после этого спим. А параллельно любим друг друга, я и Мила, мы любим, да…
(Задумался, но ненадолго.) А с вами мне плохо, мама. Я никогда не мог понять, почему друзей не надо угощать сыром и колбасой, а толко чаем и карамелью «июльское солнышко».
МАМА. Сереженька, твоя бабушка…
СЫН. …пережила Ленинградскую блокаду. Я знаю. Но голод закончился, мама! Ты скажи бабушке, если она не в курсе! И нет смысла сушить корки хлеба и складывать в ситцевые мешочки! Когда надо будет, мы сгорим за пять секунд и не успеем сожрать эти корки! И эти засохшие сырные ломтики! И эту позеленевшую кобасу! Ради чего вы живете, мама? Ради чего травите Милу? Только из-за того, что она не москвичка? Вы ее даже ни разу не видели! Это страшная ошибка, ма-ма! Вы с бабушкой и Розой сошли с ума! Вы психи! Вы опасны для людей! Вам надо лечиться!
МАМА (вскакивает). Когда-нибудь ты спасибо скажешь за то, что мы вывели на чистую воду эту грязную сучку!
СЫН (вскакивает). Заткнись!!!
МАМА. Что ей надо от меня? Брильянты? Рубины? Нет у меня брильянтов и рубинов!
(Что-то срывает с себя.) Вот, отдай ей ожерелье янтарное, с Рижского взморья!
В это время официант приносит фрукты, но не решается подойти.СЫН. Мама, люди вокруг!
МАМА. Это нет люди, это… Миша. Вот ей
– кольцо золотое, твой папа на свадьбу подарил…
(Пытается снять с пальца, переключив все внимание на это.) Пять лет деньги копил, в обносках ходил, но все-таки купил мне это колечко золотое девяносто четвертой пробы… Но ей-то плевать, она с пальцем оторвет… фашистка… гадина… На, отдай ей! Может, отстанет от тебя! Только вряд ли! Я знаю, ей квартиру нашу подавай! Фига ей, а не квартира!.. Вот!.. Видела, гадина?.. Фига тебе!.. Серёжа… Сынок...
(Только теперь она заметила, что уже некоторое время находится в одиночестве. Сын бежал с поля битвы.) Сереженька... Вернись, сыночка…
Садится. Тихо хнычет. Вытирает глаза платком. Официант деликатно ставит на стол фрукты. Откашливается. Ждет.ОФИЦИАНТ. Может, что-то еще, мадам?
МАТЬ. Водки, Миша. Три по пятьдесят.
ОФИЦИАНТ. А вы уверены…
МАТЬ. Нет. Четыре по пятьдесят.
ОФИЦИАНТ. Три так три.
(Уходит.)МАТЬ (надевает янтарное ожерелье). Ну вот что мне делать? Хоть убей! Ну не помю, выключила утюг или не выключила? Вроде вынимала штепсель… или это вчера... Голова кругом из-за этой сучки... Господи, какую девочку Роза ему нашла, Ирочка, куколка, вся в кудряшках, скрипачка, из интеллигентной еврейской семьи, отдельная квартирка в центре, ну просто конфетка, и девочка и квартирка… Нет, однозначно, выключила…
Официант приносит поднос, на нем три стопочки по пятьдесят граммов. Ставит первую стопку на стол, и она тут же ее выпивает, стукая ею по столу.МАТЬ. Скажите, Миша, у меня красивый мальчик?
ОФИЦИАНТ. Безусловно, мадам. Впрочем, мальчики… это не мое.
МАТЬ. Зато мое. Он красивый, Миша. Как Ален Делон.
(Официант ставит вторую стопку на стол, и она тут же ее выпивает, стукая ею по столу.) А она –вы даже не представляете, Миша, какая она с-с-с…
МИША (очень вежливо). Мадам, я вас прошу…
МАМА. Не его поля ягода, нет, Миша, не его…
(Точно так же, как предыдущие, выпивает третью стопку, стукая ею по столу.)ОФИЦИАНТ. Хочется напомнить, мадам, что у вас есть еда… и много. Мясо и картошка, и капуста, и зелень.
МАТЬ. Еще три по пятьдесят.
ОФИЦИАНТ. Может, передохнете?
МАТЬ. Не время сейчас отдыхать, Миша Несите!
ОФИЦИАНТ. А, может, не надо?
МАТЬ. Надо, Миша, надо. Это ничего, мы и не в таких переделках бывали.
ОФИЦИАНТ. А вы интересная дама.
МАТЬ. Это да. Только жизнь у меня не-ин-те-рес-ная.
Затемнение. Музыкальная пауза, которая означает, что прошло время.Улица. Перед рестораном.Мать стоит, в незастегнутом плаще, перед рестораном. Она пьяна как сапожник, и ее «штормит» со страшной силой. Разговаривает с собой.МАТЬ. Та-ся! Сто-ять!..
(И тут же падает на колени.) Так, я не поняла, это что здесь происходит, а?..
(Пытается подняться, и ей удается.) Не-пло-хо, Тася. А теперь… до-мой! Му-хой! По-ня-ла?.. Ну то-то…
(Тут же падает.) Ладно, раз такие дела, мы по-другому попробуем.
(Душевно.) Тася, это глупо в конце концов. Уж мне ты поверь, человеку, который к тебе относится хо-ро-шо и зла тебе не же-ла-ет, вот это все, что ты сейчас вы-тво-ря-ешь, ни-ку-да не-го-дит-ся…
(Из ресторана выходит Миша, увидев ее, останавливается. Тася смотрится в зеркальце.)Ты можешь, Тася, я по глазам вижу, ты мо-жешь… Если кто-то и может, то это ты! И не в таких переделках ты бывала! Ну давай, сделай так, чтоб мы гор-ди-лись то-бой… Та-ся, на-старт… Вни-ма-ни-е… Марш!
(Ей удается встать, но ее опять штормит.) Куда?.. Назад!.. Та-а-а-ак! А это у нас что такое?
(Уперлась в Мишу, который удерживает ее от падения.) Вы это кто?..
(Припомниает.) Слушайте!.. А я вас где-то видела, только не сбивайте… Три по пятьдесят! Да? Я помню! Мороженое или фрукты! И не смейте от-пи-рать-ся, Миша! Я вас узнала! А вы меня?
МИША. Забыть вас нерально, Тася.
ТАСЯ. Та-а-а-ак. Вам известно мое имя. Эт-т-т-то странно. Вызывает по-до-зре-ния. А может, вы никакой не официант? Никакой не Миша? Никакое не мороженое и не фрукты? Может, вы… маньяк?.. Руки!
(Официант отпускает Тасю.) Не сметь хватать меня, маньяк!
(Замахивается.) Эй, куда это я?
(И снова Тасю заштормило, да так, что после того, как она сделала заковыристый круг, снова оказалась в объятиях официанта.) Та-а-а-а-ак… Не понял… Вы кто?.. Слу-у-у-ушайте, а я вас видела, видела-видела, даже не отпирайтесь, и совсем недавно!.. Де-жа-вю, вот как это называется… Так, молчите, я должна сама… Три по пятьдесят? Мороженое или фрукты? Да тут все очевидно – Ми-и-и-иша, вот вы кто!..
(Поет, насколько может.) Мишка, Мишка, где твоя улыбка, полная задора… а вы думали, не узнаю, да?.. Думали, совсем пьяная, да?.. Я и не в таких передках бывала… Три по пятьдесят – да это для меня смешно! Детский сад!
МИША. А потом еще три по пятьдесят. И еще сто с лимончиком.
ТАСЯ. Да-а-а-а-а? Вы мне, Миша, от-кры-ва-е-те неизвестные страницы моей жиз-ни.
МИША. Вы где живете, Тася?
ТАСЯ. Та-а-а-ася? Вам известно мое имя? Вот где собака зарыта… Ты маньяк!.. Руки! Я буду кричать и свистеть! Милиция! С-с-с-с!
МИША. Да пожалуйста. Свистите на здоровье.
(Собирается уйти.)ТАСЯ. Эй, вы куда? Стоять! Накачали водкой – а теперь бросаете? Вот так это у вас делается?
МИША. Я, мадам, всего лишь официант. И заботиться о клиентах после работы не обязан.
ТАСЯ. Вот так вы заговорили, Миша?
(Ее штормит с новой силой.) Какой ветер! Страх Божий! Прямо с ног сшибает! Начинается ураган! Ау! Люди! 911!
(Выделывает почти балетные па. Миша буквально ловит падающую Тасю.) Так-так-так, вы кто такой?.. Не качайтесь, а то я не могу вас раз-гля-деть, ну-ка… Вы что, меня преследуете?
МИША. Нет, Тася, совсем наоборот.
ТАСЯ. Та-а-а-ася? Вы меня зна-а-а-аете?
МИША. И сожалею об этом. И я не маньяк. Просто официант, Миша Три по пятьдесят, мороженое или фрукты. А потом еще много чего. А вы Тася, а я не маньяк, и живу, кстати, в двух кварталах… Ну что, поехали?
ТАСЯ. Эх, Тася-Тася, ты даже не пред-став-ля-ешь, во что ввязываешься… Пъехли… Мишка, Мишка, где твоя улыбка, полная задора и огня?
Миша приседает, и Тася взваливается ему на спину.Затемнение. Музыкальная пауза, которая означает, что прошло время. Комната Миша. Все скромно. Креслецо. Кровать. Тумбочка, на ней коньяк, две стопочки, старинная книга. Открытое окно.Миша вваливается с Тасей на спине, опускает ее в кресло, раздевает ее, раздевается сам, приносит из коридора меховые тапки, надевает на Тасю. Потом сам надевает тапки. Тася внимательно следит за ним из кресла. ТАСЯ. Ну и когда?..
МИША. Что?
ТАСЯ. Ясно что, Миша… со-бла-зне-ние? Когда начнется?
МИША. И не рассчитывайте.
ТАСЯ. А говорят, сорок пять — баба ягодка опять…
(Миша отворачивается.) Понятно. Никакая я не ягодка, а пьяная вишня и старая раз-ва-ли-на…
МИША. Неправда.
ТАСЯ. Да еще скандальная, да еще с матерью-блокадницей и безмозглым сыном… ну, про сына ты сам знаешь.
МИША. Да не в этом дело… Просто у меня есть женщина.
ТАСЯ (оглядывает комнату). Ты имей в виду, Миша, я к тебе хо-ро-шо-от-но-шусь. Ты меня не бросил в лихую годину, ты принем меня сюда, ты надел на меня теплые меховые тапочки, положил в удобное кресло… ну и все такое. Но только, Миша, не ври. У тебя нет женщины.
Пауза.МИША. Сейчас нет. Но я ее жду.
Пауза.ТАСЯ. Сколько?
МИША. Чего?
ТАСЯ. Сколько ты ее ждешь?
Пауза.МИША. Ну…
ТАСЯ. Ну?
МИША. Пятьсот восемнадцать дней.
ТАСЯ (опрокидывается с креслом). Блин!
МИША. Не ругайтесь.
(Поднимает вместе с креслом.)ТАСЯ (потрясена). Пять-сот-во-сем-над-цать-дней?
МИША. Ну и что? Вы программу «жди меня» смотрите? Люди по тридцать лет ждут.
ТАСЯ. Миша, но ты же не собираешься тридцать лет…
МИША (перебивает). Давайте сменим тему.
ТАСЯ (рубит воздух ладонью). Я тебе как другу… Ми-ша-не-при-дет! Под-ве-ди-чер-ту-Ми-ша! Пе-рей-ди-ру-би-кон! Тебе нужна такая женщина, которая не предполагает марафонских дистанций. Спорт высоких достижений – не для тебя.
МИША. Она придет, вот увидите!
ТАСЯ. Не увижу. Пятьсот. Восемнадцать. Дней. Довольно! Плюнуть и растереть! Все!
(Пауза.) Повтори, Миша!
МИША. Я понял.
ТАСЯ. Нет, ты повтори! Это важно.
МИША. Плюнуть… и растереть… все!
ТАСЯ (хлопает в ладоши). Ай да Миша! Ай да мо-ло-дец! Перешел рубикон! Подвел черту! А знаешь, надо за-фик-си-ро-вать это событие. Чтобы ни шагу назад! Давай! Фиксируй! Раздурись на всю голову! Искупайся в фонтане перед Большим театром! Залезь в вольер к жирафам! На-пей-ся-сдру-зья-ми-как-сви-нья…
МИША. У меня нет друзей.
ТАСЯ. Ну, один напейся. Как одинокая свинья.
МИША. Я не пью один.
ТАСЯ. Вот оцени, Миша, мое хорошее к тебе ооооотношение. Несмотря на переполненность моего организма алкоголем, к чему ты, Миша, имеешь непосредственное отношение, я готова пожертвовать частью этого самого организма, я имею в виду, как ты понимаешь, свою печень… чтобы за-фик-си-ро-вать с тобой пе-ре-ход ру-би-ко-на. Наливай. Два по пятьдесят.
Миша разливает коньяк, протягивает Тасе.МИША. За то, что вы хорошая.
ТАСЯ. Правда хорошая?
МИША. Очень.
Пьют.ТАСЯ. Но не для всех, Миша.
МИША. Вы про Алена Делона? Понимаете, он молодой, по-другому понимает жизнь. Другие оттенки.
ТАСЯ. Лопух он! А она сука! Без оттенков!
МИША. А может быть, Тася, вам тоже…
ТАСЯ. Что?
МИША. Перейти Рубикон. И пререстать надеяться, что ваш сын приведет к вам такую невесту, на которой вы бы сами с удовольствием женились?
ТАСЯ. Не умничай, Миша, интеллект
– это не твое. Кажется, я уже тебе это говорила. Налей лучше два по пятьдесят, для стимулирования мозговой де-я-тель-но-сти.
Миша наливает. Они чокаются и выпивают. Миша внимательно смотрит на нее. Тася это замечает.ТАСЯ. Ну и что ты там увидел?
МИША. Вы красивая.
ТАСЯ. Да ладно.
МИША. У вас лицо, как на древних скифских украшениях.
ТАСЯ. Что, такая старая?
МИША. Это скифские украшения старые, а женщины на них молодые. И прекрасные. Вы, может, слышали — недавно отрыли золотое кольцо с плачущей женщиной?
ТАСЯ. Да что ты говоришь!
МИША. По легенде это жена скифского царя, которая всех очаровывала своей ослепительной улыбкой. И царь приказал эту улыбку выгравировать. На кольце. Но однажды царь перебрал, примерно как вы, и встретил утро в постели другой женщины.
ТАСЯ. Я так и знала, Миша.
МИША. А когда он посмотрел на кольцо… когда посмотрел…
ТАСЯ. Не тяни, Миша.
МИША. Жена не улыбалась, а плакала. Царь прибежал во дворец, но там ее не было. И нигде не было. Тогда царь заперся в келье и встретил там смерть.
ТАСЯ. Красиво!.. Но с другой стороны, что нам теперь, не пить? В келье запереться? Не-е-е-ет, Миша, мы пойдем другим путем! Мы не скифы!
Миша отходит к окну. Тася смотрит на него и принимает насколько может соблазнительную позу.ТАСЯ. Миша, а ты не хочешь вернуться?.. Да ты не бойся…
(Миша подходит, Тася показывает ему на кровать, он садится.) А знаешь, мне понравилось, как ты меня та-а-ащил. Ты старался не стукнуть меня о выступающие предметы. У меня сохранились самые приятные воспоминания. У тебя такая спина, Миша, удобная, покатая, без бугров. Это редкость, Миша, в наше время. Такая приятная спина. Да ты и сам… очень приятный… Я в ресторане не разглядела, тем более ты доставал меня мороженым и фруктами… У тебя такие губы тонкие
(проводит пальцем по его губам) и нос модный с горбинкой…
(Проводит пальцем по его носу.) И глаза, хотя и небольшие, но пронзительные, как северный ветер… Ничего сказала, да?.. Могу же, когда в форме… Но продолжаем… уши у тебя… изысканные… Ты не поверишь, как это важно для жен-щи-ны – изысканный вырез мужского уха. Ведь как бывает порой, точно топором вырубили, честное слово, ну, груша в разрезе, и посередке – примитивная дырка.
(Внимательно рассматривает.) А у тебя-я-я-я, Миша-а-а, нечто прихотливое и за-го-гу-ли-сто-е. И дырка почти не видна, потому что по-рос-ла нежным светлым пушком. Как на персике. Вот видишь, Миша, у всех гру-у-уша, а у тебя пе-е-ерсик. Почувствуй разницу…
(Гладит его ухо.) И еще оно приятное на ощупь, твое загогулистое ухо! Хочется его гладить и гладить… как персик… А вот тут, Миша, я бы взъерошила пейзаж, вот так, для художественного беспорядка…Ну простоАртюр Рембо!
(Ерошит ему волосы, и видно, что Мише это нравится. Тася медленно опускает глаза, и мы можем предположить, на что она смотрит.)Пятьсот восемнадцать дней… и ночей… это перебор, Миша, даже для такого тер-пе-лив-ца… то есть страс-то-терп-ца… то есть тер-пу-на… ну ты понял, да?..
Гладит его щеку.МИША. Нет, я так не могу.
Пытается освободиться, но напрасно.ТАСЯ. Знаешь что, Ми-ша…
(смотрит вниз) теперь ты уже не можешь по-другому. Поскольку у тебя, несомненно, кое-что есть для меня. Зная твою деликатность, назовем его… как-ту-сом, но-без-и-го-лок…
МИША. Черт!
ТАСЯ. Согласись, Миша, мне нельзя отказать в образном мышлении… Итак, твой кактус, ну я имею в виду…
МИША (испуганно). Я в курсе.
ТАСЯ. Ладно, ограничимся кактусом. Это у тебя. А у меня есть кое-что для тебя. Назовем это…
МИША (испуганно). Не надо, я в курсе.
ТАСЯ. Ну раз ты в курсе, дальше все будет просто. Твой как-тус и то, чему мы решили не давать название, встретятся и… обрадуются друг другу. И случится ма-а-аленькое чу-у-у-удо. И это будет правильно. Это будет Бо-о-ожий промысел, Миша, вот видишь, какие я слова знаю. Бог ведь создал нас для любви, он надеется на нас, Миша, и давай не будем его под-во-дить!
МИША. Но я… кое-кого жду… Это ведь предательство получается.
ТАСЯ. Пятьсот восемнадцать дней – ты можешь, Миша, собой гордиться. У другого давно бы за-сох его как-тус, а у тебя он вот-вот начнет плодоносить!
МИША. Что вы несете, Тася!
ТАСЯ. Ты расслабься, ладно?.. Давай так, сейча-а-ас я-я-я начну-у-у снимать с тебя то да се, а ты вслушивайся в свой внутренний голос. И если он заартачится
– типа остановись, предатель, и жди еще тридцать лет! – тогда ладно, Миша, остановись и жди… согласен?
МИША. Я не знаю…
ТАСЯ. Во-о-от… расстегиваю пуговки на рубашке, таааак, первая пуговка… вторая…
(Миша ежится.) Что такое?
МИША. Похоже на секс по телефону.
ТАСЯ. Хо-ро-шо, расстегиваю пуговки молча… А ты, Миша, тоже делай что-ни-будь... Обними меня… Ну надо же!
МИША. Что?
ТАСЯ. У тебя руки нежные…
Некоторое время они стоят против друг друга, и она что-то делает с ним, а он с ней. Свет постепенно приглушается.МИША. У вас тут… замочек непонятный.
ТАСЯ. Я верю в тебя, Миша.
МИША. Получилось.
ТАСЯ. Как с мыслями?
МИША. Никаких мыслей. Решаю технические задачи.
ТАСЯ. А как с кактусом?
МИША. Что-то невероятное.
ТАСЯ. Всюду жизнь, Миша… Ну-у-у-у… Начина-а-аем… сближение…
МИША. Я в курсе.
ТАСЯ. И я в курсе.
МИША. Давайте…
ТАСЯ. Даю…
Молча что-то делают. Громко дышат.Звонок в дверь. Они стоят очень близко друг к другу, полураздетые, глядя в коридор.ТАСЯ. Ты никого не ждешь?
МИША. Нет.
Снова звонок.МИША. Может, сантехник?
ТАСЯ. Ночью?
МИША. Или тетя Маша. Соседка.На похороны собирает.
Звонок.ТАСЯ. Сходи, Миша, узнай… и кактус спрячь.
Миша быстро уходит, запихивая рубашку в штаны. Потом вбегает. Шепчет. МИША. Она!
ТАСЯ. Тетя Маша?
МИША. Пятьсот восемнадцать!
ТАСЯ. Не могла до завтра подождать.
МИША. Как вам не стыдно! Напились в моем ресторане, приехали ко мне на мне, соблазнили меня — первая пуговица, вторая пуговица, у тебя что-то для меня, у меня что-то для тебя… персики… кактусы… Какой ужас!..
ТАСЯ. Спокойно, Миша. Мы и не в таких переделках бывали.
МИША. Тогда сделайте что-нибудь!
ТАСЯ. Как она там?
МИША. Ждет в коридоре, пока я тапочки найду!
ТАСЯ. А если в шкаф?
МИША. Вы не поместитесь!..
ТАСЯ. Тогда под кровать.
Пытается залезть под кровать. Миша вытаскивает ее за ногу.МИША. С ума сошли! А если чихнете?
ТАСЯ. Честное комсомольское не чихну!
МИША. Я так не смогу. Если вы под кроватью!
ТАСЯ. Балкон есть?
МИША. Ничего у меня нет!
ТАСЯ. Не готов ты к форсмажору.
ГОЛОС ИЗ КОРИДОРА. Михаил, вы не забыли про меня?
МИША. Я сейчас, сейчас… Тася! Если вы что-нибудь не сделаете… я сам сделаю!
ТАСЯ. Замочишь меня? Такой большой труп фиг спрячешь. А распилить на части не успеешь.
МИША. Смешко!
ГОЛОС МИЛЫ. Михаил, я тут замерзла?
МИША. Уже иду, Милочка!
ТАСЯ (решительно). Какой у нас этаж?
МИША. Третий. Потолки два пятьдесят.
ТАСЯ. Итого пять метров. С цоколем шесть.
МИША. Если вы повисните на руках, будет уже четыре с половинкой.
ТАСЯ. Не надо грязи, во мне метр семьдесят два.
МИША. Тем более. Внизу клумба, тетя Маша вчера вскопала, под анютины глазки.
ТАСЯ. Как это мило.
МИША. Вы повисите немножко, потом отпустите руки, и буквально через полсекундочки будете на клумбочке.
ТАСЯ (выглядывает). Там темно, Миша. И холодно.
МИША. А здесь, Тася, решается моя судьба!..
(Убегает, тут же прибегвает.) Тапочки давайте!
ТАСЯ. А как же я?
МИША. Вы свое относили.
ТАСЯ. Вот она, правда жизни.
Отдает тапочки, Миша выбегает с ними в коридор, тянет время. А Тася пытается забраться на подоконник, но в ее состоянии это непросто.ГОЛОС МИШИ.Вот, Милочка, нашел наконец. Положил на батарею сушить и забыл… Память ни к черту… Только не знаю, подойдут, нет, надеюсь подойдут… А мы вот что, давайте примерим, вот этот тапочек на левую ногу… А этот вот на правую… Ну что, вроде неплохо смотрятся…
Тася в это время уже залезла на подоконник, перегибается, смотрит вниз.ТАСЯ. Ну, за Родину, за Мишу!
Пропадает из наших глаз за подоконником, видны только пальцы рук, которыми она цепляется за подоконник.Входит Миша, опережая Милу, быстро направляется к окну.МИША (шепотом). До свиданья, Тася!
(Громко.) Вот тут я и живу!
Входит девушка. Миша хочет закрыть окно.МИЛА. Не закрывайте! Я люблю свежий воздух.
МИША. Да это я из-за мальчишек. Такие хулиганы.
ДЕВУШКА. Простите, что без звонка…
МИША. А я уже и не ждал, Милочка. То есть, наоборот, ждал.
МИЛА. Спасибо за «Геродота». Если б вы у меня его не купили, пришлось бы зубы на полку класть.
МИША. Это мне повезло. «Академия», редкое издание. И в отличном состоянии.
МИЛА. У вас тут тихо.
ТАСЯ (за окном). Мама!
МИЛА. Мне показалось, кто-то звал маму.
МИША. Ночью?
(Натужно смеется.) А вы фантазерка, чтобы ночью…
ТАСЯ (за окном). Мама!
МИЛА. Вот, опять.
ТАСЯ (за окном). Мама!
МИЛА (разводит руками). Мама…
МИША. А-а-а-а… это ворона у нас, местная достопримечательность. Мальчишки научили ее «мама» говорить — вот она и долбит с утра до вечера, «мама» да «мама»…
ТАСЯ (за окном). Блин!
МИЛА. Слышали?
МИША. Ну я же говорю, мальчишки… никакой культуры…
ТАСЯ. Офигеть!
(
Продолжение в №205)
_________________________________________
Об авторе:
ЛЕВ ЯКОВЛЕВЛев Яковлев родился 2 ноября 1954 года в Москве. В 1976 г. окончил Московский институт народного хозяйства им. Г.В. Плеханова. Лев Яковлев писал для Союзгосцирка клоунады, антре, детские спектакли. Переводил произведения азербайджанских поэтов. Работал в Бюро пропаганды художественной литературы в Союзе советских писателей (ССП). Работал на телевидении, писал сценарии для воскресной детской телепрограммы «Будильник», придумал и вел программу «Хорошие книжки для девчонки и мальчишки», совместно с Николаем Ламмом придумал программу «Детские анекдоты». Первые публикации состоялись в 1984 году. В 1990 году Лев Яковлев стал одним из организаторов литературного объединения «Чёрная курица» при Всероссийском центре кино и телевидения для детей и подростков. Объединение заявило о себе в апрельском номере журнала «Пионер». В том же году был создан редакционно-издательский центр «Чёрная курица», который просуществовал до 2008 года. За время его работы было издано около 600 книг. В 1990 же году под руководством Яковлева был издан альманах «Ку-Ка-Ре-Ку». Ровно через год, в 1991-м, в свет вышли первые авторские стихотворные сборники для детей дошкольного возраста «Про Петю» и «Я бегу». С 1991 года Яковлев являлся членом Союза писателей СССР. Издавал детский юмористический журнал «Вовочка». Написал либретто для опер и мюзиклов «Анна Каренина», «Плаха», «Пиноккио», «Съедобные сказки», «Тарзан» и других. В 2011 году стал лауреатом премии Правительства Российской Федерации за работу над мюзиклом «Повелитель мух», поставленном в Московском государственном академическом детском музыкальном театре имени Н.И. Сац. В 2015 в Москве создал «Театр читок», где публике предоставляются современные пьесы, отобранные на конкурсе «ЛитоДрама».
скачать dle 12.1
