Владимир Гуга. У НАС НА РАЙОНЕ

Редактор: Марина Яуре


(рассказы)



У НАС НА РАЙОНЕ

Каждый московский район кишит жуткими историями. Не верите? Тогда присядьте на какой-нибудь ржавый бак, вросший в землю в центре голого тихого пустыря. Присели? Хорошо. А теперь сосредоточьтесь, постарайтесь прогнать суетные мысли и ловите своим внутренним ухом зловещий шелест этих историй. Сидя, у какого-нибудь открытого люка на отшибе лесопарка, вы услышите из его глубин рассказы про маньяка Фишера, терзающего детей в своём гараже; про душегуба, что звонил в дверь, и тут же ловким отработанным ударом бил в глазок длинной, тонкой заточкой; про крокодила, поселившегося в канализации и откусывающего у мальчиков «переднее место»; про девочку, случайно попавшую в бетонный раствор на стройке и теперь плачущую по ночам в фундаменте многоэтажного дома… Вы можете верить этим легендам, а можете не верить. Но они продолжают незримо витать над Зюзино, Черёмушками, Измайлово, Беляево, Строгино, Кузьминками, Тушино и так далее. Конечно, обитатели этих панельных районов нынче стали равнодушными и очень деловыми. Им уже не до историй. Да и свалок, пустырей, гаражей, голубятен почти не осталось. Но всё-таки мы, несколько летописцев-очевидцев московского хоррора, храним предание московской мрачной старины в своей памяти. Вот, послушайте, о чём говорят старожилы…
Щель — главная мистическая достопримечательность нашего района. Некогда два четырнадцатиэтажных блочных дома построили монолитом, как будто склеили. Однако поставили их угол к углу таким образом, что между домами остался очень узкий зазор, шириной буквально с небольшой кочан капусты. Какому обезумевшему архитектору взбрело в голову расположить многоэтажки таким образом — сегодня уже никто и не вспомнит.
У этой щели нехорошая слава. Рассказывают, что лет тридцать назад в щель сунул голову шестиклассник, а вытащить её обратно не сумел. И в школах, и дома детям постоянно твердили: никогда не суйте голову в эту щель! Но, как известно, запретный плод всегда очень сладок. Мальчик на спор решил пролезть «на ту» сторону. Бедняге кто-то ляпнул, что, дескать, если голова куда-то проходит, то и всё остальное пройдёт. И парень застрял наглухо — ни туда, ни сюда. Сбежались люди. В срочном порядке вызвали родителей мальчишки. Но как ни старались сердобольные жители района, голова не вылезала. Родители потребовали вызвать специальных рабочих, чтобы эту проклятую щель расширить отбойными молотками или чем там полагается.
— Теоретически это сделать можно, — заявил главный инженер района, — а фактически — нет. Потому что всякое архитектурное изменение, даже самое маленькое, требует специального разрешения в главке.
Отправили гонца в главк. Через неделю пришёл ответ на официальном бланке (мальчика всё это время кормили с ложечки). Из важной бумаги следовало, что архитектурные изменения домов в виде расширения проёма между ними возможно только при выселении всех жителей четырнадцатиэтажек — такова инструкция безопасности. Вот если, объяснялось в документе, жильцы покинут свои квартиры, тогда можно с домами что угодно делать, хоть ломать, хоть углы стачивать. По-другому — никак. Правда, новых квартир, уточнял главк, никто из выселенных не получит — на это у государства средств нет.
После такой неприятной новости все сердобольные соседи как-то быстренько разбежались и затаились в своих квартирках. Никто съезжать не хотел, кроме одной блаженной бабушки из «старорежимных», и то только потому, что сынок-пьяница окончательно её допёк.
В общем, через полгода мальчик взял и пропал без вести. Растворился в воздухе. Или всосался в эту проклятую щель, как в воронку во времени-пространстве. Исчез он, скорее, не от гиподинамии, а от стыда и одиночества. Дело в том, что застрявшего мальчика, в конце концов, даже родители перестали навещать. Они устали от сочувствия к ребёнку. Кроме того, им надоело отгонять от щели зевак, съезжавшихся со всех концов города. Маму и папу замучил стыд — люди-то на них всё время пальцем показывали и шептались, хмуро покачивая головами. Кому такое понравится? Вокруг застрявшего мальчишки творилось что-то такое неправильное, тоскливо-безобразное, задумчиво-бесчеловечное, антиобщественное, но очень увлекательное. Однажды какой-то добродушный человек установил перед головой мальчика телевизор, протянув электрический шнур прямо в свою комнату, но буквально в тот же день «ящик» украли, обрезав провод. А заодно сняли с мальчишки тёплую куртку.
Самое интересное, что жители района, следившие за эпопеей застрявшего мальчика, никогда вслух странное происшествие не упоминали. Участковому милиционеру, родителям, представителям райисполкома, районного отдела образования, словом, всем, кто имел отношение к этой истории, категорически запрещали говорить о случившемся и даже думать про щель. А года два назад какой-то молодой активист вдруг взял и замазал щель цементом. Аж до третьего этажа. Но его раствор оказался неважным и через пару дней люфт между домами вновь проявился. И вот теперь мы, жители района, видим, как новое поколение любопытных школьников, годящихся пропавшему мальчику в сыны и дочери, начинает потихоньку изучать районную аномалию. Ребята робко, с оглядкой, подкрадываются к щели и заглядывают через неё на «ту сторону». И даже гаджеты не могут притормозить их любопытства.
Что только не хранят в своих межблочных, плохо замазанных швах стены потускневших многоэтажных домов, построенных в эпоху застоя! Какие только мрачные, страшные, просто душераздирающие тайны не спрятаны за дверями этих манящих бойлерных и трансформаторных сооружений! Просто прислушайтесь к этому дремлющему миру, и вам уже не будут интересны ни фильмы ужасов, ни книги, ни экстремальные аттракционы. Возможно, вам вообще уже ничего не будет интересно…



ПЕЧЕНЬКА И ПЕЧАЛЬКА

Я работаю в современной, активно развивающейся компании. У нас тут убивается около трёхсот молодых сотрудников. С утра до вечера в офисе ведутся тёрки на двух языках, зудят телефонные зуммеры и пиликают затейливые рингтоны. На территории этого кладбища у меня есть своя уютная могилка со столиком, Маком и флажком победителя корпоративных игр. Собственно, о моей работе сказать больше нечего. О ней и так всё известно. Тем не менее, я кое-что вам поведаю…
Несколько лет назад неподалёку от моего рабочего места возвышался циклопический шкаф — винтажный дубовый дурак. Откуда он здесь взялся? Неизвестно. Впрочем, особенно его происхождением никто и не интересовался: стоит и стоит, есть не просит. Поговаривали, что этот раритет — вроде как талисман президента компании. Может быть. Только кого это колышет? Никого. Короче говоря, годами наша офисная шелупонь не обращала на него внимания. Но в один, как пишем мы, графоманы, «прекрасный день», мимо шкафа просеменили две молодые перспективные сотрудницы — Маша и Даша. Наверно, они шли с обеда, я не в курсе. По правде говоря, рассматривание украдкой наших сотрудниц — единственная радость, доступная мне на службе. Скажем прямо: не только на службе, но и вообще в жизни.
— А ты не в теме, — спросила Даша Машу, — в нашем коферуме печенька осталась?
— Нет, — ответила Маша. — Закончилась печенька.
— Печалька, — резюмировала Даша и грустно вздохнула.
И не успели девушки отойти от шкафа на пару шагов, как дубовый старикан пошевелился.
— Ты видела? — спросила Даша, округлив глаза.
— Что? — переспросила Маша.
— Этот шкаф… Вроде как… Дёрнулся.
Маша посмотрела на Дашу с сочувствием, как на шибанутую. А зря! Шкаф действительно пошевелился. И свидетель тому — я.
Не успели перспективные сотрудницы занять свои места, как безмолвный гигант сдвинулся с места и, неспешно разгоняясь, поехал по пешеходному промежутку, разделяющему нагромождение столов. Поскольку махина обладала изрядным весом, её движению аккомпанировал пугающий грохот. Мы, офисные букашки, вылупились на фантастическое явление. Кое-кто даже начал протирать кулачками глаза и щипать себя за ухо. Но эти меры оказались безуспешными — дубовое чудовище действительно неслось по этажу, отрывая куски ковролина и выдирая провода электронных коммуникаций. Какой-то кретин-менеджер на мгновение зазевался и чуть было не пал жертвой неадекватного поведения шкафа: к счастью, замешкавшийся сотрудник успел отскочить, продемонстрировав чудеса ловкости.
Стремительное движение мебельного истукана прервало большое окно, которое он выбил, вылетев на свободу. Очутившись по ту сторону здания, исполин на мгновение завис, а потом рухнул вниз на припаркованную роскошную бэху. К слову сказать, наша компания обитает на двадцать пятом этаже шестидесятиэтажного небоскрёба.
Весь наш офисный планктон оцепенел, разинув рты. Окружающее пространство наполнилось блаженной тишиной, нарушаемой лишь трелями рингтонов. Из появившейся бреши повеял лёгкий ветерок. Очень символично в офис ворвались лучи юного мартовского солнца вместе с потоком свежего весеннего воздуха.
Я, Маша и Даша с опаской подошли к пробоине.
— Печалька… — с пониманием произнесла Даша и расстроенно покачала головой.
После происшествия я наивно надеялся, что нас всех отпустят домой — всё-таки такое дело… Не пожар, конечно, и не теракт, упаси господи. Но типа внештатная ситуация… Всё-таки не каждый день шкафы из окон вылетают. Я размечтался, что наше руководство сейчас возьмёт и объявит эвакуацию. В моей голове поплыли чудесные сладкие грёзы: вот я выхожу из нашей офисной башни, а времени — всего-то около полудня; вот я захожу в гастроном и покупаю литр виски по акции; вот я сажусь на метро и еду к своим дружбанам, которые имеют право бухать прямо на службе среди рабочего дня; вот я рассказываю им о взбесившемся шкафе, а они ухмыляются и отвечают: «Ну ты, Гуга, и пи…еть горазд…»
Но нет! Нас не только не эвакуировали, но и продлили рабочий день на два часа, так как из-за неожиданного вылета шкафа был нарушен график работы и компания в связи с этим сбоем понесла некоторые убытки.



НА САМОМ ДЕЛЕ

Самуил Львович взял своё любимое старое лукошко и отправился в лес по грибы. Хотя грибы-ягоды его не шибко интересовали. Он просто обожал побродить по живописным местечкам, окружающим его дачу.
Свернув с просёлочной дороги, Самуил Львович углубился в еловую чащу. Где-то неподалёку закуковала кукушка.
«Спросить, что-ли, сколько лет мне осталось?» — неожиданно подумал Самуил Львович и тут же горько ухмыльнулся своей нелепой затее.
Последние годы память Самуила Львовича стала чуток сдавать. Как и многие пожилые люди, он иногда забывал, кто он, откуда и где. К счастью, память отключалась ненадолго.
Поигрывая сжатым искусственными челюстями длинным стебельком, Самуил Львович вышел на небольшую солнечную полянку. Она сияла среди густого леса, словно тонзура на макушке католического монаха. Около ноги путешественника кто-то пошевелился. Заинтересовавшись, старик нагнулся и увидел извивающегося ужа.
«Слово “уж”, — подумал он, — произошло от слова “ужас”. Или наоборот. Не помню уже».
Самуил Львович наклонился и, улыбаясь, погладил лоснящуюся на солнышке рептилию:
— Не бойся меня, ужик…
«Х…жик!» — прошипел змеёныш на своём змеином языке и ловко ужалил руку старика.
На самом деле это был никакой не уж, а самый настоящий гадёныш, то есть сын ядовитой гадюки.
— А вот х… тебе! — вскрикнул Самуил Львович и захохотал так громко и страшно, что уж в ужасе юркнул в заросли. Старик с восторгом посмотрел на ужаленное место и захохотал ещё пуще.
На самом деле это был никакой не Самуил Львович Шнеерман, профессор и крупнейший специалист по литературе Средневековья и Возрождения, а Агасфер, или по-другому, Вечный жид.
Столетиями этот Агасфер маялся, шатаясь по свету, мечтая умереть, а тут вдруг неожиданно обрадовался своему бессмертию.
«Надо же, — удивлённо подумал Агасфер, — чего это я? Тоже, что ли, умирать не хочу?»
Через пару минут Агасфер вернулся в своё прежнее состояние тоскующего по смерти старого ипохондрика.
Солнышко закатилось за тучную незваную тучу. Послышались дальние раскаты грома. Согбенный тяжестью прожитых веков, Агасфер поплёлся в свою расползшуюся и почерневшую от сырости и табачного дыма профессорскую дачу. В его лукошке болтались три бледные сыроежки.



ЛАБОРАТОРНАЯ РАБОТА

Одна студентка Литературного института имени Горького написала безупречное стихотворение. Случилось это прямо на лекции по «…… логии». Пока измученный доцент поднимал проблему сложных отношений автора и героя, рука девушки как-то сама собой, слово за словом создала что-то уникальное про тропинку, выводящую из дремучего леса… Стихотворение было написано просто так, от нечего делать. Родившись, оно тут же покинуло лист и запорхало по аудитории. Внешне произведение напоминало большую тропическую бабочку, но стоило к нему присмотреться повнимательнее, становилось ясно, что неопознанный летающий объект — всё-таки не бабочка, а настоящее стихотворение. Только летающее. Короче, текст с крыльями.
Авторша с испугом смотрела на творение собственной души, ожидая взрыва хохота и града надоевших до одури слов: «штамп», «схематичность», «повтор», «графомания», «плагиат». Но, как ни странно, сокурсники промолчали. Зато заорал внезапно оживший доцент:
— Ну-ка, ловите его! Не дайте ему улететь! Закройте форточки! Боже, какой экземпляр! Какой редкий экземпляр!
Рождение и полёт стихотворения преобразили доцента — из обшарпанной кабинетной тени он вдруг превратился в азартного учёного. Заразившись его научным куражом, несколько особенно энергичных студенток и студентов вскочили со своих мест и, размахивая руками, бросились ловить стихотворение.
— Осторожнее! — кричал с кафедры доцент. — Справа заходи! Не повредите мне его! Какой же, чёрт подери, удивительный экземпляр!
Стихотворение было поймано быстро, так как особенно и не пыталось спастись. Безмозглое, как и все идеальные стихи, оно совсем не соображало, что вокруг него происходит, где оно находится, и просто сомнамбулически металась по аудитории.
— Вот! — доложил доценту староста группы критиков, — схватили, типа.
— Очень хорошо! Очень хорошо! — довольно покачал головой доцент и снова повторил. — Потрясающий, просто фантастический экземпляр! Есть у кого-нибудь булавки?
Ловко пришпилив крылья новорождённого творения к поверхности кафедры, затёртой сотнями учёных локтей, доцент достал из внутреннего кармана пиджака маленький, но весьма острый ножичек и ловко рассёк стихотворение по диагонали. «Фантастический экземпляр» жалостливо пискнул и трепыхнулся.
— Итак, коллеги, у нас есть возможность своими глазами-такскать, в натуре увидеть границу между «Я» автора и «Я» героя. Вот — она! А если мы-такскать, сделаем так…
Возбуждённый доцент рассёк стихотворение по другой диагонали.
— То мы можем увидеть уже четыре сегмента плана — субъективное «Я» автора и объективное «Я» героя, а также объективное «Я» автора и субъективное «Я» героя. Смотрите! Всё же очевидно! Но стоит нам провести ещё две диагонали-такскать, и мы уже получим что?!! Правильно! Мы получим-такскать уже восемь сегментов плана литературного произведения: субъективное «Я» объективного автора и объективное «Я» субъективного героя, объективное «Я» субъективного автора и субъективное «Я» объективного героя. И так далее… Делаем ещё две диагонали…
С каждым новым рассечением стихотворения доцент всё пуще и пуще заводился. Его исследовательский раж заразил всю аудиторию. Будущие литературные работники, включая автора стихотворения, внимательно следили за работой ловких пальцев опытного преподавателя.



НОВАЯ Я

Неделю назад мы поняли, что Наташка морально устарела и ей требуется замена или, как говорят продвинутые, «полный апгрейд». Вечером мы обсудили эту тему, а утром направились прямиком в сервисный центр подбирать варианты. Ближайший салон по замене располагается в огромном торгово-развлекательном центре на третьем этаже, между маркетом бытовой техники и зоомагазином. Встретили нас очень приветливо. Менеджер Анжела, симпатичная девица с южным говорком, предоставила нам каталог моделей для ознакомления. Мы сели за пластиковый столик и принялись неспешно изучать предложение, закинув по маленькой карамельке с халявного подноса. Сначала я обрадовался большому ассортименту и невысоким ценам, но потом заскучал. Дело в том, что в каталоге фигурировали какие-то не те типажи, не мои… Наташке они тоже не понравились.
— Ну, зачем нам старший налоговый инспектор? — спросила она, недовольно наморщив лоб. — Я, конечно, понимаю, статус, то-сё… Но мне чего-то не очень…
— А что бы ты сама выбрала? — спросил я в ответку.
— Ну не знаю… Вот! Хотя бы секретарь департамента образования.
— Нет уж, увольте! — твёрдо возразил я и рассказал, как лет тридцать назад надо мной издевались похожие на снежных баб тётки из РУНО, ГУНО, РАЙОНО и комнаты по делам несовершеннолетних горисполкома.
— Никогда не забуду, — вспоминал я, — горшки из волос на их головах, кажется, их называли «бабеттами», и серые обтягивающие платья на массивных бёдрах. Однажды завуч из нашей школы заставила старшеклассников скрутить меня, а сама обкорнала мои хипповые патлы тупыми ножницами. Где-то читал, что существует женский комплекс кастрации, и им особенно страдают бабищи из структур образования, вечно преследующие нас, активных мальчиков. Они, якобы, неосознанно желают оттяпать у нас ножницами сама знаешь что. Так что, никаких учительниц и инспекторов!
Наташка продолжила задумчиво листать каталог.
— Вот, смотри, работница единого информационно-расчётного центра… Или вот! Глянь-ка! Главный специалист регистрационной палаты. Симпотная модель. Как тебе?
— Хм-м-м…
— Так, что у нас тут? БТИ, кадастровое управление… Ну хотя бы дежурная из отделения полиции подойдёт? Смотри, какая клёвая!
Я глянул на фото стройной сексапильной брюнетки в погонах. Она действительно, что называется, возбуждала. Но всё-таки…
— Анжела, — обратился я к менеджеру, — а нет ли у вас чего-нибудь… Как бы это выразиться, кого-нибудь не из госструктур?
Сотрудница сложила бровки домиком и отрапортовала:
— К сожалению, только отечественный продукт. Из-за санкций импортный ассортимент слегка провис. Но вы посмотрите, какие у нас интересные варианты. Как вам эта моделька? Как раз ваш размер.
Анжела показала фото высокой, длинноногой блондинки с формами в стильном деловом костюме.
— Депутат! Наше специальное предложение! Стиль «скандинав». Со связями в структурах. Два-икс-эль.
— Хороша! — ответил я. — Нордичненько так. Но вы знаете, всё-таки немного не в моем вкусе. Как тебе, Наташ? Тебе же жить в этом.
Супруга взглянула на депутатшу без особой радости, но и без отвращения.
— Ну ладно! — Анжела одним махом перелистнула несколько страниц каталог. — Вот, смотрите! Поэтесса, если вам угодно!
С фотографии на нас уставилась невзрачная девица неопределённого возраста, небрежно одетая, со всклоченной короткой стрижкой, в очках, с дымящейся сигаретой в руке.
— Подходит?
Наташка наотрез отказалась от этого варианта, заявив, что дескать, все поэтессы-актрисы-художницы по жизни беспомощные, болезненные и нервные, что с такими вечные проблемы и хлопоты.
— Зато цена привлекательная, — тут же нашлась Анжела. — Это — ещё одно специальное предложение. Очень, очень хорошая скидка. Плюс бонус на карту.
Откровенно говоря, меня вполне устраивала полицейская брюнетка. Ну на худой конец — «шведская» депутатка. Но жена моя всё как-то мялась — ни да, ни нет… Трудно с ней иногда дело иметь. Особенно, если это дело касается покупки, продажи, заказа услуг. Все женщины такие.
В общем, мы сообщили Анжеле, что чуток подумаем и вышли из сервисного центра.
Проходя мимо витрины маркета бытовой техники, мы вдруг увидели за её стеклом чудесный немецкий холодильник. О! Это был настоящий красавец-великан: обтекаемые углы, цвет — металлик, хромированные ручки и наклейка на двери «СКИДКА — 70%!!!»
Сверкающий германский гренадёр напрочь сбил наше первоначальное намерение, ради которого мы и пришли в торгово-развлекательный центр.
— Берём? — спросил я.
— Разумеется! — ответила Наташка. — Такого случая больше не будет.
Холодильник нашей мечты стоил немного дороже, чем Наташкин апгрейд, но ничего не поделаешь: ради хорошего дела можно и потратиться. И пусть в нашем семейном бюджете образовалась небольшая дырка, но зато мы приобрели достойную полезную вещь без всяких сомнений, легко и непринуждённо. На радостях, мы с Наташкой купили два пузыря шампанского и весело их хряпнули. Мне даже перепал небольшой бонус — Наташка разрешила поднять градус праздничного настроения чекушкой.







_________________________________________

Об авторе:  ВЛАДИМИР ГУГА 

Родился в конце XXвека в московской провинции Зюзино. В юности переехал в другую московскую даль – Солнцево. Быт и бытие этих двух местечек в каком-то смысле сформировали его творческий язык. Сменил более десятка профессий, между делом закончив музыкальное училище имени С.С. Прокофьева и литературный институт имени А.М. Горького. Публикуется в электронных и «бумажных» литературных журналах, экспериментирует в жанре наивной карикатуры. Лауреат литературных премий: «XXI фестиваля литературы и культуры «Cлавянские традиции-2020» в Праге, литературной премии международного литературно-художественного журнала «Этажи» за 2020 год. Автор сборников короткой прозы «Мама нас точно убьёт» /М.: Лиterraтура, 2019/; «Путь пса» /М.: Русский Гулливер, 2022/; художественно-публицистической книги «Фаина Раневская. Великая и непредсказуемая» /М.: Эксмо, 2016/.скачать dle 12.1