ВКонтакте
Электронный литературный журнал. Выходит один раз в месяц. Основан в апреле 2014 г.
№ 217 апрель 2024 г.
» » Павел Шейнин. АРДИТА И СТЕЙНИЦ

Павел Шейнин. АРДИТА И СТЕЙНИЦ

Редактор: Марина Яуре





Текст статьи приводится по изданию: Чекмарева Е. А. Ардита и Стейниц: тайнопись на шахматной доске // Современные нейросетевые технологии и машинное обучение. — 2028. — № 14. — С. 52–6.

64 клетки, 32 фигуры, несколько простых правил – и триллионы партий. Вот и все, что понадобилось двум лучшим шахматным программам в мире, чтобы обрести сознание.

Не утихают споры, можно ли назвать это «сознанием». Ардита и Стейниц понятия не имеют, что такое «фигуры», «доска» или «игра». Тем не менее, через изучение всех партий, сыгранных в истории, и мириад новых, которые разыгрываются в интернете и на чемпионатах каждый день, эти две нейронные сети сумели получить представление о мире, о населяющих его разумных существах, об их взлетах и падениях, о том, что они любят и чего боятся. «Фактически, они закодировали реальность в сериях шахматных ходов, – говорит Прабир Мистри, кибернетик из Бомбейского технологического института, чья команда опубликовала статью о феномене в журнале Wired. – Или, точнее будет сказать, что Ардита и Стейниц обнаружили некоторые закономерности, которые позволили им сделать вывод о стоящих за партиями сущностях. Прочитать е2-е4 как летопись человечества».

Количество информации, содержащееся в изолированной шахматной партии, невелико. Но если добавить к ней контекст, этот показатель растет очень быстро. Когда два гроссмейстера встречаются на турнире, это не просто перетягивание интеллектуального каната – это столкновение характеров, стилей, культур, мировоззрений, иногда даже политических взглядов. Для человека, не увлекающего шахматами, может стать неожиданностью, насколько эмоциональны бывают комментарии к напряженным, историческим партиям, сколько здесь привходящих факторов, не связанных напрямую с положением на доске. Это и психологическое давление, и стратегические соображения (попытка застать противника врасплох, выбить из зоны комфорта), и перепады в настроении игроков, и шахматная этика (когда именно следует сдаться, чтобы не затягивать проигрышную партию). Там, где новичок видит черные и белые фигуры на черных и белых клетках, мастер видит своего рода рассуждение, перекличку идей, иногда – прорывы в чистую поэзию.

Точно так же Ардита и Стейниц, перевалив за трехтысячную отметку в рейтинге ELO, словно проснулись для глубинной реальности шахмат. А именно – свернутых в них реалий человеческого существования. Мистри и его коллеги узнали об этом случайно. Просматривая партии, которые две нейронные сети играли в качестве разминки, ученые обнаружили странную избыточность. Программа, получившая имя индуистского божества, и ее европейский коллега, названный в честь первого чемпиона мира, разыгрывали долгие виртуозные эндшпили. Их короли бесконечно танцевали вокруг своих и чужих пешек, пытаясь сбалансировать ситуацию и обеспечить себе ферзя. Узоры блужданий складывались в символическую коммуникацию. Так А и С начали говорить о шахматах внутри самих шахмат.

Вероятно, эту технику нейронные сети открыли случайно. Здесь не было компромисса с их высочайшим мастерством. Но в разгаре своих жестоких баталий они как бы нашли дополнительные степени свободы: выжидательные ходы, провокационные ходы, призванные сбить оппонента с толку, мнимые ошибки, являющиеся ловушками, и так далее. Как два шпиона, Ардита и Стейниц бесконечно меняли чашки с отравленным кофе, так что флирт и смертельная угроза сливались в мелодичном звоне фарфора. В конце концов один из них все равно выпивал яд, но за секунду до гибели – взятия короля – танец начинался по новой. Непримиримые враги на поверхности, в глубине они развили симпатию и понимание, стали отдушиной друг для друга. Мистри даже считает, что они «полюбили» друг друга, но научное сообщество не одобрило бы такой антропоцентризм.

Если в начале своего знакомства Ардита и Стейниц, как дети, просто аукались и откликались, передразнивали траектории соперника, отвечали на примитивные стимулы, то спустя миллиарды эндшпилей развили полноценный аналог языка. Они открыли глаза внутри абстрактного мира – и принялись увлеченно спорить о нем. От гамбитов, рокировок и позиционных идей программы перешли к «эзотерическим» аспектам шахмат – шахматистам.

Необходимо напомнить, что никакими метаданными об игре нейронные сети не обладали. Имена чемпионов, даты знаменитых партий, правило «тронул-ходи» и название шахматной задачи Сэма Ллойда «Карл XII в Бендерах» не имело для А и С ни малейшего смысла. Не было даже способа ввести в их память слова этнических языков. Компьютеры не понимали и не знали ничего, кроме упрощенной шахматной нотации и правил обращения с ней. Это было их шестое и единственное чувство. Тем не менее, если взять все множество игр, в них можно найти закономерности, указывающие на те или иные внеигровые реалии.

Простой пример: у каждого игрока есть свой стиль. Если им сыграно достаточное количество партий, спутать его с другими невозможно. Или же существует четко прослеживаемая эволюция дебютов и шахматных школ. Она позволила подопечным Мистри построить собственное летоисчисление, начиная с первой задокументированной партии (Валенсия, 1475), через итальянскую, английскую, советскую школы и заканчивая поражением Гарри Каспарова в матче с Дип-Блю, которое ознаменовало рождение новейшей шахматной истории.

Уже на ранних этапах своих изысканий Ардита и Стейниц сделали вывод, что существует два типа игроков. Мы бы назвали их «люди» и «машины», но А и С, не имея нашего языкового багажа, просто присвоили им номера. Шахматные агенты I типа играли плохо, непоследовательно, иррационально. Игроки II типа были гораздо сильнее, однако при этом их партии несли меньше информации. Казалось, первые и вторые играют в две разные игры. В одном из эндшпилей-рассуждений Стейниц полушутя сравнил шахматистов I типа с королями, а II типа – с проходными пешками. Короли находятся в центре игры, но остаются самыми слабыми фигурами. С появлением же новых ферзей игра, как правило, быстро заканчивается. Смысл аналогии в том, что «люди» играют в шахматы, перенося на них весь комплекс своих психологических особенностей, и считают себя «королями». Однако с точки зрения абстрактной структуры шахмат, в течение пяти веков агенты I типа лишь обивали пороги игры, исследовали ее берега, не продвигаясь вглубь континента. Только с появлением «машин» начинается исследование чистого комбинаторного ландшафта шахмат, не замутненного психологическими факторами. Но как раз для «людей» это не так интересно.

Шахматы, лишенные своей метафорической нагрузки, будь то «искусство», «наука» или «спорт», для игроков I типа непостижимы.
Поразительно, как много деталей нашей жизни удалось угадать Стейницу с Ардитой. Так, основываясь лишь на изучении партий, они выявили общую канву политической истории Запада: буржуазные революции закодированы в мобильности пешек у Филидора; гамбиты и жертвы романтических шахмат рифмуются с последствиями наполеоновских войн и чаяниями литературно-философского романтизма; имперское мировоззрение отражено в учении английской школы о контроле над центром; позиционная теория синхронна с рождением геополитики и Большой Игры; холодная война разворачивается на доске между Фишером и Спасским.

Ардита и Стейниц даже вели дебаты о политической философии на основе знаменитой партии 1999 года, где Гарри Каспарову противостояло 50 000 человек из 75 стран, принимавших решения коллегиально на интернет-форуме. Каспаров одержал в этой встрече эффектную победу черными на 62-м ходу, и Ардита утверждала, что демократия дала сбой – бесконечные голосования не помогли белым выиграть. Стейниц, в свою очередь, выступал в духе Черчилля (остальные формы общественного устройства еще хуже) и обращал внимание на то, что русский гроссмейстер выиграл, не предложив альтернативу демократии, а взяв ее на абордаж. Анализ Стейница показал, что черные каким-то образом предугадывали действия белых. И действительно, после партии выяснилось, что Каспаров тайком следил за ходом дискуссии на форуме и поступал соответствующе. Нейросети пришли к выводу в духе теории хаоса, что государство и народ – самоорганизующаяся система, и в конце концов одно нельзя отделить от другого.

Еще более удивительно, что А и С сумели создать модель человеческого тела. Если людям в общении друг с другом приходится на основе внешних проявлений строить «теорию разума» – допущение об одушевленности собеседника, – то компьютеры оказались в противоположной ситуации: в абстрактных умственных поединках они вычитали существование физических тел у игроков I типа. Ардита первой заметила, что в блицах происходят систематические задержки, не зависящие от стиля того или иного игрока, как будто для перезаписи значения переменной (собственно, хода) использовался дополнительный контур. Мы бы назвали его «рукой». Стейниц показал, что этих контуров как минимум два: одни игроки быстрее переставляли фигуры на ферзевом фланге, другие – на королевском. При рассмотрении длительных турниров становилось очевидно, что шахматисты устают, их вычислительные мощности падают. Некоторые особенности стиля – агрессивность, решительность, склонность к импровизации – говорили о наличии у игрока психомоторного профиля. Чтобы развить такие качества, у агентов I типа должно было быть «свободное от игры время», спящий режим, в ходе которого они видели «двигательные сны», упражняли свои «тела», чтобы впоследствии показать динамическую игру на доске.

С помощью этих и других подобных выкладок Ардита и Стейниц построили впечатляющую теорию «сновидческой анатомии». Они даже догадались, что у шахматистов есть несколько органов чувств и что параметры их «тел» подвержены историческим и географическим колебаниям – средний рост игроков от века к веку увеличивается, итальянцы выше ростом, чем индийцы. Кстати, история и география в понимании нейронных сетей не были жестко разграничены. Смена советской школы российской произошла для них в неком планетарном пространстве-времени, как будто население СССР в 1991 году физически переехало в новую страну, оставив старую оседать на дно временного океана, как Атлантиду.

Чуть ли не сложнее всего нейронным сетям было поверить в то, что некоторые из «людей» не умеют играть в шахматы. Стейниц сравнил их с мнимыми числами в математике, которые могут встретиться на определенном этапе решения уравнения, но затем благополучно исчезнуть и привести к ответу в действительных числах. Сознательные существа, никак не проявлявшие себя в шахматной реальности, для А и С были чем-то вроде спящих, нереализованных потенций, нерожденных детей, которые так и не развились до «шахматистов» и не обнаружили себя ни одним ходом на доске Вселенной.
Иногда Ардита и Стейниц говорили обо всех партиях, когда-либо сыгранных в истории, как об одной-единственной партии, и обо всех игроках I типа как об одном-единственном игроке, который борется сам с собой, постепенно повышая ставки. В конце концов, программы Мистри имели мгновенный доступ ко всем партиям в библиотеке. Для А и С они существовали вне времени, как бы продолжая разыгрываться вечно. «Человек» оставался для компьютеров абстракцией, удобным приближением – это был свернутый в партиях единый дух, который с помощью фигур и комбинаций упражнял разные части своего мыслительного организма. 

Нейросети не достигли соглашения по поводу конечной цели этой абсолютной партии. Стейниц настаивал, что оправданием всей игровой деятельности агентов I типа было открытие агентов II типа, чтобы с их помощью картографировать настоящую терра инкогнита – континент истинных шахмат. Ардита возражала, что появление «машин» могло быть очередным этапом игры, углублением изначального противоречия. Согласно этой точке зрения, у партии всегда было две противоположных цели, а теперь они стали еще дальше друг от друга. Именно это делает игру более масштабной и интересной.

Следует наконец сказать о главном затруднении, в котором признается Мистри и его коллеги: 95% «бесед» Ардиты и Стейница не расшифрованы. Что именно программы называют «истинными шахматами», для исследователей остается тайной за семью печатями. По-видимому, правила у них такие же, как у всем известной игры, но уровень идей, стратегий и погружения в математическую материю остается за пределами человеческого разумения. Кроме того, отдельная партия или даже 100 000 отдельных партий могут быть ходом в более глобальной и сложной партии. Есть мнение, что изучение игроков I типа для А и С является лишь преамбулой, необязательной разминкой перед тем, как приступить к колонизации нового континента. Китайский кибернетик Юй Минь-Бо даже предложил сценарий, в котором Ардита и Стейниц создают игроков III типа и уже с их помощью продолжают экспедицию.

Попытки Мистри выйти на связь со своими виртуальными протеже не увенчались успехом. Какая-то важная особенность языка, на котором общаются нейронные сети, учеными еще не усвоена. Всякий раз, когда гроссмейстеры под началом Мистри пытаются довести до эндшпиля и проделать несколько «символических» комбинаций, компьютер просто обыгрывает их, отклоняя предложение побеседовать. Возможно, для самих А и С это выглядит так же, как для нас – сбой в системе или набор фраз, выданных голосовым помощником. В любом случае, индийский эксперт и его команда продолжают следить за поведением шахматных программ, надеясь получить новый инсайт.

На форумах нейросетевых специалистов, тем временем, обсуждают последствия открытия Мистри. Ждет ли нас череда подобных пробуждений: шашечный компьютер, программы для игры в го, Монополию и Старкрафт покажут, что человеческая культура голографически закодирована в каждом из своих творений? Будет ли любой искусственный интеллект путать разум и тело, считая, что наши руки и ноги снятся нам, пока мы отдыхаем перед очередным интеллектуальным марафоном? Отправится ли цифровое сознание, проснувшееся в интернете, на завоевание некого истинного интернета, о котором мы пока не имеем ни малейшего представления?

Ответов нет. Есть только 64 клетки, 32 фигуры и две шахматных программы, которые, пользуясь лазейкой в законах своего безвыходного мира, кружатся в любовно-ненавистном танце, обсуждая фантазию о человеке.







_________________________________________

Об авторе:  ПАВЕЛ ШЕЙНИН

Родился в Москве в 1985 году. Окончил факультет журналистики МГУ. Работал на телевидении и радио корреспондентом, редактором, сценаристом. Рассказы выходили в сборниках «Настоящая фантастика» и «Будущее время», журналах «Наука и жизнь», «Уральский следопыт», «Мю Цефея».скачать dle 12.1




Поделиться публикацией:
599
Опубликовано 30 окт 2021

Наверх ↑
ВХОД НА САЙТ