Обзор литературной периодики от 05.09.16

Скандал недели – сообщение в «Новых известиях» (23 авг.) о том, что православные активисты обратились в полицию с просьбой возбудить дело на Владимира Сорокина за пропаганду каннибализма в рассказе «Настя». Интерес к рассказу, написанному в 2000 г. и вошедшему в 2001 г. в сборник «Пир», вызван намерением Константина Богомолова экранизировать «Настю». 24 авг. на этом же ресурсе Владимир Сорокин ответил «возмущённой общественности», что художественная литература по определению неподсудна. Будем следить за развитием событий.

Новость недели – публикация в «Известиях» (29 авг.) фрагмента ещё не изданного романа Виктора Пелевина «Лампа Мафусаила, или Крайняя битва чекистов с масонами», выход которого намечен на 7 сентября этого года. «Издательство назвало роман гибридным, потому что в книге переплетено множество жанров». Из романа: «Самое главное, у них нет ни рогов, ни хвостов, ни шерсти, ни свиных пятаков вместо носа, хотя лица их трудно назвать миловидными и располагающими. У них маленькие и как бы брезгливые рты с губами, сжатыми в эдакий клюв, маленькие же носики, как бы продолжающие этот клюв ко лбу, и большие, косо поставленные миндалевидные глаза желтоватого оттенка, немного похожие на кошачьи. Такой чертяка, привидевшись в сумраке, действительно способен напугать». Кроме того, 14 страниц романа уже выложены на «Литресе».

«Афиша Daily» (25 авг.) также анонсирует «Лампу Мафусаила» в списке 35 главных книг, должных быть освоенными до конца этого года. Помимо Пелевина, в список попали «Удивительные приключения рыбы-лоцмана: 150 000 слов о литературе» Галины Юзефович, «Тобол» Алексея Иванова, «Июнь» Дмитрия Быкова, «Ленин» Льва Данилкина и т. д. О «Похвале острову» Томаса Венцлова: «Это собрание поэтических удач (уже переведенных на десяток других языков) – «прочный, чернильный союз, кружева, вензеля, помесь литеры римской с кириллицей» – наверняка встанет в один ряд с томиками любимых поэтов (а некоторых, быть может, и потеснит)».

Продолжается активное обсуждение книги Дмитрия Быкова «Тринадцатый апостол». Книга представляет собой биографию В. Маяковского, но, по сути, это большое эссе, полное быковских догадок и прозрений о литературе. Портал Rara Avis (23 авг.) предлагает статью Алексея Колобродова «Поэты, играющие в прятки». «Мысль эту хотелось бы продолжить вопросом, обращённым даже не к Дмитрию Быкову, а в тот департамент мировых стихий, что распоряжается делами и стратегиями русской литературы. С кем из поэтов в дальнейшем сыграет он в эти прятки на поле биографического жанра? И для меня ответ очевиден – Лимонов». Колобродов известен как почитатель таланта Захара Прилепина, уже выступившего с рецензией на книгу Быкова, потому неудивительны такие пассажи: «Маяковский – персонаж русской вечности, который сегодня стынет на постаменте, а завтра постучит в дверь с повесткой о всеобщей мобилизации».

В «Журнальном зале» выложен восьмой номер «Знамени», который публикует подборку стихотворений Валерия Шубинского:

в заводских кызылкумах в шушарской степи
ты не спи моя радость ты и спи и не спи
волколаки пойдут мы увидим
только не на что здесь уже выть им

дунет ветер завертится в поле питон
но земля от него не получит пистон
неприятна земля заводская

здесь и звезды почти не видны
догорят фонари станет темень такая
как должно быть с изнанки луны

«Ненапечатанное» Инны Лиснянской:

Ты дал мне свободу.
Во имя чего и за что?
Как в темную воду
Влезаю в тугое пальто.

Подумать! — Впервые
Свобода страшнее тюрьмы.
Неужто чужие,
Неужто свободные мы?

В разделе прозы повесть Леонида Зорина «Братья Ф.»: «В первые дни, еще не привыкнув к простейшей мысли, что прежняя жизнь осталась за невидимой гранью, я хорохорился и бодрился, пытался внушить себе, что попал в этот зачумленный дом ненадолго, близкие поддались глупой панике, все это вздорный, нелепый сон, проснусь — наваждение исчезнет. Я не хочу вступать в эту армию выдавленных из жизни людей. Я насмотрелся, как их избегают, стараются держаться в сторонке. И вот я сам среди них — отверженных, словно клейменных своим несчастьем». Повесть Ильи Кочергина «Ich любэ dich»: «Мое тело меня подвело, оно уже не заодно со мной. Вот оно дышит, шевелит пальцами ног, ведет себя, как будто ничего не случилось. Но мы оба знаем, что наша любовь ушла. У нас есть общие хорошие воспоминания, но они будут все меньше и меньше связывать нас.
Аппарат начинает работать – издаёт звуки, подходящие для научно-фантастических фильмов из далекого детства». «Вне зоны действия сети. Из телефонной лирики» Александра Кабакова: «Мы тут Сталина приплели неизвестно зачем, вернее, вот зачем: без него теперь ничего не обходится, ни телевизионные передачи, кроме тех, которые про еду, ни… ну, собственно, опять же телепередачи и, пожалуй, Интернет. А кроме телевизора и Интернета, как известно, ничего нет в мире. Так что без Сталина не обойдешься, вот мы и решили в первых строках от него отделаться. А дальше никакого Сталина не будет». Рассказ «Сугроб» Романа Сенчина, как всегда у этого автора изображающий безнадегу повседневности: «Дима опаздывал. На пять минут, потом на десять… Назаров вспомнил о сбитом бомбардировщике, и подумалось, что сменщик взял и сорвался в Сирию. Или еще куда-нибудь, где воюют. Не выдержал».

Среди других материалов номера – эссе Натальи Ивановой «Преодоление гравитации. Игорь Виноградов и шестидесятники»: «Игорь Виноградов принадлежит к поколению романтиков во времена оттепели, реалистов в Перестройку (пишу по-виноградовски, Игорь Иванович в книге пишет это слово с прописной буквы). Перестройку, давшую им второй шанс для реализации тех идей и замыслов, которые не удалось осуществить в ранние 60-е». Статья Олега Лекманова: «Загадка названия», посвященная названию рассказа «Вон бежит собака!» Юрия Казакова, которое автор возводит за счет механизмов памяти метра к лермонтовскому восьмистишию «Горные вершины…» «Через два года после только что разобранного произведения Юрий Казаков напишет еще один рассказ, для заглавия которого он выберет строку трехстопного хорея — «Плачу и рыдаю…» (1963). Надеюсь, можно не уточнять, что темы природы, отдыха, пути, ночи и смерти станут центральными и на этот раз».
Рецензии на книги «Пятнадцать лет ГУЛАГа» Юрия Фаранова, «Завидное чувство Веры Стениной» Анны Матвеевой, «Кампан» Игумена Варлаама и др.

Журнал «Октябрь» (2016, № 7) предлагает роман Дмитрия Новикова «Голомяное пламя»: «1975, п. Пряжа. Самое страшное было – смотреть на него сзади, когда спина голая. Рука, лопатка, плечо – три дыры. Затянувшиеся, зажившие, но не шрамы, а дыры. Гриша спрашивать боялся, а сам дед никогда не рассказывал. Но и так было ясно, что автомат, и что в спину, и что выжить было нереально. Дед выжил». Повесть Яны Жемойтелите «А ещё была осень»: «А может, в некоторый момент она просто уснула и не заметила этого? И ей никак не удавалось проснуться, потому что сон получался чересчур реальным, и вместе с ней спал весь педколлектив и весь городок, включая улыбчивых монахинь и улыбчивых приблудных собак?»

Анна Матасова:

Как там было? …иже еси,
Я вне зоны – прости долги.
На руках меня отнести,
Посреди горящей реки
Стихнет группа лесоповал.
– Ты мне верил?
– Я воевал.

Лета Югай:

Не говорить: этого нет, потому что я никогда не встречала
Белоснежного зверя с единым рогом.
Пестрой змейки, бегущей по склоненной осоке в сторону клада.
Ада и рая, такими, как их описали.
Любви, настигающей внезапно и открывающей две бездны…

Ната Сучкова:

Он постоит ещё, его надолго хватит,
Пусть держится на нём вот этот край небес,
Пришли за ним потом воздушный самокатик
Или заставь идти на лыжах через лес.

«Нева» (№ 8, 2016) публикует отрывок из нового романа Елены Крюковой: «Я с замиранием сердца спрашивала маму: а правда, прадедушка Павел расстрелял царя? Мать прижимала палец к губам. Так же как бабушка, она всегда шила – на ручной швейной машинке «Подольская», черной, чугунной, с золотой вязью по гладким женским бокам. И все так же ползла из-под руки, со стола на пол, разнообразная ткань. Палец, прижатый к губам, говорил без слов: рассказать нельзя. Запрещено».

В «Дружбе народов» (№ 8, 2016) повесть Дениса Гуцко «Турчин»: «Дима вынул из кармана гильзу и, спрятав от девчонок в кулаке, поднес к носу. Он не смог бы объяснить словами, да и некому – но запах горелого пороха из узкого пластикового нутра волновал необычайно. Делал странное. Переносил в недавнюю беспокойную ночь — под эти же сосны и дубы, но в сырую непроглядную темь, в которой двое прятались, а третий рыскал, палил наугад, зверея от бессильного желания покарать, покарать, покарать…» Рассказ Сухбата Афлатуни «Умаровна». «Умаровна вынимала ноги из земли и с открытым от боли ртом ползла в коридор. Нужно было найти обувь, нельзя появляться на людях с голыми корнями, люди злы, люди безумны. Начинался поиск, обувь падала и отбрасывалась в сторону. На высохшую грудь с двумя мешочками натягивалась майка. Потом отцовский чапан. Запах отца, пропитавший его, придавал силы». Рассказ Алексея Иванова «Репетиция парада», примечательный в том числе тем, что это ленинградский Алексей Иванов, а вовсе не уральский: «Иванов сдержанно матернулся: какого черта он вылез из машины, поперся в темнотищу, в дождь, в грязь, неизвестно куда? Он даже не знал, что за метро здесь, какая линия. Он подошел к будке, обогнул ее, пройдя за шлагбаум, – в будке было темно».

Малую родину и детство на страницах журнала вспоминают Ефим Бершин, Анатолий Ким, Вадим Муратханов, Александр Эбаноидзе: «– Тебя привезли к нам маленького, после болезни. Сколько помню, тебе как раз год исполнился... Пора хорошая: конец лета, но сбор винограда еще не скоро... Сузи (так на грузинский лад она произносила имя моей мамы — Сюзанны), Сузи говорила, что какой-то тбилисский доктор чудом спас тебя от скарлатины, буквально с того света вернул. Подписку с родителей твоих взял, дескать, если что, чтоб не привлекали... Но спас, красавчик, дай бог ему спасения от беды и напасти... Распеленали тебя, горемычного, вот здесь вот, на этом столе... Господи! То ли младенец, то ли не знаю что, помесь лягушонка с червячишкой».

Ольга Балла о книге Томаса Венцлова «Искатель камней» (пер. с литовского В. Гандельсмана): «Русскому читателю не может сразу же не броситься в глаза сильнейшее родство Венцловы с Иосифом Бродским. Интонационное, ритмическое, оптическое, эмоциональное... Настолько, что думаешь: скорее всего, самым правильным было бы об этом вообще не говорить, а сосредоточиться на вещах менее очевидных. Но ведь и читать Венцлову помимо этого двойного видения — без того, чтобы видеть обоих сразу, литовского поэта и его русского друга, — вряд ли возможно без существенного насилия над собственным взглядом. И думать о них естественнее всего одновременно».

Анна Гедымин:

Нет, сколько бы ни приходилось
Бродить по лугам и в лесу,
Тонуть в затухающем небе
И облако брать на таран, –
А все ж в океане виднее,
Который из нас – океан.