Электронный литературный журнал. Выходит один раз в месяц. Основан в апреле 2014 г.
ВИКА. Прихожу как-то раз к Егору, а его дома нет. В магазин пошел. И только дядя Вова на кухне сидит, выпивает. Он меня пригласил пройти.
ДЯДЯ ВОВА. Ну, подожди его здесь, я тебе сейчас чай налью.
ВИКА. Сидим, пьем, я чай, он чего покрепче, ну и слово за слово, разговорились. Он там что-то про Егора спрашивал, в отцовском духе. Тоже мне папаша. А потом он – как бы невзначай – свою руку мне на коленку положил. Я ему говорю: «Вы что делаете?»
ДЯДЯ ВОВА. Ты такая хорошая, добрая.
ВИКА. И уже под юбку лезет, а второй рукой меня как-то так зажал, что я и вырваться-то не могу. У него ручищи с мою голову. И такие шершавые, страшные, противные... Я как заорала, начала брыкаться, стул упал, этот подонок на меня навалился. Слава богу, в этот момент Егор вернулся.
ЕГОР. Я думал, что убью его! Захожу домой, и уже с подъезда слышу, как Вика кричит. Дверь открываю, и, прям, с прихожей вижу, что она на полу, а он над ней навис. Подлетаю, спихиваю его, и как дам по его хлебалу страшному. Не зря в свое время немножко боксом занимался. Он отпирается.
ДЯДЯ ВОВА. Да я просто упал на нее со стула, потянулся за печеньем и не удержался!
ЕГОР. И кряхтит, чтобы я его отпустил, а от самого перегаром несет. Я смотрю на Вику, та вся перепуганная, стоит, кивает. Я оторопел сразу. Вот это неловко получилось! Морду ему расквасил, а он, оказывается, ничего такого не делал.
ДЯДЯ ВОВА. Мне вообще в тот день так плохо было. Дата важная была. Поминал причину сидки своей. Потому что не могу. Потому что об этом нельзя забывать. А тут эта девчонка… Я в ее лице как будто утешение увидел. И понесло. Не понимаю, почему она не сказала. Может, испугалась, что я ее придушу. Я вообще не знаю, зачем к ней полез. А может ей просто жалко меня стало. Знаем мы таких, потенциальных жертв и спасительниц. Думают, что могут исправить человека. А вот оно (тычет в грудь), вот оно – говно-то, и как его оттуда выскрести, я не знаю.
ВИКА. Все как-то за одну секунду произошло тогда, и я сейчас уже не понимаю, действительно ли он что-то со мной сделать хотел, или просто упал. Даже не хочется это вспоминать. Ведь если что, пришлось бы в суде выступать, его бы наверняка опять посадили... Не знаю, в общем... Но после того случая я уже у Егора в гостях ни разу не была. А потом еще все хуже стало...
ГАЛЯ. Мне Вика никогда не нравилась, честно скажу. Девчушка красивая, но какая-то... Как сказать-то... Слишком высокого мнения о себе. Ей подарочки нужны, внимание. Не нагулялась она еще. И мое мнение о ней она потом сама же и подтвердила.
НАСТЯ. Я Вике сразу сказала, что она дура. Мы из-за этого сильно поссорились. Я не понимала, почему они расстались, ну что такого произойти-то могло. А она мне сказала, что он ей изменил... со мной!!! Она меня обвинила в немыслимом! Чтобы я увела у подруги парня? Да не в жизнь! Мне что, заняться нечем?
ВИКА. Да ты что думаешь, что я слепая, что ли? Ты его любишь, а он на тебя смотрит не так, как на других.
НАСТЯ. Что вообще? Бред полнейший! (Негодующе смеется.) Идиотка, да не нужен мне твой Егор!
ВИКА. Ну да, конечно. Пока, «подруга».
НАСТЯ. Она не поверила, она почему-то была уверена, что у нас с Егором что-то было... Ничего не понимаю, но если она считает, что я до такого опуститься могу, то она мне не подруга.
ПАШТЕТ. Я взломал Настину страничку в контакте. А она там сама с собой переписку вела. И все про Егора. Фотки его удачные сохраняла себе, какие-то черновики с письмами. Видимо, все хотела ему признаться, но не решалась. Я даже не знал, что она стихи, оказывается, писала. Никогда никому про это не рассказывала. Ну и понятное дело, что они тоже про него: про глаза, про задумчивость и бла-бла-бла.
НАСТЯ. Когда я смотрю на тебя исподлобья,
Мне кажется: ты ведь не можешь не знать.
И этот задумчивый взгляд… Мне не больно,
Мне просто о многом хотелось сказать.
Ты мог бы быть рядом, ты мог бы открыться,
Ведь я не забуду тебя никогда.
И боли моей от тебя не укрыться,
Ведь ты обитаешь в груди у меня.
ЕГОР. Красиво.
ПАШТЕТ. Я что-то такое и хотел там найти, но не думал, что столько компромата будет. И меня тогда такая зависть заела. Почему все девчонки ему должны доставаться? Он с одной встречается, другая его тоже любит, в колледже тоже на него смотрели все. А мне? Мне хоть какая-нибудь достанется? Ну и, в общем, я в фотошопефейковую переписку сделал, типа, между Настей и Егором. Настины сообщения использовал, а ответы Егора сам придумал. И скинул Вике анонимно.
ГАЛЯ. Я ж не знала ничего, со мной Егорик не делится.
ЕГОР. А ты спрашивала? Тебе ж не до этого было. То работа, то дядя Вова. Че мне тебе рассказывать? Голову только забивать.
ГАЛЯ. А в магазин пошла за булочками и Настену встретила. И как-то слово за слово, она мне и сообщила. Я немножко обрадовалась даже, потому что больно мне хотелось, чтобы они с Настей сошлись. Почему он на нее не обращал внимания, не понимаю.
КЕФИР. Я вообще не понял, что между ними произошло. Вроде нормально все было, он ее любил, она – его, все дела... А потом раз – и он просто как черная туча. Мы недели три не виделись, а потом позвал меня гулять, а сам идет и молчит. Ну, думаю, че-то тут не так. Спрашиваю, а он опять молчит. Ни в какую вообще, не хочет говорить. Ну что я к человеку приставать буду, если он не хочет? Прошлись так немного, а потом я только рот открыть хотел, сказать, что раз он хочет один побыть, то я тогда, наверное, пойду. И тут он взорвался. Резко так остановился, аж кроссы скрипнули.
ЕГОР. Вот скажи, Кефир, какого хрена так получается, что ты вкладываешься, стараешься, думаешь, что все хорошо, а на самом деле ничего не хорошо, а она берет и уходит?!
КЕФИР. Вы че, говорю, расстались с Викой? А сам внутренне ведь, сука, радуюсь, сам не знаю, чему. Я же никогда на чужое претендовать не буду, хоть я ее и люблю, но она же девушка моего друга. Даже если бывшая. Да я в глаза ему смотреть бы не смог. Так только подонки поступают. А потом еще драка эта... Просто кошмар.
СЛАВИК. И зачем я только в это ввязался. Знал же, что он ее любит. И знал, что она ребенок еще. Но, с другой стороны, это не я к ней лез. Она сама начала инициативу проявлять. Сначала написывала, потом предложила прогуляться. Как-то так само все получилось, что мы раз – и вместе уже. Я даже не понял, надо оно мне или нет. Так-то она симпотная, но толку... Ну и поехали на машине с ней кататься, остановились где-то во дворах, сидим, целуемся, а потом вдруг они появились...
ПАШТЕТ. Мы гуляли втроем: я, Кефир и Егор. Увидели машину Славика, и тут Егора как понесло: рванул к нему, дверь чуть не выдернул, а в машине еще Вика, оказывается, была...
ВИКА. Я говорила Славе, чтобы он не выходил, потому что мне страшно так стало. Я же помню, как Егор тогда своему отчиму рожу разбил, а тот его насколько больше... Но он меня не послушал. Осталась в машине сидеть, чтоб не нарваться. Даже смотреть не стала в их сторону, а обрывки фраз все равно долетали.
ЕГОР. Славик!
СЛАВИК. Здорова.
ЕГОР. Здорова? Ты прикалываешься? С хрена ли у тебя Вика в машине делает?
СЛАВИК. Это тебя волновать не должно.
ЕГОР. Ты охренел? Это вообще не по-мужски.
СЛАВИК. Не тебе мне рассказывать, что значит «поступать по-мужски».
ПАШТЕТ. Ребят, может не надо это все…
ЕГОР. И что-то меня как забомбило. Какую-то херь мне тут вливает. Я его попытался ударить.
Драка. Славик побеждает. Егор падает.
КЕФИР. Господи, Егор, ты как?!
ПАШТЕТ. Давайте скорую вызовем.
СЛАВИК. Ага, полицию еще можно. Придурки.
ЕГОР. Кровища захлестала. Ну, ребята меня подняли, а Славик уже в машину прыгнул и укатил.
КЕФИР. Мы вообще ничего не поняли. Славик, короче, его в чем-то обвинил. Может, ему Вика что-то наговорила. Мы предложили еще раз с ним встретиться и все нормально обсудить, или может с Викой увидеться. А Егор сказал, чтобы мы не лезли и ничего не выясняли.
ЕГОР. Если он меня обвиняет в чем-то, даже не поговорив, значит он мне не друг.
КЕФИР. Справедливо? Пожалуй, что да.
НАСТЯ. Я про этот случай уже только потом, намного позже, от Вики узнала. А я-то думала, откуда у него ссадина на носу была... А вот если бы мы были вместе... Ну, это я так, гипотетически... Ему бы не пришлось драться, потому что я бы никогда не изменила.
ПАШТЕТ. Егор ко мне по-хорошему всегда относился, а я как скотина. Везде поднасрал. Ничего бы не случилось, если бы я тогда Вике не наврал. Я же как лучше хотел, я же... Придурок я... У меня не хватило смелости признаться ему в этом.
ГАЛЯ. Рассорился со всеми своими друзьями почти. До проводов оставалось несколько денечков, я его спрашиваю, кого позовем.
ЕГОР. Да никого я не хочу видеть. Если только Кефира и Паштета.
ГАЛЯ. Ну, я чувствую: что-то не так. А Слава, говорю? Настя? Паузу небольшую выдержала и продолжила: а Вика? Думала, что он мне расскажет что-нибудь. Он сразу весь насупился, молчит, злится.
ЕГОР. Не, не надо никого.
ДЯДЯ ВОВА. И правильно, зачем много народу звать? Чай не богачи. Ну проводы, ну армия, и что теперь – весь семейный бюджет тратить, что ли, чтоб чужих детей кормить?
ЕГОР. Когда он это сказал, меня как кипятком окатили. Думаю, вот же скотина, сам работает не пойми как и не пойми где, наверняка шаболдается где-нибудь, а матери врет. Как у него язык поворачивается еще про деньги что-то говорить? Все на машину свою поганую тратит. Из принципа, чтоб ему неповадно было, решил еще Настюху позвать. Неловко, конечно, после того, что случилось, но она хорошая, и наверняка рада будет.
ДЯДЯ ВАЛЕРА. Я очень хотел, очень хотел с ними в тот вечер побыть! Но работы невпроворот. А потом подумал, что все равно его с утра забирать буду в часть, эх-эх-эх!
ГАЛЯ. Он так ждал дядю Валеру, я видела, как он расстроился.
ЕГОР. После смерти папы мы с дядей Валерой все реже и реже общались, поэтому, когда он сказал, что не приедет, я даже как-то и не удивился.
КЕФИР. Сидели вчетвером, выпивали немного. Я все повторял, как мне его будет не хватать. Паштет что-то про институт заливал, а Егор уже настроился, что армия ему поможет, что все его достало, все надоело, а там он сможет, как папа, героем стать.
НАСТЯ. Мне было страшно, что вот уже завтра он уедет, и я его теперь только через год увижу. Целый год без него... Оказалось, что это не страшно, когда есть надежда увидеться. Когда знаешь, что он где-то ходит, дышит, смотрит на небо и радуется.
ПАШТЕТ. Я пытался отвлечься, как мог. Рассказывал какую-то херню про универ, про то, как мы учились вместе с Егором. Было понятно, что ему это было неинтересно, он все в своих мыслях. Если бы не я, то мы бы сидели не вчетвером, а вшестером. Ну, с другой стороны, что это за девушка и что это за друзья такие, если такая фигня на них повлияла, и они не выяснили отношения? Или выяснили, но как-то криво. Наверное, Вика ничего не рассказала про то анонимное письмо. В любом случае, чувствовал я себя дерьмово.
СЛАВИК. Ну как я мог не прийти? Он же мне как брат. Идиотская ситуация получилась, но ведь я думал, что это он виноват, что он ей изменил с Настей. Господи, какой же я кретин, что поверил в этот детский сад. В общем, я решил попрощаться с ним перед его уходом в армию. И прощения попросить.
ВИКА. Я не пошла. Я подумала, что мне там нечего делать. Я запуталась. После дня рождения Кефира я поняла, что между ними ничего не было, но было уже поздно. Я не знала, кто подстроил всю эту историю с изменой, но можно было бы догадаться.
ЕГОР. Приперся Славик. Мы решили на улице поговорить. Настю с Паштетом оставили дома, а сами с Кефиром вышли.
СЛАВИК. Привет.
ЕГОР. Че надо?
КЕФИР. Ребят, только давайте без драки, окей?
СЛАВИК. Да я и не собирался. Я извиниться хотел. Мне Вика скрины переписки показала...
ЕГОР. Какой переписки?
СЛАВИК. Ну твоей, с Настей. Короче, это ж фейк все, сразу понятно. Да и ты бы мне сто пудов рассказал.
КЕФИР. Чего? Нифига не понимаю.
ЕГОР. И тут все пазлы сложились воедино. Паштет поступил как мудила, Вика – идиотка – поверила в эту бредятину. Нет бы со мной нормально поговорить. Просто обвинила, распсиховалась и ушла к моему другу. И этот тоже хорош: ничего не выяснил, увел ее у меня, еще и нос мне разбил. Зашибись!
КЕФИР. Как же он разозлился... Это было ужасно. Еще и пьяные мы были, тут просто комбо. Он уже на Славика с кулаками накинулся, я его остановил. Егор начал кричать.
ЕГОР. Господи, как вы меня все достали, «друзья»! Я всегда для вас все был готов сделать, а вы как последние мрази! Хорошо, что я завтра в армию ухожу. Это моя последняя надежда.
ДЯДЯ ВОВА. Я как раз из подъезда выходил, когда услышал его слова про армию и про надежду. Ну, не выдержал, воспользовался моментом.
КЕФИР. Вот кому надо было голову оторвать. Ладно наши разборки и ссоры, это все фигня. Но тут…
ДЯДЯ ВОВА. Армия – это хорошо.
ЕГОР. Только тебя еще не хватало! Отвали.
ДЯДЯ ВОВА. Ну, ты же крутой, думаешь, что тебя это спасет.
ЕГОР. Да я хотя бы чего-то добиться смогу, как папа.
ДЯДЯ ВОВА. А ты знаешь, как твой папа погиб? Что с ним случилось? Нихера ты не знаешь, Егор. Никого он не спасал, и не герой он. Он сам себя убил. Добровольно. Его в каюте нашли мертвым.
ЕГОР. Чего?..
КЕФИР. Вы что несете?
СЛАВИК. У меня сердце чуть не остановилось. Неужели это правда? Даже мне не по себе, а это его отец. Ну, он не поверил, потому что отчим у него не тот человек, которому стоит верить. Сразу маме набрал, ну и по его реакции все понятно стало.
НАСТЯ. Его мама трубку положила и вниз побежала. Я сразу поняла, что произошло что-то нехорошее, и тоже за ней пошла. А Паштет остался. Оно и понятно, почему. Трус. А потом случилось непоправимое.
ПАШТЕТ. Да, я не смог туда идти. Я понял, что все вскрылось, и мне стало страшно. И мне очень-очень жаль, что все вот так...
ГАЛЯ. Зачем он его за руль пустил? Я все понимаю, что злится мальчик, как тут не злиться-то, если такое узнаешь. И не нужно было ему знать это, не нужно! Что толку? Даже представить себе не могу, что в его сердечке творилось... А я ж даже объяснить, поговорить не успела с ним! Уехал...
НАСТЯ. Я распсиховалась – вообще такое редко бывает – начала упрекать их всех, почему они им ключи дали? Взрослые же люди, ну неужели не видно, что они в неадеквате были? Я уже хотела так бежать за ними, но меня отговорили...
ЕГОР. Я очень разозлился. До хрипоты орал. Как они меня все достали! Уроды. Никого не хочу видеть! Мать врала мне всю жизнь, и дядя Валера ей поддакивал. А этот уголовник с издевательским тоном мне это сообщил, правду открыл. Сука, как же так? Папа, почему? Почему он меня бросил? Как он посмел? Неужели я его не радовал? Как он мог оставить маму и меня одних? А я, а я всю жизнь на него равнялся, думал, что он герой. Вся моя семья меня предала, а еще и друзья – говно полное. И Слава, которого я за отца считал, он же меня вырастил, мы столько времени вместе проводили, ну почему, почему так... Паштет – такая же гнида, зачем я на первом курсе за него заступался! Вика – шалава, поверила какой-то чуши, даже ничего мне не объяснила...
КЕФИР. Пока мы ехали, он мне все это рассказывал. Я даже не знал, что ему ответить на это.
ЕГОР. Только ты у меня и остался.
КЕФИР. Еще Настя.
ЕГОР. А что Настя?
КЕФИР. Тут я не выдержал и рассказал ему все, что знаю.
ЕГОР. Дим, ты серьезно? Откуда ты…
КЕФИР. Мы ехали очень быстро, а потом бах! – и я уже в больнице проснулся. А Егор…
ВИКА. Авария недалеко от моего дома была. Я еще спать не легла, сидела в компьютере, переписки перечитывала. Посмотрела еще раз этот анонимный файл и окончательно убедилась, что это все подстава какая-то. И как я сразу смогла в это поверить и не поговорить с ним? Настя все отрицала, хотя я знаю, что она его любила. А он ее любил? Нет. Наверное, нет. Я уже хотела пойти попрощаться с ним, стала джинсы натягивать, и пофиг, что ненакрашенная, главное было успеть, чтобы можно было нормально объясниться! И слышу такой оглушающий вой покрышек, а потом скрежет металла, сильный удар обо что-то. В окно выглядываю, а это машина в столб влетела.
СЛАВИК. Как мы все допустили это? Почему мы позволили им уехать? Я никогда себе этого не прощу. Если бы я не приехал к нему, то все было бы нормально. Узнал бы он обо всем когда-нибудь? Конечно, но не за одну ночь, и без возможности навредить себе. Черт, как же я виноват! Егор, если ты меня слышишь, прости меня...
ЕГОР. Слав, да ты же мне как отец почти.
СЛАВИК. Был.
ЕГОР. Да что значит «был»? И будешь.
СЛАВИК. Почему я ей поверил?
ЕГОР. Это все вообще не важно.
СЛАВИК. А что важно?
ЕГОР. То, что ты понял все.
ДЯДЯ ВАЛЕРА. Я себя вспоминаю в 19 лет – ершистый был, как дикобраз. С родителями не ладил и даже с Галькой ругался, хотя сестренка моя – добрейшей души человек. С девчонками хотел встречаться… А что, форма такая красивая, я молодой, всем нравился. Это сейчас – ха-ха-ха – пузатик какой-то полысевший. А тогда все по-другому было, я не понимал своего счастья, счастья своего безмерного. Мне все казалось мало, все не устраивало. Думал, что жизнь несправедливая. Но чтоб так решить все проблемы... О таком я никогда не думал. Жил и жил себе, и стремился как-то эту жизнь улучшить. Хочется верить, что это был несчастный случай.
ГАЛЯ. Я плохая мать. Хорошая мать все увидит и утешит, а я ничего не видела. Детям своим всегда самого лучшего желаешь, думаешь, что все у них замечательно. А оно вон как выходит. А я же до сих пор не знаю обстоятельств толком, все ребята молчат, каждый что-то свое в голове обдумывает. А мне-то, мне кто расскажет? Может, меня сглазил кто? Сначала муж, а теперь сын... Вова в больнице лежит... Точно проклятие какое-то.
ЕГОР. Да поправится твой дядя Вова, ты только молись за него покрепче.
ГАЛЯ. Сыночек, почему ты его так не любил?
ЕГОР. Мам, ну я ж не знал.
ГАЛЯ. А я столького о тебе не знала, и это очень больно. Почему ты не делился ничем никогда?
ЕГОР. Да глупым просто был. Хочешь, я тебе расскажу, как я однажды чуть ногу не сломал?
ГАЛЯ. Как же это?
ЕГОР. А вот слушай: ходили мы как-то с пацанами в баскет играть…
КЕФИР. Мне даже не говорили сначала ничего, чтобы я быстрее на ноги встал. Боялись, что если я узнаю, то совсем расклеюсь. Только что мне теперь делать без него... Я как будто вместе с ним разбился.
ЕГОР. Диман, ты че? Я ж рядом.
ВИКА. С виду одно, а на самом деле совсем другое. Вот он всегда пытался казаться неприступным, непринужденным, каким-то таким надменным даже.
ЕГОР. Разве? Наверное, ты права…
ВИКА. Только все это пыль в глаза, и он внутри совершенно иной. Ему хотелось быть крутым и сильным, а он доверчивый и даже глупый порой. Восторгался своим папой все время. Сейчас вспоминаю и думаю: а был ли у нас какой-то шанс все спасти? Конечно был. Хотя, наверное, он лучше меня, намного лучше.
ЕГОР. Никто никого не лучше. Все мы такие, какие есть, Вик.
ВИКА. Мы все его предали, каждый по-своему. Если бы только я или только Слава, то этого бы не произошло. Но все совпало в одно лето, навалилось разом. Мы его сломали, а нам с этим как-то дальше жить.
НАСТЯ. Я... я просто не знаю, что мне делать. Может, ничего не делать, может, лечь и умереть? Так будет проще, легче, правильней... Так не надо будет каждый день вспоминать его глаза. Егор, почему ты не здесь?
ЕГОР. Я здесь, Насть. Я не хотел, поверь.
НАСТЯ. Почему я не могла, почему боялась? Не могу ничего говорить...
ПАШТЕТ. Как так получилось, что мы в какой-то момент взяли и выросли? Вот уже и колледж закончился. Кто-то в армию идет, кто-то на работу устроился. Я слышал, что Маринка, одногруппница наша, осенью рожать будет. У всех своя судьба сложилась, и так это все странно... Меня вот в армию не возьмут, а кто-то и хотел, да уже не пойдет... Я в институт поступать буду, в Москву. Мне там общежитие дадут. Уеду, и все позабудется, как будто Backspace все затер, и не было никогда ни Насти, ни Егора. Как будто бы ничего и не было...
ЕГОР. Да, Паш, наверное, так лучше. Меня никогда не было. Вот и все. А в Москве себе других друзей найдешь. Моих только больше не трогай, пожалуйста.
ПАШТЕТ. Хорошо. Ты только не злись, я же не специально.
ЕГОР. Я не злюсь. Мне все равно уже.
ДЯДЯ ВАЛЕРА. Я сам-то ведь на проводах не был. Все работа, работа... Дурак, конечно, надо было обязательно приехать. Так хоть понятнее было, что у них там произошло. А так я понял только с Галиных слов, что этот Вова – сволочь такая – варежку разинул. Зачем она вообще ему про это рассказывала? Но это все равно, явно, не все. Дети молчат. Ну что мне их теперь, пытать, что ли?
ЕГОР. Ты же сам зачем-то придумал всю эту историю про подвиг.
ДЯДЯ ВАЛЕРА. А что мне нужно было сказать? Ты был такой маленький.
ЕГОР. Правду.
ДЯДЯ ВАЛЕРА. Правду? А зачем она нужна, эта правда? Такая правда?
ДЯДЯ ВОВА. Теперь меня виноватым во всем сделают. А своим падением я только больше подозрений на себя навел. Опять в тюрьму посадят, если, конечно, экспертизу проводить будут. Хотя вряд ли… Я же ведь знал, что вакуумный усилитель барахлит, но все равно пустил его, да еще и с другом, да еще и в таком состоянии. Езжай, говорю, прокатись, развейся, обдумай все, еще с ухмылкой такой это ему сказал. Что же я за человек-то такой? Бог мне дал исправиться, дал семью – Галю и этого оболтуса. А я все просрал. Зачем я это делаю, почему мне неймется?
ПАШТЕТ. Хотя кого я обманываю. Я, может, и удалил это с рабочего стола, а в корзине эти воспоминания все равно лежать будут, а оттуда уже не удалишь – сбой программы. К сожалению, жизнь – не игра на компьютере, и тут систему не восстановить до заранее заданных параметров.
ЕГОР. Хорошо, что ты, наконец, понимаешь это.
КЕФИР. Мы, когда в баскет играли раньше часто, у него всегда одна футболка была – синяя с белыми надписями, че-то на английском. Потом, когда он из школы ушел, а я остался, мы все равно на площадку ходили и с пацанами играли. Но почему-то Егор стал реже приходить, а я наоборот, втянулся очень, даже хотел в большой спорт пробиваться. Егор мне на день рождения подарил мяч, но я долгое время его не трогал. Он мне его когда принес, говорит…
ЕГОР. Кефир, я знаю, что ты многого добьешься, пусть он тебе удачу принесет.
КЕФИР. Я угарнул, типа, что за сантименты, а он по серьезке в это верил. Ну, так я потом, когда уже тоска невыносимая стала, мяч достал. Я с ним всегда выигрываю, не знаю, как так получается. Я во всю эту мистику не верю, но может правда есть что-то там, куда мы потом попадаем...
ЕГОР. Ты главное играй, не забрасывай. Я тебе помогать буду, если что. Как раньше, помнишь?
КЕФИР. Почему ты перестал играть?
ЕГОР. Я не знаю. Наверное, мне хотелось быть либо лучше всех, либо вообще не заниматься. Я увидел, что ты играешь как бог, и что тебе это в кайф. А мне это и не надо было на самом деле, раз бросил. А у тебя все получится.
КЕФИР. Думаешь?
ЕГОР. Я уверен.
ГАЛЯ. Ведь я же не рассказала ему, почему его отец так поступил. Я не успела рассказать, и теперь уже никогда не смогу этого сделать. Сказки придумывала про героизм и какие-то военные действия, Валера подсобил тоже своими рассказами. А надо было сказать, как есть, хотя бы перед тем, как он в армию собрался...
ДЯДЯ ВОВА. А самое отвратное, что я Егору о суициде сказал, а о причинах нет. А тот пьяный, и меня даже слушать не стал. Я не считаю, что это достойная причина, но все же. Он ведь был болен. У него рак нашли, быстро как-то выскочил, от медосмотра до медосмотра... Да и зная наших врачей, все ведь, собаки, не будут обследовать. Так, спросят только: «Жалобы есть?» – да и конец медосмотру. Но он видимо не хотел быть обузой для семьи. Как вот теперь я, лежу тут весь в гипсе, Галя мне апельсины приносит, а я их не заслуживаю, не заслуживаю...
ЕГОР. Да брось, дядь Вов, не самый ты поганый человек. Да, ты в тюрьме сидел, но я-то теперь знаю, почему: отсюда все открывается. А потому я тебя прощаю. И за вазу, и за занавески. За аварию тяжело простить, но это дело времени.
ДЯДЯ ВАЛЕРА. Служил с Толькой один человечишко. Даже не хочется его человеком называть. Так вот, он ему почему-то завидовал всегда, что у Тольки семья есть, ребенок, шурин на службе всегда подсобит. И захотел этот человечишко подгадить Тольке. Подговорил других ребят, и те сказали, что Галина ему изменяла, пока тот на работе был. Мол, сплетни по городу ходят, и жены их подтвердили это. Все это полная чушь, но на фоне болезни Толька почему-то решил, что Галя и без него хорошо живет, поэтому нет смысла ждать смерти, если она все равно близко. Отпечатались, знать, где-то на сердце у него эти слова, и он решил добровольно уйти. Я Гале не говорил про это, я только про болезнь сказал.
ГАЛЯ. Оберегали, скрывали, растили Егорика, а кто теперь объяснит, как так вышло?
ДЯДЯ ВАЛЕРА. Это что получается, все из-за меня?
ГАЛЯ. Оба мы хороши.
ДЯДЯ ВАЛЕРА. А идея-то моя была… Какой же я болван!
СЛАВИК. Я помню, как Егор приходил ко мне, когда мы еще маленькие были. Дядя Вова тогда только появился. И он сбегал из дома при любом удобном случае. И всегда про отца в такие моменты вспоминал. Я после этого для себя решил, что никому его в обиду не дам. Только вот сам в итоге и облажался.
ЕГОР. Я папу понял и простил. Он мне все рассказал: как сожалеет, как безысходность его пугала, как он мечтал со мной быть, пока я расту. Поэтому я не злюсь.
НАСТЯ. А ведь когда у Кефира был день рождения, все могло бы быть иначе. Все тусовались и пили как не в себя, а я вышла на балкон и стала думать, что я вообще здесь делаю. Почему меня вообще пригласили, если я просто подруга Вики, с которой больше не общаюсь? Я смотрела вниз, на игровую площадку, и думала: почему мы не можем остаться детьми? Почему все вдруг стало так сложно? Как же было хорошо сидеть за школьной партой и видеть перед собой Егора с Кефиром, а больше ничего не надо, только сидеть бы на уроках и смотреть на его спину, а вечером объяснять ему домашнее задание по алгебре. В этом было больше смысла и любви, в этом было все мое существование, а сейчас все стало бессмысленно и странно. «Ты совсем близко со мной, всю ночь стоял за моей спиной...» Егор ко мне подошел, и я вздрогнула.
ЕГОР. Вышел покурить вот, надоели они.
НАСТЯ. Мне было неловко стоять с ним рядом.
ВИКА. Я случайно подслушала их разговор. Так что-то, ни о чем.
НАСТЯ. Смотри, там одуванчики внизу. На снег похоже, да?
ЕГОР. Похоже. Я бы тоже так хотел лететь, как пушинка от одуванчика. Со Славиком не получилось машину доделать, но у отчима тоже неплохая. Может быть, успею перед проводами полетать.
НАСТЯ. Я тебя буду ждать, Егор.
ЕГОР. Зачем, Насть?
НАСТЯ. Ну... я же... одноклассница твоя.
ЕГОР. А вот одуванчик – такой пушистый. А потом подули – и ничего не осталось. Может, и я такой на самом деле. Пустой.
НАСТЯ. Нет, Егор, неправда. Пушинки разлетаются, и все радуются, потому что красиво. А потом другие одуванчики вырастают. Это как любовь. Ты ее даришь другим, и она от этого множится. Понимаешь?
ЕГОР. Да.
ВИКА. Потом пауза была небольшая. А потом он сказал…
ЕГОР. Прости, не надо это было.
ВИКА. А потом он вышел и ее одну оставил на балконе.
ЕГОР. Я ее поцеловал. А потом понял, что нарочно это делаю, чтобы Вика заревновала. Так не надо было, это нечестно. Она будет думать, что нравится мне, когда я ее использую, получается. Она хорошая, классная даже, такая красивая. Почему я раньше не обращал на это внимание? С домашкой мне всегда помогала. С мамкой моей хорошо общалась. Дурак я, эх, дурак...
КЕФИР. Мы потом с Настюхой еще долго сидели. На улице посветлело. А ей домой идти не хотелось, сидит какая-то сама не своя. В итоге на чистую воду ее вывел, а ее как прорвало.
НАСТЯ. Да люблю я его, понимаешь? Понимаешь? Люблю я Егора. А ему плевать.
КЕФИР. Вот тогда-то я и узнал, что мы с ней в одинаковой ситуации. Она его любила, а я Вику. И все мы несчастные в итоге.
ДЯДЯ ВОВА. Я знаю, что они меня все боятся и считают конченым человеком. Может быть, оно так и есть. Может быть, я зря насмерть не разбился. Но они меня боятся из-за того, что я сидел за убийство. А я не убивал никого. Мы с братом на машине ехали, и он был за рулем, и он сбил человека. Насмерть. А я все взял на себя, потому что он младше, успешнее и лучше меня. А теперь он даже не звонит... (Пауза, болезненное кряхтение.) Егор, прости меня.
ЕГОР. Да я-то что. Ты мамку только не обижай.
ГАЛЯ. Настенька ко мне несколько раз приходила. Я вижу, как она мучается. Все это больно, и дыра в груди как будто... И не вернуть же уже ничего... Я-то это знаю, как никто другой. Как никто другой, знаю это...
НАСТЯ. Я его недавно видела во сне. Он мне только одну фразу сказал.
ЕГОР. Я не хотел.
НАСТЯ. А вокруг одуванчики кружились. И все. Чего не хотел? Погибнуть? Целовать меня? Или жить не хотел? Егор, пожалуйста, я прошу тебя, приснись мне еще раз. Объясни мне, что произошло. Расскажи мне, как все было. Егор, Егорик, милый мой, скажи, что я была тебе нужна. Пообещай мне, что мы когда-нибудь снова встретимся, там, наверху...
ЕГОР. Настя, Насть… Я не хотел…Не хотел…
КОНЕЦ
2020-2021,
Москва и Московская область
|
|
