Редактор: Наталья Якушина
(монопьеса в тринадцати письмах)
Пьесу играть может одна актриса, а может две, три, четыре, пять, шесть. Больше не будет, потому что больше нет героев. То есть, героев здесь нет вовсе, есть только письма, брошенные или забытые в пустой квартире. И все-таки назову исполнителя.АГЕНТ. Итак, пустая двухкомнатная квартира. Входит Агент.
АГЕНТ. Я риэлтор. Когда меняешь квартиры, часто узнаешь о клиентах больше, чем они хотели бы. И все-таки что-то они говорят о себе при первой же встрече. В эту квартиру я попала случайно, коллега попросил выручить, показать ее. На просмотры я обычно прихожу раньше назначенного времени, мало ли, бомж какой во дворе, кошки в подъезде, еще что-то, должно быть время, привести все в порядок. Здесь делать ничего не надо — подъезд чистый, двор зеленый, квартира пустая, только по голубому линолеуму разлетелись белыми чайками конверты с письмами. Редко где встретишь голубые полы, а здесь и полы, и обои — небеса с облаками, и потолок со звездами. Лампы, как звезды, на заказ. Вторая комната обычная, строгая — белые стены, белый потолок, дубовый паркет. И на кухне стерильно, а ванная — синяя плитка, те же звезды на потолке... Заляжешь в ванну — и окажешься где-нибудь за тридевять земель, в Тихом океане на острове Буяне… До назначенного времени еще тридцать минут, а у меня ни книжки, ни телефона с библиотекой… Уютная квартира, интересно, кто в ней жил? Беру первое попавшееся письмо…
ПИСЬМО ПЕРВОЕ. «Лидуська! Представляю, как ты сейчас на меня ругаешься, но если я и сошла с ума, то вовсе не потому, что ты думаешь! Конечно, это ужасно, что я сбежала из дома, но я совершенно не каюсь в этом. Лидуська, я правильно поступила! Я безумно счастлива! Купаюсь в любви, в цветах и в море. А чайки, Людуська, какие здесь чайки! Толстые, жадные и нахальные могут подлететь из-за спины и выхватить бутерброд, представляешь? А еще они все время каркают. Все так хорошо, так замечательно, а они подлетят и давай: «Кар! Мама переживает! Кар! Лидуська с ума сходит! Кар! Кар!» Мне, конечно, нужно пойти на почту, заказать переговоры, но я боюсь. Ужасно. Особенно если мама подойдет к телефону. Даже не представляю, что я ей скажу. Да и тебе тоже. Поэтому пишу. Лидуська, я теперь знаю, что такое седьмое небо. Я здесь. На седьмом, восьмом, десятом. И я безумно счастлива. Помнишь принца на черном мерседесе, я говорила тебе о нем, помнишь? Я с ним. Знаю, сколько всего хорошего в кавычках ты хочешь сказать про него и про меня, но ничего не могу поделать, несет меня… Не думай, что снесло совсем, но несет, Лидуська! Кроме того, здесь носятся чайки и кричат: «Кар! Кар!» Так что я вполне все понимаю. Понимаю, что мой Принц меня обожает! Не думай о нем плохо. Бережет, как зеницу ока. Пойми, Лидуська, я не хочу прожить свою жизнь, как мама. Работа, пеленки, кухня и вечное ожидание не пойми чего, не пойми кого. Она же никогда никого не любила, кроме нас, конечно. А если даже она любила, то ее — никто. Я не хочу так, Лидуська. Помнишь, мы когда-то с тобой об этом говорили? Она вечно ждала своего женатого придурка, того в шляпе, помнишь? Если бы он любил маму, он бы послал куда подальше нелюбимую жену и женился на нашей любимой маме с двумями нами. А она его ждала. Я не хочу так, больше всего боюсь быть нелюбимой… а мой Принц носит меня на руках, осыпает цветами, подарками и любовью. Не бойся, что я утону, пропаду или что-нибудь в этом роде. Мы здесь не одни. У Принца здесь два друга — Костик и Кабан, то есть Коля. Он такой большой и сильный, что ему больше подходит Кабан, он совсем не обижается. Он хоть и большой, но добрый. А Костик у нас — Осликом. Он маленький, худой, с большими ушами. У него голубые глаза, светлые длинные волосы и белые брови. Когда на море штормит, мы с Кабаном заплетаем ему косички, а он смущается, как девочка. Целую тебя крепко, Лидуська. И маму, конечно, тоже. Если не хочешь говорить ей все, как есть, скажи, что я поступаю в какое-нибудь театральное училище и поэтому сбежала. Только не говори, пожалуйста, что я не хочу жить, как она, ей будет обидно. Еще раз целую, люблю вас обеих и обожаю своего Принца. Александра. 7 августа 1992 года».
АГЕНТ. Вот откуда здесь голубые полы и облака на обоях. Видимо, в этой комнате жила Александра. А Лидуська - Лидия - во второй, стерильной комнате. Может быть, Александра и не жила здесь вовсе? Не себе же самой она писала это письмо? Я взяла второй конверт. Меня не мучила совесть от того, что я читаю чужие письма. Они не были чужими. Они были ничьи. Брошенные в пустой квартире, они уже никому не принадлежали…
ПИСЬМО ВТОРОЕ. «Здравствуй, Лидуська! Я так и знала, что ты меня простишь. Поругаешься, покричишь, потопаешь ногами и простишь. Как хорошо, что ты у нас жутко умная и рассудительная. Если бы не было тебя, то самой умной в нашей семье пришлось бы быть мне, представляешь, какой бы это был кошмар? А если бы самой мудрой пришлось быть мамулечке, тогда бы вообще все встало вверх дном. Потому что она у нас самая доверчивая и наивная на свете. Отвечаю на твое письмо по пунктам в соответствии с заданными вопросами.
Первое. Моего Принца зовут Игорь. Фамилию не знаю, но сделаю дурное дело, как-нибудь загляну в его паспорт, когда будет возможность.
Второе. Он закончил Бауманку, факультет ракетно-космической техники. Ослик и Кабан учились вместе с ним, только Принц потом два года оттрубил в аспирантуре, а мальчиков распределили в НИИ, но они уже год в отпуске без содержания. Мама у Принца живет в городе Армавире, он к ней пару раз мотался — здесь недалеко, а я оставалась с мальчиками. Они, между прочим, из Москвы, Кабан живет где-то в районе Университета, а Ослик на Щелковской.
Третье. Живем мы в доме у тети Наташи, снимаем. У нее здесь прекрасный дом, правда сама она живет почему-то в пристройке, но это не важно. На какие деньги не знаю. И спрашивать не буду, это неприлично. Может быть, Принц получил наследство или нашел клад? Не все ли равно? Главное, что я счастлива и безумно люблю его.
Четвертое. Выглядит он, как и полагается принцу, замечательно — высокий, стройный, молодой, красивый, умный, представь, такие еще бывают, я тебе про него говорила — синие глаза, русые волосы, постараюсь уговорить его сфотографироваться, и тогда пришлю фотки.
Пятое. Лидуська, ты задаешь дурацкие вопросы. Сплю я не одна в комнате, а с Принцем и даже на одном диване. И, разумеется, мы не читаем по ночам газеты. И не надо меня учить. Я закончила школу. И паспорт у меня уже есть.
Шестое. Не вернусь. И не надо меня уговаривать. Не вернусь! Восклицательный знак.
Седьмое. Если ты вздумаешь приехать искать меня, тебе это не удастся. Даже если найдешь, я никуда с тобой не поеду, а сбегу еще дальше и перестану писать. Пишу опять на до востребования. Целуй мамулю и скажи, что я прошла третий тур и теперь сдаю экзамены. Пожалуйста, скажи ты, я не могу ей врать, ты же знаешь. Целую тебя и маму. Александра. 17 августа 1992 года.»
ПИСЬМО ТРЕТЬЕ. «Лидуська, зачем ты меня все время пугаешь? Это кончится плохо, плохо… Нет! Это у кого-нибудь другого, а у меня все будет замечательно!!! Три восклицательных знака. И у другого тоже пусть все будет хорошо. Зачем ты все время писала: «он тебя бросит, бросит, поматросит…» Ты не представляешь, как я жила эти три месяца… А мне нельзя волноваться. Я знаю, что ты приезжала, искала меня. Я сидела у тети Наташи в чулане и слышала, как вы распивали чаи. Если бы тетя Наташа сказала тебе, что я рядом, я бы… я бы… убежала и утопилась в море… Меньше всего я тогда хотела встретиться с тобой. Мой Принц исчез и не появлялся почти три месяца. Не звонил, не писал… Сначала Ослик с Кабаном были со мной, но потом и они исчезли, сказали, что вернутся и растворились в морском тумане, а тут еще твои дурацкие письма… Зачем ты меня пугала? Тетя Наташа уговаривала меня сделать глупость, сходить к доктору и решить все проблемы, но разве это выход? Я была уверена, что мой Принц настоящий, и мало ли, какие у Принца бывают дела в королевстве? Дело королевы — ждать и дарить королю наследников. И я ждала. Я перестала ходить на почту, чтобы не получать твоих писем, потому что после каждого хотелось пойти и утопиться. На случай исполнения твоих предсказаний я придумала несколько стратегических планов: первое — наймусь на корабль коком — тетя Наташа научила меня готовить, это, оказывается, совсем не сложно, уплыву за тридевять морей, а Принц разыщет нас через двадцать лет и удивится, какой у него замечательный наследник. Но тетя Наташа сказала, что на корабль меня никто не возьмет, тогда я придумала план два. Поехать на ферму, надоить много-много молока и открыть сыродельню, потому что сыра у нас мало, и он нарасхват, но тетя Наташа сказала, что у меня не то что на сыродельню, даже на молоко денег не хватит, и единственное, что я могу делать — это собирать падалицу в садах, за нее денег никто не потребует, даже еще приплатят, потому что она никому не нужна. И тогда возник план третий. Гениальный. Никому не нужна, а мне нужна, потому что падалицы тоже хотят жить, и я не дам ей пропасть: отожму сок, из жмыха сделаю повидло, с повидлом испеку пироги, а из отходов выгоню самогон. Видишь, какая я умная? Почти как ты. Но к вам я не вернусь, пока не стану миллионером. Лидуся, милая, я вас очень люблю, но больше всего на свете боюсь жить, как вы — ты и мама… Вы замечательные, честные, порядочные, благородные и образованные люди, совершенно разные: ты жутко умная и толковая, и мама до абсурда наивная и бестолковая, но при этом абсолютно одинаковые клуши. Прости меня, Лидуська, обожаю вас. Скажи маме, что я поступила и теперь учусь на первом курсе. Как-нибудь перезвоню. Целую Александра. 12 декабря 1992 года».
ПИСЬМО ЧЕТВЕРТОЕ. «Здравствуйте, Лидия! Вы просили написать, как только мне станет что-нибудь известно про Сашеньку. Сообщаю. Видела ее. Выглядит неплохо. Здорова. Где живет, не знаю, но обещала наведываться. Просит, чтобы не беспокоились. Все будет хорошо. Мой вам совет, не приезжайте, не дергайте девочку, если что — пригляжу, надо будет, телеграфирую. На том до свидания. Все будет хорошо. Тетя Наташа. 10 ноября 1992 года».
АГЕНТ. Ничего себе поворот. Впрочем, этого следовало ожидать. Сколько таких наивных дурочек оказалось тогда за бортом… Я и сама мало чем отличалась. Разве только была постарше и не сбегала из семьи… В девяностые исчезали не только принцы, исчезали заводы, колхозы, семьи, исчезла великая Империя. Рушились хижины, возводились дворцы. Правда, большей частью из песка, но это уже не важно, то время прошло. Но разве теперь не найдется барышня, ждущая принца на белом коне, на черном мерседесе, на яхте с алыми парусами? Что-то задерживаются мои клиенты… Я походила по квартире, размяла ноги… Интересно, когда здесь делался ремонт? С одной стороны — идеальная чистота, нигде ни пятнышка, с другой — этим обоям и плитке на кухне не меньше пятнадцати лет… Алло? Наконец-то. Они позвонили. Как всегда, пробка. Задерживаются минут на двадцать. Значит, не меньше сорока. Усаживаюсь на пол и беру следующее письмо.
ПИСЬМО ПЯТОЕ. «Лидуська! Это самый счастливый Новый год в моей жизни! Разрешите представиться: я ее величество королева Александра первая. Мой Принц вернулся! Я снова купаюсь в цветах, в любви и заботе, в море пока холодно. Он не мог приехать раньше. Был в командировке, на войне, служил в разведке, какая разница где? Главное, он здесь и обожает меня! Ослик стал еще худее и смешнее, видела бы ты, какие длинные у него уши! Кабан серьезнее и толще. А мой Принц еще прекраснее и стройнее. Как он обрадовался, когда узнал, что у меня в животике кто-то живет! Представляешь, какой был бы ужас, если бы я послушала тогда тетю Наташу или вернулась домой? Где бы он меня искал? И зачем? Знаю, что ты сейчас скажешь: надо было спросить, почему он уехал, не писал, не появлялся, только сказал: жди… Спросила. Во-первых, за проживание с едой было заплачено за год вперед. Во-вторых, чтобы купать меня в цветах и в море, нужно иногда работать, в-третьих, я никогда и ни о чем не должна спрашивать. В-четвертых, впредь я должна заботиться только о малыше и о себе, а в-пятых, это самое главное, Лидуська, мы поехали в соседний сельский совет, представь, такие еще сохранились, и зарегистрировали брак. Теперь я вполне взрослая, самостоятельная, замужняя дама, (фу, как мне не нравится это слово), но зато какое блаженное состояние! Я королева, Лидуська! А Принц — мой король. И еще мы решили обвенчаться. Чтобы нас ничто никогда не разлучило. Но это позже, когда родится малыш, а то венчаться в беременном состоянии как-то неправильно. Мамочке скажи, что я готовлюсь к сессии и, наверное, скажи, что я очень даже возможно выйду замуж. Видишь, как хорошо, что я вас всех не послушала. Целую. Александра. 10 января 1993 года».
ПИСЬМО ШЕСТОЕ. «Поздравляю, Лидуська! Ты теперь тетя Дарьюшки. У нее голубые глаза, малюсенький носик, и вообще, она вся такая крохотная, страшно оставаться с ней наедине, но нас завтра выписывают. Вес — два девятьсот пятьдесят, рост — сорок девять. Принц ее уже видел и сказал, что это самый чудесный ребенок на свете...»
АГЕНТ. Письмо было длинное. Про молоко, про пеленки, про прививки, про детские животики… Я просмотрела еще несколько писем. Во всех — главное действующее лицо — Дарьюшка. Письма со временем стали мягче, женственней. Даже Лидуська плавно перешла в Лидочку, а потом — в Лидушку…
ПИСЬМО СЕДЬМОЕ. «Здравствуй, Лидушка! Вчера мы пережили необычайное величие. Нас обвенчали. В храме пел хор, батюшка молился за нас, благословлял, просил для нас у Бога вечной любви и единения, а потом велел обменяться кольцами и надел на голову венцы, как настоящей королевской чете. Мы были серьезными и величественными. Разве это можно сравнить с ЗАГСом или сельсоветом? ЗАГС — все равно, что дворовая гитара по сравнению с оркестром. А до этого мы постились семь дней и каждый вечер читали молитвы. Сегодня Принц спросил, буду ли я любить его, если он станет мало зарабатывать, много работать, падать усталым без сил, а жить нам придется не в большом доме, а в тетиной Наташиной пристройке или в комнате в коммуналке, готовить и убирать самой? Глупый Принц! Он думает, что моя любовь измеряется деньгами, думает, в детстве меня носили на руках и ничего не давали делать. Ты, конечно, скажешь, что так оно и было. Ну и что, что было? Для него с Дарьюшкой я готова на все. Не знаю, почему он об этом спросил, возможно, трудности на работе? Представь, я до сих пор не знаю, где и кем работает мой муж. Я однажды спросила у Ослика, они же вместе работают, а он так серьезно посмотрел на меня и сказал: «Тебе что, плохо живется?» Да нет, мне хорошо. И уж если Костик так ответил, то у Кабана спрашивать и подавно незачем. Я его вообще боюсь, не то, что боюсь, а стесняюсь как-то. Он большой, сильный, серьезный, но иногда кажется, что он в меня немножко влюблен, и даже не немножко, но Принц — его друг, и Коля никогда не предаст его. И вообще, может, мне это только кажется, потому что к нам с Дарьюшкой он относится так трогательно, как мальчик Кьёдино к хрустальной посуде. Помнишь, у нас была книжка про железного мальчика Кьёдино еще из маминых детских книг? Меня очень беспокоит ее здоровье, неужели все настолько плохо, что ты вынуждена уйти с работы? Я бы непременно взяла Дарьюшку и приехала к вам, но Принц говорит, что именно сейчас это невозможно и может привести к большой беде. Должно быть, это связано с его работой, по-моему, у них там какие-то трудности. Деньги на мамино лечение я сегодня же вышлю, хотя бы по этому поводу не переживай. Иногда мне кажется, что он работает шпионом в разведке, а иногда… Не дай Бог! Этого просто не может быть. И еще… С Осликом что-то происходит, он стал раздражительный, нервный, Принц велел ни на минуту не оставлять его с Дарьюшкой наедине. Она уже большая, бегает, лопочет, очень любит, когда ей поют и часами может слушать музыку. Целую вас крепко. Береги маму.
Пиши по-прежнему на до востребования и ни в коем случае не указывай обратный адрес. Так велел Принц. Александра. 7 апреля 1995 года».
АГЕНТ. Смеркалось. Клиентов все еще не было, но я больше боялась их скорого прихода, чем долгого опоздания, боялась не успеть прочитать все оставленные в квартире письма. В комнате потемнело, читать стало трудно, а мерцающие лампочки на потолке скорей годились для ночника, чем для чтения. Подошла к окну. Небо в нем было светлое, будто изнутри включили лампу, наверное, потому что внизу под окном сияла вывеска магазина. Я собрала с пола оставшиеся письма и села на подоконник.
ПИСЬМО ВОСЬМОЕ. «Лидонька милая! Бросай все и срочно приезжай в Питер! Мы должны встретиться 18 октября в 17.30 в женском туалете на втором этаже у комнаты матери и ребенка. Купи, пожалуйста, верхнюю одежду для мальчика трех лет, одень в нее большую куклу и неси так, будто ребенок спит. Так попрошайки делают, и все верят, а тебе не надо ни у кого ничего просить, и в комнату матери и ребенка пройти проще будет. Не забудь закрепить ботиночки и накинь на головку капюшон от комбинезона. И сама надень что-нибудь на голову. Денег не жалей, при встрече все отдам. Ни о чем не спрашивай, будет минуточка, скажу. И маме ничего не говори. Александра. 10 октября 1995 года».
ПИСЬМО ДЕВЯТОЕ. «Спасибо, Лидушка, за письмо. Я так и знала, что все пройдет нормально. Мы все тщательно продумали и рассчитали. Меня вроде бы тоже никто не преследовал, но всякое могло быть. Когда я переодела куклу в красненький Дарьюшкин комбинезон, мне все-таки показалось, что кто-то был, шел следом до самой гостиницы, а потом, когда переоделась и вышла уже без куклы, была уже совсем другим человеком. Главное, чтобы они не вычислили вас. Понимаешь теперь, почему Принц не разрешал нам встречаться? Единственное, что беспокоит, это то, что, когда ты меня искала, дала тете Наташе наш адрес. Или нет? Вспомни, пожалуйста, это очень важно, ведь у вас сейчас Дарьюшка. Как она? Безумно по ней скучаю, просто не нахожу себе места. Мы сняли временно квартиру в соседнем поселке, пока уехать отсюда насовсем не можем. Хотя я бы умчалась в первую же минуту, но Игорь говорит, что им нужно завершить дела. Кабан и Костик тоже снимают квартиру неподалеку, только Костик теперь не Ослик, он превратился в настоящего осла, ничего не соображает и только ищет, где бы добыть наркотики. Игорь с Колей пытаются его спасти, водят к какому-то гениальному наркологу, он единственный человек, на которого есть надежда. Поэтому мы пока отсюда не уезжаем. Как только Костик оклемается, мы все сбежим. Умоляю тебя никогда, ни за что, ни при каких обстоятельствах не бросай Дарьюшку. Ты единственная, кто у нее есть. А нас пока нет, и неизвестно, будем ли. Не хотела тебе писать, но скажу… Тетя Наташа в реанимации. Ее сильно избили, надежды практически нет, поэтому так важно, чтобы ты вспомнила, давала ли ей наш адрес. У нее, к сожалению, я ничего не могу спросить. Умоляю, ничего не говори маме. Я рада, что Дарьюшка на нее так подействовала, и мама начала поправляться. Передай, что я ее очень-очень люблю. И тебя, конечно, тоже. Кстати, ты очень понравилась тете Наташе, и она все время ставила тебя мне в пример. Целую вас всех. Александра. 8 декабря 1995 года».
АГЕНТ. Небо за окном было по-прежнему светлым, но на улице стало совсем темно. В комнате тоже. Звезды на потолке мерцали, но не давали света, единственное, что можно было разглядеть, это белые пятна облаков, плывущих по голубым обоям. Алло! Объявились мои клиенты. Спрашивают, жду ли я их? Жду. Адрес прежний. Минут через десять будут. Скорей всего будут, но еще одно письмо успею прочесть. Тем более, что на кухне есть нормальный свет, да и в белой комнате тоже.
ПИСЬМО ДЕСЯТОЕ. «Здравствуй, Лида! В понедельник похоронили Колю. Он пытался спасти Костю, но погиб сам… А Косте теперь уже ничто не поможет, так и нарколог сказал. Уж на очень серьезные вещи его подсадили, и жить ему осталось месяца три-четыре… Игорь говорит, что теперь начинается самое сильное испытание. Он говорит, что теперь на него наверняка повесят и Колино убийство, и Костика, и многое другое, от чего они втроем хотели уйти, все повесят на него. Поэтому теперь нас будут искать не только эти уроды, но и милиция. Возможно я долго не смогу писать тебе. Возможно, никогда. Главное, береги Дарьюшку и не вздумай меня искать, я вас никогда не брошу. И Принца тоже. Особенно сейчас, когда ему и на улицу выйти опасно. Вся эта бандитская времянка наверняка скоро закончится по всей стране, и тогда люди станут жить по-человечески. Но я в это не верю, что закончится. Принцу, конечно, не говорю, что не верю, а тебе пишу. Потому что ты — умная и понимаешь, что нельзя быть человеком немножко. «Если ты один раз перешагнул через совесть, смял ее, как бумажку, засунул в карман или глаженную оставил в шкафу на плечиках, а сам ушел без нее, то это уже не твоя совесть. Свою вынуть из себя нельзя, попробуй, вынь печенку или что-нибудь попроще, — сдохнешь. Разве что аппендицит или гланды можно вырезать, но и их уже обратно не поставишь. А совесть, которую вынул, она изначально была не твоя...» Это не я так красиво говорю, это Коля. Никогда не думала, что он умеет так хорошо говорить… Я думаю, он потому и не сберег себя, что не верил в свое возвращение, в возвращение совести… Значит, она у него была, а он не смог бы жить с осознанием всего, что было в прошлом… Это тоже не я говорю, а Игорь. Не знаю, как он переживет все это… Он очень любил Колю. И Костика тоже… Вначале они думали, что это игра: жулики вышли на поверхность, расцвели и созрели, как какие-нибудь сорняки, их надо было немножко потрясти… Вот и потрясли, а из них столько семян высыпалось… Помнишь, десять лет назад во время перестройки в магазинах ничего не было, и все прямым ходом шло в кооперативы, а оттуда втридорога? Вот мальчики и решили поиграть в справедливость, тем более ни научные исследования, ни аспирантуры никому стали не нужны… Только назвался груздем, полезай в кузов, не замочив ноги, брод не перейдешь, залез в болото, без грязи не выйдешь… Это опять не я такая умная, это народная мудрость… Они втроем давно хотели выйти из этого кошмара, а я почему-то стала для них лучом света в темном царстве, не знаю, почему именно я, но так случилось… Про луч света, это мне Коля сказал. Недели две назад мы проговорили с ним почти сутки. Он подвернул ногу, остался у нас, а Костика возил к наркологу Игорь на очередную чистку… Наверное, я пишу тебе страшные вещи? Ты думаешь, я ничего не знала? Витала в облаках и верила в прекрасного принца? В первые дни, наверное, верила, а потом… Я давно догадывалась, но не могла уйти от Принца, потому что поняла, что не смогу без него жить… Они давно хотели уйти, только выход оттуда один. Ах, да, есть еще один — на зону, но говорят, там еще страшней, особенно если ты попадаешь в предатели… Вот. Такое вот страшное письмо. Сожги его. Чтобы оно никому не попало в руки, особенно маме. Тем более ты пишешь, она с каждым днем тает… Сожги. А мы выкарабкаемся. Купим новые документы, заберем вас всех и уедем куда-нибудь на обитаемый остров. Береги Дарьюшку и маму. Береги себя. Ты для них — единственная опора. Целую. Александра. 17 мая 1996 года».
АГЕНТ. Как весело все начиналось, и как изменилось за четыре года. Передо мной промчались лихие девяностые, полная надежд перестройка. Неужели я пробыла в квартире меньше часа? Не дай нам Бог жить в эпоху перемен. Дилинь! - звонок зазвенел так громко, что я от неожиданности вздрогнула. Пришли люди. Пожилая супружеская пара. Долго расхаживали по квартире, проверяли краны, окна, разглядывали звезды на потолке. Потом спросили, нет ли у меня сантиметра. На этот раз сантиметра не было, хотя обычно ношу его с собой. Спасибо, до свиданья. Пожалуйста. Думайте, решайте. Квартира хорошая, место престижное. Рядом магазины, школа, поликлиника. «Будем думать». Всего доброго. Я закрыла за ними дверь и вернулась в комнату.
ПИСЬМО ОДИННАДЦАТОЕ. «Я не могу приехать, Лидонька. Это случилось… Он говорил, что сделает так, если его найдут. Его не должны были найти, Лида! Документы были уже готовы. Мы хотели ехать на перекладных, через мелкие города на автобусах, у нас все было продумано и готово. Я ушла в магазин, а когда вернулась, дом был окружен милицией, и в подъезд меня уже не пустили. Будто он самый страшный преступник на свете. А он не преступник! Или?.. В любом случае он очень хотел им не быть… Я слышала только один выстрел. Кто его сделал, не знаю, но они сказали, что он сам. Седьмого августа в 13 часов 48 минут по московскому времени. Или в другое время. Но в 13.48 у меня остановились часы. Как я пережила эти дни, не знаю. Не помню. Не хочу помнить. Был бы под рукой автомат, перестреляла бы всех разом. Или нет? Автомата не было. Да и чем провинились бедные милиционеры, которые выполняли свой долг? Нет, не стала бы я в них стрелять, даже если бы автомат был. А вот банду я бы, может, и сейчас уложила, хотя понимаю, это не изменит жизнь к лучшему, ибо и они живут с закрытыми глазами. Я бы плюнула в рожу Горбачеву и утопила в сивухе Ельцина, как он утопил в наркотиках Костика и полстраны, но первому, видно, сам дьявол плюнул в рожу еще при рождении, а второй и сам захлебнется. Скажешь, мы сами их выбрали? Да, потому что поверили, как дети, а детей грех обманывать, иначе они вырастут и перевернут весь мир. Я знаю, где у Игоря спрятан еще один пистолет. Я не могу приехать, Лида. Простите меня, мама и Дарьюшка. Я не могу привезти вам столько горя и ненависти, сколько во мне сейчас. Игорь никогда бы мне этого не простил. Обнимаю вас крепко и люблю. Александра. 20 сентября 1996 года».
АГЕНТ. В дверь снова позвонили. «Как хорошо, что вы еще не ушли. Здесь в соседнем доме хозяйственный магазин, и мы купили рулетку. В хозяйстве всегда пригодится». Проходите, меряйте. Я же говорила, здесь прекрасный район, все рядом. Клиенты измеряли стены — высоту, длину, ширину, зарисовывали в блокнот план квартиры, хотя я сразу дала им приготовленный заранее поэтажный план. Я разговаривала с ними, а думала о том, где и в кого выстрелит тот пистолет, который спрятал Игорь. Если ружье висит на стене, рано или поздно оно должно выстрелить. Непрочитанными остались всего два письма. «Спасибо, все измерили, теперь пойдем, по району пройдемся». Конечно, все внимательно осмотрите, здесь рядом парк и хорошее транспортное сообщение. Всего доброго. До свидания.
ПИСЬМО ДВЕНАДЦАТОЕ. «Здравствуй, дорогая сестра Лидушка! У меня все хорошо, служу в монастыре послушницей. Молюсь за вас и за мамочку, царствия ей небесного.
Очень жаль, что не смогла с ней попрощаться, но видно, Богу так угодно было. Возможно, это наказание за то, что я не предотвратила многие грехи моих ближних и сама много грешила. Во вторник следующей седьмицы буду исповедаться у батюшки Арсения, но прежде хочу испросить прощения у тебя.
Помнишь, когда я училась в девятом классе, ты часто ездила в командировки в Плес? Однажды ты спешила на поезд и попросила меня бросить конверт в почтовый ящик. Я не бросила. Тебе сказала, что все нормально, а на самом деле — нет. Более того, я его вскрыла и прочла. Я, конечно, догадывалась, что адресовано оно твоему Павлику, который давно женат и имеет кучу детей. Если бы он любил, он бы не смог жить без тебя. Ушел бы от постылой жены к тебе любимой, а если бы был порядочным человеком, не завел бы при живой жене любовницу. Я ему тогда так и написала: или — или, а он тебе так ничего и не ответил, даже не рассказал про мое письмо, потому что был трусом и подонком. А если бы рассказал, ты меня прибила. Не рассказал. Я уже тогда понимала, что ты повторяешь мамин путь. Неужели ты хотела всю жизнь прождать чужого мужа, которому не с кем иногда провести выходные? Я не бросила письмо в почтовый ящик, я написала ему другое. Не жалею об этом, хотя, конечно, обманывать нехорошо. Каюсь в том, что не рассказала сразу, боялась, ты не станешь слушать. Ты считала меня маленькой и глупой. Твое письмо я не выбросила, оно лежит в моем столе в красной папке. Уверена, тебе даже в голову не могло прийти влезть в мои бумаги. Разрешаю. Батюшке Арсению мне еще много в чем надо покаяться. За себя, за Игоря, за Колю с Костиком. Пока молюсь за мамину светлую душу, за усопших рабов Божьих Николая и Константина, хотя даже не знаю, крещены ли они? Думаю, крещены, потому что оба носили нательные крестики и на нашем венчании были шаферами. Молю Бога о прощении грешного раба его Игоря. Батюшка говорит, грех ставить за таких людей свечи, я все равно ставлю, пишу его имя в записках. Молюсь также и за тебя, сестра, и, конечно, за Дарьюшку. Дай вам Бог здоровья. Очищу душу и приеду. Очень этого жду.
25 декабря 1996 года. Раба Божия Александра.
Р.S. Вспомнила твое письмо и поняла: ни о чем не жалею. Не хочу жить, как ты и мама. У меня была корявая жизнь, но моя, а у вас — чужая. Прости. Что еще будет и как, одному Богу известно».
АГЕНТ. В этом же конверте лежало еще одно письмо, написанное не неровным детским, а аккуратным, бухгалтерским почерком.
ПИСЬМО ИЗ КОНВЕРТА. «Здравствуй, Павлик! Сегодня выписала тебе командировку в Иваново на три дня. На самом деле хватило бы и двух, но я смогу приехать хотя бы на день. Прошлый раз у тебя не хватило времени на город Плес, а он самый маленький и пустынный из всех, где мне приходилось бывать. Он, как ладонь — в середине площадь, а из нее бугры и улицы, перемешанные во времени. Императорская упирается в улицу Ленина, а улица Бакунина встречается с Архиерейской. Плес — самый прекрасный и тоскливый город на свете. Не успела тебе об этом сказать, потому что у нас было всего три часа на двоих. Позвони, если получится, мне домой часов в восемь или позже, буду ждать до утра. Не подходи ко мне в бухгалтерии, боюсь, девочки уже начали замечать. Твоя Лидия. 22 ноября 1990 года».
АГЕНТ. Видимо, Лидия нашла свое не отправленное письмо в красной папке сестры и вложила в конверт, как доказательство. Доказательство чего? Собственной чужой жизни? На полу осталось только одно письмо и школьная тетрадка в линейку. Она лежала, раскрыв пустые страницы, на голубом полу, который сейчас в темноте казался темно-синим. Редкие машины за окном шуршали, как набегающие на берег волны. Я подняла с пола последний конверт не такой, как другие, старого формата, а вполне современный прямоугольник. Может быть, извещение об уплате налогов или какая-нибудь реклама? Если письма выбрасывают, не все ли равно, о чем они? Оно даже не написано, а напечатано на компьютере. Скорей всего, какое-нибудь извещение.
ПИСЬМО ТРИНАДЦАТОЕ. ПОСЛЕДНЕЕ. «Привет, Лидуська! Не звоню тебе по этому поводу потому, что ты начнешь ахать, охать и ныть. Эмэйл ты себе так и не завела, поэтому все получаешь по почте и с опозданием. Про диплом я тебе уже звонила. Как вы хотели. Красненький. А дальше буду жить, как хочу. Сообщаю, я подписала контракт с немецкой фирмой на три года, и возвращаться не собираюсь. Большая просьба, продайте, пожалуйста, квартиру, одну треть вышлите мне, а на остальные купите однушку. Думаю, вам этого хватит, тем более мамка в последнее время больше торчит в монастыре, чем дома. Сваливаю потому, что не хочу жить, как вы — ты и мама. Очень вас люблю, но хочу жить своей жизнью, а вы жили чужой — моей, друг дружкиной, мамка таскала в дом каких-то паломников, а ты вообще жила своей бухгалтерией. У меня все будет по-другому. Не обижайся за откровенность. Прости и заведи, наконец, электронную почту. Живешь, как в тридесятом веке. Маме писать про квартиру не буду, скажи ей сама. Надеюсь, она возражать не станет. Целую. Дарья. 28 июня 2016 года».
АГЕНТ. Вот и все. Коротко и ясно. Наверное, мамка не возражала. Я подняла тетрадь, пролистала пустые страницы. В середине тетрадки спрятались и побежали друг за дружкой аккуратные круглые буковки. Совсем другой почерк. Не похоже ни на Александру, ни на Лидию, а Дарья вряд ли стала бы писать старой авторучкой, да и такие ровные буквы у современных школьников не встретишь, нет у них теперь чистописания.
ЛИСТОК ИЗ ТЕТРАДИ. В моей комнате всегда светлое небо. Даже когда идет дождь, светит изнутри серым, а сейчас – синим. На нем нет звезд, хотя не пасмурно, и оно светит синим. В соседней комнате бьют куранты. Полночь…
Тяпа — плюшевый пес – ожидающе смотрит на меня. Я гашу свет и укутываюсь в одеяло. В моей комнате всегда светлое небо. У Тяпы сегодня усталые глаза, и нет звезд…
Звонок. Телефонный звонок.
— Да?
— Здравствуй. Что делаешь?
Это твой голос. Усталый и грустный, как глаза у Тяпы. Тебе плохо?
— Смотрю на небо, — говорю я в трубку.
— Я у метро, — и гудки… И ничего больше. Ты знаешь, я приду. Прошлый раз мы договорились встретиться у метро «завтра».
Тихонько выхожу из квартиры и бегу по лестнице, чтобы не греметь лифтом. Это ничего, что «завтра» у тебя наступает через полгода, потому что прошлый раз мы виделись полгода назад.
— Я не очень долго? — спрашиваю я и смотрю в твои глаза. Они тоже грустные, как у Тяпы.
Утром ты улыбаешься и говоришь:
— Я позвоню тебе завтра.
Весь день сижу у телефона. Жду. В соседней комнате бьют куранты. Полночь…
Звонок! Звонок!!!
Это не ты. Просто ошиблись номером…
На темной трубке блестит капля — единственная звезда в моей комнате. Мне очень грустно. Но я рада, когда мы прощались, тебе уже не было плохо. Значит «завтра» будет через полгода…
28 сентября 1964 года».
АВТОР. Я собрала конверты стопочкой, сложила на подоконник. Обошла квартиру, проверила, все ли в порядке. Жаль продавать квартиру. Но ее все равно купят. Не эти клиенты, так другие… Интересно, куда переехали хозяева, квартира-то еще не продана и вряд ли у них есть другая. Дарья, понятно, в Германии, Александра в монастыре, а Лидия? Вещи-то куда-то вывезли… Лифт проехал мимо меня, постукивает где-то вверху. Ну, ладно, с четвертого этажа спуститься не трудно. Навстречу поднимается немолодая стройная женщина в светлом костюме. Если бы квартира была жилой, я бы предположила, что это Лидия, но что ей делать в пустой квартире?.. Я вышла на улицу, оглянулась на окно на четвертом этаже. Штор на окне не было, и далекими звездами светились на потолке мерцающие лампочки. Неужели забыла выключить? В комнате вспыхнул яркий свет. Та самая женщина в светлом взяла стопку писем с подоконника, обняла их, прижала к груди и застыла, глядя в суету города. Я постояла еще минуту и осторожно, будто опасалась, что женщина увидит меня, направилась к трамвайной остановке.
Москва, 2019 г._________________________________________
Об авторе:
ТАМАРА ВАСИЛЕНКО Тамара Семеновна Аленина (Василенко) родилась в г. Пятигорске. Закончила МИИТ, а потом Литературный институт им. А. М. Горького (семинар В. Розова и И. Вишневской, драматургия).
Пьесы активно ставились во многих театрах СССР в конце 80-х, в том числе «Сюжет Питера Брейгеля» (Театр им. Маяковского, 1987г .)
«Во саду ли, в огороде» (Русский театр, Ташкент (1986), «Землетрясение», «Этюды о женщинах» (Театр на Трифоновской, Москва (1989), «Волшебные часы» и др.
Пьеса «Бабушки тоже были маленькими» — лауреат Международного драматургического конкурса «Маленькая премьера» (2010), «Голос», «Маруся», «Телеграмма» — шорт-листы Драматургического конкурса «Время драмы» 2014, 2015, 2016.
скачать dle 12.1
