ВКонтакте
Электронный литературный журнал. Выходит один раз в месяц. Основан в апреле 2014 г.
№ 224 декабрь 2024 г.
» » Виктория Топоногова. ПРОСТО СОСЕДИ

Виктория Топоногова. ПРОСТО СОСЕДИ



(пьеса в двух действиях)

 

Действующие лица:

НИНА
КИРА, её подруга
ГЕНА, жених Нины
МАРИЯ ТИМОФЕЕВНА, соседка
ВАСИЛИЙ ГЕОРГИЕВИЧ, полковник в отставке
ЛЁНЯ, студент
МАНЯ ТЛЯ, выпускница детдома
КРУЧИНИНА МИЛА, соседка
КРУЧИНИН ДАНЯ, её сын
КЛАРА ПЕТРОВНА, тётя Киры
ЮЛЯ
ВРАЧ
ПОЖИЛАЯ ЖЕНЩИНА
СТУДЕНТЫ

 

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Сцена 1

Москва, 1991 год. 
Коммунальная квартира, в которой живёт Нина. Полная темнота. 
Слышно, как кто-то отпер дверь ключом, потом дверь захлопнулась. Звуки осторожных шагов, иногда что-то шуршит или падает на пол.

КИРА (возмущённо). Нет, ну скажите, что за дыра такая кромешная?! Где тут у вас выключатель?
НИНА (громким шёпотом). Тише, Кира!
КИРА. Да включи же свет, наконец!
НИНА. Тише, Ляльку разбудишь, никто вообще до утра не уснёт!
КИРА (чуть тише, но всё равно достаточно громко). А-а, ну тогда ладно. Эй!
НИНА. Да не кричи ты, умоляю, а то меня из-за тебя выселят на лестничную площадку!
КИРА (уже спокойнее). Прости, но мне в этом квази-пространстве остаётся только по голосу ориентироваться! А если ты не отвечаешь, приходится эхо ловить… Как летучая мышь…
НИНА. Летучие мыши на ультразвуке общаются.
КИРА. Знаешь, если я сейчас ультразвук включу, то у вас все стёкла повышибает… кстати, а окна в этом склепе не предусмотрены, что ли?

Раздаётся грохот. Судя по характерному звону, это был велосипед.

КИРА. А-а-а-а-а!
НИНА. Тише ты!
КИРА. Ну, где свет-то?

Наконец, Нина нащупывает выключатель, и коридор освещается тусклым светом одинокой лампочки, свисающей на проводе без абажура. Коридор завален всевозможным хламом, от лыж и удочек на крючьях под потолком до велосипедов разных размеров. Видны шесть массивных деревянных дверей. На стене висит большой чёрный телефонный аппарат.

КИРА (восхищённо запрокидывает голову). Ух ты, ну и хоромы!

Из-за какой-то двери раздаётся детский плач.

НИНА. Ну вот, всё-таки разбудили…

В другой комнате начинают играть на гитаре.

КИРА. О, не одни мы тут шумим…
НИНА. Это не шум, это музыка. Ляля под это засыпает… иногда.

Из крайней комнаты появляется элегантный пожилой мужчина.

ВАСИЛИЙ ГЕОРГИЕВИЧ.  Добрый вечер, Ниночка! Сегодня, я смотрю, вы решили войти с помпой, по-человечески? А то вечно проскакиваете, как серая мышка, вас и не видно совсем.
НИНА. Здравствуйте,  Васильгеоргич! Извините, что мы так неловко… я вот подругу в гости пригласила…
ВАСИЛИЙ ГЕОРГИЕВИЧ. Добрый вечер, мадмуазель!
КИРА (неловко кивает). З-здравствуйте...
ВАСИЛИЙ ГЕОРГИЕВИЧ. Я Василий Георгиевич. А как зовут прекрасную незнакомку?
КИРА. Кира…
ВАСИЛИЙ ГЕОРГИЕВИЧ. Прекрасное имя! И очень вам идёт! Что-то в нём есть такое… непокорное, примерно такое, как ваша причёска.

Кира застенчиво приглаживает свои взъерошенные битвой с велосипедом кудри. Издалека слышится мягкий, однако не терпящий возражения женский голос:

МАРИЯ ТИМОФЕЕВНА. Ниночка! Подходи, мой руки, деточка! Я тут таких пирожков напекла! С яйцом и капустой, как ты любишь! А твой ещё не приходил, всё зарабатывает-подрабатывает, для семьи старается… Ты, что ли, не одна? Ну проходи, проходи, и подругу приглашай, что в коридоре-то вешалку подпирать? Чай, не отвалится.
ВАСИЛИЙ ГЕОРГИЕВИЧ. Не отвалится, не отвалится… Я сам прибивал.

Девушки проходят на кухню, за ними идёт и Василий Георгиевич.

 

Сцена 2

Большая коммунальная кухня. Вся мебель разномастная: большой деревянный зеркальный буфет на гнутых ножках; рядом замызганный рабочий стол в мелкий цветочек, и такая же полка над ним; четыре табуретки, поставленные одна на другую; одинокая башня – мебельная колонка; ещё один рабочий стол, уже более новый; в углу три холодильника – маленький, средний и большой. Посередине кухни под лампой с зелёным абажуром стоит большой деревянный обеденный стол с гнутыми ножками, вокруг него несколько стульев. Видны два окна с широкими подоконниками. Под потолком на верёвках рядами висят пелёнки, распашонки, ползунки и прочие детали детского (и не только) туалета. 
У плиты хозяйничает маленькая сухонькая пожилая женщина.

НИНА. Здравствуйте, Марьтимофевна! Это Кира, моя подруга со школы, зашла посмотреть, как я живу…
МАРИЯ ТИМОФЕЕВНА. Здравствуйте, Кира! Так вы тоже из Ярославля?
КИРА. Да.
МАРИЯ ТИМОФЕЕВНА. Это замечательный город! А знаете, вы очень кстати! Чайник уже горячий, а пирожки ещё тёплые, это прекрасное совпадение! Садитесь к столу!

Она накрывает на стол, все садятся вокруг. К ним присоединяется Василий Георгиевич.

МАРИЯ ТИМОФЕЕВНА. Вы тоже учитесь в институте, Кира?
КИРА. Нет… хотела в медицинский, но не прошла по конкурсу. Зато я осваиваю очень нужную в стране профессию – медсестры. Мама говорит, это полезнее… Но потом, думаю, поступлю… если получится…
МАРИЯ ТИМОФЕЕВНА (назидательно). Обязательно, обязательно получите высшее образование, Кирочка. Это позволит вам жить намного интереснее, полноценнее, больше понимать в жизни.

В кухню входит  девушка с чайником в руках, худенькая, одетая в вытянутые тренировочные штаны и аляповатую майку. Это Маня по прозвищу Тля.

МАНЯ (фамильярно). О, я вижу, появился новый объект для воспитания? Желаю удачи, Марьтимофевна, в вашем нелёгком труде! Я пирожок возьму? (Не дожидаясь ответа, берёт пирожок и ставит на плиту свой чайник.)  Как тебя? Кира? Ты, главное, замуж выходи, а там разберёшься! Только чур – не в нашу коммуналку. Ты же не жить сюда пришла, я надеюсь? Впрочем, тут и жить-то негде… да и не с кем… Последнего нормального мужика Нинка заграбастала! (Смеётся.) Хотя… они ж не расписаны пока. Тогда ещё не всё потеряно! (Подмигивает Кире.)
МАРИЯ ТИМОФЕЕВНА (укоризненно качает головой). Бессовестная ты, Маня! Водишь кого попало, и сама же себя позоришь!
МАНЯ. Вот я и говорю, жить здесь не с кем, приходится водить со стороны.

На кухню на детском велосипеде выезжает мальчик.

МАЛЬЧИК. Маня Тля, дай три рубля! Маня Тля, дай три рубля! (Хватает со стола пирожок и уезжает обратно.)

Маня успевает дать ему подзатыльник, берёт ещё пирожок и уходит в комнату.

МАРИЯ ТИМОФЕЕВНА. Вы не обращайте внимания, она детдомовская. Недавно к нам подселили.

За столом повисает неловкая тишина.

КИРА. А мальчик? Тоже детдомовский?
МАРИЯ ТИМОФЕЕВНА. Нет, что вы, мальчик обычный, это кручининский, старший.
КИРА (удивлённо). То есть здесь ещё люди живут?
МАРИЯ ТИМОФЕЕВНА. Разумеется, живут. Кручинины, их пятеро, совсем недавно вот ещё малышка родилась.

В кухню выходит полноватая, почти бесцветная женщина в выцветшем халате. Это Мила Кручинина.

МИЛА (усталым голосом). Марьтимофевна, сколько раз просить не обсуждать дела, вас совершенно не касающиеся?
МАРИЯ ТИМОФЕЕВНА (поясняет громким шёпотом). Это Мила, она вообще-то прекрасный человек, просто сейчас очень устала…

Мила собирает с верёвок пелёнки и распашонки, застиранные, блёклые, говорит, словно ни к кому не обращаясь.

МИЛА. Как мне это надоело, сколько можно целыми днями кого-то обсуждать, рассуждать, учить, комментировать… Сидели бы у себя спокойно, телевизор смотрели, так нет же, тянет вас на люди…
МАРИЯ ТИМОФЕЕВНА. Что там смотреть, по вашему ящику? А тут – живые люди!
МИЛА. Вот именно, что живые… а вы меня в гроб вгоните вашими рассуждениями…
МАРИЯ ТИМОФЕЕВНА. Мила, ты просто устала…

Мила уходит с охапкой белья.

МАРИЯ ТИМОФЕЕВНА (Кире, извиняющимся тоном). Понимаете, очень непросто жить в коммуналке, да ещё всего в одной комнате с мужем и тремя детьми, которые постоянно болеют, плачут по ночам…

Внезапно Мила возвращается, уже с кастрюлей.

МИЛА. И с сумасшедшей соседкой в придачу…

Мила ставит кастрюлю на плиту и уходит.

ВАСИЛИЙ ГЕОРГИЕВИЧ. Мила, это невежливо с твоей стороны… (Замолкает, поскольку та уже ушла.)
КИРА (про себя). Депрессивный синдром налицо, маниакальный на подходе…
МАРИЯ ТИМОФЕЕВНА. Что?
КИРА. Да так, ничего, лекцию повторяю…
МАРИЯ ТИМОФЕЕВНА. Не обращайте внимания, она просто очень устала, я и сама была такою когда-то… впрочем, это было давно… и уже совсем не важно… Кира, а где вы живёте?
КИРА. У тётки, маминой двоюродной сестры, тут буквально в двух шагах, какие-то четыре остановки на трамвае… Очень удачно, что Нина здесь обосновалась, теперь будем чаще встречаться!
ВАСИЛИЙ ГЕОРГИЕВИЧ. Конечно-конечно, очень удачно. Заходите к Нине в гости, мы тоже вам будем рады… Скоро у Нины, надо полагать, свадьба? И я догадываюсь, кто будет подружкой невесты!
МАРИЯ ТИМОФЕЕВНА. Вам надо будет столько всего обсудить и приготовить!
КИРА. Кстати, а заявление вы уже подали?
НИНА. Пока нет, у Гены сейчас очень много работы, халтуру подкидывают, он же у меня механик, всем нужен… но вот как раз подзаработаем, а там и свадьбу устроим.
МАРИЯ ТИМОФЕЕВНА (грозя Нине пальцем, но улыбаясь при этом).  Нина, не тяните с хорошим делом!
КИРА (деловым тоном). А лучше подайте заявление два-три раза!
МАРИЯ ТИМОФЕЕВНА (удивлённо). Это зачем же?
КИРА. Так ведь по заявлению в ЗАГСе талоны в «Гименей» дают, это магазин такой свадебный, можно будет затариться не один раз!
ВАСИЛИЙ ГЕОРГИЕВИЧ (раздражённо). Опять эти талоны! Никуда без них!
МАРИЯ ТИМОФЕЕВНА (с восхищением). Какая вы у нас практичная, Кира! Мне бы и в голову не пришло!
КИРА (с усмешкой, в сторону). В вашу умную голову очень много чего не пришло бы!

Постепенно все расходятся по своим комнатам.

 

Сцена 3

Кира и Нина переходят в комнату Нины. Обстановка спартанская – диван, письменный стол и стул.

КИРА (восхищённо). Какие у тебя милейшие соседи!
НИНА (кивает). Да, прекрасные люди, мне ужасно с ними повезло!
КИРА (переходит на деловой тон). И тебе надо как можно скорее с этими чудесными людьми разъ-е-хать-ся!
НИНА (с тяжёлым вздохом). Да, надо…
КИРА (удивлённо). Ты же не хочешь сказать, что безумно всех их любишь в качестве бесплатного приложения к своему дорогому Гене?
НИНА.  Не хочу. Хотя я действительно их всех люблю, конечно, но…
КИРА. Что – но?
НИНА (с болью в голосе).  Но разменять этот многосемейный саркофаг невозможно! Шесть комнат поменять на шесть квартир нельзя! Я уже думала на эту тему.
КИРА (уверенно). Нет ничего невозможного. По крайней мере, из того, что люди уже проделывали, и неоднократно.
НИНА (грустно).  Звучит оптимистично… но это – не-ре-аль-но!
КИРА. Знаешь, если бы планету населяли одни реалисты, мы бы до сих пор в пещерах сидели! Хотя… судя по тому, где ты собираешься жить, тебя это вполне устроило бы. Ну, конечно, с милым рай и в шалаше… это понятно. Но почему обязательно в коммунальном?
НИНА.  Слушай, Кир, не заморачивайся моим квартирным вопросом, ладно?
КИРА. Не ладно! Давай завтра после учёбы заскочим на Банный, посмотрим, что там есть по картотеке? Мне тётка рассказывала, что если очень постараться, можно из однокомнатной квартиры за несколько лет и двушку сделать, и трёшку даже… Я вот подумала… если в медицине у меня не получится, можно было бы попробовать… дело-то перспективное. А тут как раз у тебя вариант интересный!
НИНА.  Да бесполезно это… Ну кому нужна эта шестикомнатная громадина? 
КИРА. Не скажи! Я бы не отказалась! Только мне никто не даст. А для кого-то это – самое то.

 

Сцена 4

Вечер следующего дня. Комната Нины.  Кира уселась с ногами на диван и раскладывает пасьянс из разномастных объявлений. На отдельном листе она пишет карандашом сложные комбинационные построения.

КИРА. Вот смотри, хотят съехаться! У них на Войковской трёшка, да на Таганке трёшка, вот вы уже наполовину и разъехались.
НИНА. Какой разъехались! Всё равно при соседях остались! К тому же в трёшке такой шикарной кухни наверняка не будет! Только мебель по этажам зазря таскать!
КИРА (возмущённо). Ну и сиди тут на этой своей шикарной кухне! Надо действовать, искать! Хотя да, ты права, размен хорошо бы искать окончательный, сразу найти тех, кто съедется в трёшки. Чтобы лишний раз не кататься. И тогда получим…
НИНА. Что получим?  Трёшка делится либо на две хорошие однушки, что нас совершенно не устраивает, либо…
КИРА. Либо на однушку и двушку, но не очень большую.
НИНА. А «не очень большая двушка» делится на ещё одну однушку и комнату.
КИРА. Или на две однушки, но за МКАДом.
НИНА. И кто же, интересно, от московской прописки откажется?
КИРА. Тогда… Подальше от метро.
НИНА. В Москве, куда ни плюнь, везде метро!
КИРА. Это в центре. А ближе к окраинам до метро семь дней на оленях ехать.
НИНА. И ты хочешь, чтобы я на оленях в институт ездила?
КИРА. Ладно, тогда из двушки получается однушка и комната. Вот.
НИНА. Что – вот? Кто поедет в комнату?
КИРА. Ну… что ты так переживаешь, не молодая же семья с перспективой на дитя!
НИНА. А о других ты не думаешь? Кто согласится затевать всё это народное кочевье, если в результате опять окажется в коммуналке? Тем более что таких будет двое.
КИРА. Почему двое?
НИНА. Потому, что из шестикомнатной в лучшем случае мы получим четыре однушки и две комнаты в других коммуналках. А на каких людей там нарвёшься? Вдруг алкаши или бандиты?
КИРА (как бы про себя). А вот они съедутся, и будет у них маленькая коммуналка, зато с привычными соседями. А может, они вообще поженятся?
НИНА (ошарашено). Кто поженится?!
КИРА. Ну, старики ваши… А то он так смотрит на неё, так смотрит, и всё старается угодить как-нибудь…
НИНА. Он для всех так старается. Надо ж делать что-нибудь, чтоб самому о своём существовании не забыть.
КИРА. И ходит по дому весь такой отглаженный-отутюженный.
НИНА. Воспитание у него, понимаешь? Воспитание. Не то, что у некоторых.
КИРА. Царскосельский лицей, что ли?
НИНА. Ты историю хорошо в школе учила? Какой Царскосельский? Он уже сильно после  Революции родился.
КИРА. Надо же, а так и не скажешь…
НИНА. Кадровый военный, это тебе не хухры-мухры. Их там, знаешь, как дрессируют? А ведь он ещё войну застал! Правда, в детстве…
КИРА. Которую?
НИНА. Вторую Мировую, какую ж ещё? Впрочем, и ещё потом несколько, о которых мы вообще не слышали…

Кира потрясена.

КИРА. Так он что, генерал?
НИНА. Ну генерал, не генерал, а полковник, это точно.
КИРА. Ух ты! Живой полковник?! То есть реально полком командует?
НИНА. С ума сошла? Сидит на пенсии, выходит на кухню с живыми людьми пообщаться. Ты представляешь, как ему тяжело?
КИРА. У него что, совсем никого нет?
НИНА. Совсем никого.
КИРА. Как так? Вроде видный мужчина… солидный, образованный… и никого?
НИНА. Жены были. Две штуки. Никто не вынес разъездов по гарнизонам. Дети есть. Кто где. До восемнадцати лет он им ещё нужен был, пока алименты платил, а теперь и вовсе забыли. Что там дети! Внуки наверняка давно есть. И никого, чтобы рядом...
КИРА. А Марьтимофевна?
НИНА. Тоже хороший человек, тоже со своей историей. Мужа никогда не было, единственную дочь похоронила, внуки родиться не успели… Диабет у неё, держится только на инсулине, но иногда может забегаться, пропустить время укола…
КИРА. А как же… это ж нельзя…
НИНА. Так всех соседей уже проинструктировала, что, мол, если меня давно не видно, не слышно, вы в комнату заходите, и, если ещё вроде живая, сладким чаем поите срочно… Дверь специально не запирает ни днём, ни ночью. Васильгеоргич уже спасал её пару раз.
КИРА. Да, вот жизнь иногда как поворачивается…
НИНА. И Маню они воспитывают, как родные… в смысле, что не наплевать им, не всё равно. Но ей бы это воспитание пригодилось лет девятнадцать назад, а сейчас она уже не знает, к какому боку его прилепить. Но всё ж хоть как-то под присмотром девка. Некоторых её ухажёров Васильгеоргич с лестницы уже спускал, поугомонились.
КИРА. Потрясающие люди…
НИНА. Да, такая вот история…
КИРА. А ведь этим твоим милейшим соседям коммуналка и правда – самое то… Что бы они поодиночке делали?
НИНА. Ты это Кручининым расскажи, про «самое то». Мила долго смеяться будет. 
КИРА. А она и смеяться умеет?
НИНА. Умеет. Но лучше этого не видеть.

 

Сцена 5

Воскресное утро. Нина сидит на кухне под лампой и клеит макет большого дома с колоннами, балконами и парадной лестницей. Макет почти закончен. Она тщательно прилаживает к зданию бумажную колоннаду. В дверь звонят, входит  Кира.

КИРА (восхищённо). Ух ты, какие у тебя замки на песке!
НИНА. Не на песке, а на картоне.
КИРА. Какая разница? Всё равно нереальные!
НИНА. Кто знает, может, и реальные… Вот это – макет усадьбы в стиле классицизма. Курсовой проект.
КИРА (радостно). А у меня проект лучше! Двушка в Сокольниках и четырёхкомнатная на Авиамоторной. Двушка шикарная, уже сейчас тянет на две однушки, а с четырёхкомнатной надо работать, пока предлагают двушку на Соколе, маленькую, но возле парка, и ещё двушку на Университете, там посолиднее.
НИНА. И ты думаешь, что это – не замки на песке? Откажется всего один человек, всего один! – и всё построение рассыплется, как карточный домик…
КИРА. Но нельзя же сидеть сложа руки!

Нина вздыхает, продолжая прикреплять к макету балясинки размером со спичку.
В кухню входит Мария Тимофеевна.

МАРИЯ ТИМОФЕЕВНА. И кто это собирается сидеть сложа руки? Девчата, давайте, что ли, пирог в четыре руки замесим?
КИРА. А почему только в четыре?
МАРИЯ ТИМОФЕЕВНА. Потому, что я буду командовать, а вы месить. Идёт? А то у меня мука давнишняя, запаслась вот, а теперь как бы жучки не завелись… А так с пользой потратим.
КИРА. Ну, если только ради благородного дела спасения муки, тогда можно! 

Мария Тимофеевна достаёт муку из буфета. Нина убирает макет со стола, ставит его  на широкий подоконник.

КИРА. А я так и думала, Марьтимофевна, что этот буфет – ваш! Очень вы похожи!
МАРИЯ ТИМОФЕЕВНА (смеётся). Что, оба очень старые? 
КИРА. Нет, ну зачем вы так! Оба очень благородные…
МАРИЯ ТИМОФЕЕВНА. И оба с кривыми ногами?
КИРА. Ну Марьтимофевна, не наговаривайте, пожалуйста, на свои ноги! С вашими ногами ещё танцевать можно!
МАРИЯ ТИМОФЕЕВНА. Ой, насмешила, танцевать!

Мария Тимофеевна замешивает тесто в кастрюльке.

КИРА. А вот эта колонка – она чья?
МАРИЯ ТИМОФЕЕВНА. Колонка-то? Васильгеоргича.
КИРА. Похожа, похожа…
МАРИЯ ТИМОФЕЕВНА. На кого? На Васильгеоргича? Ну уж ты скажешь! 
КИРА (показывает на стол в мелкий цветочек). А вот это – того семейства с детьми?
МАРИЯ ТИМОФЕЕВНА. Точно, их.
КИРА (вдруг поворачивается к Нине). Нин, а где твой стол?
НИНА. А мой – вот. (Показывает на широкий подоконник.)
КИРА. Как это?
НИНА. Ну, Гена ничего специально на кухню не покупал, чтобы не захламлять… А тут ведь один подоконник – как целый стол, на нём всё можно делать, стены-то вон какие толстые! А под подоконником – смотри, тут и шкафчик есть, с полочками!

Нина открывает дверцу под подоконником, где стоят разные банки-кастрюльки.

КИРА. Здорово придумано!
НИНА. А ещё там температура ниже, чем в квартире, за счёт тонкой внешней стенки, вот и получается, что почти холодильник заменяет.
КИРА. Экономно, однако!
НИНА. А второй подоконник – Манин. У неё тоже мебели своей никакой не было, когда въехала.
КИРА. Удобно…
НИНА. Готовишь вот, и смотришь на улицу, на прохожих, на трамваи… Светло, хорошо…
МАРИЯ ТИМОФЕЕВНА (назидательно). Когда готовишь, нечего на дорогу-то смотреть! Под руки смотреть надо!

Девушки помогают ей залить тесто в сковороду, ставят пирог в духовку.

 

Сцена 6

В  кухню входит молодой мужчина. На нём джинсы и яркая рубашка с расстёгнутым воротом. Это Лёня.

ЛЁНЯ. Доброе утро честной компании! (Останавливает взгляд на Кире.) У нас что, новенькая? На каком-то полустанке к нашему скорому поезду на пути к коммунизму пристегнули ещё одну комнату?
МАРИЯ ТИМОФЕЕВНА. Не пугайся, Лёня, это Кира, Нинина подруга. Мы вот пирог сочиняем, приходи, чаю попьём.
ЛЁНЯ. Чаю – это хорошо. А вот кто бы нам песню сочинил…
МАРИЯ ТИМОФЕЕВНА. Песню?
ЛЁНЯ. Ну да, обыкновенную песню. Так, у Марьтимофеевны образование искусствоведческое, у Нины – архитектурное, у Аркадия Георгиевича – военно-историческое, у Милы – пелёночно-истерическое… Когда, наконец, к нам подселят толкового филолога?
МАРИЯ ТИМОФЕЕВНА (всплёскивает руками). Куда уж тут ещё подселять?
КИРА. А разве филологи пишут песни?
­ЛЁНЯ. Филологи сейчас пишут всё. От диссертаций по ядерной физике до рекламных плакатов. Кто как устроится. А у вас, девушка, какое образование?
КИРА. Будет медицинское.
­ЛЁНЯ. Это полезно, девушка, но не в нашем случае.
КИРА. Меня Кирой зовут.

Кира делает обиженный вид, но Лёня этого, кажется, не замечает. Он целиком погружён в свои мысли.

ЛЁНЯ. А вообще у вас тут вдохновительно (садится за стол), и пахнет хорошо.
МАРИЯ ТИМОФЕЕВНА. Пирог почти готов!
ЛЁНЯ. Ладно, просто скажите рифму к слову «красота».
КИРА. «Борзота».
НИНА. «Да не та».
МАРИЯ ТИМОФЕЕВНА. Это какой-нибудь тест?
ЛЁНЯ. Это у вас – тесто, а у меня – песня.
МАРИЯ ТИМОФЕЕВНА.  Тогда «лет до ста».
ЛЁНЯ. Что «лет до ста».
МАРИЯ ТИМОФЕЕВНА.  Рифма к слову «красота».
ЛЁНЯ. Очень хорошо! Пойду попробую… (Почти бегом уходит в свою комнату.)
­КИРА. Что это было?
МАРИЯ ТИМОФЕЕВНА.  Это Лёня, он музыкант. То есть вообще-то он студент, что-то по части авиации. Но у них там есть ансамбль, или группа, или что-то в этом роде. И он постоянно весь в своей музыке!

Через какое-то время Лёня снова появляется в кухне, на этот раз с гитарой. Наигрывает мелодию, поёт:

ЛЁНЯ. «По ночной Москве
Я иду сейчас…
И не важно мне, 
Что четвёртый час…»

КИРА. Замечательно!
МАРИЯ ТИМОФЕЕВНА. А где же наша «красота»?
ЛЁНЯ. Какая красота?
МАРИЯ ТИМОФЕЕВНА. Ну, к которой мы рифмы придумывали…
ЛЁНЯ. Ваша «красота» не пригодилась, я всё переделал…
МАРИЯ ТИМОФЕЕВНА. Очень жаль.
ЛЁНЯ. Что жаль?
МАРИЯ ТИМОФЕЕВНА. Что красота не пригодилась…
ЛЁНЯ. Да, и мне что-то не нравится…

Из комнаты слышится Манин крик:

МАНЯ. Да пошёл ты! Тоже мне придумал! Иди, катись давай, пока тебе не помогли преодолеть три пролёта по вертикали!

Хлопает входная дверь. Маня с чайником входит в кухню, взъерошенная и недовольная.

МАНЯ. Нет, какая наглость!  Его по доброте душевной пустили переночевать, а он уже спрашивает, что у нас на завтрак! Я что, фонд помощи голодающим? Пусть в общаге своей завтракает! И вообще, у них в Литинституте  талоны на бесплатные обеды дают! Вот пусть ими и завтракает. 
ЛЁНЯ (поднимает голову от гитары). Маня, что ты наделала? В нашем дружном таборе собирался завестись филолог, и ты его выгнала даже без завтрака? А кто мне песню напишет?
МАНЯ. Филологи песни не пишут, это занятие для поэтов, насколько мне известно. И вообще, кто тебе сказал, что это филолог? Случай куда хуже! Это будущий критик, причём в этом смысле уже вполне состоявшийся… Критикует всё подряд! И кто ему только за это деньги платить будет?! (Ставит чайник и уходит.)
ЛЁНЯ. Вот незадача, голодных филологов спускают с лестницы, а у нас институтский конкурс на носу, надо что-то свежее, лёгкое, и чтоб обязательно про Москву. А у меня фантазии больше, чем на три первых слова, не хватает…
НИНА. А какие эти три первых слова?
ЛЁНЯ. «По ночной Москве». Ну, что-то в этом духе… Это самое лучшее. Дальше ничего путного не придумывается.
НИНА. Начало неплохое… И чего ж тут сложного? Поди не высшая математика. Хотя математические построения могут пригодиться…
ЛЁНЯ. Так ты предлагаешь стихи – тоже строить, что ли, как свои макеты?
НИНА. Разумеется. Музыка – это вообще чистая математика с дробями и прочим… посмотрим-ка… «По – ночной – Москве…» Если петь с расстановкой, то видно три доминанты, ну это как высотка московская издалека, силуэтиком таким возносящаяся, а заодно задающая и ритм, и тему… В песне, как в городе, надо сразу акценты расставить… Ведь главное что? Первое впечатление, открывающее всю последующую диспозицию… Вот увидел ты Эйфелеву башню, и сразу понимаешь, что в Париже…
КИРА (мечтательно). Боже мой! Я хочу увидеть Эйфелеву башню!
НИНА. Увидишь, Кира, но позже! А если рядом Колизей – ты уже в Риме.
КИРА. Уже в Риме…
НИНА. Каждый уважающий себя город имеет такую доминанту…
ЛЁНЯ (умоляюще). Нинок, не отвлекайся на архитектуру!
МАРИЯ ТИМОФЕЕВНА.  А вы знаете, что окружающая архитектура задаёт ритм жизни?
ЛЁНЯ. Вполне возможно, но какое это имеет отношение к песне?
НИНА. Ладно, (напевает) «По… ночной… Москве…» Три вообще хорошее число.  Три ударных слога – это по-нашему. Это высота. А дальше, ниже – можно дробить! Взять и добавить ещё пару сильных слогов. Например, «я пой-ду гу-лять с ве-сен-ним вет-ром…» Аркада такая пошла, чувствуешь? Ударный-безударный… и она поддерживает эти первые три слога на высоте. И тема развивается. У нас было что – Москва, ночь. Добавляется – ветер, весна. Первое – силуэт, второе – объём, и есть даже намёк на четвёртое измерение, то есть время, – это глагол «гулять»…
ЛЁНЯ. Не отвлекайся на философию. Нужна рифма.
НИНА. Рифма будет. А не будет – не проблема. Нужен ритм. И смысл. Потому что ритм без смысла – это как…
МАРИЯ ТИМОФЕЕВНА.  Как пельмени без мяса?
НИНА. Правильно, Марьтимофевна! Пустое тесто, лапша. Лапша на уши.
ЛЁНЯ (стонет). При чём здесь кулинария?!
НИНА. Протест принимается.  А теперь – ещё рядок колонн, но с пропуском ритма – ла-ЛА-ла-ла-ЛА-ла-ла-ЛА-ла… Что бы это могло быть? Ассоциации есть?
МАРИЯ ТИМОФЕЕВНА.  Предлагаю добавить света!
НИНА. Принимается! Значит, так (напевает) «По… ночной… Москве… я пойду гулять с весенним ветром… Любуясь неоновым спектром…»
КИРА (радостно). «Её отраженья в Неве!»
НИНА. Смелое предположение, но безосновательное… Боже мой, Кира, где ты училась? Нева – это же в Ленинграде!
КИРА (виновато). Ой, да… всё в куче в моей голове…
НИНА. Точно! «Москве-голове» отличная рифма, и по сути близко! «Любуясь неоновым спектром на светлой её голове…»
ЛЁНЯ. Что-то в этом есть…
МАРИЯ ТИМОФЕЕВНА. Но смешивать хорей и амфибрахий в одном стихотворении?!
КИРА. Чего смешивать?
МАРИЯ ТИМОФЕЕВНА. Хорей и амфибрахий, это размеры такие поэтические.
НИНА. С этими не знакома… Но, как будущий архитектор, вижу так: если ритмическая часть построена правильно, туда ещё не таких, как вы говорите, амфибрахиев напихать можно! 
МАРИЯ ТИМОФЕЕВНА. Хорошо, что поэты учатся отдельно от архитекторов! Они бы этого не поняли.
ЛЁНЯ (нетерпеливо). Ну, а дальше?
НИНА. «Там бусы её фонарей… Вплетаются в кружево веток… Средь этого тёплого света… Вхожу в анфиладу аллей…»
ЛЁНЯ. Так, анфилада – это ладно, да простится тебе твоя архитектура… Но бусы-кружева! Какое-то уж очень женское восприятие города.
НИНА. Нет, если хочешь, сейчас переведём в другой ассоциативный ряд, в лампасы-эполеты, например!
КИРА. Нет, ну Москва ведь женского рода, бусы-кружева вполне подходят!
ЛЁНЯ. Ладно, уговорили… А припев?
НИНА. А припев должен западать в душу!
ЛЁНЯ. Согласен.
НИНА. Значит, слова должны быть на вес золота.
ЛЁНЯ. Короче!
НИНА. Короче, слов должно быть мало.
ЛЁНЯ. Не вижу логики…
НИНА. Когда слов мало, то каждое – на вес золота. Но ещё и музыка должна быть соответствующая, и петь это надо так, чтобы у всех мурашки бежали!
ЛЁНЯ. Конкретнее – какие будут слова?

Нина садится за стол и начинает писать. Лёня заглядывает ей через плечо, она закрывает лист рукой. Он всё равно пытается подсматривать. Наконец она дописывает, и все, кроме Марии Тимофеевны, по бумажке начинают петь нестройным хором:

По ночной Москве
Я пойду гулять с весенним ветром
Любуясь неоновым спектром
На светлой её голове.

Вот бусы её фонарей
Вплетаются в кружево веток.
Средь этого тёплого света
Вхожу в анфиладу аллей…

По бульвару –
Как по реке…
Дыханье её на щеке
Столь родное…
Вдруг гитара 
Смолкнет в руке…
Затеплится новый рассвет
Над Москвою, над Москвою, над Москвою…

За Москвой успеть
Невозможно днём, лишь ночью лунной
Сияют трамвайные струны,
И просят о чём-нибудь спеть…

Уедешь всего на два дня,
Уж ей не сидится на троне –
На каждом московском перроне
Цветами встречает меня!

По бульвару –
Как по реке…
Дыханье её на щеке
Столь родное…
Вдруг гитара 
Смолкнет в руке…
Затеплится новый рассвет
Над Москвою, над Москвою, над Москвою…

Мария Тимофеевна режет готовый пирог и раскладывает всем на тарелки.

МАРИЯ ТИМОФЕЕВНА. А под песню-то и пироги хорошо пекутся!
НИНА. Под песню всё хорошо делать!
ЛЁНЯ. Это если песня хорошая.
КИРА. А у нас песня – хорошая.
МАРИЯ ТИМОФЕЕВНА. А ещё хорошо, что в муке жучки не успели завестись.

В кухню входит Гена. Он одет в старенький спортивный костюм. Похоже, что он только что проснулся – голова всклокочена, взгляд заспанный. Он недоверчиво смотрит на всех.

НИНА. О, а вот и Гена! Ген, ты как раз вовремя!
ГЕНА (хмуро). А чем это вы тут занимаетесь?
НИНА. Да вот, чай пьём с пирогом.
КИРА. Только что испекли.
НИНА. Садись, попробуй, какой вкусный!
ГЕНА. Ты же сказала, что пошла макет делать? (Придирчиво оглядывает всех по очереди.)
НИНА. Да, вот он, почти готов. (Показывает на подоконник.)
ГЕНА. А чего пели тут хором?
НИНА. А это мы песню сочинили!
ГЕНА. Песни они сочиняют! Не вздумай провалить курсовую, а то останешься без стипендии!
НИНА. Не бойся, не останусь.
ГЕНА. И поменьше болтай!
НИНА. Да я и не…
ГЕНА (многозначительно). Вижу, чем ты тут занимаешься. (Уходит.)

Лёня с гитарой тихо ретируется в свою комнату.

КИРА (фыркает). А Гена суров, как я погляжу!
НИНА. Да, что-то сегодня встал не с той ноги… Наверное, мы его разбудили.

Кира начинает собираться домой, Нина её провожает. Мария Тимофеевна уходит к себе в комнату.

 

Сцена 7

Утро. Кухня залита солнечным светом. Нина режет салат на своём подоконнике. Мария Тимофеевна и Василий Георгиевич пьют чай.

НИНА (глядя в окно). Смотрите, сирень зацвела. Какой запах фантастический!
ВАСИЛИЙ ГЕОРГИЕВИЧ. После дождя всегда так.
НИНА. И трамваи такие, словно умытые, прямо вот улыбаются!
ВАСИЛИЙ ГЕОРГИЕВИЧ. Ну и фантазия у тебя, Нина!
МАРИЯ ТИМОФЕЕВНА. Действительно, сегодня вообще день какой-то удивительный! Того и жди, чудо какое случится!
ВАСИЛИЙ ГЕОРГИЕВИЧ.  Если вы так думаете, то непременно случится!

В кухню входит Мила… Она в красивом платье и с макияжем. Мила вся словно сияет.
Нина, увидев это чудесное превращение, так и замирает с ножом в руке, забыв, что делала. Мария Тимофеевна же, напротив, улыбается так, словно давным-давно ждала чего-то подобного. Василий Георгиевич смущённо закашлялся. 

МИЛА (радостно). А мы ордер получили!
ВАСИЛИЙ ГЕОРГИЕВИЧ (испуганно).  Какой ордер?
МИЛА. На квартиру, какой же ещё? (С достоинством.) Трёх-ком-нат-ну-ю квартиру дают, в новостройке!
НИНА. Ух ты, поздравляю!
ВАСИЛИЙ ГЕОРГИЕВИЧ. Не может быть!
НИНА. Есть в жизни счастье!
МАРИЯ ТИМОФЕЕВНА. Боже, какая радость! И день такой с самого утра волшебный!

На шум выходят Гена и Маня.

НИНА. Гена, Маня! Кручининым ордер на новую квартиру дали!
ГЕНА. Не может быть!

Все наперебой поздравляют Милу, обнимают, жмут руки.

МИЛА. Сейчас едем квартиру смотреть! Марьтимофевна, вы за моими пока не приглядите? Лялечка и Митя спят, а Даня конструктор собирает. Мы ему объяснили, чтобы к вам обращался, если что. Хорошо?
МАРИЯ ТИМОФЕЕВНА. Конечно, я присмотрю, езжайте с богом!

Мила уходит. Маня тоже.

ГЕНА. Да, и на нашей улице случаются праздники! Редкая удача. Обычно квартиру дают, когда уже внуков некуда складывать.

Мария Тимофеевна и Василий Георгиевич грустно переглядываются.

ГЕНА (спохватывается). Ой, простите, я не хотел… я не о том…
МАРИЯ ТИМОФЕЕВНА. Ничего, ничего, Гена, не обращайте внимания, ваше дело молодое, вы о себе думайте.
ГЕНА. Ну, о себе, так о себе… Комната-то освобождается! А, Нин?
НИНА. И что? Поселят кого-нибудь ещё.
ГЕНА. Ты что, мы же имеем право на расширение площади! Вот на следующей неделе в ЖЭК и пойду.
НИНА. А почему ты думаешь, что именно нам комнату дадут?
ГЕНА. Так я скажу, у нас свадьба на носу, хорошо бы молодой семье помочь! Так сказать, зарождающейся ячейке общества.
НИНА. А… Ну, попробуй, конечно…

Гена уходит в комнату. В кухню входит Лёня.

ЛЁНЯ.  Что это у вас тут за дебаты?
НИНА. Кручининым квартиру дают, представляешь?
ЛЁНЯ. Ну ничего себе! Это надо отметить.
НИНА. А как?
ЛЁНЯ. Громко! Предлагаю организовать сейшн!
МАРИЯ ТИМОФЕЕВНА. А что это?
ЛЁНЯ. Это настоящий концерт, только на дому. Нам с ребятами как раз программу обкатать надо.
НИНА. А соседи с других этажей не будут против?
ЛЁНЯ. Ну что ты, мы их тоже пригласим!

В кухню заглядывает Гена.

ГЕНА. Нина, что там у нас с обедом?
НИНА. Сейчас, сейчас, уже почти готово! ­

Нина спешно режет салат, Лёня уходит под неодобрительный взгляд Гены.

 

Сцена 8

Ночь. В кухню тихонечко проскальзывает Маня. Она в ночной рубашке и распахнутом халатике. Маня открывает холодильник, достаёт колбасу, отрезает себе кусочек, потом из другого холодильника берёт сыр. В кухню так же тихо входит Гена.

ГЕНА (шёпотом). И что это у нас тут происходит, а?

Маня оборачивается, вскрикивает и чуть не роняет сыр.

ГЕНА (надвигается на неё). Подворовываем помаленьку, да?
МАНЯ (жалобно). У меня есть совсем нечего… ну совсем…
ГЕНА. А где же стипуха-то твоя?
МАНЯ. Кончилась стипуха…
ГЕНА. Ай-яй-яй! Как недальновидно!
МАНЯ. Ген, ты не говори никому, а? Я больше не буду…
ГЕНА. Не будешь? А чем же ты тогда питаться станешь? Святым духом?
МАНЯ. Я подработаю…
ГЕНА. Ну ты скажешь, Тля! Подработаю! И где же ты подработаешь? Уж не грузчицей ли?
МАНЯ. Я как-нибудь… я подработаю… я больше не буду…
ГЕНА. Так чем же ты подработаешь, Тля? Уж не этим ли? (Вдруг резко придвигается к ней и крепко её обнимает.)

Маня вздрагивает, но не вырывается, а замирает с широко открытыми глазами.

ГЕНА. Так давай, чего далеко ходить? А я тебе на жратву деньжат подкину.

Маня не шевелится. Тогда Гена запускает руку под её халат.

МАНЯ (тихо). А Нина?
ГЕНА (лаская её под халатом). А что Нина? Нина спит, как сурок.
МАНЯ (устало). Ладно, пойдём в комнату.

Они уходят в комнату Мани.

 

Сцена 9

Воскресенье. Начало домашнего концерта на кухне. Лёня и трое его друзей настраивают инструменты. Постепенно в кухню набивается человек тридцать. На столах появляется различная еда и выпивка, которую студенты приносят с собой. Мария Тимофеевна и Василий Георгиевич сидят особнячком, у стеночки. Маня активно знакомится со студентами. Даня Кручинин с серьёзным видом сидит под столом, во что-то играет. Мила какое-то время сидит со всеми, но потом выволакивает упирающегося Даню из-под стола и уходит с ним к себе в комнату. Звучит музыка, слышна песня:

Привет, голубка… Ко мне слетаешь на окно.
Привет, голубка… С тобой знакомы мы давно.
Легко порхаешь… Сейчас налью тебе попить.
Ты так мечтаешь гнездо в моей квартире свить…

Но – у меня есть рыжий кот,
И он тебя не меньше ждёт!
Но только знай, что он сожрёт
Всё то, что в лапы попадёт!

Моя голубка, лети, пожалуйста, лети!
Моя голубка, лети, счастливого пути!

Привет, голубка… Насыплю семечек в ладонь.
Ты смотришь чутко… и улетаешь, только тронь.
Ты понимаешь, я не могу тебе помочь…
И ты вздыхаешь, и улетаешь снова прочь…

Ведь у меня есть рыжий кот,
И он тебя не меньше ждёт!
Но только знай, что он сожрёт
Всё то, что в лапы попадёт!

Моя голубка, лети, пожалуйста, лети!
Моя голубка, лети, счастливого пути!

Моя голубка… Слетаешь реже на окно.
Моя голубка… Тебя не видел я давно.
Ещё немного, и место лучшее найдёшь.
В душе тревога – ты там гнездо себе совьёшь…

А мы сидим вдвоём с котом
На подоконнике пустом…
На холодильнике пластом
Лежит «Войны и мира» том…

Моя голубка, лети, пожалуйста, лети!
Моя голубка, лети, счастливого пути!

А кот приносит, не спеша,
Мне белобрысого мыша…
Потом колючего ежа…
Потом ползучего ужа…

Моя голубка, лети, пожалуйста, лети!
Моя голубка, лети, счастливого пути!

Вдруг Лёня выходит перед музыкантами и громко объявляет:

ЛЁНЯ. А сейчас вы услышите песню, созданную исключительно по законам архитектуры, с использованием четвёртого измерения и шестого чувства!

Звучит песня про Москву, которую сочинила Нина. После песни Лёня приглашает Нину на импровизированную сцену, и Нине даже приходится раскланиваться под овации зала… Концерт продолжается. Гена сидит в сторонке, смотрит на это, и потихоньку подливает себе из оказавшейся рядом бутылки. Вынырнувшая из публики Нина пытается сказать ему, что не надо пить, что ему уже хватит, но он её отодвигает в сторону. Она пожимает плечами и идёт обратно слушать музыку. Через какое-то время гости начинают расходиться, вот уже в кухне осталась одна только Лёнина группа, потом разошлись и они. Мария Тимофеевна и Василий Георгиевич тоже уходят. Остаются Нина и Гена. Нина начинает убираться на кухне, собирать грязную посуду, протирать столы.

ГЕНА (с пьяным апломбом). Вот, значит, какая у меня жена выдающаяся!

Нина делает вид, что не обратила на это внимания.

ГЕНА (ещё громче). Выдающаяся, говорю, у меня жена! И песни пишет, и посуду моет!

Нина не смотрит на него.

ГЕНА. А жена должна быть где? Возле мужа должна быть жена! Иди сюда, давай выпьем!
НИНА. Я не хочу. И тебе уже хватит.
ГЕНА. А я тебя об этом не спрашивал! Я говорю – иди сюда, давай выпьем, жена! (Пытается схватить проходящую мимо Нину.)

Нина отскакивает в сторону. Гена озадачен.

ГЕНА. Жена! Иди сюда, я сказал!

У Нины кончается терпение, она разворачивается к нему лицом:

НИНА (раздражённо). Если уж на то пошло, то я тебе пока что не жена!
ГЕНА (изумлённо). А кто? Живёшь со мной в одной квартире, спишь в одной кровати, так кто же ты? Ясное дело, жена!
НИНА. А заявление в ЗАГС подавать уже не собираешься?
ГЕНА. Заявление? Какое заявление? А, ну да… Слушай, к чему формальности? Иди сюда, кто ты там ни есть, в конце концов! (Гену шатает, ему тяжело не только стоять, но и думать.)
НИНА. Гена, давай сначала проспись, потом поговорим!
ГЕНА. Ну, а я тебя куда зову? Пошли спать, говорю!

Нина смотрит на Гену. Заметно, что он становится ей всё противнее.

НИНА. Иди ложись, я потом приду.
ГЕНА. Нинка, я ж без тебя не засну, ну давай, пошли уже!
НИНА. А ты уверен, что я захочу с тобой спать лечь, когда ты в таком виде?
ГЕНА. Что значит «захочу-не захочу»? А кто тебя спрашивает? Ты ж жена, в конце концов, или кто?
НИНА. Или кто.
ГЕНА. Так… а где жена?
НИНА. Нет у тебя жены.
ГЕНА. А почему?
НИНА. Не дорос ещё!
­ГЕНА. Чё за… вот ещё! А с кем же мне тогда спать? Где она, эта твоя, медсестра которая?
НИНА. Домой ушла.
ГЕНА. Так… А тогда… Манька, а Манька! Пошли ко мне спать, а? Нинка не хочет.
МАНЯ (из-за двери). Да пошёл ты!
ГЕНА. Ну вот, и ты туда же… А я денег дам, слышь, Тля?
МАНЯ. А я милицию вызову!
ГЕНА. Нет, ну ваще! (Гена садится обратно, опускает голову на стол и мгновенно засыпает.)

Нина тихонько уходит в свою комнату.

 

Сцена 10

День. Нина на кухне в обществе Марии Тимофеевны и Василия Георгиевича. 
Звонят в дверь, Нина впускает Киру. Та удивлённо оглядывается.

КИРА. Эх, чего-то на вашей кухне не хватает!
НИНА. Пелёнок, чего же ещё!
МАРИЯ ТИМОФЕЕВНА. Точно. И мебели меньше… После отъезда Кручининых как-то пусто стало, что ли…
КИРА. И велосипед в коридоре на меня больше не падает.
НИНА. Ну, им-то теперь раздолье – отдельная квартира, три комнаты! Вот небось Данька там катается!
КИРА. Ну, а вы-то что сидите? Разъезжаться не надумали?
МАРИЯ ТИМОФЕЕВНА. Да где уж тут разъедешься? Слыханное ли дело такую махину разменять?
КИРА (уверенно). И бóльшие махины разменивали!
МАРИЯ ТИМОФЕЕВНА.  На шесть-то квартир…
КИРА. Почему же на шесть? Уже на пять!
МАРИЯ ТИМОФЕЕВНА.  Как на пять?
КИРА. А вы посчитайте. Гене с Ниной должны же кручининскую комнату дать? Должны. Вот уже и на пять хозяев разъезжаться будете. Я тут Нине уже показывала варианты, хотите, и вам покажу?
МАРИЯ ТИМОФЕЕВНА (придвигается к столу, достаёт очки).  Ну-ка, ну-ка…

Кира раскладывает на кухонном столе листочки объявлений.

ВАСИЛИЙ ГЕОРГИЕВИЧ.  Марьтимофевна, куда ж вам разъезжаться? Вы ж одна разве сумеете? Как же вы одна-то? Кто вам про лекарство будет напоминать? Сами-то вечно забегаетесь и не вспомните!
МАРИЯ ТИМОФЕЕВНА. Ну… я ж не для себя, я для молодых. Им-то надо отдельную площадь устроить, верно? А на лекарство – придётся будильник заводить…
ВАСИЛИЙ ГЕОРГИЕВИЧ.  Так то ж они, молодые… А вы-то как?
КИРА (осторожно). А может, так разъехаться, чтобы вам вместе жилплощадь выменять, а?
ВАСИЛИЙ ГЕОРГИЕВИЧ.  Как это?
КИРА. Ну, взять двухкомнатную на вас двоих, будете помогать друг другу…
ВАСИЛИЙ ГЕОРГИЕВИЧ.  А что, хорошая мысль… А так можно?
КИРА (с облегчением). Так даже легче! Вы не на две квартиры будете претендовать, а на одну, но двухкомнатную.
МАРИЯ ТИМОФЕЕВНА (задумчиво). Что ж, может, и правда… А Маня как?
КИРА. А у Мани будет отдельная квартира. И у Лёни. Они люди молодые, им так лучше будет.
МАРИЯ ТИМОФЕЕВНА. А кто ж за Маней-то присмотрит?
ВАСИЛИЙ ГЕОРГИЕВИЧ.  Да уж найдутся желающие, не сомневайтесь.
МАРИЯ ТИМОФЕЕВНА. Она ж такая молоденькая, Маня-то! И жизни совсем не знает. Чему их там, в этом детском доме, учат-то? Ни приготовить не умеет, ни посуду помыть… Всё ж я объясняла, показывала…
КИРА. Так вы можете в гости заезжать… иногда.
МАРИЯ ТИМОФЕЕВНА. Сколько сирот после войны было, ужас! Так разбирали их, по дальним родственникам разбирали, по соседям, а что делать? А мы ведь думали, что, если мир в стране, уже не будет брошенных, обездоленных… А они есть. Как после войны… Только другой войны, внутренней. Не все её выдерживают, эту внутреннюю борьбу, с самим-то собой!  
ВАСИЛИЙ ГЕОРГИЕВИЧ.  А знаете, девчата, чья это квартира была до войны?
МАРИЯ ТИМОФЕЕВНА (испуганно). Ну зачем вы это?..
КИРА (придвигается). Чья?
ВАСИЛИЙ ГЕОРГИЕВИЧ.  Марьтимофевны она была, все шесть комнат!
КИРА (заинтригованно). Да ну?
МАРИЯ ТИМОФЕЕВНА (машет на него рукой). Ой, ну что прошлое-то ворошить?
КИРА. Ничего себе! А как же так получилось, что коммуналкой стала?
МАРИЯ ТИМОФЕЕВНА. Это долгая история… А я даже рада, что всех сюда подселили. Чего бы я одна тут куковала?
КИРА. Почему ж одна? В такой квартире – и одна?
МАРИЯ ТИМОФЕЕВНА. Ну, поначалу-то много тут было народу… Вся наша семья.
КИРА. А большая у вас семья была?
МАРИЯ ТИМОФЕЕВНА. По тем временам обычная… шесть человек… три поколения. Вот в Гениной-то комнате, Нина, там как раз мои родители жили. А рядом, в кручининской, дедов кабинет был. Он и спал там, с тех пор, как бабушку похоронили. Да-да, дед-то был профессором, имел право на такую квартиру, вот и дали её нам… В Маниной комнате библиотека его с отцом была, я туда украдкой лазила, книжки интересные искала… Потом читала аж за полночь… А чтобы свет из коридора не видно было, под дверь своё пальто укладывала.  Где Лёня живёт, там гостиная была, самая светлая комната, угловая…
КИРА. А ваша комната?
МАРИЯ ТИМОФЕЕВНА. А моя так и была моей… детской, для меня и сестры. Сестра, старшая, из института приходила поздно, заставляла гасить свет и спать ложиться. А потом всё равно не спится ей, и давай рассказывать, что там у них происходит, она ведь и в партию вступила, активистка была. А в комнате, где Василий Георгиевич сейчас, брат мой жил, младший… он из эвакуации не вернулся… Когда война началась, папе, а он ведущим инженером был, бронь давали, предлагали на Урал ухать, вместе с заводом, так он не захотел, ушёл на фронт добровольцем. А нас, детей и деда, мама вывезла в деревню, за Волгу. А потом ушла на фронт, медсестрой. Валя, сестра, окончила курсы радистов и тоже уехала. А я пошла на курсы трактористов. С четырнадцати лет трактор водила, больше некому было, одни дети да старики остались. Зато паёк получала по рабочей карточке, на него и жили все втроём… Голод был страшный. Дед сильно постарел от всего этого, всё старался нам помочь, сгорел быстро… Больше от нервов, я думаю… Ваня, братишка, воспаление лёгких получил, не выжил… слабые все были, голодные… весной первую траву, как появлялась, сразу есть начинали… крапиву там, сныть, лебеду… Да что вспоминать, всем тяжело было… После войны уже вернулась я в Москву… Дом стоит, квартира – вот она, а пустота до звону в ушах… И похоронки в ящике… на всех… А тут и товарищи пожаловали, приказ показали, комнаты велели освободить. Да разве ж мне одной столько надо?..

За столом повисает тяжёлая тишина. Оказывается, что всё это время у двери тихо стояла Маня.

МАНЯ. И что же вы, с тех пор, и одна? Вы ж совсем молодая были!
МАРИЯ ТИМОФЕЕВНА. Да, примерно, как ты сейчас…
МАНЯ. И тоже совсем одна…
МАРИЯ ТИМОФЕЕВНА. Ну, сиротой разрешается только до восемнадцати лет быть, а дальше – думай своей головой.
МАНЯ. Это точно, это по-нашему!
ВАСИЛИЙ ГЕОРГИЕВИЧ (задумчиво).  Изо всей семьи – одна осталось… Не чудо ли?
МАРИЯ ТИМОФЕЕВНА. Чудо было бы, если бы все выжили… А я ведь так молилась за них…
ВАСИЛИЙ ГЕОРГИЕВИЧ.  Вы – молились?
МАРИЯ ТИМОФЕЕВНА. Да… Хоть и комсомолкой была… Это другое, это вообще из другой сферы…
НИНА. Как это?
МАРИЯ ТИМОФЕЕВНА. У меня ведь иконка есть, небольшая, сейчас покажу… (Уходит, возвращается с иконой.) Вот она, родимая…
КИРА. Ух ты, старая какая!
МАРИЯ ТИМОФЕЕВНА. Это бабушки моей, Елисаветы. Иконы держать запрещалось, все считали, что Бога нет. Но родители не выкинули, спрятали в старых вещах, а я случайно нашла. Маму спросила, что это, а она… она говорит, – убери, это спрятать надо. Я спрашиваю, – как сокровище? Она – да, правильно, как сокровище. Видишь, оклад какой красивый, как есть сокровище… Я её в детстве иногда доставала, рассматривала, любовалась…
КИРА. И даже в войну не продали?
МАРИЯ ТИМОФЕЕВНА. Как можно! Это же от бабушки. А когда война началась, тогда я уже знала, что это Владимирская Богоматерь, что она людям помогает. Молитв, правда, никаких не выучила, просто доставала и разговаривала с ней, просила всех моих родных сохранить…
ВАСИЛИЙ ГЕОРГИЕВИЧ.  А больше в семье никто не верил?
МАРИЯ ТИМОФЕЕВНА. Ну как же, верили… Только в другое – в дело партии, в Победу нашу верили, в то, что дети будут лучше жить…
МАНЯ. Выходит, спасла вас Богоматерь…
МАРИЯ ТИМОФЕЕВНА. Выходит, спасла. Вот будем разъезжаться, как Кира советует, я тебе оставлю её, тебе нужнее…
МАНЯ (смущается). Ну что вы, не надо, я не… Вы лучше ещё о себе расскажите… Что после войны было? Вышли вы замуж?
МАРИЯ ТИМОФЕЕВНА. Да какой там! Мужиков после войны почти не осталось, замуж выйти было непозволительной роскошью… Родила себе дочку от одного, женатого… и то хорошо. Славная была девочка, способная, на модельера училась.
МАНЯ. А где она?
МАРИЯ ТИМОФЕЕВНА. А нет её. Умерла от какой-то инфекции… Молодая была, внуков мне родить не успела. А самой рожать опять уже поздно было. Ой, заболтала я вас воспоминаниями своими, а вы ведь что-то мне сказать хотели?

Кира уже собрала потихоньку все бумажки со стола.

КИРА (виновато). Да ничего особенного, Марьтимофевна, это не важно… это подождёт…
МАРИЯ ТИМОФЕЕВНА. Да нет же, я помню, ты про размен что-то говорила… Молодым площадь надо бы отделить, конечно… А то что ж всю жизнь в коммуналке… Хорошая ты девушка, Кира, деловая. Ну, давай, какие там у тебя варианты?
КИРА. Да мне, Марьтимофевна, неудобно как-то… Я попозже ещё заскочу…

Кира собирается, прощается со всеми и уходит.

 

Сцена 11

Хлопает входная дверь, появляется Гена. Он в костюме, но без галстука, ворот рубашки расстёгнут. Маня тихонько проскальзывает к себе.

ГЕНА. Нин, собирайся, пошли.
НИНА. Куда?
ГЕНА. Заявление подавать. В ЗАГС.
МАРИЯ ТИМОФЕЕВНА. Ну, наконец-то!
ВАСИЛИЙ ГЕОРГИЕВИЧ. Нет, так не пойдёт! Это надо торжественно, это… в конце концов, предложение руки и сердца, молодой человек!
ГЕНА. Времени нет на формальности. Давай, Нина, я тебя внизу жду. Паспорт не забудь.

Нина стоит у окна, не двигаясь.

ГЕНА. Ну же, Нина, что опять?
НИНА. А что за пожар, Гена? Столько времени было ни к чему, а тут вдруг в приказном порядке?
ГЕНА. А дело в том, что я был в ЖЭКе, и там сказали, что по закону комнату нам могут присоединить, только если мы распишемся, да потом я тебя сюда пропишу. А ЗАГС скоро закроется, я специально даже с работы пораньше ушёл.
НИНА. Какая важность! А ты меня спросил?
ГЕНА. О чём?
НИНА. О том, хочу ли я за тебя замуж.
ГЕНА. А что, возможны варианты?
НИНА. А если возможны?
ГЕНА. Не понял.
НИНА. Чего ты не понял? Я, может быть, не уверена, что хочу за тебя замуж.
ГЕНА. Это что значит? У тебя кто-то есть?
НИНА. Нет.
ГЕНА. А что тогда?
НИНА. Просто мне надо подумать.
ГЕНА. И долго?
НИНА. Не знаю.
ГЕНА. То есть пяти минут, пока одеваться будешь, недостаточно?
НИНА. Недостаточно.
ГЕНА. А чё ты тогда вообще здесь делаешь, а? Валила бы в эту свою Ярославскую область, там, поди, тебя коровы с кошками заждались, а?
НИНА. Вот ты как заговорил…
ГЕНА. А как ещё я должен говорить? Я тут для неё стараюсь, вкалываю, деньги зарабатываю, а она замуж не хочет, оказывается!
НИНА. Что-то я не очень эти твои деньги вижу!
ГЕНА. А тебе только покажи, враз без копейки останешься!

В кухню заходит Маня со своим чайником.

МАНЯ. А ты, Гена, не суетись. Тебе хоть с женой, хоть без жены – всё равно комнату не дадут.
ГЕНА. Это почему же?
МАНЯ. А потому.
ГЕНА. Нет, почему же?
МАНЯ. Потому, что комната эта…
ГЕНА. Что – комната эта? Не морочь голову!
МАНЯ. Комната эта будет моей, Гена.
ГЕНА. С чего бы вдруг?
МАНЯ. А с того бы. С того, что я беременна.

Немая сцена.

ГЕНА. И давно это у нас?
МАНЯ. Давненько. Я и тебе могу дать справочку почитать. Потом, как-нибудь.

 

Сцена 12

Ночь. Маня опять в кухне заглядывает в холодильники.
Появляется Гена, с порога быстро подходит к ней и хватает за руку.

ГЕНА. Ты чё такое удумала, стерва?
МАНЯ (вырывается). Ну-ка пусти, кричать буду!
ГЕНА. Ты мне ещё не так покричишь! Какой на фиг ребёнок?! Я тебя так отделаю, что ты вообще о детях забудешь! Ты этого хочешь?
МАНЯ. Пусти, говорю!

Он сажает её за стол, сам встаёт напротив, начинает говорить спокойнее.

ГЕНА. Ведь нет никакого ребёнка, правда?
МАНЯ. Есть ребёнок.
ГЕНА. Ну, и зачем тебе это? Ведь ты ж его всё равно бросишь! Ведь вы все такие, детдомовские, вы ж понятия не имеете, что такое родительский инстинкт!
МАНЯ. Не надо обобщать! Я своего не брошу! А про родительский инстинкт – кто бы говорил! Тоже мне папашка выискался!
ГЕНА. Интересно посмотреть на папашку этого ребёнка!
МАНЯ. Иди в зеркало посмотри!
ГЕНА (бледнеет). Что?!
МАНЯ. Что слышал!
ГЕНА. Ах ты… дрянь!
МАНЯ. От такого слышу.
ГЕНА. Врёшь ты всё!
МАНЯ. Не вру! Нечего было меня в койку тащить!
ГЕНА. Ладно. Сколько надо денег на аборт?
МАНЯ. Своего ребёнка убить хочешь? Хороши родительские инстинкты! А я-то надеялась – обрадуешься!
ГЕНА. Это ещё доказать надо, что мой!
МАНЯ. И докажу. Экспертиза докажет. Я ведь и на алименты подам. Это Нинка не знает, какая у тебя зарплата, а я знаю. И на кого ты её тратишь, тоже знаю!
ГЕНА (бросается на неё). Убью заразу!

Маня уворачивается, роняет что-то из мебели. На пороге появляются Нина и Мария Тимофеевна. Они всё слышали. Нина бросается наперерез к Гене, Мария Тимофеевна кричит, бежит и стучит во все двери.

МАРИЯ ТИМОФЕЕВНА. Васильгеоргич! Лёня! Скорее! Убивают!

Прибегают мужчины, включают свет, ловят вырывающегося Гену, скручивают ему руки за спиной кухонным полотенцем. Теперь он сидит на стуле, понурив голову, а все остальные стоят вокруг, тяжело дыша. Нина подсаживается к Гене, пытается заглянуть ему в глаза.

НИНА. Это правда? Как ты мог? Зачем?

Маня выходит вперёд.

МАНЯ. Очень просто мог, это дело нехитрое… И ты права, что не хочешь за него замуж. Я бы тоже не вышла за такого.
МАРИЯ ТИМОФЕЕВНА. Тогда зачем же?..
МАНЯ. Надо ж от кого-нибудь ребёночка родить!
МАРИЯ ТИМОФЕЕВНА. Ой, Маня-Маня, ты ж сама ещё совсем ребёнок!
МАНЯ. Вы же себе ребёнка родили без мужа! А кто мне помешает?
МАРИЯ ТИМОФЕЕВНА. Так то ж война была! Ты понимаешь? Война!
МАНЯ. Марьтимофевна, а вы разве не поняли ещё, что война-то – она всегда? Вся наша жизнь – война! Вы же сами об этом говорили!
МАРИЯ ТИМОФЕЕВНА. Но зачем так-то? Зачем Нине-то нашей такую свинью подложила?
МАНЯ. Нине? Свинью? Да эта, как вы говорите, свинья задолго до меня с Нинкой лежала! А то, что Нинка теперь знает, что это была за свинья – так при чём же тут я? Кроме меня у него знаете, сколько их было? Цельный хоровод! Я, может быть, вообще её от несчастливого брака спасаю!
МАРИЯ ТИМОФЕЕВНА. А тебе-то самой зачем эта свинья была нужна?
МАНЯ. Генка-то? Затем и нужен, зачем сгодился. С него, с Генки, кроме генетики, и взять-то нечего… Вот странно покажется, детдомовская, а захотела хоть одну родную душу рядом иметь, а то всю жизнь ничья, как собака…(Плачет.)
МАРИЯ ТИМОФЕЕВНА. А замуж выйти?
МАНЯ (сквозь слёзы). Какой замуж? Кому я нужна для этого вашего «замужа»? (Всхлипывает, потом успокаивается.) А как одиночка, я ещё и пособие получать буду. А мужики… насмотрелась уже, надоело…
МАРИЯ ТИМОФЕЕВНА. Господи, горемыка ты моя горелуковая! (Обнимает её, пытается увести из кухни. Вдруг оборачивается к Гене.) А ты запомни – если хоть что-нибудь с этой девочкой произойдёт, я сама на тебя заявление в милицию напишу, не отмоешься!
ВАСИЛИЙ ГЕОРГИЕВИЧ. Мы все напишем!
ГЕНА (бурчит недовольно). Да не трону я её, развяжите меня.

Лёня развязывает ему руки, Гена, не поднимая глаз, уходит в свою комнату.

МАРИЯ ТИМОФЕЕВНА. Лёня, как думаешь, он точно ничего ей не сделает?
ЛЁНЯ. Не, он трус, он только в своём курятнике важный, а так – кишка тонка! Понимает же, чем дело пахнет!

Нина хватает Марию Тимофеевну за руку.

НИНА. Марьтимофевна, я в этот «курятник» больше не пойду! Я боюсь. Можно, я у вас переночую?
МАРИЯ ТИМОФЕЕВНА. Ночуй, если хочешь, и мне не так страшно…

Все расходятся по комнатам, Нина идёт к Марии Тимофеевне. Василий Георгиевич выключает свет в кухне. Ночь.

 

Сцена 13

Прошло несколько месяцев. Нина в кухне сидит над чертежами. Мария Тимофеевна учит Маню варить борщ. У Мани уже заметен небольшой животик.

МАРИЯ ТИМОФЕЕВНА. Вот смотри, сначала режем свёклу, воды наливаем и варим. Потом режем капусту и картошку. А лук с морковкой пассеруем на сковороде. Если что забудешь, я тебе вот тетрадку с рецептами оставлю. Впрочем, бери уже сейчас, я и так всё помню… Там и выпечка есть, в конце. И разные полезные советы… как от лука не плакать, например…
МАНЯ. А как не плакать?
МАРИЯ ТИМОФЕЕВНА. Есть разные способы. Можно лук в морозилке немного подержать, можно в воде замочить. Можно нож смачивать… А ещё я тебе скажу – никогда не режь лук стоя. Только сидя.
МАНЯ. Целая наука!
МАРИЯ ТИМОФЕЕВНА. Да… А вообще, тёзка ты моя дорогая, скажу тебе по секрету, совсем не плакать – это не получится…

В кухню входит Гена. Ставит чайник.

ГЕНА. Нин, может, вернёшься?
НИНА. Нет.
ГЕНА. Ну, пообижалась, и будет!
НИНА. Нет, я не вернусь.
ГЕНА. Ну… я не знаю, как тебя ещё просить…
НИНА. А не надо просить. Бесполезно это.
ГЕНА. А тогда… Тогда съезжай давай, нечего тут отсвечивать!
НИНА. Я от тебя уже съехала. А то, что Марьтимофевна меня пустила, так это тебя не касается.
ГЕНА. А я чё тут, как дурак…
НИНА. А тебе-то что?
ГЕНА. Я ж не могу… один-то…
НИНА. Вот оно, в чём проблема! Так заведи себе кого-нибудь.
ГЕНА. Так ты же тут…
МАНЯ. А я тебе не мешаю, случайно?
ГЕНА. Мешаешь. Но с тобой мы после поговорим.
НИНА. Бедненький! Две бабы в доме, а спать не с кем!
МАНЯ. Ты прям султан у нас!
НИНА. Боишься, что мы новенькой всё про тебя расскажем?
ГЕНА. Да ну вас всех! (уходит).

В кухню входит взволнованный Василий Георгиевич.

ВАСИЛИЙ ГЕОРГИЕВИЧ. Гляньте-ка, что по телевизору показывают! Танки в Москве!
МАРИЯ ТИМОФЕЕВНА. Какие танки? Чьи?
ВАСИЛИЙ ГЕОРГИЕВИЧ. Наши танки!
МАНЯ. А что случилось-то?
ВАСИЛИЙ ГЕОРГИЕВИЧ. А кто его знает! Опять заваруха какая-то!
МАРИЯ ТИМОФЕЕВНА. Не дай Бог!
ВАСИЛИЙ ГЕОРГИЕВИЧ. Так танки ведь! Только б не война!
МАРИЯ ТИМОФЕЕВНА. Да с кем война-то?
ВАСИЛИЙ ГЕОРГИЕВИЧ. А шут их разберёт! Раньше понятнее было…
МАНЯ. Ой, а я ещё карточки на сахар не отоварила!
МАРИЯ ТИМОФЕЕВНА. А вчера вместо сахара конфеты давали. А ещё я купила с рук стиральный порошок, а он в воде не растворяется… Похоже, это мел мне продали по цене порошка!
НИНА. Что творится в стране!
ВАСИЛИЙ ГЕОРГИЕВИЧ. Да как началась эта Перестройка, так и понеслось всё!
МАРИЯ ТИМОФЕЕВНА. Даст бог, прорвёмся! И не такое пережили.
МАНЯ. А мне, знаете, баба одна в женской консультации говорит: «С ума совсем сошла – рожать! Никто сейчас не рожает! Цены-то с Нового года отпускать собираются!»
НИНА. А ты что?
МАНЯ. А я всё равно рожу.
НИНА. Правильно. Кстати, если никто не рожает, то и в садик очередь будет меньше, и в школе классы не переполнены, и, как в институт надумает, конкурс будет не такой большой…
МАРИЯ ТИМОФЕЕВНА. Ой, ну прямо до института всё просчитала!
НИНА. А что? Надо же планировать как-то.
ВАСИЛИЙ ГЕОРГИЕВИЧ. Да, в нашей стране попланируешь теперь… Кончилось плановое хозяйство…
МАРИЯ ТИМОФЕЕВНА. Человек предполагает, а Бог располагает. И я так думаю, что не оставит Он нас.
МАНЯ. Марьтимофевна, а вы разве в Бога верите?
МАРИЯ ТИМОФЕЕВНА. А как же.
МАНЯ. И думаете, Он сейчас с нами?
МАРИЯ ТИМОФЕЕВНА. А Он всегда с нами. А уж если и мы с Ним, то Он совсем-совсем рядышком!
МАНЯ. Ну как же Он тогда допускает это всё?
МАРИЯ ТИМОФЕЕВНА. Что – всё?
МАНЯ. Ну, то, что войны идут, люди гибнут, да и в мирное время тоже… кто-то там ворует, а мы вот тут с вами сахар по карточкам покупаем.
МАРИЯ ТИМОФЕЕВНА. Так покупаем же? И то хорошо. Давайте лучше борщ есть, вчера вполне приличной свёклы купила, гнилой почти не было.

Мария Тимофеевна наливает борщ, все четверо садятся обедать.

МАНЯ. А ведь на самом-то деле страна у нас большая, богатая… мы же проходили по географии… там столько месторождений, полезных ископаемых всяких…
ВАСИЛИЙ ГЕОРГИЕВИЧ. А порядку в ней нет…
МАНЯ. Это мы тоже проходили…
МАРИЯ ТИМОФЕЕВНА. А может, и в этом есть Божий промысел?
ВАСИЛИЙ ГЕОРГИЕВИЧ. В чём же?
МАРИЯ ТИМОФЕЕВНА. Может быть, я и не права, но складывается впечатление, что вся история нашей страны не даёт нам к материальному привязываться, прилипать к какой-либо роскоши, удобству…
НИНА. Ну, кому не даёт прилипать, а кому очень даже…
МАРИЯ ТИМОФЕЕВНА. Но простой народ живёт больше духом, чем материальными благами.
ВАСИЛИЙ ГЕОРГИЕВИЧ. Простой народ живёт водкой, а после введения сухого закона и вовсе непроизносимыми жидкостями… Дошли уже – тройной одеколон пить!
МАРИЯ ТИМОФЕЕВНА. Так душа-то болит… Душа просит не материального, а чего-то ещё… А чего – и сама не знает.
ВАСИЛИЙ ГЕОРГИЕВИЧ. Эдак вы и Сталина оправдывать начнёте, и Гитлера заодно.
МАРИЯ ТИМОФЕЕВНА. Не начну. Бог им судья.
ВАСИЛИЙ ГЕОРГИЕВИЧ. И то хорошо.
МАРИЯ ТИМОФЕЕВНА. Вот Бог нам Сибирь оставил. Почему?
ВАСИЛИЙ ГЕОРГИЕВИЧ. Что значит – оставил?
МАРИЯ ТИМОФЕЕВНА. А не дал никому завоевать. Японцы ещё две тысячи лет назад могли прийти и захватить. Какого уровня у них культура была! Но нет, не стали, сами себя на своих островах заперли.
ВАСИЛИЙ ГЕОРГИЕВИЧ. Культуру берегли.
МАРИЯ ТИМОФЕЕВНА. Ну и молодцы. Китайцы могли на север двинуться, все условия были. Нет, сами себя стеной отгородили.
ВАСИЛИЙ ГЕОРГИЕВИЧ. Так там же татаро-монголы были…
МАРИЯ ТИМОФЕЕВНА. Были, да сплыли. А один Ермак с войском пошёл и всех победил.
ВАСИЛИЙ ГЕОРГИЕВИЧ. Позвольте, вы же всё путаете, он не татаро-монгол победил, а местные полудикие народы.
МАРИЯ ТИМОФЕЕВНА. А чего татаро-монголы Сибирь не захватили?
ВАСИЛИЙ ГЕОРГИЕВИЧ. Какую Сибирь? У них же кони, им степь нужна была. Нечего им в Сибири, в тайге-то делать? Да ещё с нашими зимами…
МАРИЯ ТИМОФЕЕВНА. Вот я и говорю, что нечего. А вся Сибирь оказалась нашей. Здорово?
ВАСИЛИЙ ГЕОРГИЕВИЧ. Нет, вы скажите, к чему вся эта историческая фантазия?
МАРИЯ ТИМОФЕЕВНА. К тому, что Бог сохранил Сибирь для нас и отдал её нам в целости и сохранности. А заодно наделил русский народ врождённым разгильдяйством, не в пример умным японцам и китайцам, чтоб не шибко вырубали и осваивали.
ВАСИЛИЙ ГЕОРГИЕВИЧ. То есть русское разгильдяйство – это положительное качество?
МАРИЯ ТИМОФЕЕВНА. Я этого не говорила. Но оно оказалось полезно для сохранения практически нетронутым такого куска планеты, что другим народам осталось только завидовать.
ВАСИЛИЙ ГЕОРГИЕВИЧ. Широка страна моя родная… А нам-то какая с этого польза?
МАРИЯ ТИМОФЕЕВНА. Бог знает. Он всё знает. И учит нас – любить свою страну духовно, но не привязываться материально.
ВАСИЛИЙ ГЕОРГИЕВИЧ. Ох, Марьтимофевна, в своё время вас с этими вашими мыслями могли в эту самую Сибирь послать, да безо всякого материального обеспечения…
МАРИЯ ТИМОФЕЕВНА. А в своё время у меня таких мыслей и не было… просто работала, как все. А сейчас, когда уже седьмой правитель в телевизоре, начинаешь как-то задумываться…
ВАСИЛИЙ ГЕОРГИЕВИЧ. Есть такая пословица: на Бога надейся, а сам не плошай. Это мы, простые люди, вынесли на своих плечах войну, победили Гитлера, подняли страну из разрухи, в космос полетели, наконец! Сила духа русского народа столь велика… 
МАРИЯ ТИМОФЕЕВНА. Вот именно – духа! А дух – это что такое? То-то и оно…

Входит Лёня.

ЛЁНЯ. Вы тут всё о духе? Гляньте в телевизор! Там наш великий народ от нашей великой армии Белый Дом защищает!
МАРИЯ ТИМОФЕЕВНА. Неужели опять Гражданская война?
ВАСИЛИЙ ГЕОРГИЕВИЧ. Да не дай Бог! Тогда не то, что по карточкам… а вообще ничего не будет!
МАНЯ. А что случилось-то? Я ничего не понимаю!
ЛЁНЯ. Да вот, говорят, Советского Союза не будет, республики хотят отделиться, жить самостоятельно… Ну, и Горбачёв готовит проект закона или чего у них там – всех распустить!
НИНА. Да разве можно так – всех распустить?! Что ж тогда от страны останется?
ЛЁНЯ. А разве можно их силком удерживать?
ВАСИЛИЙ ГЕОРГИЕВИЧ. А закон? А Конституция?
ЛЁНЯ. Вот по Конституции они как раз и имеют право.
ВАСИЛИЙ ГЕОРГИЕВИЧ. Да мы за них кровь проливали! От фашистов освобождали! Производство им развивали!
ЛЁНЯ. Да ведь насильно мил не будешь, как говорят…
МАНЯ. Так может, если хотят отделиться – пусть отделяются?
ВАСИЛИЙ ГЕОРГИЕВИЧ. Как отделяются? У нас же с ними даже границ нет!
МАРИЯ ТИМОФЕЕВНА. Ну, колючку натянуть у нас быстро могут…
ЛЁНЯ. Пожалуй, надо пойти посмотреть, что происходит на самом деле! (Надевает куртку.)
НИНА. Не совался бы ты туда, Лёня!
ЛЁНЯ. Почему?
НИНА. Опасно же…
ЛЁНЯ. Не думаю, что очень опасно… Но когда история творится на наших глазах… Неужели мы, как страусы, головы в песок прятать будем?
НИНА. Когда творится история… рядом находиться не рекомендуется.
ЛЁНЯ. Тогда она сотворится без нас. И не для нас.
НИНА. Лёня, не ходи…

Нина смотрит на Лёню. Она боится за него, но не может ему этого сказать.

ВАСИЛИЙ ГЕОРГИЕВИЧ. Пусть идёт! Настоящий мужчина не должен бояться посмотреть правде в глаза.
МАРИЯ ТИМОФЕЕВНА. Меняется всё, на глазах меняется… Что-то не по себе мне…

Лёня уходит на улицу.

 

Сцена 14

Раннее утро. Никого не видно. Вдруг слышится голос Нины:

НИНА. Марьтимофевна! Марьтимофевна! Марьтимофе-е-евна!!!

Нина выбегает из комнаты, хватает дрожащими руками трубку телефона, набирает на диске 03.

НИНА (в истерическом состоянии). «Скорая»? Приезжайте скорее, тут человеку плохо… бабушка… не знаю, шестьдесят, наверное, или нет, больше… ну, не знаю, это не моя бабушка… какая разница, чья бабушка… наша бабушка… Вы приедете? Не знаю… не шевелится, не дышит… не отвечает… глаза? Глаза открыты… приезжайте быстрее… да приезжайте же скорее… Адрес? Улица Красноказарменная…

Нина сползает на пол и сидит около телефона, закрыв лицо руками. Трубка свисает рядом. Из комнат в коридор выходят все жильцы. Через какое-то время слышится сирена подъезжающей машины «Скорой помощи».

 

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ 

Сцена 1

Кухня. За столом сидят Нина, Кира, Маня, Лёня, Василий Георгиевич. Все в тёмной траурной одежде. На столе отдельно стоит рюмка водки под кусочком чёрного хлеба. 

ВАСИЛИЙ ГЕОРГИЕВИЧ. Бывают же такие люди… Живёшь рядом, живёшь, вроде простой человек, как все мы… А потом оказывается, что человек-то незаурядный, удивительный человек рядом с тобою жил… и только потом это понимаешь…
МАНЯ. Жаль, я совсем недолго её застала.
НИНА. Пусто как…
ВАСИЛИЙ ГЕОРГИЕВИЧ. Эх, я-то теперь следующим пойду…
КИРА. Это вы бросьте такие мысли! Вы, Васильгеоргич, ещё о-го-го какой молодец!
ВАСИЛИЙ ГЕОРГИЕВИЧ. Да… А видала б ты меня, когда мы в блокаде сидели, в Ленинграде-то. Я совсем пацаном был… Вот тогда точно скелет-скелетом ходил, смотреть не на что… да мы все такие были… А на крышах всё равно дежурили, зажигалки тушили… бомбы такие зажигательные немцы с самолётов сбрасывали, чтобы город поджечь, а мы, сами еле живые, их на крышах тушили…
КИРА. Небось думали тогда, что не выживете?
ВАСИЛИЙ ГЕОРГИЕВИЧ. Кто думал, что не выживет, те и не выжили. А мы упрямые были, мы с друзьями соревнования устраивали, кто больше бомб этих потушит. У нас бочка с водой на крыше стояла, так мы эту зажигалку железными щипцами хватали, и в воду… Нас даже досада брала, когда не на нашу крышу бомба падала, и другие ребята больше тушили… Вот так… Мы и опасности толком не понимали, только есть всё время хотелось, и… мёртвых много было… хотя и к этому тоже в конце концов привыкаешь…
КИРА. Но вас же должны были эвакуировать!
ВАСИЛИЙ ГЕОРГИЕВИЧ. Когда эвакуация началась, детей, конечно, в первую очередь вывозили, но без родителей. А моя мама меня не отдала, сказала, что если вместе уехать нельзя, тогда мы вместе останемся… И остались. А потом мы узнали, что тот эшелон с детьми немцы разбомбили… Тогда многие мои одноклассники погибли…
КИРА. Получается, мама спасла вас, не отпустив из этого пекла…
ВАСИЛИЙ ГЕОРГИЕВИЧ. Получается, так. А в школе из оставшихся у нас организовали группу самообороны. За светомаскировкой окон следили, бутылки по квартирам собирали, из них потом для фронта гранаты самодельные делали, зажигательной смесью наполняли. Ну и, вот, на крышах дежурили… Моя первая медаль была – «За оборону Ленинграда»…

Входит Гена.

ГЕНА. Поминаете? Это правильно. Хороший был человек, надо помянуть. Ну-ка, и мне плесните. (Ему наливают, он выпивает рюмку водки.) Кстати, Васильгеоргич, Ленинград-то скоро опять в Санкт-Петербург переименуют!
ВАСИЛИЙ ГЕОРГИЕВИЧ. Да ладно, не может быть.
ГЕНА. Точно-точно, уже вовсю обсуждают.
ЛЁНЯ. Пока только обсуждают. Солженицын вообще предлагает назвать на русский манер – Свято-Петроград. Так этот город ещё никто не называл.
ВАСИЛИЙ ГЕОРГИЕВИЧ (возмущённо). Да нет, это же чушь какая-то! А блокаду Ленинграда что, тоже переименуют?
ГЕНА. Блокаду – вряд ли. А вот Ленин стране как-то разонравился.
ВАСИЛИЙ ГЕОРГИЕВИЧ. Сталинград уже переименовали, теперь Ленинград переименуют, а что от истории-то нашей останется?
ГЕНА. Ну, что-нибудь, да останется.
ВАСИЛИЙ ГЕОРГИЕВИЧ. Докатились! В стране есть нечего, а они таблички менять взялись!
ГЕНА. Нин, можно тебя на пару слов?
НИНА (подходит к нему). Ну?
ГЕНА. Ты как? Не надумала ещё?
НИНА. Чего не надумала?
ГЕНА. Замуж – не надумала?
НИНА. Это за тебя, что ли?
ГЕНА. За меня.
НИНА. Нет, не надумала. (Отворачивается от него.)
ГЕНА. А ведь у Тимофевны из родственников никого…
НИНА. И что с того?
ГЕНА. Так пропадёт комната-то.
НИНА. Ну и пусть пропадает.
ГЕНА. Где жить-то будешь?
НИНА. Да уж где-нибудь буду.
КИРА (подходит). Что вы всё заладили про комнату? Поговорить не о чем? Только человека не стало, сразу все тут как тут!

Гена уходит, Лёня берёт гитару, начинает петь:

Господь приходит вечером,
За пять минут до сна.
И с вечности доверчиво
Спадает пелена,

Когда Он молча слушает
Обрывки мыслей, фраз…
И нас, в обнимку с душами,
Он видит без прикрас.

Припев:
Святое равновесие… 
Небесный окоём…
Качает ветер лесенку 
На дереве моём…
Как будто чья-то песенка 
С моею в унисон…
Ах, если бы, ах, если бы…
Ах, если это сон…

Тогда, забыв про хлопоты,
Про быта дребедень,
Спросить ты можешь шёпотом:
«Как прожил я Твой день?»

И, мужественно выслушав
Ответ Его сполна,
Уснёшь… И, слёзы высушив,
Сомкнётся тишина…

Припев.

Господь приходит вечером,
За пять минут до сна.
И с вечности доверчиво
Спадает пелена…

Душа вздохнёт безропотно,
Почуяв благодать,
И крыльями захлопает,
Летя Его обнять.

Припев.

Маня уходит. Кира придвигается к Нине.

КИРА. Как ты в самом деле-то дальше будешь?
НИНА. Пока поживу в комнате Марьтимофевны.
КИРА. Так выгонят же.
НИНА. Ну, найду что-нибудь ещё. В конце концов, и правда в Ярославль уеду, к родителям. Почему бы и нет? Или работу найду, сниму жильё.
КИРА. А учёба?
НИНА. Переведусь на заочное.
КИРА. Жалко же.
НИНА. Жалко. А что делать?
КИРА. Я, конечно, могла бы поговорить со своей тёткой, но, думаю, это не выгорит… Да и ты так жить не сможешь… Мне самой там – не сахар… Клара Петровна абсолютно во все дела нос суёт. Всё ей расскажи да объясни… Потом матери письма строчит. Как представлю, что она там сочиняет… А сама всё пытается из меня личного врача сделать. То там у неё тянет, то тут скрипит, то здесь ёкает… И не вздумай чего поперёк сказать.
НИНА. Да уж, вот такая она, Москва…

Вдруг Василий Георгиевич охает,  хватается за сердце и начинает медленно сползать со стула.

КИРА (бросается к нему). Васильгеоргич! Что с вами? (Подхватывает его, пытается поднять, потом укладывает на пол.) Нина, звони в Скорую!

Нина бежит в коридор звонить по телефону.

НИНА. Скорая? Приезжайте скорее, человеку плохо! Мужчина… возраст… шестьдесят, вроде… не знаю… кажется, с сердцем плохо, головокружение…
КИРА (с ужасом). Губы посинели… сознание теряет…
НИНА (в трубку). Сознание теряет… Адрес… улица Красноказарменная… Приезжайте скорее, у него губы синеют!
КИРА. Господи, что ж такое-то сегодня?
НИНА. Да разве ж только сегодня? Хорошо, хоть танки из Москвы ушли.
КИРА. Да какие танки?!… Васильгеоргич, вы меня слышите?

В кухню входит Гена.

КИРА. Леня, Гена, помогите перенести его на постель.
ГЕНА (испуганно). Что это с ним?
КИРА. Да вот, наверное, сердце… мы Скорую уже вызвали…
ЛЁНЯ. Давайте-ка, аккуратненько…

Лёня и Гена переносят Василия Георгиевича в его комнату. В дверь звонят. Входит врач Скорой помощи. Кира проводит её в комнату больного. Лёня и Гена расходятся, Нина остаётся на кухне. Через какое-то время врач и Кира выходят из комнаты.

ВРАЧ. Сейчас всё в порядке. Я его уколола. Но за ним надо следить. Вы родственники?
НИНА. Мы соседи. 
ВРАЧ. Жаль. Может потребоваться госпитализация… если улучшения не будет…
КИРА. Я послежу. Я могу дать лекарство.
ВРАЧ. Вы медсестра?
КИРА. Учусь на медсестру.
ВРАЧ. Хорошо. Пусть пока лежит, ему нельзя волноваться.
КИРА. А что с ним?
ВРАЧ. Инфаркта нет, а давление высокое… У вас есть аппарат для измерения давления?
КИРА. Да, я у него видела…
ВРАЧ. Тогда часа через два измерьте давление. Если высокое, вызывайте нас. Или если сознание затуманенное будет.
КИРА. Хорошо.
ВРАЧ. А вообще надо идти в поликлинику и лечиться по-хорошему.
КИРА. Я скажу ему.

Врач уходит.

НИНА. Ты что, правда будешь сидеть его караулить?
КИРА. Ну, надо же человеку помочь… Глупо пережить блокаду, чтобы потом помереть только от того, что некому вовремя дать таблетку.
НИНА. А ведь обычно именно так и бывает…
КИРА. Буду считать это своей медицинской практикой.
НИНА (шутливо). А на экзаменах это учтут?
КИРА (улыбается). Вряд ли…
НИНА. Ну вот, ты уже улыбаешься… Это хорошо… А то я думала, тебе тоже медицинская помощь понадобится… Пойдём кофе выпьем перед бессонной ночью. Я тут прикупила по случаю. Давали по две банки в руки, так очередь была до самого парка.
КИРА. Тоже не спать собираешься?
НИНА. Мне реферат писать надо, заодно и за Васильгеоргичем присмотрим.
КИРА. Только бы тётка меня искать не надумала.
НИНА. А ты позвони, скажи, что у подруги.
КИРА. Утром скажу. Иначе она сюда с инспекцией явится. А я этот адрес держу в тайне, ради вашего спокойствия.
НИНА. Что, она такая мегера?
КИРА. Да нет… то есть мегера, конечно, но… самое ужасное, что она всегда права… ну, абсолютно всегда… и это совершенно невыносимо.

 

Сцена 2

Кухня. Лёня с гитарой и Нина.

НИНА. Ну и зачем тебе надо было бежать на эти баррикады?! Там же люди погибли!

Её взгляд красноречивее слов. Она боится его потерять.

ЛЁНЯ. Если бы люди не вышли на защиту Белого Дома, неизвестно вообще, чем бы дело закончилось!
НИНА. А сейчас – известно, чем дело закончилось?
ЛЁНЯ. Ну, танки, по крайней мере, ушли…
НИНА. А что дальше будет?
ЛЁНЯ. Не знаю…
НИНА. А правда, что республики будут отделяться?
ЛЁНЯ. Правда.
НИНА. И что же со страной будет?
ЛЁНЯ. Сложно сказать. Но пока что – вот она, вся у нас под ногами…
НИНА. Ещё скажи – «у наших ног»! А с Нового года обещают цены отпустить…
ЛЁНЯ. Да, теперь у нас рыночная экономика будет…
НИНА. Это получается – назад, к капитализму?
ЛЁНЯ. Почему же – назад?
НИНА. Потому, что нам всю жизнь объясняли, что социализм – это лучше капитализма, справедливее, и так далее.
ЛЁНЯ. Конечно, справедливее, когда всё по карточкам. Но так же нельзя. Нельзя, когда всё под запретом! Когда-нибудь такая система просто взорвётся изнутри.
НИНА. А что под запретом?
ЛЁНЯ. Да всё! И бизнес, и книги, и фильмы, и музыка… Всё с оглядкой на цензуру, на то, как на это посмотрят «сверху»…
НИНА. Так ведь не под запретом, а под контролем.
ЛЁНЯ. А в чём разница? Мы же не дети, мы сами можем выбирать! А теперь, смотри, холодная война закончилась, железного занавеса нет, с Америкой мы дружим, с Европой тоже, можно за границу ездить! Это же потрясающе! Совершенно другая жизнь наступает!
НИНА. Кто знает, может быть, ты и прав…
ЛЁНЯ. Кстати, по поводу заграницы... Мы с ребятами собираемся в Париж отправиться.
НИНА. Зачем?
ЛЁНЯ. Ну, во-первых, просто посмотреть… И выступать будем.
НИНА. Правда? А это можно?
ЛЁНЯ. Теперь всё можно. Мы уже загранпаспорта оформили.
НИНА. Ух ты, поздравляю!
ЛЁНЯ. Да, Нин, и у меня к тебе просьба…
НИНА. Какая?
ЛЁНЯ. Пока меня не будет… Там, у меня в комнате, на подоконниках, цветы… много цветов… они редкие, понимаешь?
НИНА. Не совсем…
ЛЁНЯ. Ну, я хочу тебя попросить…
НИНА. О чём?
ЛЁНЯ. Поливать их.
НИНА. Хорошо, можно их на кухню вынести, я полью.
ЛЁНЯ. Нет, нет, на кухне другой микроклимат, так не годится. А за ними следить надо, чтобы земля не пересыхала…
НИНА. Тогда оставляй ключ. Зайду, полью.
ЛЁНЯ. Нет, этого мало…
НИНА. Так что надо-то?
ЛЁНЯ. Я бы хотел, чтобы ты жила в моей комнате.
НИНА. То есть как?
ЛЁНЯ. Я тебе оставлю ключи, и ты будешь жить в моей комнате, когда я уеду.
НИНА. Но я же могу жить в комнате Марьтимофевны?
ЛЁНЯ. Это ненадёжно. Тебя могут выпроводить в любой момент…
НИНА. Да, могут…
ЛЁНЯ. И тогда некому будет поливать цветы…

Он смотрит на неё, и понятно, что не в цветах дело.

НИНА. Да…
ЛЁНЯ. А я очень хочу, когда вернусь, застать тебя… то есть цветы в полном порядке.
НИНА. Так меня или цветы?
ЛЁНЯ. Тебя. И цветы. Я не хочу, чтобы тебя выселили…
НИНА. Ведь тогда некому будет поливать цветы?
ЛЁНЯ. Правильно.
НИНА. Тогда можно попросить Маню. Её уж точно никто не выселит.
ЛЁНЯ. Мане не до того. И потом, я же не могу договариваться с вами обеими. Ведь если вы обе случайно польёте цветы, они могут погибнуть.
НИНА. Какой ужас!
ЛЁНЯ. Да. Так ты согласна?
НИНА. Поливать цветы?
ЛЁНЯ. Да. И жить в моей комнате.
НИНА. Ну… почему бы и нет?
ЛЁНЯ. Вот и договорились!
НИНА. А когда ты вернёшься?
ЛЁНЯ. Пока не знаю. Визы будем оформлять на месяц. Можешь спокойно клеить у меня свои макеты.
НИНА (удивлённо). Спасибо.

Нина уходит к себе. Из-за двери выглядывает Маня.

МАНЯ. А ты не так прост, как я погляжу! Ну и чего было не сказать прямо, что ты влюблён и жить без неё не можешь? И если не застанешь её здесь, когда вернёшься, выбросишься в окошко вместе с цветами, а?
ЛЁНЯ. А подслушивать – нехорошо! И вообще – иди давай! (Заталкивает Маню в её комнату, уходит к себе.)

Нина выходит из комнаты Марьтимофевны, прижимая к груди икону.

НИНА. Маня!
МАНЯ (выходит). Что?
НИНА. Марьтимофевна тебе хотела оставить, ты возьми… (Передаёт ей икону.)
МАНЯ. Нет, ну чего ты… Я же совсем… ну, недостойна я…
НИНА. Это не от меня, – от неё. А с ней уже не поспоришь. Ты только верь, и она поможет, вот увидишь…

 

Сцена 3

Спустя несколько дней. Звонок в дверь. Нина бежит открывать. На пороге Кира, в руке у неё сумка с продуктами.

КИРА. Васильгеоргич не просыпался?
НИНА. Вроде нет.
КИРА. У нас продуктовые заказы разыгрывали, мне повезло, вот купила гречку, макароны, тушёнку…
НИНА. Красота!
КИРА. Сейчас пир на весь мир устроим!
НИНА. А тётка тебя не прибьёт?
КИРА. Она не знает. Я ей сказала, что ночую у подруги, что мы к зачёту готовимся.
НИНА. Ты уже две недели «к зачёту готовишься»…
КИРА. Зато Васильгеоргич на поправку идёт. А ещё я устроилась подрабатывать медсестрой, а то денег совсем не осталось…
НИНА. Когда ж ты учиться будешь?
КИРА. Буду совмещать теорию с практикой.
НИНА. Тяжеловато…
КИРА. Прорвёмся!

В кухню входит Василий Георгиевич.

ВАСИЛИЙ ГЕОРГИЕВИЧ. Кирочка, ты совсем себя не бережёшь!
КИРА. Я вас берегу, Васильгеоргич!
ВАСИЛИЙ ГЕОРГИЕВИЧ. Нечего меня беречь, не рассыплюсь! Я, знаешь, какой крепкий? Железобетон!
КИРА. Ой уж!

Нина уходит. В кухне остаются Кира и Василий Георгиевич. Кира что-то готовит, Василий Георгиевич сидит за столом.

ВАСИЛИЙ ГЕОРГИЕВИЧ. Кира, право же, не хлопочите так обо мне, я уже отлично себя чувствую.
КИРА. Я знаю.
ВАСИЛИЙ ГЕОРГИЕВИЧ. Вы забросили все свои дела!
КИРА. Успеется.
ВАСИЛИЙ ГЕОРГИЕВИЧ. Мне неловко перед вами.
КИРА. Васильгеоргич, вы же перешли  со мной на «ты».
ВАСИЛИЙ ГЕОРГИЕВИЧ. Я волнуюсь. А когда я волнуюсь, то буквально всех на «вы» называю.
КИРА. Что же вы так волнуетесь? Вам нельзя волноваться.
ВАСИЛИЙ ГЕОРГИЕВИЧ. Это хорошее волнение. Когда мужчина волнуется рядом с красивой девушкой – это полезно. Вот когда уже не волнуется, тогда плохо…
КИРА. Ну, тогда я спокойна за ваше здоровье.
ВАСИЛИЙ ГЕОРГИЕВИЧ. Да, моё здоровье целиком в ваших нежных руках.
КИРА. Только что оно было железобетонное и пуленепробиваемое. Что-то изменилось?
ВАСИЛИЙ ГЕОРГИЕВИЧ. Да. То есть нет… Хотите, я вам расскажу о своём здоровье?
КИРА. Попробуйте.
ВАСИЛИЙ ГЕОРГИЕВИЧ. Вот я когда молодой был, да ухаживал за своей первой женой… А я тогда служил в Вологодской области… Так вот, до деревни, где моя зазноба жила, было от нашей части пятнадцать километров через лес. По дороге же вообще тридцать пять. Ну, я вечерком беру компас, карту, фонарь, и – на лыжах напрямки к ней.
КИРА. А разве можно было?
ВАСИЛИЙ ГЕОРГИЕВИЧ. Ну, с начальством я договорился. Обещал утром вернуться. Так вот, бегу по азимуту, а темнеет на глазах, иду с фонарём. Смотрю, справа тени какие-то мелькают… Присмотрелся – волки!
КИРА. Ужас какой!
ВАСИЛИЙ ГЕОРГИЕВИЧ. Но у меня же при себе табельное оружие, пистолет. Пальнул пару раз в сторону волков, вроде исчезли. Но я всё равно начеку, кобуру не застёгиваю. Так дошёл до реки. И вот тут дал промашку, не заметил, что она не подо льдом. Точнее, заметил, но поздновато… Когда с горы в неё прямо на лыжах съехал.
КИРА. Прямо в реку?
ВАСИЛИЙ ГЕОРГИЕВИЧ. Прямо в реку. А март стоял, вода ледяная. Вымок весь, но выкарабкался на берег и дальше на лыжах побежал, уже около километра оставалось. Там, у зазнобы моей, печка топилась, тепло, хорошо… Лёг я на печку, одежду сушиться разложил. И вдруг вижу – кобура-то расстёгнута, а пистолета в ней нет!
КИРА. А вам же ещё обратно идти, а там волки!
ВАСИЛИЙ ГЕОРГИЕВИЧ. Вот о волках-то я тогда начисто позабыл!
КИРА. А как же…
ВАСИЛИЙ ГЕОРГИЕВИЧ. Была беда пострашнее! Не мог я в часть без табельного оружия вернуться! Это ж трибунал! Вот и размышляю – где мог потерять?
КИРА. И где?
ВАСИЛИЙ ГЕОРГИЕВИЧ. Только в реке, пока там барахтался с расстёгнутой кобурой. Ну, одеваюсь, во что бог послал, и быстрее назад, к реке. Хорошо, вода прозрачная, как стекло! Да какое стекло, горный хрусталь, алмаз чистой воды! Ну, с фонарём захожу в воду, ищу…
КИРА. Она ж ледяная…
ВАСИЛИЙ ГЕОРГИЕВИЧ. А что делать? Лучше так дуба дать, чем без табельного оружия в часть вернуться. Уже по пояс зашёл, смотрю – лежит, красавец мой, на дне, блестит в свете фонаря. Пришлось опять с головой нырять, чтоб достать.
КИРА. И что потом?
ВАСИЛИЙ ГЕОРГИЕВИЧ. Потом назад, на печку, отогреваться. А к утру уже моя одежда подсохла более-менее, и – в обратный путь. И ведь даже простуды тогда не подхватил. Вот какое у меня здоровье!
КИРА. А что зазноба?
ВАСИЛИЙ ГЕОРГИЕВИЧ. Да что с ней будет? Поахала, конечно… Потом спиртом меня растирала. Так ночь и пролетела.
КИРА. А теперь где же она?
ВАСИЛИЙ ГЕОРГИЕВИЧ. В Череповце осела. Работу там нашла, не захотела со мной скитаться.
КИРА. А вы много ещё ездили?
ВАСИЛИЙ ГЕОРГИЕВИЧ. Много. И на Сахалине служил…
КИРА. Даже на Сахалине?
ВАСИЛИЙ ГЕОРГИЕВИЧ. Да, это уж с другой женой было. Тоже тогда жили в коммуналке, только в одной комнате с нами и тёща была, и двое детишек маленьких. И так меня этот неустроенный быт заел, сил уже больше никаких не было! Так что подал я рапорт на Сахалин, где жильё нормальное обещали, и уехал вместе с женой и детьми.
КИРА. А тёща?
ВАСИЛИЙ ГЕОРГИЕВИЧ. А тёща в коммуналке осталась.
КИРА. А на Сахалине – трудно жить?
ВАСИЛИЙ ГЕОРГИЕВИЧ. Э-э, туда ещё сначала добраться надо было. По железной дороге до Владивостока, потом на корабле. Припасы в дороге испортились, денег минимум. Разместили нас в каком-то трюме, там болтанка, морская болезнь, это ж Тихий океан, не что-нибудь… И вот, представь,  каждая волна – с многоэтажный дом, а кораблик наш – как щепка болтается. И такая раскачка – сперва долго-долго вверх, а потом долго-долго вниз… Ну, мы пластом, дети плачут… да… А что делать – добрались. А уж на самом Сахалине… Туда ведь раньше в ссылку ссылали, тюрьма это была…
КИРА. А вы добровольно…
ВАСИЛИЙ ГЕОРГИЕВИЧ. Так не от хорошей жизни. Дали нам домик небольшой, зато свой, отдельный. Отопление печное. Но зимой эту избушку так снегом заметало, что утром приходилось выбираться на улицу через форточку, расчищать дорожку к двери, а потом уже выходить на работу… А так – хорошо. Рыбу ловили, рыбы там в реках полно! Кета, горбуша, форель… а ещё корюшка, крабы… Ягоды собирали… И люди там добрые, задушевные… Ссылали-то до революции политических, а они образованные были, да и хозяйственные тоже…
КИРА. Удивительный вы человек, Васильгеоргич! И жизнь у вас удивительная!
ВАСИЛИЙ ГЕОРГИЕВИЧ. Да ладно, таких у нас миллионы!
КИРА. Нет, я вот смотрю на вас, вы же просто – человек-эпоха! И даже не в возрасте дело. Можно всю жизнь прожить, а ничего не увидеть, ничего не узнать…
ВАСИЛИЙ ГЕОРГИЕВИЧ. Хорошая вы девушка, Кира! Повезло мне вас встретить.
КИРА. И мне повезло.
ВАСИЛИЙ ГЕОРГИЕВИЧ (игриво). Ой, Кира, я ведь вот ещё немного, и прямо влюблюсь, как мальчишка!
КИРА. А вы и есть мальчишка. Я же вижу.
ВАСИЛИЙ ГЕОРГИЕВИЧ. Правда?
КИРА. Правда. Вы же совсем на свой возраст не похожи!
ВАСИЛИЙ ГЕОРГИЕВИЧ. Так уж и совсем?
КИРА. Так уж и совсем.
ВАСИЛИЙ ГЕОРГИЕВИЧ. Эх, был бы я помоложе, позвал бы вас замуж!
КИРА. Правда?
ВАСИЛИЙ ГЕОРГИЕВИЧ. Правда.
КИРА. А вы позовите!
ВАСИЛИЙ ГЕОРГИЕВИЧ. А если позову?
КИРА. Правда позовёте?
ВАСИЛИЙ ГЕОРГИЕВИЧ. Правда позову.
КИРА. А если я соглашусь?
ВАСИЛИЙ ГЕОРГИЕВИЧ. В самом деле?
КИРА. Да, в самом деле.
ВАСИЛИЙ ГЕОРГИЕВИЧ. Тогда я официально предлагаю вам руку и сердце!
КИРА. А я официально соглашаюсь.

Он обнимает её и целует в макушку.

ВАСИЛИЙ ГЕОРГИЕВИЧ. Ой, Кира, Кира, что же мы с вами творим! Пойду-ка я лучше чаю поставлю. (Уходит в свою комнату.)

 

Сцена 4

Звонок в дверь. Нина открывает. Заходит Клара Петровна, тётка Киры. 
Она настроена очень решительно.

КЛАРА ПЕТРОВНА. Здравствуйте, Кира здесь находится?
НИНА. Да, Кира у нас…

Клара Петровна быстро проходит в кухню, где натыкается на Киру, которая что-то готовит. Нина садится в уголок с книжкой, её почти не видно.

КЛАРА ПЕТРОВНА. Кира, что здесь происходит?
КИРА. Ничего. То есть я суп готовлю.
КЛАРА ПЕТРОВНА. Кира, я с ног сбилась! Я была в училище, я разговаривала с девочками, и мне сказали, что никаких зачётов не предвидится!
КИРА. Я пересдавала, у меня был хвост…
КЛАРА ПЕТРОВНА. У тебя не только хвост, у тебя ещё и язык, как помело! Того гляди рога вырастут! Где ты ночевала всё это время?
КИРА. Здесь…
КЛАРА ПЕТРОВНА. А говорила, что у Лены! А теперь посмотри, где эта Лена, и где это «здесь»! Что-то никак не умещается на одном пространстве! Если, конечно, не называть словом «у Лены» всю Москву!
КИРА. Если бы я имела в виду всю Москву, я бы сказала «у Ленина»…
КЛАРА ПЕТРОВНА. Не ёрничай, пожалуйста! А о том, что ты имела в виду, я бы вообще помолчала!
КИРА. Но Клара Петровна…
КЛАРА ПЕТРОВНА. Что – Клара Петровна? Что я напишу твоей матери? Про твой хвост?
КИРА. Про хвост не надо…
КЛАРА ПЕТРОВНА. А про что надо? Про твоего прохвоста?
КИРА. Какого прохвоста?
КЛАРА ПЕТРОВНА. У которого ты живёшь! Кстати, где он?
КИРА. Кто?
КЛАРА ПЕТРОВНА. Мужчина, у которого ты живёшь! Мне девочки всё рассказали! Всё! И адрес дали, они всё знают!
КИРА. Это что же надо было с ними сделать, чтоб они даже адрес дали, которого у них не было?
КЛАРА ПЕТРОВНА. Не важно. Важно, что ты здесь, и я выведу тебя на чистую воду, чего бы мне это ни стоило!

Из комнаты выходит Гена. Он слегка пьян.

КЛАРА ПЕТРОВНА. Ну, что я говорила? А вот и мужчина! Как в воду глядела!
КИРА. Это Гена.
КЛАРА ПЕТРОВНА. Очень приятно, Гена! А я Клара Петровна. Вы что, пьяны, Гена? А как же свадьба? Что мне написать матери бедной девочки?
ГЕНА. Какая свадьба, она же не хочет замуж!
КЛАРА ПЕТРОВНА. Как это не хочет?
ГЕНА. Ну, просто не хочет, и всё…
КИРА (бросается к нему). Гена, я передумала!
ГЕНА (ошарашено). Да?
КИРА. Да! (Обнимает его.)

Гена ничего не понимает, но объятия Киры ему нравятся, и он готов подыгрывать.

КЛАРА ПЕТРОВНА. Так вы собираетесь жениться?
ГЕНА И КИРА. Да!
КЛАРА ПЕТРОВНА. А заявление уже подали?
ГЕНА. Нет.
КЛАРА ПЕТРОВНА. Какой-то жених странноватый… Гена, вы здесь один живёте?
ГЕНА. Ой, один, совсем один… То есть нет, конечно… Ещё Васильгеоргич…
КЛАРА ПЕТРОВНА. Кто это?
КИРА. А это дедушка… его.
ГЕНА. И Маня…
КИРА (поясняет). Сестра.
ГЕНА. И Лёня…
КИРА (в том же духе). Брат.
КЛАРА ПЕТРОВНА. То есть вся эта квартира ваша?
ГЕНА. Ну, не совсем…
КИРА. Осталось одну комнату присоединить.
ГЕНА. В ЖЭКе сказали, что только после свадьбы.
КЛАРА ПЕТРОВНА. Так в чём же дело? Подавайте заявление. А лучше раза два или три, чтобы талонов в «Гименей» побольше получить… (Про себя.) Да нет, вполне приличный жених… (Гене.) Гена, вы мне нравитесь!
ГЕНА. Вы мне тоже. И медсестра, то есть Кира, тоже мне очень нравится!
КЛАРА ПЕТРОВНА. Кира, как ты могла отказывать такому жениху?
КИРА (пожимает плечами). Сама не знаю.

Из комнаты выходит Маня со своим чайником.

КЛАРА ПЕТРОВНА. Здравствуйте…
КИРА. Это Маня, сестра Гены. (Ускользает от Гены, за спиной Клары Петровны делает Мане знаки, чтобы та не отказывалась.)
МАНЯ (удивлённо). Здравствуйте…
КЛАРА ПЕТРОВНА. Маня, а вы замужем?
КИРА (не даёт Мане рта раскрыть). Ну, разумеется! Это же видно невооружённым глазом! (Взглядом показывает на Манин живот.)
КЛАРА ПЕТРОВНА. Это я вижу, я кольца не вижу…
КИРА. Какая глупость! У Мани токсикоз, отёчность, кольцо страшно мешает.
МАНЯ (входя в роль). Да, знаете ли, это так тяжело – носить все эти кольца, браслеты… Вы знаете, что такое токсикоз?
КЛАРА ПЕТРОВНА. Догадываюсь.
МАНЯ. Ну, так вы меня поймёте…
КЛАРА ПЕТРОВНА (Кире). Не очень-то она похожа на отёчную…
КИРА. Клара Петровна, вы её до беременности не видели…
КЛАРА ПЕТРОВНА. Ну, ладно… Видишь, Кира, приличные девушки сначала выходят замуж, а уж потом заводят детей.
МАНЯ (убеждённо). Я давно ей об этом говорю.
КИРА. Так я же, вроде, не беременна!
ГЕНА. Это мы исправим. (Пытается снова её обнять.)
КИРА (выскальзывает). Только после свадьбы!

Входит Лёня с чайником в руке.

КИРА. Это Лёня, брат Гены, я вам говорила!
ЛЁНЯ (удивлённо). Здравствуйте.
КЛАРА ПЕТРОВНА. Здравствуйте, Лёня! (Кире.) Какой симпатичный молодой человек! Кира, если тебе всё равно нравится эта квартира, то почему ты не выбрала другого брата?
КИРА. А… а он занят. Он женится на Нине, моей подруге. К тому же уезжает во Францию…

Лёня и Нина удивлённо переглядываются.

КЛАРА ПЕТРОВНА. Так женится или уезжает?
КИРА. Уезжает, потом женится. Нет, женится, потом уезжает. Ну, какой-то из этих двух вариантов точно правильный…
КЛАРА ПЕТРОВНА. Какая прелесть! Можно сыграть сразу две свадьбы! И веселее, и экономнее!

В кухню входит Василий Георгиевич, тоже с чайником.

КИРА. А это Васильгеоргич, я вам говорила…
КЛАРА ПЕТРОВНА (настороженно). А почему они все ходят со своими чайниками?
КИРА. А… они собираются разъезжаться… вот и привыкают…
КЛАРА ПЕТРОВНА. Разъезжаться? А зачем?
КИРА. Ну, чтобы отдохнуть друг от друга…
КЛАРА ПЕТРОВНА. Подождите, но тогда же квартира… жилплощадь… может пропасть! Ну, в случае чего… не дай бог, конечно…
КИРА. А что же, так и жить всем вместе, как в коммуналке?
КЛАРА ПЕТРОВНА. Ну, почему же, как в коммуналке? Они все такие дружные, это сразу видно!
КИРА. Нет, это уже решено, все разъезжаются.
ЛЁНЯ. А знаете, уже вышел закон о приватизации.
КЛАРА ПЕТРОВНА. О чём?
ЛЁНЯ. О приватизации. То есть скоро всё жильё будет принадлежать нам, простым людям. Его можно будет продавать, покупать, передавать по наследству!
МАНЯ. А земля – крестьянам…
КЛАРА ПЕТРОВНА. Нет, ну этого не может быть! Как это – продать квартиру? А где жить?
ВАСИЛИЙ ГЕОРГИЕВИЧ. А на какие деньги покупать? С января цены отпускают!
КЛАРА ПЕТРОВНА. Куда отпускают?
ЛЁНЯ. В свободное плавание. Рыночные отношения начинаются.
КЛАРА ПЕТРОВНА. Ужас какой! А про наследство – это хорошо, это правильно. Васильгеоргич, вам помочь? (Пытается помочь ему поставить чайник.)
ВАСИЛИЙ ГЕОРГИЕВИЧ. Спасибо, я справлюсь.
КЛАРА ПЕТРОВНА. Пойду напишу сестре, какая большая и дружная семья будет у Киры!

Уходит.

 

Сцена 5

Все соседи недоумённо смотрят на Киру.

ЛЁНЯ. Кира, что это было?
МАНЯ. Кира, кто это?
КИРА. А… Это моя тётя.
НИНА. И зачем было городить весь этот сумасшедший фарс с родственниками?
КИРА. Ребята, вы не понимаете…
ВСЕ ВМЕСТЕ. Не понимаем.

Василий Георгиевич выходит вперёд.

ВАСИЛИЙ ГЕОРГИЕВИЧ. Дело в том, что я имел честь сделать Кире предложение руки и сердца.
ВСЕ ВМЕСТЕ. Что?
КИРА. Мы хотим пожениться…
ЛЁНЯ. Ты с ума сошла?
ГЕНА. Вы оба с ума сошли! Ты же сказала, что выйдешь за меня!
КИРА. Я пошутила.
ГЕНА. Ничего себе шуточки! Я ж почти поверил!
КИРА. Извини.
ГЕНА. Нет, ну это несерьёзно! Вы же не можете пожениться!
КИРА. А почему нет? Почему? И вообще – какое вам всем дело?
ГЕНА. Какое нам всем дело?!
МАНЯ. Ну, знаешь ли!
ЛЁНЯ. Ты нас втянула в совершенно непонятное враньё! Это ужасно!
МАНЯ. Так что лучше объясни всё по-человечески!
КИРА. Ну, не могла я сказать тётке про Васильгеоргича. Она ж меня убьёт!
ГЕНА. И правильно сделает!
ВАСИЛИЙ ГЕОРГИЕВИЧ. Нет, не правильно! Я лично против!
ЛЁНЯ. Да мы и сами бы тебя в обиду не дали, но… зачем же так врать?
КИРА. Я испугалась…
ГЕНА. Да нет, это же невозможно!
КИРА. Почему же? Разница в возрасте? Но если мы любим друг друга!
МАНЯ. Да любите, сколько хотите… Зачем жениться-то?
КИРА. Традиция такая, знаете ли… И потом, когда будут дети…
ВСЕ ВМЕСТЕ. Дети?!
КИРА. А что? В браке бывают дети!
ГЕНА. Нет, ну вы точно сумасшедшие!
КИРА. Это неважно.
ЛЁНЯ. Всё равно не понимаю, зачем было нас втягивать в эти ваши амуры?
КИРА. Ну… я подумала… Пусть тётка сначала привыкнет, что я вообще собираюсь замуж…
МАНЯ. Допустим. Могла обойтись одним Геной. Малою жертвой, так сказать…
ГЕНА. Почему это сразу мною жертвовать?
МАНЯ. А какой тебе ущерб?
ГЕНА. Нет-нет, пусть все участвуют!
ЛЁНЯ. Вот ещё!

Соседи пожимают плечами и расходятся по комнатам. В кухне остаются Гена и Василий Георгиевич. Гена уже практически трезвый.

 

Сцена 6

ГЕНА. Васильгеоргич, вы же взрослый человек! Вы что, не понимаете, что она аферистка?
ВАСИЛИЙ ГЕОРГИЕВИЧ. Кира – не аферистка! Извольте выбирать выражения!
ГЕНА. Ах, да, у вас нежные чувства… Думаете, она вас тоже любит?
ВАСИЛИЙ ГЕОРГИЕВИЧ. Гена!
ГЕНА. А что – Гена? Я помочь вам хочу! Вы сейчас ничего вокруг себя не видите, с любовью вашей, а ей ведь только жилплощадь нужна!
ВАСИЛИЙ ГЕОРГИЕВИЧ. Кто бы говорил о жилплощади! На себя посмотрите!
ГЕНА. Вы это… вот не надо передёргивать… с больной головы на здоровую!
ВАСИЛИЙ ГЕОРГИЕВИЧ. Это ваша-то голова здоровая? Гена, вы же ничего не понимаете в человеческих отношениях!
ГЕНА. Я не понимаю? Это вы не понимаете! Ну не может нормальная девушка…
ВАСИЛИЙ ГЕОРГИЕВИЧ. Прекратите! Разобрались бы в своей жизни сначала!
ГЕНА. Я-то разберусь, не волнуйтесь! А Кира ваша пропишется сюда и знать вас забудет!
ВАСИЛИЙ ГЕОРГИЕВИЧ. Не ваше дело. Она сама решит.
ГЕНА. А может, наоборот, поможет вам в мир иной переехать! Тоже вариант! Чтобы долго не ждать.
ВАСИЛИЙ ГЕОРГИЕВИЧ. Это вы всё по себе судите, Гена. Жалкая у вас душа.
ГЕНА. Что вы, просто я реалист.
ВАСИЛИЙ ГЕОРГИЕВИЧ. Я тоже реалист. И повидал побольше вашего.
ГЕНА. И тем не менее – вот пропишет вам наша медсестрёнка снотворного побольше, чтобы до Второго Пришествия выспаться… А? Что тогда?
ВАСИЛИЙ ГЕОРГИЕВИЧ. Вы лучше о себе подумайте. А Второе Пришествие – не ваша забота… А даже если и так… Даже если так, как вы говорите, Гена… Я умру счастливым! Счастливым, Гена! Понимаете? Вам это чувство вообще знакомо, а? Не знакомо! Вас всё какие-то мыслишки гложут – то жадность, то зависть, то ревность, то похоть… А до нормальных человеческих чувств вы не доросли ещё! Не доросли!
ГЕНА. Господи, а ведь я помочь хотел… (Машет на него рукой, уходит к себе в комнату.)

Василий Георгиевич тоже уходит.

 

Сцена 7

Кира и Нина в комнате Марии Тимофеевны.

НИНА. Нет, правда, Кир, неужели тебе этот «Георгиевский крест» интересен? В смысле, как мужчина, а не приложение к жилплощади. Что ты на меня так смотришь? Ведь шито белыми нитками – брак фиктивный, для прописки. Но он-то живой человек, мужчина, опять же… искренне к тебе… Не жалко?
КИРА. Знаешь, Нина, а ведь и я на мужиков насмотрелась. Так вот этот – настоящий. Это ведь только с виду он – просто пенсионер. А на самом деле он удивительный, потрясающей души человек! И при всём при том – абсолютный мальчишка! Вот бывает же такое! Я и сама от себя не ожидала… кто бы мне сказал раньше, что так случится, я б не поверила…
НИНА. Любишь его?
КИРА. Уважаю. Очень. И жалею… что не встретила раньше.
НИНА. Да, таких теперь не производят…
КИРА. Таких – нам теперь самим воспитывать придётся.

К ним заходит Маня.

КИРА. Слышь, Маня? Чтоб воспитала настоящего мужика!
МАНЯ. А вдруг девка родится?
КИРА. Ну, тогда тоже настоящую!
МАНЯ (выдвигает живот вперёд). Вот сразу и расскажи ей… или ему… каким надо быть! А то, может, я чего в жизни не понимаю. (Смеётся.)
КИРА. Эх, тут с собой бы разобраться…
НИНА. Вот-вот!
КИРА. Мань, слушай, а тебя почему тлёй-то называют?
МАНЯ. А, это по фамилии. Кузнецова я.
КИРА (недоумённо). И в чём логика?
МАНЯ. Ну, вначале была, как положено, Кузнечиком… потом кто-то решил, что до Кузнечика я ещё не доросла. Так и стала Тлёй.
КИРА. Нет, ну какая же ты тля? Ты самый настоящий кузнечик.
НИНА. Нет, Маня, ты – кузнец. Кузнец своего счастья!
МАНЯ(гладя свой живот). Ну да, уже кую! Только и вы не отставайте, а то мне одной скучно будет.
КИРА. Ничего, мы догоним! Правда, Нин?
НИНА. Чего догоним-то?
КИРА. Ну, счастье это, женское.
НИНА. Скажешь тоже!
КИРА. Вот вы все не верите, а я счастлива!
МАНЯ. Знаете, а ведь и я счастлива.
НИНА. Ну ладно, уговорили, тогда и я с вами заодно!
КИРА. А ведь сказал кто-то умный: «Хочешь быть счастливым – будь им!»
МАНЯ. Точно!

 

Сцена 8

Все жильцы квартиры, и Кира в том числе, собрались в кухне, у каждого свои дела. Звонок в дверь. Нина открывает дверь, входит Клара Петровна, проходит в кухню. У неё в руках большая картонная коробка с тортом. 

КЛАРА ПЕТРОВНА. Здравствуйте, дорогие мои! Вот, решила забежать к вам, по-родственному, так сказать. Знаете, вы все мне очень, очень понравились! Я даже купила торт по этому случаю. Ведь я живу в Москве совсем одна, если не считать двух кошек… И вот, когда приехала Кира, у меня наконец-то появился человек, о котором я могу заботиться. Это хлопотно, конечно, да… но когда понимаешь, что ты кому-то нужен, кроме кошек… Это настолько замечательно… Когда я узнала, что Кира выходит замуж, я расстроилась, конечно… То есть, конечно же, я обрадовалась… за Киру… Но это так страшно – снова остаться одной… А потом я подумала – ну почему же одной? Ведь Кира будет жить недалеко, да ещё в такой прекрасной дружной семье… И всегда можно забежать в гости! Ну, какое уж тут одиночество? Правда?

Никто не знает, как реагировать, и надо ли поддерживать этот обман дальше, но напрямую высказаться никто не решается. Все смотрят друг на друга. Повисает неловкая пауза. В этот момент хлопает входная дверь. В квартиру входит молодая красивая девушка.Она ярко накрашена, одета соответственно. Девушка проходит в кухню и сразу повисает на шее у Гены.

ЮЛЯ. Генчик, милый, ты забыл у меня ключи. Я пришла тебе их вернуть… (Демонстративно передаёт ему связку ключей.)
КЛАРА ПЕТРОВНА. Кто это?
ГЕНА. Это… Юля, моя невеста.
ЮЛЯ (оборачивается, обводит взглядом присутствующих). Всем добрый день! (Заметно, что у неё во рту жевательная резинка.)
КЛАРА ПЕТРОВНА. Как? Ещё одна невеста?
ЮЛЯ (в недоумении оборачивается к Гене). Что значит «ещё одна»?
ГЕНА (испуганно). Нет, нет, просто одна, это у тёти в глазах двоится… Да, Юля, познакомься, это Клара Петровна, наша тётя.
ЮЛЯ. Здравствуйте, наша тётя… (Гене.) Ты мне зубы-то не заговаривай,  какая «ещё одна невеста»?
ГЕНА. Юля, ты всё не так поняла…

Юля поворачивается и обходит присутствующих, внимательно рассматривая всех, 
особенно девушек, особенно Маню с её животом.

ЮЛЯ (поворачиваясь к Гене, с вызовом в голосе). Я что, четвёртая в списке?
ЛЁНЯ (задумчиво). Если быть объективным, то да.
ГЕНА (в панике). Лёня, не наговаривай! Юля, он пошутил, правда пошутил!

Юля на глазах превращается в разъярённую тигрицу, ища взглядом, что бы тяжёлое взять в руку, чтобы убить Гену на месте. Берёт скалку, взвешивает её в руке.

ГЕНА (прячась за Лёню). Лёня, она меня убьёт! Лёня, скажи, что ты пошутил!
ЛЁНЯ (спокойным жестом останавливая Юлю). Юля, я пошутил.
ЮЛЯ. Про что конкретно?
ЛЁНЯ. Про четвёртую в списке. (После паузы, многозначительно.) На самом деле…
ГЕНА (падает на колени). Лёня! Не шути больше!
ЛЁНЯ. На самом деле вы у него первая, вообще первая, и он страшно волнуется. Ну, вы же сами видите.

Юля смотрит на него недоверчиво. Потом на остальных.

ЮЛЯ. А это кто?
ГЕНА (поднимаясь). Это мои соседи. Просто соседи. У нас коммунальная квартира. Большая коммунальная квартира. Я не имею к ним никакого отношения!
ЮЛЯ. А тётя?
ГЕНА. Это не моя тётя!
ЮЛЯ. А чья?
ГЕНА. Это её, Кирина тётя. Правда, Кира?
КИРА (со вздохом). Правда.
ЮЛЯ. А где твоя комната?
ГЕНА. Вот тут, пойдём, я покажу…
ЮЛЯ. Пошли! (Заглядывает к нему в комнату.) Ничё себе, какая помойка! Поехали ко мне!
ГЕНА. Поехали… поехали к тебе! (На ходу хватает с вешалки куртку, быстро идёт к входной двери.)

Гена и Юля уходят.

 

Сцена 9

КЛАРА ПЕТРОВНА (упавшим голосом). Так это правда? То, что всё это неправда?
КИРА. Простите, Клара Петровна, мы действительно... вас разыграли.
КЛАРА ПЕТРОВНА (удивлённо). Но зачем?!
КИРА. Так получилось…
КЛАРА ПЕТРОВНА. И ты не выходишь замуж за Гену?
КИРА. Нет.
КЛАРА ПЕТРОВНА. И Маня – не Генина сестра?
КИРА. Нет.
КЛАРА ПЕТРОВНА. А Лёня – не брат?
КИРА. Нет.
КЛАРА ПЕТРОВНА. И он не женится на Нине?
ЛЁНЯ. Женюсь.
КИРА. Вот… хоть в чём-то угадала...

Все смотрят на Лёню и Нину.

КЛАРА ПЕТРОВНА. Как вы сказали?
ЛЁНЯ. Я женюсь на Нине, если она не будет против.
КЛАРА ПЕТРОВНА. Ах, ну да, вы же едете в эту, как её, Францию… И вам нужен этот брак, чтобы вас выпустили из страны?
ЛЁНЯ. Нет. Это удивительно, но теперь не нужно жениться, чтобы выехать за границу. Железного занавеса больше нет. Я просто люблю Нину. Нина, я делаю тебе официальное предложение. Ты выйдешь за меня замуж?
НИНА (после паузы). Да. (После паузы.) И вовсе не потому, что мне негде жить.
КЛАРА ПЕТРОВНА (с детским удивлением). А почему?
НИНА. Потому, что он очень хороший человек… и я… я люблю его.

Они обнимаются.

КЛАРА ПЕТРОВНА (восторженно). Так чего же мы стоим? Режьте торт, наливайте, что у вас там есть… Горько!
ВСЕ ХОРОМ. Горько!

Нина и Лёня целуются. Маня и Кира режут пирог, наливают чай. 

ВАСИЛИЙ ГЕОРГИЕВИЧ. Клара Петровна, можно ещё минуту вашего драгоценного внимания?
КЛАРА ПЕТРОВНА. Да чего уж там? Валяйте!
ВАСИЛИЙ ГЕОРГИЕВИЧ. Клара Петровна, это может показаться вам странным… То есть это непременно покажется вам странным…
КЛАРА ПЕТРОВНА. Васильгеоргич, сегодня меня уже трудно чем-либо удивить.
ВАСИЛИЙ ГЕОРГИЕВИЧ. Но я попробую…
КЛАРА ПЕТРОВНА. Попробуйте.
ВАСИЛИЙ ГЕОРГИЕВИЧ. Клара Петровна, я официально прошу руки вашей племянницы.
КЛАРА ПЕТРОВНА. Кого руки?
ВАСИЛИЙ ГЕОРГИЕВИЧ. Вашей племянницы Киры.
КЛАРА ПЕТРОВНА (смеётся). Это вы опять меня разыгрываете?
ВАСИЛИЙ ГЕОРГИЕВИЧ. Нет, на этот раз всё серьёзно.
КЛАРА ПЕТРОВНА. Это вам кажется, что всё серьёзно. А что думает Кира?
КИРА (подходит к нему). А я согласна.
КЛАРА ПЕТРОВНА. С ума сошла?
КИРА. Нет.
КЛАРА ПЕТРОВНА. Впрочем, было бы, с чего сходить…
КИРА. Я правда люблю его.
КЛАРА ПЕТРОВНА. Ты любишь этого… э-э…(подбирает слова) уважаемого пожилого человека?
КИРА. Да.
КЛАРА ПЕТРОВНА. Так ему же, кроме сиделки, никто уже не нужен.
КИРА. У меня как раз подходящая специальность.
ВАСИЛИЙ ГЕОРГИЕВИЧ. Клара Петровна, я протестую. Я очень хорошо себя чувствую!
КЛАРА ПЕТРОВНА. Боже, какая застарелая инфантильность!
КИРА. Клара Петровна, вы не правы!
КЛАРА ПЕТРОВНА. А ты мне не поперечь! Что я напишу твоей матери?
КИРА. Что я выхожу замуж.
КЛАРА ПЕТРОВНА. Нет, ну я решительно ничего не понимаю!
ВАСИЛИЙ ГЕОРГИЕВИЧ. Успокойтесь, от вас никто этого не требует…
КЛАРА ПЕТРОВНА. Безумцы… Вы все безумцы!

 

Сцена 10

Свадьба. Полная квартира гостей. Кира и Нина в белых платьях. Василий Георгиевич в орденах, Лёня в костюме с галстуком.  То и дело произносятся тосты, кто-то кричит: «Горько», молодые целуются. Звучит музыка. Все танцуют.

 

Сцена 11

Прошло несколько месяцев. На кухне Маня с младенцем, Нина с большим животом и Кира. Вокруг узлы и коробки с вещами, приготовленными для переезда.

МАНЯ. Эх, девочки, и надо разъезжаться, и жалко как-то… А хорошо, что я в эту квартиру попала.
КИРА. Теперь у тебя совсем своя, отдельная будет, двухкомнатная.
НИНА. Женихов будет – только отбивайся!
КИРА. Ты смотри, за кого попало не выходи! Человек должен быть достойный! И чтобы красотульку нашу любил, как родную. (Заглядывает в конверт.)
МАНЯ. Да уж, как родную…
КИРА. А если что – звони, мы поможем!
НИНА. Точно! Ой, кстати, я тут тебе через знакомых достала. (Приносит из комнаты большой пакет.) Здесь ползунки, пелёнки, распашонки, да, вот и комбинезончик тёпленький, вам пригодится… (Передаёт Мане.)
МАНЯ. Спасибо, Ниночек! А ты сама-то как? Хотя… Знаешь, мы же всё равно это сносить не успеем, вырастем, так я тебе обратно привезу, чего деньги тратить!
НИНА. Привози, не откажусь. Потом Кире передадим.
МАНЯ. Кира, ты что, тоже?!
КИРА. А почему бы и нет? Вам же можно.
МАНЯ. А полковник-то боевой!
КИРА. О-го-го какой боевой! А вы не верили.

Звонок в дверь. Нина открывает, заходит пожилая женщина в пальто.

ПОЖИЛАЯ ЖЕНЩИНА. Здравствуйте. Это с вами мы меняемся?
НИНА. Видимо, да.
ПОЖИЛАЯ ЖЕНЩИНА. Очень хорошо! (Смотрит на девушек.) Ой, мамочки мои, сплошные мамочки!
НИНА. Да уж…
КИРА. Говорят, это заразно.
ПОЖИЛАЯ ЖЕНЩИНА. Ну, тогда разъезжайтесь, разъезжайтесь, а то не остановитесь… А хотя, деточки – это хорошо, очень хорошо. Это продолжение жизни, обновление, это святое! Мы уходим, они остаются… Я вот тоже с внучкой своею съезжаюсь, ей дальше жить…
НИНА. Как это – с внучкой?
КИРА. Вроде пара въезжает, муж с женой…
ПОЖИЛАЯ ЖЕНЩИНА. И двое детишек.
КИРА. Ну, мы детей не видели пока.
БАБУШКА. Увидите ещё… А я пойду комнаты посмотрю…
НИНА. Проходите, смотрите…

Бабушка заходит по очереди в разные комнаты.

ПОЖИЛАЯ ЖЕНЩИНА. Думаю, им понравится… Да, им понравится… Хорошая квартира.
НИНА. А вы в какой комнате будете жить?
ПОЖИЛАЯ ЖЕНЩИНА. Да в какой-нибудь небольшой, вот, в этой, например… (заходит в комнату Марии Тимофеевны) Уютно тут…
МАНЯ. Да, уютно…
ПОЖИЛАЯ ЖЕНЩИНА. Вот в эти выходные я перееду, а в следующие уже они заселятся… А то куда же мне одной-то двухкомнатная квартира? Надо внучке передать, пока время есть… Не всё же о себе думать…
КИРА. А почему вы только об одной внучке говорите?
ПОЖИЛАЯ ЖЕНЩИНА. А она у меня одна и есть. Сын у меня был… Вот он женился, девочку родили... А потом вдруг авария… погиб он, сын-то мой. А внучка осталась. Так Вера, невестка моя бывшая, второй раз замуж вышла. А почему бы и нет, дело молодое… Володя, муж её новый, человек хороший, ничего дурного не скажу. И дочку вторую она ему родила, Вера-то… И дай-то им Бог… Вот ради внучки и съезжаюсь с ними, чтобы жилплощадь не пропала.
МАНЯ. Это вы будете жить в одной квартире с новым мужем вашей бывшей невестки?
ПОЖИЛАЯ ЖЕНЩИНА. А что ж такого? Сына-то уже не вернёшь… Да и мне немного осталось…
КИРА. Вы так не говорите, вы себя наоборот настраивайте…
ПОЖИЛАЯ ЖЕНЩИНА. Да куда уж мне? Пожила я своё…
КИРА. Нет, так совсем нельзя, будете с внучкой общаться, радость вам будет…
ПОЖИЛАЯ ЖЕНЩИНА. Она хорошая девочка, вся в маму… И Володю папой уже называет…
МАНЯ. Ну, не переживайте, всё будет хорошо… обживётесь…
ПОЖИЛАЯ ЖЕНЩИНА. Это вы не переживайте, девчата, это вам волноваться нельзя… А моё дело стариковское…

Выходит Василий Георгиевич.

ВАСИЛИЙ ГЕОРГИЕВИЧ. Это что за стариковское дело?
ПОЖИЛАЯ ЖЕНЩИНА. Да вот, на молодых смотреть и молодость вспоминать…
ВАСИЛИЙ ГЕОРГИЕВИЧ. Ой, я вот как глянул на одну молодую, да потом как молодость вспомнил… даже жениться пришлось. (Обнимает Киру.)
ПОЖИЛАЯ ЖЕНЩИНА (всплёскивает руками). Да вы что?
ВАСИЛИЙ ГЕОРГИЕВИЧ. А то! Кто бы мне лет двадцать назад рассказал, я бы сам не поверил!
ПОЖИЛАЯ ЖЕНЩИНА. До чего страна докатилась! Совсем всё можно стало!
ВАСИЛИЙ ГЕОРГИЕВИЧ. Перестройка называется.
ПОЖИЛАЯ ЖЕНЩИНА. Перестройка… А страну-то и разменяли, как старую коммуналку… Собери её теперь!
ВАСИЛИЙ ГЕОРГИЕВИЧ. Да, старую уже не соберёшь. Теперь всё по-новому будет…
ПОЖИЛАЯ ЖЕНЩИНА. По-новому… Цены подскочили, а в магазинах совсем пусто стало. Ни сыра, ни колбасы, всё спозаранку разбирают…
МАНЯ. А мы вот в семь утра очередь занимаем, и успеваем всё купить.
ПОЖИЛАЯ ЖЕНЩИНА. Прямо-таки всё?
КИРА. Да, выкручиваемся, как можем… Берём сразу по восемь литров молока, ставим на простоквашу, потом творог делаем, сыр варим… и хорошо.
ПОЖИЛАЯ ЖЕНЩИНА. Сыр варите? А как это?
КИРА. Да я вам сейчас рецептик напишу, если надо.
ПОЖИЛАЯ ЖЕНЩИНА. Вот спасибо! А то я всё никак не приспособлюсь… ну, теперь-то лучше будет.
ВАСИЛИЙ ГЕОРГИЕВИЧ. Конечно, всё будет лучше, всё образуется. Уж если блокаду пережили, то уж очередь за молоком отстоять сумеем как-нибудь.
ПОЖИЛАЯ ЖЕНЩИНА. То-то и обидно, что блокаду пережили, а теперь опять нищие… Где она, страна-то наша?
ВАСИЛИЙ ГЕОРГИЕВИЧ. Не бойтесь, пробьёмся.
ПОЖИЛАЯ ЖЕНЩИНА. Нам-то чего уж пробиваться… А молодёжь жалко.
ВАСИЛИЙ ГЕОРГИЕВИЧ. Вот молодёжь новую жизнь и наладит. Правда, девчата?
НИНА. Ну… хочется верить.
ПОЖИЛАЯ ЖЕНЩИНА. Да, без веры ничего не сделаешь…
ВАСИЛИЙ ГЕОРГИЕВИЧ. Вера-то верой, а руками работать надо!

В кухню входит Лёня, подходит к Нине, обнимает её.

ЛЁНЯ. И головой… прежде, чем руками…
ВАСИЛИЙ ГЕОРГИЕВИЧ. А Лёня-то у нас скоро мировой знаменитостью станет!
ЛЁНЯ. Скажете тоже! Всего-то и съездил, что в Париж…
ПОЖИЛАЯ ЖЕНЩИНА. Неужели в Париж?
ЛЁНЯ. Да, теперь это просто.
ВАСИЛИЙ ГЕОРГИЕВИЧ. Его теперь и в Америку уже на гастроли зовут!
ПОЖИЛАЯ ЖЕНЩИНА. Да, повезло вам! Так вы давайте, не теряйтесь там, в Америке-то! Просите гражданство!
ЛЁНЯ (смеётся). Да зачем же мне американское гражданство?
ПОЖИЛАЯ ЖЕНЩИНА. А как же? Я знаю, сейчас многие уезжают. Говорят, жить там куда лучше!
ЛЁНЯ. Лучше-то оно лучше… А кто ж тогда здесь работать будет? Кто страну будет поднимать?
НИНА. Если мы уедем, кто тогда в нашей стране жить-то будет?
МАНЯ. И на каком языке наши дети будут говорить?
КИРА. Дети – ладно, научим… а внуки?
ПОЖИЛАЯ ЖЕНЩИНА. Ну, вам о внуках рановато ещё думать!
ЛЁНЯ. Не было бы поздно.
КИРА. А ведь двадцать первый век на носу!
МАНЯ. Даже не верится!
ПОЖИЛАЯ ЖЕНЩИНА. А вот в двухтысячном году конец света обещают. Как думаете? Сбудется?
ВАСИЛИЙ ГЕОРГИЕВИЧ. Глупости всё это! Какой конец света? Мы ещё только жить начинаем! Правда, девчата?
КИРА. Правда!
ПОЖИЛАЯ ЖЕНЩИНА. Ну, вам виднее…
ВАСИЛИЙ ГЕОРГИЕВИЧ. А вы чайку не хотите? У меня чайник горячий… Присаживайтесь.

Садятся за стол. 

ВАСИЛИЙ ГЕОРГИЕВИЧ. А что ж мы всё никак не познакомимся? Меня Василий Георгиевич зовут. А вас?
ПОЖИЛАЯ ЖЕНЩИНА. А меня Мария Тимофеевна.
ДЕВУШКИ ХОРОМ (изумлённо). Мария Тимофеевна?!
ПОЖИЛАЯ ЖЕНЩИНА. Да. А что? Чего это вы так всполошились?
МАНЯ. Да… у меня бабушку так звали…
НИНА. Хорошее имя…
КИРА. И сочетание редкое…
ВАСИЛИЙ ГЕОРГИЕВИЧ. Да… ну так что же вы? Чай-то наливать?

Девушки подходят и обнимают пожилую женщину.

ДЕВУШКИ ХОРОМ. Марьтимофевна! Как же нам вас не хватало!



ЗАНАВЕС







_________________________________________

Об авторе: ВИКТОРИЯ ТОПОНОГОВА

Родилась в Москве, окончила Литинститут им. А.М. Горького и МГГУ им. М.А. Шолохова. Автор 10-и книг стихов и прозы. Четырежды лауреат Международного литературного конкурса «Золотое перо Руси». Дипломант литературного конкурса МГО СПР «Лучшая книга 2008-2011» и «Лучшая книга 2012-2014». Лауреат литературного конкурса МГО СПР «Золотая осень» им. Сергея Есенина в 2013 г. Дипломант Московской областной литературной премии имени Роберта Рождественского в 2015 г. Стала победителем проекта-конкурса «Книга года: выбирают дети-2013» с книгой «Тайна Перелётных деревьев» (издательство «Речь»). Повесть «Семнадцать дней под небом» вошла в лонг-лист Международной детской литературной премии им. В.П. Крапивина и в лонг-лист Всероссийского конкурса «Книгуру» в 2017 году. Пьеса "Дети Переправиных" стала финалистом Конкурса на создание драматургического произведения в остросатирическом жанре, организованном Московским академическим театром Сатиры в 2015 г.скачать dle 12.1




Поделиться публикацией:
1 901
Опубликовано 24 июл 2019

Наверх ↑
ВХОД НА САЙТ