Редактор: Ольга Девш
(Иван Охлобыстин. Записки упрямого человека. Быль. – Москва: Издательство АСТ, 2019. – 384 с. – (Миры Охлобыстина)Когда в названии книги указано «Быль», пиар-ход работает безошибочно – оговорка привлекает читателя. Кто-то хочет понять, насколько она справедлива; кто-то стремится «из первых рук» узнать секреты известного человека. Популярностью Ивана Охлобыстина Господь не обидел. Мы его уже знаем в амплуа врача, актёра, священника – вот и литературную ипостась публичная персона примерила. Книга «Записки упрямого человека» у Ивана Ивановича уже не первая – не зря же вышла в издательской серии «Миры Охлобыстина».
Но как читатель может понять, правда перед ним или вымысел? Да никак. Какие-то вещи можно проверить в «Википедии», поискать по СМИ – но далеко не все. Остаётся надеяться на человеческое рацио и на подсказки, которые делает автор в тексте. Но что, если обещание «рассказать всю правду» – ещё большее лукавство, двойной блеф?..
Аннотация к сборнику коротких рассказов Ивана Охлобыстина (58 небольших текстов, сюжетно самостоятельных, якобы историй, непосредственно связанных с автором или случившихся с ним) упирает на исповедальность:
«В своей новой автобиографической книге знаменитый актёр, сценарист, писатель и священник, сделавший временный перерыв в служении, приоткрывает занавес – и пускает нас в свою гримёрку, где вперемешку лежат медицинский халат, церковное облачение, рокерская куртка и драные джинсы. …Героем этой и фантасмагорической, и вполне реалистической прозы выступает он сам! Кто перед нами?..».И вправду – кто перед нами, бесхитростный рассказчик или вдохновенный сочинитель? А кто вправе с такой уверенностью заявлять, что книга реалистическая, но фантасмагорическая? Только сам автор. Я полагаю, аннотацию к изданию написал Иван Охлобыстин. И совершенно точно он написал краткое вступление к книге «От автора», где заявляет:
«Нет задачи шокировать. Хотя…». Дальше становится ясно, что «хотя» победило. Задача у автора была шокировать, эпатировать, что он и в актёрстве очень любит. Это удалось настолько, что в процессе чтения я не смогла преодолеть чисто физического отвращения к писаниям Охлобыстина.
Во всех историях Охлобыстин подчеркивает, что они личностны и автобиографичны. До поры до времени с этим соглашаешься. Самая первая история «Бронзовые трубы» начинается так:
«Представляя в детстве своё будущее, я неизменно включал славу даже в самый аскетичный список». Далее идут картинки деревенского детства, перемешанные с видениями будущей красивой жизни и эпизодами зрелости. Скромностью герой-рассказчик не страдает:
«Вокруг меня засыпал огромный город, где каждый пятый знал меня в лицо, где-то в типографии печатались школьные дневники с тем же лицом на обложке, и в это же время популярный радиоведущий в прямом эфире вслух зачитывал присланные в СМС-сообщениях признания радиослушателей в любви ко мне. …Но отчего-то мне показалось, что слава – это не совсем то, к чему стремился мечтательный третьеклассник много-много лет назад». Это далеко не единственный пассаж Охлобыстина на тему своего величия, известности и пр. В них-то как раз веришь. Как и в подлинность затяжной бессонницы в рассказе «Инсомния», неоднократные упоминания о жене и детях, натуральность путевой заметки «Как мы с кумом ездили в Тамбов каратэ судить» или дачных будней.
Вполне жизненный семейный очерк «Папа» с эпиграфом из Северянина «Это было у моря» с подписью «Любимое стихотворение моего отца», при том, что, по словам автора, «гвардии полковник Иван Иванович Охлобыстин, человек столь же противоречивый, сколь и героический» не делился личными воспоминаниями с младшим сыном. Он не принимал участия в воспитании своих четверых детей от разных жен, общался с ними от случая к случаю. Поэтому факты, лёгшие в основу очерка, скомпилированы из личных воспоминаний Ивана и рассказов его старшего брата Николая. Среди них – то, что отец присутствовал на казни Берии и констатировал его смерть. Верить ли? Не знаю, но пусть. Может, актёру приятно так думать. Тон рассказа про папу скорее ёрнический, чем любящий или тёплый, а воспоминаний об отце и, кажется, мыслей о нём у Охлобыстина не так и много, но это естественно при описанном семейном раскладе.
Если бы все истории Охлобыстина были в таком же роде, вопрос о «были» не возник бы. Но среди них попадаются сюжеты странные и вот именно эпатажные. Из этой серии «Как я был миллиардером». Если верить рассказчику, он
«выиграл в «дурака» у арабского шейха Самира Ашрафа Абдель-Баки атомную подводную лодку… мне отдали деньгами». Это случилось в августе 1989 года и принесло Охлобыстину несколько лет долларового миллиардерства, память о котором жива и вещественна:
«банковские выписки до сих пор служат растопочным материалом на даче у тёщи». Некий Z, «в прошлом – офицер СВР», так мудро распоряжался вкладами, что приумножил капитал в разы. Но потом состоянию повредили ирако-кувейтские войны начала 1990-х: от вкладов остался миллион долларов с хвостиком. А затем Z проиграл остатки чужого вклада в казино и утопился. Не подозрительна ли такая литературно-внезапная кончина главного «свидетеля»?..
Но эта история – ещё цветочки. Есть в ней что-то от шального обаяния анекдотов «про новых русских», бешено модных в указанный период, и от наивной голливудской веры в то, что счастье человеку приносит миллион долларов. Наконец, она не вызывает рвотный рефлекс. Чего не скажешь о двух других историях, к которым я перехожу.
Новелла «Вкус. Откровенная брехня» настораживает уже названием. Эта армейская история Охлобыстина разыгралась, по его словам, осенью 1984 года под Ростовом-на-Дону на стрельбище. За провинность, о которой сказано туманно (
«я значительно превысил свои солдатские полномочия во время служебной командировки в один южный край» и всё), трёх солдат отправили дожидаться дембеля на стрельбище. «Каждую неделю полковой «уазик» завозил нам пять банок просроченной тушёнки, две буханки чёрного хлеба и пачку чая. Есть мы хотели ужасно». Всё это зримо из-за «робинзоновского» подсчёта буханок и банок и «портрета» армейской бесхозяйственности: стрельбище огорожено было падающим бетонным забором, подпёртым деревянными колышками. Не вызывает недоверия, что голодные солдаты разыскали в отдалении заброшенное сельское кладбище и сначала «смели» с могил поминальные конфеты и хлеб, а затем додумались ловить и готовить обитавших там собак. Что собакам в армии не везёт, я знаю не только от Охлобыстина. Но постепенно повествование переходит в стадию полной жести, и трудно сказать, «где кончается искусство и дышат почва и судьба». Трагифарс: солдаты отапливали вагончик колышками из-под бетонного забора, Андрей неловко вырвал один из них, и плита упала на него, оторвав парню руку и чудом не прибив самого. Охлобыстин побежал сообщать в часть, а Серега забил косяк, чтобы облегчить старания приятеля, и сам накурился. Когда Иван вернулся, Андрея увезли в медчасть, а
«…вдутый… до потери связной речи Серега кашеварил у костра перед входом в вагончик. Пережитое за это время потрясение и усталость лишили меня на время способности к критическому мышлению. Я поел от души…». Утром, естественно, оказалось, что Серега сварил, а Иван съел оторванную руку товарища. По этому поводу к ним приезжали «начальник штаба полковник Шаповалов и замполит подполковник Ожогин», страшно бранились, но решили не давать делу ход, «мотивируя возможной дикостью формулировки в рапорте». «Каннибалов» посадили на гауптвахту на трое суток, оттуда их и демобилизовали. Но Иван не ограничивается «дембелем» и нагнетает атмосферу, оценивая товарища на вкус – по мнению Сереги, как свинина, а по мнению рассказчика, как индейка. Из Ростова в Москву Ивана подвезли на иномарке знакомые бандиты, и в дороге он «прилагал все усилия, чтобы не думать о мясистой шее водителя, увешанной сразу аж тремя золотыми цепочками. К золоту я был тогда равнодушен». Что это, как не эпатаж?..
В постскриптуме Охлобыстин вроде бы стремится полностью уверить читателя в абсолютной правоте этого треша: рассказал историю жене, она сочла её смешной выдумкой, а потом приехал в гости Миша Б. (главарь тех самых бандитов) и рассказал этот случай своими словами.
«С тех пор эта история перестала нравиться моей возлюбленной», – кокетничает автор и запутывает существование очевидца формулировкой «Откровенная брехня» в заголовке. Нельзя не заметить и то, что Охлобыстин иллюстрирует «бывальщину» собственными чувствами – отнюдь не эмоциями-фантазиями, а вкусовыми реакциями. Смакует, в полном физиологическом смысле, отвратительную историю.
Но ещё страшнее и физиологичнее новелла «Предназначение»: она просто душит. Текст тоже начинается с «игры» с реальностью и личностью героя-рассказчика: «При воспоминании о некоторых событиях прошлых лет не оставляет ощущение, что всё это происходило не со мной… Однако жизнь превосходит любую самую изощрённую фантазию и преподносит нам столь невероятные сюрпризы, о которых и рассказать-то толком невозможно, не рискуя быть обличённым во лжи и сомнительных преувеличениях». Преамбула очень важна, так как дальше идёт треш уже запредельный. По сюжету, в 1999 году Охлобыстин попал на Балканы в съёмочной группе «уже не существующего канала ТВ 6» (эта оговорка из будущего сгущает ретроспективность текста и вставляет лишнюю детальку «за» достоверность). После суточного банкета рассказчик и «директор нашей съёмочной группы, в прошлом известный столичный букинист Аркадий Ш. … предложил съездить за двести километров от города в православный монастырь». Они приехали, водитель высадил их и сразу убрался. Монастырь был заперт, «паломники» пошли бродить и наткнулись на жилое подворье, откуда доносились взрывы. Сначала незваные гости сочли их праздником, но, перелезши через забор, нашли во дворе подростка в ещё свежей луже крови. Тут из дома двое мужиков в камуфляжных куртках вытащили женщину с явным намерением изнасиловать.
«Не знаю, где и как Аркаша успел найти в кромешном мраке вилы и лопату, но через минуту букинист перерубил этой лопатой одному из насильников позвоночник у основания черепа, а мне пришлось второму, с омерзительным хлюпом, вставить под подбородок вилы и, как сноп размокшего сена, скинуть его с женщины на землю». Рэмбо отдыхает!..
Дальше – больше. В окно дома герои увидели ещё троих негодяев – те пировали за одним столом с только что убитыми хозяевами дома, причём в описаниях трупов Охлобыстин не стесняется. Бандиты же их не заметили, так как в комнате орала музыка. Букинист с ножом и Охлобыстин с вилами ворвались в комнату.
«Помню, как сидевший ближе остальных преступник обернулся, и мне пришлось в его открытый рот воткнуть вилы… В то же самое время букинист умело (? – он в прошлом книготорговец или спецназовец?)
шинковал ножом другого подельщика… Куда делся третий, мы сразу и не поняли». Оба Рэмбо пустились за бандитом в погоню, вооружившись крестьянскими косами (вилы-то о череп погнулись), которую автор сравнивает с эпизодом голливудского триллера. Через час они настигли беглеца и располосовали. И только после этого «нас словно разбудили». Характерен диалог за сценой возмездия:
«— Давай ребятам рассказывать не будем, — осторожно предложил Аркаша.— Да, могут не понять, — последовал его примеру я». Эмоциональный фон новеллы Охлобыстин формулирует как «мрачное умиротворение, словно мы были привлечены кем-то бесконечно более значимым для выполнения страшной, но необходимой работы» (и рассуждает о том, что, возможно, таково и было его предназначение). Этим пассажем он придаёт поступку веса, а рассказу – убедительности. Автор находит историко-политическое обоснование происшедшему: в тот год бичом данной балканской страны были «орды дикарей из соседней карликовой державы», которые нападали на мирных жителей и порой уничтожали целые поселения. В деталях политики, в отличие от деталей возмездия, Охлобыстин скуден – желающему проверить придётся лезть в Википедию, учебники новейшей истории и СМИ, чтобы вычислить балканскую страну, карликовую державу и разгул преступности. Охлобыстин как будто заранее соглашается с теми, кто ему не поверит на слово: отсюда и отсылки к фантазиям, и напоминание, что жизнь богаче самой изощрённой игры воображения, и политическая подложка. Но… запредельность событий сама собой ставит вопросы то технические, то правовые, то психологические: даже если это и было, насколько вероятно признание на страницах многотиражной книги, если уговорились с товарищем молчать?.. А товарищ как это откровение воспримет?..
По-моему, это литературный эксперимент (не исключено, на основе фактов чужой биографии), но не достоверное воспроизведение пережитого. Может быть, Охлобыстина интересовала реконструкция чувств мстителя – не зря же на этом переживании сделан вербальный упор?.. Одним из ключей к пониманию книги выглядит фраза:
«Жизнь – это сказка, которую каждый пишет для себя сам». По книге «Записки упрямого человека. Быль» похоже, что она на существенную долю – сказка, написанная Охлобыстиным для себя и про себя. На сказание
сказки в сборнике указывает довольно странный текст «Самая Страшная Сказка»: в его зачине автор обещает рассказать публике «одну из семи Самых Страшных Сказок, когда-либо написанных рукой человека», в развитии – пугает перечислением смертей всех, кто послушал оную (и связывает события текста с реальностью – девушка, чудом избежавшая гибели, 54 года возглавляла Калужский краеведческий музей, где все эту историю знают и обожают рассказывать), и, наконец, переходит к обещанному: «Давным-давно…». Сказка на этом обрывается, потому мы все и живы. Вместо сказки перед нами авторская игра, интрига, позиционирование. Видимо, тем же самым, но в большем масштабе, следует считать весь сборник. Автор книги – конечно же, Иван Охлобыстин, единый во многих лицах – актёр, священник, рокер да ещё и литератор. Но вот «я», от лица которого ведутся рассказы, в значительной степени придуман либо преувеличен. Звенья цепочек, привязывающих байки к жизни, – литературные приёмы для придания пущей достоверности, ибо проза эта в большей мере художественная, чем автор готов признать, но весьма сомнительно художественная. Простите за каламбур.
скачать dle 12.1
