(О книге: David Foster Wallace. Infinite Jest // Little, Brown and Company, 2016. 20th anniversary edition)Почему нам всем очень нужно прочитать Дэвида Фостера Уоллеса
Никогда не думала, что начну свою статью с обыгрывания культовой фразы Мартина Лютера Кинга – но с тех пор, как я прочитала «Бесконечную шутку» Дэвида Фостера Уоллеса (1962 – 2008), у меня появилась мечта: перевести роман на русский язык самой, или хотя бы просто увидеть его переведённым.
Биография Уоллеса уже сама по себе интригует: она одновременно и воплощает в себе «американскую мечту», и в то же время странно похожа на историю Курта Кобейна. С одной стороны – траектория абсолютного успеха, нарратив, в котором как будто нет падений, а есть только одни победы и достижения. Первый роман, который Уоллес написал в качестве одной из двух дипломных работ в колледже, становится национальным бестселлером. Его вторая дипломная работа по модальной логике также отмечена особым призом, а скоро к нему приходит и слава одного из главных современных специалистов по Витгенштейну. Далее – учёные степени, работа в лучших колледжах и университетах страны. После «Бесконечной шутки» – безоговорочное признание и статус живого классика, главного наследника Томаса Пинчона.
По законам жанра от такой блестящей истории ожидаешь тёмной обратной стороны, и она действительно была: депрессия, клиники, электрошоковая терапия, амнезия, снова клиники, лекарства, алкогольная зависимость. В 46 лет он покончил жизнь самоубийством. Многое из этого угадывается в «Бесконечной шутке». В первой главе романа мы видим Хэла, одного из главных героев, во время собеседования в университете Аризоны. Подросток-вундеркинд с выдающимися лингвистическими способностями поражает энциклопедизмом своей речи. Его элегантные языковые конструкции и манера разговора поразительны – и тем удивительнее недоверие на лицах комиссии. И вдруг у Хэла начинается припадок – эпилепсия? нервный срыв? – и из судорожных, встревоженных переговоров мы узнаём, что все эти выразительные и красноречивые пассажи произносились Хэлом лишь мысленно. На самом деле его речь бессвязна и напоминает «нечеловеческие звуки».
Позже мы узнаём, что Хэл наркозависим, а эпизод в Аризонском университете – это, скорее всего, своеобразное повторение другого случая из его детства, когда он съел кусок плесени. Похоже, в структуре романа этот детский эпизод и дальнейшая судьба Хэла, в том числе его склонность к наркотикам, связаны друг с другом как причина и следствие – во всяком случае, Хэл безуспешно пытается объяснить приёмной комиссии, что с ним на самом деле всё в порядке, что он всё понимает, что способен думать, и то, что происходит – происходит потому, что он когда-то «это съел».
Это, впрочем, лишь догадка – восстановить историю жизни Хэла полностью читателю никогда не удастся. Из следующих глав романа (разрозненных и переключающихся на разных героев, временные отрезки, тональности и темы) мы узнаём, что он – подающий надежды теннисист, что он учился в Энфилдской Теннисной Академии, где и «подсел» на DMZ, некий рекреационный наркотик, возможно, изобретённый его отцом. Быть может, именно этот наркотик и разрушил сознание Хэла; быть может, – стресс, связанный с постоянной атмосферой соревнования, быть может – скорее всего – имелась какая-то другая причина. Вероятно, этот наркотик на самом деле спас его еще от чего-то еще более разрушительного. Все версии допустимы. В романе мы долгое время наблюдаем за Хэлом в период его учебы в Энфилде, но отрезок, непосредственно предшествующий собеседованию Хэла в Аризонском университете, в «Бесконечной шутке» опущен, и нам остается лишь догадываться о том, что превратило перспективного спортсмена и вундеркинда в неспособного говорить заложника собственного тела.
Действие романа, меж тем, происходит не в Америке, как можно было бы подумать, а в антиутопическом будущем государстве (для Уоллеса это было ближайшее будущее, для нас – недавнее прошлое). Канада, Мексика и США представляют собой единую страну, а часть территории на юго-востоке США превращена в огромную свалку. Главная черта этого нового общества – гротескный консьюмеризм, который в описании Уоллеса выходит далеко за рамки, например, Пелевина (которого Уоллес знал и читал) или Бегбедера. У Уоллеса это консьюмеризм в высшей степени, общество, где продуктом потребления стало абсолютно всё, даже само время: корпорации выкупают (или «субсидируют») право на названия лет, так что вместо 2008 года, например, в календаре значится «Год нижнего белья для взрослых», 2003 – «Год тестеров мыла «Дав» и так далее.
Помимо Теннисной Академии Энфилд, значительная часть романа разворачивается в Эннет-Хаусе, реабилитационной клинике для наркозависимых, где проходит курс лечения второй главный герой, Дон Гейтли. Жизнь Дона разворачивается по траектории, обратной Хэлу – бывший пользователь димедрола, он пытается восстановить свою жизнь и избавиться от зависимости. Загадочная кассета и цепочка знакомств, включающая бесконечных братьев и сестёр Хэла, каждый из которых тоже играет в романе важную роль, связывает его с Доном и с группировкой канадских сепаратистов.
Что за кассета и при чём здесь канадские сепаратисты? Здесь мы приходим к самому главному. Стержень, на который нанизываются все остальные элементы и слои романа – это фильм, «Бесконечная шутка», также упоминаемый в тексте как «Развлечение» и «самиздат» – фильм, снятый отцом Хэла, Джоном Инканденца (по одной из трактовок романа – специально для своего сына Хэла, в пандан с им же изобретенным наркотиком DMZ). Фильм «Бесконечная шутка» вызывает у зрителя тотальную зависимость, непреодолимое желание продолжать просмотр в ущерб любым другим человеческим потребностям – что неизбежно приводит к смерти зрителя (в книге описано, как некий атташе по медицине из Саудовской Аравии на протяжении нескольких суток продолжает смотреть этот фильм, не в силах оторваться).
Итак, канадские сепаратисты ищут кассету с оригиналом этого фильма, чтобы использовать его как средство борьбы с Северно-Американскими Штатами; Штаты, конечно, прилагают все усилия, чтобы помешать сепаратистам и не допустить распространения фильма. Кассета, как нам намекает Уоллес, может быть у кого-то из тех, кто связывает Хэла и Дона – но в каком звене она появилась и где и когда исчезает, мы так и не можем понять. Смутные воспоминания или намеки Хэла на сцену, где он держит в руках голову своего отца, и смутно припоминает, как что-то раскапывал на кладбище – единственный намек на монструозную версию, что оригинальная кассета с фильмом его отца была спрятана… в черепе отца. Ведь и само название «Бесконечная шутка» взято Уоллесом из реплики в шекспировском «Гамлете».
Упоминание «Гамлета» – одна из тысяч (и, скорее всего, я не преувеличиваю) подобных интертекстуальных отсылок в «Бесконечной шутке». Значительную часть романа составляют сноски (их более 300), а также сноски к сноскам – что делает «Бесконечную шутку» своего рода метатекстом, но не в постмодернистском смысле. Несмотря на то, что структура романа фрагментарна, хронология эпизодов намеренно разбросанна, многочисленные ссылки подрывают линейность процесса чтения и создают параллельные нарративы; несмотря на отсутствие даже не столько единой, сколько хотя бы логически обоснованной трактовки романа, «Бесконечная шутка» – это не роман с ризоматичной структурой, в семантике которой заложены бессмысленность поиска и бесконечность интерпретации. Об этом говорил в одном из своих интервью и Джонатан Франзен, укоряя некоторых современных писателей (в том числе и Пинчона) в намеренном обскурантизме, за которым скрывается пустота. В случае же Уоллеса, утверждает Франзен, сложность структуры и метатекстуальность не равнозначны интеллектуальному лабиринту – его роман имеет заданную телеологию, и обрывочность и внешняя несвязность текста – лишь отображение сложности того пути, по которому автор проводит своих героев и читателя.
Стилистическую природу прозы Уоллеса определяли как «новую искренность», «постпостмодернизм», «минимализм», «истерический реализм» и – мой самый любимый вариант – «трансгрессивная литература», термин, предложенный несколько лет назад Майклом Гринблаттом. Поэтому с одной стороны Фостер связан с Пинчоном, но с другой – и с писателями, которых еще недавно называли называли «субкультурными» – такими, как Уолш, Паланик, Эллис. Очень интересно то, что Фостер в каком-то смысле «легализирует» и выводит эту группу писателей из субкультурного статуса, и благодаря ему трансгрессивная литература выходит на новый уровень. Поиску собственной идентичности и пределов человечности, который ранее решался через более очевидные средства – такие, как простой метод открытия табуированных тем, – Уоллес придал больше тонкости и сложности, сочетая традиционные мотивы трансгрессивной литературы – психическая болезнь, социопатия, наркозависимость, жестокость – с более сложным поиском собственной идентичности в метафизическом смысле. Обрамляя этот поиск темой (анти)-глобализации, Фостер, по сути, написал о том, насколько сложнее в сегодняшнем мире не просто обрести себя, но продолжать ежесекундно быть собой в эпицентре урагана. И иногда, как в случае Хэла, обретение «я» может требовать потери того, что в обыденном представлении и составляет человечность – например, способности говорить и
казаться человеком окружающим.
Страшная книга, сложная книга, бесконечно важная книга для той литературы, которая пишется здесь и сейчас. Для того поколения новых писателей, что освободились от советской травмы и начинают с чистого листа писать историю о современном человеке в рамках перенасыщенного и опасного глобального пространства, блестящий пример того, как об этом можно и нужно писать сейчас важнее, чем когда бы то ни было. Так что нынешнему поколению тридцатилетних опыт чтения «Бесконечной шутки» весьма пригодился бы.
P.S. Ощущение, будто не успела сказать почти ничего того, что хотела, но пусть так и будет: эта рецензия и задумывалась как тизер (рекламное сообщение, построенное как загадка, которое содержит часть информации о продукте, но при этом сам товар не демонстрируется. –
Прим. ред.). А моя мечта о переводе, как оказалось, уже начинает осуществляться, и уж сейчас в интернете можно прочитать тизер «Бесконечной шутки» на русском языке. Александр Поляринов и Сергей Карпов уже давно на волонтерской основе трудятся над «Бесконечной шуткой», и с их отличным переводом можно познакомиться здесь:
https://www.dropbox.com/s/fxblh8b011ta0wn/Beskonechnaya_shutka_perevod_na_russkiy_str_1-100.docx?dl=0
Надеюсь, что этот фрагмент заинтересует читателей, и в недалёком будущем мы все сможем прочитать текст полностью. А еще в феврале 2016 фэнзин Pollen подготовили номер, полностью посвященный Уоллесу. Похоже, скоро в нашей жизни его станет гораздо больше.
скачать dle 12.1
