От редакции: Анюта Вяземская, российский литератор, с 2013 живущая в Генте (Бельгия), уже знакома читателям «Лиterraтуры» по циклу «Маленькая литературная Фландрия», публиковавшемуся в №№ 69 и 75 нашего журнала. В этой статье наш постоянный автор рассказывает о том, как литературная общественность Бельгии отреагировала на теракты в Париже и Брюсселе, произошедшие зимой и осенью 2015-го.
Погибло 130 человек, ранено больше 350. Многие бельгийцы были в тот день в Париже, многие – несколько дней или недель назад или собирались поехать туда в ближайшее время, а у кого-то там родственники и недвижимость.
За последние несколько лет бельгийское правительство взяло курс на сбережение бюджета, причём в значительной мере эта экономия обеспечивается урезанием затрат на социальную защиту. В то же время затраты на борьбу с терроризмом совершенно вышли из-под контроля. Так говорилось в пресс-релизе к стихотворению Лоранс Вьель (Laurence Vielle) «Безопасность», опубликованному 21 марта 2016.
Veiligheid veiligheid
gemoeds-
rust
geef mij wat
gemoedsrust
heren dames zonder scrupules
ik heb een dak
nodig
eten voor mijn kinderen
verzorging en wie weet een
tuin om in te werken
benoem in mijn land
een minister van geluk
voor mijn veilig/gelatenheid
en een hart open voor de ander
en reizen wil ik ook
reeën en wolken bespieden
wegen om op te stappen
om zonder herrie met elkaar te verbinden
mooie banken om met elkaar te praten
bomen die naast ons staan
die ons aanzetten om te blijven
breng me muziek bij
breng me gedichten bij
wakker onze verlangens
naar schoonheid aan
iedere dag zeggen jullie
«durf nog meer te
besparen
de kosten van de sociale zekerheid
blijven maar oplopen
die stijging moet gestopt»
en de zekerheid de sociale
die welvaart onder iedereen
verdeelt, onder sterken en zwakken
die rust brengt in de ziel
de zekerheid die bijdraagt
aan mijn zielenrust
wordt nog een beetje ingekort
terwijl een man in mijn woonwijk
van koude sterft
de andere veiligheid
jullie zwaaien ermee
tanks tanks op onze keien
«burgers vrouwen mannen
voor jullie welzijn maken wij
miljoenen en miljoenen euros vrij
vei veilig veilighei
veiligheidheidheidheidheidheid heidheidheidheid
het is voor jullie veiveiligheidheidheidheidheidheidheid»
moeder vader het hele gezin
zit bang voor de teevee
blijft thuis
in die veiligheid
heren dames die voor ons besturen
neen daar geloof ik niet in
(С французского на нидерландский переведено коллективом Passa Porta, в который входят Pierre Geron, Danielle Losman, Bart Vonck и Katelijne De Vuyst. –
Прим. А. В.)
Безопасностьбезопасность
душевное
спокойствие
дайте же мне
душевного спокойствия
господа дамы без совести
мне нужна
крыша
еда для моих детей
забота и пожалуй
сад чтобы в нём работать
пусть в моей стране
будет министр счастья
для моей безопасности/спокойствия
и сердце будет открыто для других
и путешествовать я тоже хочу
смотреть на оленей и облака
хочу дороги, по которым можно гулять
спокойно встречаться друг с другом
красивые скамейки, чтобы разговаривать
деревья, растущие подле
убеждающие нас остаться
подайте мне музыки
подайте мне стихов
побудите в нас желание
красоты
каждый день вы говорите
«решитесь экономить
ещё больше
расходы на соцобеспечение
все увеличиваются
этот рост нужно остановить»
и социальное обеспечение
что делит процветание
на всех, между сильными и слабыми,
что приносит мир душе
то обеспечение что даёт
мне душевный покой
ещё немного урезается
и пока в моем районе от холода
умирает мужчина
вы кичитесь
другой безопасностью
танки танки по нашим брусчаткам
«граждане женщины мужчины
для вашего же благополучия мы
выделяем миллионы и миллионы евро
бе безо безопа
безопасностьностьностьностьностьность ностьностьностьность
для вашей же бебезопасностиностиностиностиностиностиностиности»
мать отец вся семья
дрожат перед телеком
сидят дома
в этой безопасности
господа дамы все могут решить за нас
нет я в это не верю
(Зд. и далее перевод А. Вяземской. –
Прим. ред.)
Буквально на следующий день после публикации этого стихотворения, 22 марта 2016 года, в брюссельском аэропорту и метро на станции «Малбек» совершено несколько террористических атак. 35 жертв, более 340 ранено. Сама Лоранс живет в Брюсселе с двумя дочерьми. Стихотворение, приведённое ниже, – это её реакция на случившееся.
Je bent doelwitje bent doelwit
ik ben doelwit
wij zijn doelwitten
doelwitten voor een fanatieke
kogel
die in onze plooien
glijdt
mijn je karkas
kraakt
ik ben je bent
denkbaar geraakt
ik ben je bent jij bent
doelwit doelwit
de haat knaagt aan de ziel
in de straten van Brussel
een duif scheert langs het gezicht van een man
we glimlachen
onze ogen zeggen
dat we doelwitten zijn jazeker
doelwitten van liefde
dansers met ons doelwitte vel
ons doelwitte vel
al ons veronderstellen
mijn stad
met het hart
gebarsten
ons doelwitte vel
danst in je straten
vandaag
morgen
al ons veronderstellen
Ты – под прицелом
ты – под прицелом
я — под прицелом
мы – под прицелом
мы – мишень для фанатичной
пуля
проскальзывающей
рядом
мой твой мир
трещит по швам
в меня в тебя
мысленно угодили
я ты ты
под прицелом под прицелом
ненависть точит душу
на улицах Брюсселя
голубь пролетает
едва не касаясь лица мужчины
мы усмехаемся
наши глаза говорят
что мы под прицелом да конечно
под прицелом любви
танцоры в нашей размеченной шкуре
наша размеченная под мишень шкура
мы все это представляем
мой город
с сердцем
разрывающимся на части
наша размеченная под мишень шкура
танцует у тебя на улицах
сегодня
завтра
мы все это представляем
Теракты шокировали многих. Противостояние между левыми и правыми, и до того не утихающее, накалилось ещё больше. Судя по тому, что видела и читала я, бельгийцы сделали волевое усилие, чтобы не поддаваться панике и бессмысленному страху перед мусульманами. Гражданское общество организовало разные акции солидарности, люди выходили на центральную площадь, чтобы выразить поддержку пострадавшим, но в настоящей статье я хочу рассказать о реакции, нашедшей отражение в культурных кругах.
Пол Деметс (Paul Demets) опубликовал заметку в одной из крупных фламандских газет De Morgen под заглавием «Сейчас нам нужно больше искусства». Он задаётся вопросом, может ли искусство означать что-либо в мире, в котором происходят террористические атаки. По его мнению, да. Искусство даёт нам, людям, возможность взять под контроль животные инстинкты, сублимировать страхи, сделать шаг навстречу друг другу. И именно это межличностное нам особенно нужно сейчас, когда сознание со всех сторон бомбардируется порнографией визуальной культуры. Именно межличностное нам нужно, чтобы не запираться боязливо за «локдаунами» и перекрытиями. «Режим локдауна» был введён в Брюсселе сразу после терактов, – это значит, что все места, где часто скапливается большое количество людей (площади, станции метро) были закрыты для гражданских, движение городского транспорта было прекращено.
LockdownOchtend. Altijd weer ochtend en het schommelen van de wagons.
Iemand dommelt in. Een vrouw probeert hoe gloss op lippen
smaakt. Vliegtuigen wachten op de gondeliers in een rivier
van blauw. Er zitten duizend sleutels in onze zakken. Buiten
bijt de zon naar wie in de kou onder golfkarton ontwaakt.
Ochtend. Altijd weer ochtend. Iemand heeft een pak met spijkers
voor ons bedacht. Dat lichaam van ons. Het stinkt van geluk
en wordt door een stofwolk verdonkeremaand.
Die vreemde, dat zijn wij. Hij heeft al onze kleren aan.
Met de handen van de ander weten we geen blijf.
Huidskleur is eender. Rood. Dat lichaam van ons heeft nu
niets meer om het lijf. Lockdown en spreadsheets.
Ochtend, altijd weer ochtend. Hadden we hem? We hebben niets.Lockdown Утро. Снова утро, снова качка вагонов.
Кто-то дремлет. Женщина чувствует вкус блеска
на губах. Самолёты дожидаются своих гондольеров
в реке синевы. В наших карманах тысячи ключей. Снаружи
солнце кусает тех, кто просыпается в холоде под гофрокартоном.
Утро. Снова утро. Кто-то подготовил для нас свёрток
с гвоздями. Наше тело. Оно воняет от счастья
и вдруг исчезает за облаком пыли.
Тот незнакомец – это мы. На нём наша одежда.
Только мы не знаем, что делать с его руками.
Ровный цвет кожи. Красный. Это наше тело
больше ничего не значит. Lockdown en spreadsheets.
Утро, снова утро. Было ли оно у нас? Ничего у нас нет.
Во время второго взрыва гентский поэт Давид Трох (David Troch) ехал на поезде из Брюсселя. Ниже приводим его стихотворение «Онемелый».
sprakeloosrijdt vandaag niet.
de robotstem deelt het overal losjes mee.
ze toont niets van ongeloof,
mist de krop in de keel.
waar is de vaderlijke stem die trilt,
meeleeft, ons tegen zijn warmte aandrukt
en zegt dat het goed komt. hoe dan ook.онемелыйдвижение транспорта остановлено.
невозмутимо сообщает голос робота.
в нем нет никакого неверия,
в горле не застрял комок.
где же по-отечески дрожащий голос,
переживающий, пытающийся хоть как-то утешить,
который говорит, что все будет хорошо. как бы то ни было.
В Бельгии активно работают карикатуристы, во многих газетах карикатуры появляются ежедневно. 27 марта в Центре европейской карикатуры (Europees Cartoon Centrum) открылась тематическая выставка карикатур.
Карикатуристы изображали слёзы в цветах бельгийского флага, мальчика, который писает на пулемёт, жест со средним пальцем, выложенный из картошки фри, плачущий монумент Атомиум, плачущего Тин-Тина (это популярный герой детских комиксов), террориста, выглядывающего из чёрной полоски на бельгийском флаге, а на одной из карикатур следователи расследуют место происшествия, где взорвался террорист-смертник, и один из них говорит: «Мозги мы ещё не нашли».
https://pbs.twimg.com/media/CeJdUDzW8AA4I7d.jpg
https://pbs.twimg.com/media/CeJS6zEUYAER2qs.jpg
https://scontent-ams3-1.cdninstagram.com/t51.2885-15/e35/12362079_1690390207907937_460724406_n.jpg?ig_cache_key=MTIxMTU3Nzc0ODc0Mjg1Njk0OA%3D%3D.2
https://scontent-ams3-1.cdninstagram.com/t51.2885-15/e35/12751434_926688757447388_1759146852_n.jpg?ig_cache_key=MTIxMTY1NzY5NDExNzYxNDI3MA%3D%3D.2
https://pbs.twimg.com/media/CeJE6rkW4AAEDeT.jpg
https://pbs.twimg.com/media/CeKDaxpW0AArPCu.jpg
https://pbs.twimg.com/media/CeKPHq9XIAIFhcG.jpg
https://pbs.twimg.com/media/CeJJEBtW4AEdtN6.jpg
Теракты стали особенно больной темой для карикатуристов 7 января 2015 года, когда произошло нападение на редакцию еженедельника Шарли Эбдо (Charlie Hebdo). Приводим ниже дневниковые записи одного из бельгийских карикатуристов
Йориса Вермассена (Joris Vermassen), часто публикующего рисунки под псевдонимом
Фритц Ван ден Хёвел (Fritz Van den Heuvel).
Ещё одна карикатура (Een cartoon als een ander)
(Из: Фритц Ван ден Хёвел, Здесь очень скучно, изд.: Vrijdag, 2015)
Среда, 7 января 2015
С утра я нарисовал карикатуру про Иисуса. Он сидит в кабинете папы и требует компенсации прав на изображение, сумма за всё время накопилась порядочная. На шутку меня вдохновил футбол, где фотографии топ-игроков продаются за огромные деньги. Довольный, около 11 часов я отправил свою карикатуру в редакцию. О том, что случилось дальше, рассказывать не нужно. С появлением первых ужасающих новостей из Парижа я понял, что моя карикатура с Иисусом уже не так важна. Я рисую новую, пустой лист бумаги с подписью: «Сегодня как-то нет смысла». Остаток дня я с неверием и отвращением слежу за новостями. Ночью едва могу уснуть; я шокирован и задаюсь самыми жуткими вопросами о собственном будущем карикатуриста.
Четверг, 8 января 2015
Газеты полнятся карикатурами про террористов, карандаши и автоматы Калашникова. Общая идея такова: правильный ответ – продолжать рисовать. Эта солидарность греет сердце, но кроме неё в голове крутится что-то ещё. Коллега подал мне идею: Марек нарисовал для Het Nieuwsblad мужчину с бородой и в тюрбане, который закрывает от стыда лицо руками. Над картинкой слова: «Чёрный день для пророка», а мужчина говорит: «Я нигде не могу показываться». На следующий день после теракта это изображение – одно из немногих, которое отражает суть проблемы: пророк, которого нигде нельзя «показывать».
Не припомню, чтобы я за эти два года хоть раз нарисовал пророка для своей газетной работы. А надо ли было, спрашиваю я себя, нужно ли было? Никто ведь не обязан рисовать пророка? Это всё неправильные вопросы; указания рисовать Иисуса тоже ниоткуда не поступало. Но на изображение Иисуса никто никогда не накладывал табу под угрозой насилия. (...) Теперь я понимаю: не уважение меня удерживало, а страх. (...)
Я могу и дальше бродить вокруг да около табу, воображая, что это ничего не меняет. Или я нарисую об этом карикатуру, и не обращаю на это табу внимания. В первом случае экстремисты достигли своей цели. Во втором я ставлю под угрозу собственную безопасность. А вообще, способен ли я ещё ясно мыслить? Спустя день после теракта я напряжённо хожу кругами, временами хочется разразиться рыданиями. Может, это мысли от переутомления? Нет: от шока мои мысли наоборот стали кристально ясны. (...) Правда, открывшаяся мне со всей точностью, заключается в том, что единственной правильной реакцией на теракт будет карикатура про Мухаммеда.
Вопросик номер столько-то в моем исследовании совести: если я нарисую карикатуру про Мухаммеда, не будет ли это радикализацией? Напротив, это будет нормализацией: я хочу работать в нормальных условиях, без ограничений, страхов и чувства вины. «Шарли Эбдо отправились прямиком в бой [за свободу выражения собственного мнения], но нарвались на бомбу», говорит Марек. – «Я не чувствую угрозы, но если мы это просто так примем, то завтра под дверьми будут стоять новые пророки. Я вижу, как вокруг появляется все больше групп людей, не способных смеяться над собой». Он прав: достигнут предел нашей толерантности. В дни после теракта её кстати и некстати прикрывают свободой слова, которая для каждого имеет собственное значение, для меня, впрочем, очень конкретное: свобода рисовать карикатуры о важных и иногда чувствительных предметах без «тем, о которых нельзя».
Может, не стоит тогда подливать масла в огонь, рисуя карикатуру с Мухаммедом? Должен ли я учитывать неблагоприятную для мусульман ситуацию, о чём так часто говорят? Мы долго переписывались об этом по электронке с Lectrr (бельгийский карикатурист. – Прим. переводчика). Он считает, что карикатуры про Мухаммеда – это форма интеллектуального колониализма и что мы сами вызвали экстремизм на Ближнем Востоке. Пальцем нужно показывать не на них, а на нас самих. «По-моему, карикатуры про Мухаммеда – это в первую очередь пренебрежение: точно так же, как мы обходились в своё время с племенами в Африке, ислам мы описываем как маловажную культуру, которую ещё нужно оцивилизовать. (...) По сути, карикатура про Мухаммеда, вышедшая из-под моего пера, никогда не будет такой же сильной, как карикатура, нарисованная магометанином». Странная логика: по ней получается, что карикатуры про Путина надо оставить русским, про Ким Ченов – северным корейцам, про Эрдогана – туркам, а про К3 (бельгийская поп-группа. – Прим. пер.) – фанаткам К3. И те, кто с нетерпением ждут увидеть первую мусульманскую карикатуру про Мухаммеда, могут с тем же успехом ждать, пока на горе свистнет рак.
Я отказываюсь прислушиваться к коллективному чувству вины. Я участвовал в акциях против апартеида, я выступал против ядерных ракет и безработицы, я ходил от двери к двери, собирая деньги для проектов развития в странах третьего мира, я делаю вклад в жизнь своего района и официально обременён совестью. Не мне учиться солидарности и миру. Или мне теперь нужно чувствовать себя виноватым за то, что я родился в свободе на Западе?
«Нужно использовать все доступные смягчающие факторы», – пишет Жижек, – зверства американской оккупации Ирака глубоко затронули братьев Куаши (ладно, но почему тогда они напали не на американскую военную базу, а на французский сатирический журнал?) или то, что мусульмане – это эксплуатируемое меньшинство (но ведь это в ещё большей степени относится к чёрным африканцам, но они как-то сдерживаются от нападений с бомбами и убийствами), и так далее. Проблема с такими указаниями на сложный контекст, причины и следствия в том, что так можно говорить и о Гитлере: он использовал несправедливость Версальского договора, но, тем не менее, бороться с нацистским режимом всеми доступными методами было легитимно».
Доказательство reductio ad Hitlerum как всегда на своём месте. Атмосфера ужаса вокруг карикатур с Мухаммедом сравнима с тем, что было в другие времена, когда другим художникам угрожали расправой и когда их преследовали за то, что их изображения не слишком сочетались с идеологией. Если идеология начинает поддерживать свои идеи насилием, она становится тоталитарной. Сейчас это происходит с исламом. И хотя религиозные лидеры отказываются от насилия, говорят они не полностью искренне: пока они помечают изображения мужчины в тюрбане (о ком сразу делается вывод, что он пророк) ярлыком оскорбления веры, им не стоит удивляться тому, что некоторые раздражённые индивидуумы воспринимают это оскорбление на свой счёт и намереваются отомстить. (...)
Табу на изображение символов власти происходит из страха религиозных и мировых лидеров потерять эту власть. Единственный способ подавить этот страх в себе – сеять страх в других. Таким образом, карикатура про пророка Мухаммеда не имеет ничего общего с интеллектуальным колониализмом и всё происходящее – с вопросами к структуре власти. Тем временем уже наступил четверг, и мне надо срочно нарисовать новую карикатуру для газеты. Я знаю, что мне нужно сделать, но в реальности я никак не могу решиться. Думать на полную катушку сложно, а действовать – ещё сложнее. Я работаю в электронной вечерней газете, видимость моих карикатур не так велика, как могла бы быть в бумажной газете, но всё же страх удерживает меня от действия, которое я, казалось бы, должен совершить.
И так я делаю ещё один шаг в сторону. Я рисую пёструю толпу смеющихся людей с транспарантами, на которых написано «джиХАХАХАд», «муХАХАХАммед» и «аллаХАХАХАх». Этой карикатурой я пытаюсь сказать: нужно продолжать смеяться. В этот день страх продолжает контролировать мои мысли: нужно ли мне купить оружие (и полагается ли оно обременённым совестью?) и не стоит ли убрать именную табличку с двери? После теракта пару раз меня охватывал настоящий, физический ужас: меня пробирает, бросает в холодный пот. К счастью, приступы длятся недолго. В голову приходит мысль: а ведь мне ещё лучше, чем людям, живущим в хроническом страхе, как в Сирии или Ираке. (...)
Воскресенье, 11 января 2015
Я участвую в Генте в шествии, спровоцированном терактом. Социальные работники, политики и имам призывают проявлять больше уважения и терпимости. Но слова звучат пустыми, я не знаю, что они подразумевают. Мне хочется закричать: «Больше уважения – это что такое конкретно?» Должен ли я зашить себе рот от уважения? Со смешанными чувствами иду домой. Моё место – за моим столом для рисования; там я дам прозвучать своему голосу. В конце дня я беру себя в руки и возвращаюсь в ателье. Я живу в свободной стране, нет такого закона, который запретил бы мне нарисовать остроумную карикатуру. Я нарисую мужчину с бородой и в тюрбане, с глазами, с носом и ртом и с подписью с именем пророка. Я не буду прятать его лицо, как это сделал Марек (табу в первую очередь распространяется на изображение лика). Не хочу оставить никаких сомнений в том, что это именно карикатура о пророке Мухаммеде. Но я не хочу изображать его с голым задом как Шарли Эбдо, или с бомбой в тюрбане как в датской карикатуре. Гротескные и агрессивные элементы в этой ужасно накалённой обстановке мне ни к чему.
Это не осуждение датских и французских карикатур, а попытка сближения. Переход через табу достаточно чувствителен сам по себе; я не хочу отягощать картинку пророка в карикатурной ситуации такими элементами. Нужно вырваться из замкнутого круга, в котором карикатуристы, рисующие пророка, называются неуважительными провокаторами, а мусульмане изображаются как отсталые фундаменталисты. Я осознаю, что речь идёт о сложной эквилибристике, но я не намерен отдавать карикатуры про Мухаммеда в руки экстремистов. А именно это и грозит случиться. Нидерландский политик Хеерт Вилдерс выложил в апреле видео в интернет с изображениями с конкурса карикатур про Мухаммеда, организованного американской ультраправой группировкой. Я вижу кровожадного пророка с мечом и кинжалом на залитой кровью карте мира, другой пророк насажен на огромный карандаш, ещё один – жонглирует отрубленными головами на цирковом моноцикле. Карикатуры дилетантов, не наделённых чувством юмора, прямолинейные изображения пророка как кровожадного монстра, психа или жертвы жестоких пыток. Такого рода рисунки накручивают экстремистов с обеих сторон: ультраправые используют их для стигматизации ислама, а мусульманские экстремисты видят в них доказательство того, что свобода слова – это лишь алиби, которым прикрывают нападения на их веру. Как следствие, дальнейшая поляризация. Вилдерс использует эти карикатуры про Мухаммеда в пользу своей идеологии. Потому одни только слова «карикатура про Мухаммеда» действуют как красная тряпка на быка. В такой обстановке независимому карикатуристу удивительно сложно нарисовать хорошую карикатуру с пророком в главной роли. Именно поэтому я должен это сделать, забрать карикатуры про Мухаммеда из рук ультраправых. Это похоже на шутку – карикатура про Мухаммеда как сближение с мусульманами, но я смертельно серьёзен. (...)
Моя карикатура про Мухаммеда не будет стигмой, зато она будет красивой и в первую очередь смешной. Последнее, вообще-то, до сих пор важнее всего. Я не намерен допустить, чтобы в газете от неё отказались, потому что она недостаточно смешная, так что я нарисую четыре, пусть будет из чего выбрать. На первой карикатуре мужчина с бородой и в тюрбане сидит в офисе с выпуском Шарли Эбдо в руках. На двери написано: «Мухаммед, пророк». «И почему они всегда рисуют мне такой большой нос?» – возмущается пророк. У него самого небольшой нос, но на обложке журнала изображён пророк с носом крючком. На второй карикатуре пророк тоже сидит в кабинете. В руках у него газета с новостями о теракте, он звонит по телефону. «Я бы хотел отозвать пару членских карточек», – говорит он зло. На третьей карикатуре по атмосферному Монмартру прогуливается мужчина в длинном одеянии, с бородой и в тюрбане. Наверху написано: «Мухаммед на Монмартре». Мужчина проходит мимо уличного художника, который рисует шаржи. Он спрашивает: «Карикатурку, господин?» Мужчина смотрит на него с лёгким удивлением. На четвёртой карикатуре в кабинет пророка входит человек с блокнотом и говорит: «Доходы от прав на ваше изображение под серьёзным вопросом».
В первой картинке поднимается вопрос о том, как пророк выглядит на самом деле, ведь никто же не может сказать с уверенностью. Шутка, естественно, в разнице между огромным носом «изображённого» пророка и красивым носиком «настоящего». Карикатура, в которой пророк просит отозвать пару членских карточек, продолжает идею из «Чёрного дня для пророка», карикатуры Марека, это ответ на все карикатуры, где пророк изображается как террорист. Он солидарен с теми, кто осуждает нападение. Карикатура с Мухаммедом на Монмартре мне кажется самой смешной, потому что в ней минимум морализаторства. Невинный вопрос уличного художника резко контрастирует с символическим значением проходящего мимо персонажа. Для пущей точности надо было бы написать «Пророк Мухаммед на Монмартре», но в данном случае аллитерация «Мухаммед на Монмартре» мне кажется намного красивее. Последняя из четырёх карикатура, в которой говорится про падающие доходы от прав на изображение, конечно, перекликается с моей же карикатурой про Иисуса. Пока я рисовал эти карикатуры, я понял, что Мухаммед – не менее благодатный предмет для изображения, чем Иисус. Пророк – это, на самом деле, очень красивый персонаж с его большим тюрбаном и бородой, и длинным одеянием, его приятно рисовать. Кроме того, на карикатуре про членские карточки я нарисовал пророка внутри дворца Топкапы в Стамбуле, где я сам когда-то был. Эта разукрашенная плитка, ковры, колонны и фонтаны: рисовать одно удовольствие! Иконография неизвестных возможностей. Представьте, что ислам разрешил фигуративную живопись: сколько прекрасных картин бы получилось? А скольких арабских рембрандтов не появилось на свет из-за этого абсурдного запрета?
Поздним воскресным вечером мои карикатуры готовы. Я доволен результатом, но сомневаюсь, отправлять ли их в газету. Не будет ли это похоже на эмоциональную опрометчивую реакцию? К тому же я осознаю, что нюансы, которые я пытаюсь изобразить, ускользнут от внимания экстремистов. Я решаю переспать с этой мыслью еще одну ночь.
Понедельник, 12 января 2015
Просыпаюсь с прежней дилеммой: следовать совести или же безопасность превыше всего? Я с трудом проглатываю ком в горле, я устал и жутко нервничаю. Когда я звоню с утра в редакцию, мой телефон весит как свинец. Я принял решение: я сдаюсь. Я объясняю, что в таких обстоятельствах я не могу больше работать. Моя совесть убеждает меня, что я должен нарисовать карикатуру про пророка Мухаммеда, а мой страх удерживает от её публикации. Это как уловка 22: если я выберу свободу, то я не буду чувствовать себя в безопасности, а если я выберу безопасность, то не буду чувствовать себя свободным. Редактор меня понимает. Он просит меня еще раз всё обдумать и говорит, что он поднимет вопрос на внутреннем обсуждении. Я кладу трубку и разрываюсь в рыданиях. Я уже ничего не понимаю. Я трус? Или занимаюсь эмоциональным шантажом? Может, у меня туннельное зрение? Неужели это конец моей короткой, хоть и красивой карьеры карикатуриста? И что делать с финансовой точки зрения, если я лишусь части доходов?
Мне звонит другой редактор. Если страх удерживает меня от того, чтобы показать эти карикатуры, может быть, мне нарисовать карикатуру про страх карикатуриста? Нет, этот манёвр в сторону я делать не хочу, отвечаю, не сейчас. Может быть потом, но не сейчас. Это вопрос творческой свободы, это барьер, который я должен преодолеть, чтобы двигаться дальше. Он меня понимает и говорит, что в принципе газета не имеет ничего против публикации карикатур про Мухаммеда, в прошлом это уже случалось. Я позволяю себя уговорить. Я понимаю, что в этот трудный момент газета меня стоит за меня. Я чувствую поддержку, я уже не так одинок, как в предыдущие дни. Едва дыша, я отправляю карикатуры и в напряжении жду.
Через пару часов приходит ответ: выбрали Мухаммеда на Монмартре. Отличный выбор, по-моему, это однозначно самая смешная карикатура. Около 17 часов она появляется в электронной газете. Камень падает с моих плеч. Вечер тих, прекрасно, последнее, чего я хочу, – это скандал. Я чувствую облегчение, я всё ещё живу в свободной стране. Но я хочу избежать огласки и ничего не публикую в социальных сетях. Я просто выполнил свою работу: нарисовал хорошую карикатуру, а газета её опубликовала. Просто ещё одна карикатура.
Йорис Вермассен (псевдоним Фритц Ван ден Хёвел).
_______________________________
Завершить статью хотелось бы текстом объявления, появившегося на сайте фламандской оперы. В день терактов в Брюсселе они написали следующее:
Потому что искусство нужно... сейчас больше, чем когда-либо
В связи с последними событиями и объявлением 4-го уровня террористической угрозы многие спрашивают, изменится ли программа мероприятий. Мы подтверждаем, что все выступления (и генеральные репетиции) пройдут как запланировано.
Это не только прагматический расчёт, но и заявление. Больше, чем когда-либо, нам нужны искусство и культура. Чтобы предложить утешение и чтобы смягчить невыразимо трагичную реальность красотой. Вот за что мы выступаем, это – цивилизация, которую мы защищаем. Мысленно мы с пострадавшими и их семьями».
Автор выражает благодарность Анастасии Андреевой и Георгию Бартошу за неоценимую помощь в работе над статьёй.скачать dle 12.1
