Дмитрий Ермаков. ОН КАПИТАН

(два рассказа)


ОН КАПИТАН

Поезд тяжело встал у платформы. Люди выпрыгивали на перрон и спешили укрыться от дождя в здании вокзала.
Сергей не знал, в каком вагоне ехала Ольга, и ждал у первого. Наконец увидел: она торопливо шла, почти бежала, вдоль состава…
Хотел обнять, но Ольга увернулась.
— Здравствуй, пошли, пошли быстрее, — шептала она и тянула за руку.
— Подожди. Куда ты? У меня же машина.
Теперь Ольга шла за ним. Семенила сбоку и все оглядывалась по сторонам.
Сели в его серую «Волгу», поехали к центру города. «Дворники» усердно раздвигали потоки воды на стекле.
Ольга прижалась к плечу Сергея. Достала из кармана платок и вытерла его щеку.
— Промок… Мы к тебе едем?
— Нет. Завтра своих отвезу в деревню… Как ты-то одна вырвалась?
— Вырвалась… Так куда мы, Сережа?
— Посидим в ресторане. Не против?
— Да.
Посетителей было мало. Сергей и Ольга сели за свободный столик у окна, покрытого замысловатым рисунком.
Свет с улицы почти не проникал. По стенам горели светильники. Тихо играла музыка.
Ольга улыбалась несмело, уголками губ. Скользнула узкой ладонью по его руке.
Сергей заказал бутылку сухого вина и салаты.
— Ну, рассказывай…
— Что?
— Как жила?
Ольга не ответила, пригубила вино. А Сергей выпил целый фужер и налил еще:
— За встречу!
— Ты за рулем, — напомнила она.
— Ничего… — он наклонился к ней, провел рукой по волосам.
— Не надо, Сережа.
— Я соскучился.
— Я тоже.
На невысокую, в одну ступеньку, эстраду, легко вспрыгнул симпатичный паренек в светлом костюме, с гитарой, выключил музыку, поправил микрофон, тронул струны. Запел.

Он капитан, и родина его Марсель,
Он обожает шумы, споры, драки,
Он курит трубку, пьет крепчайший эль,
И любит девушку из Нагасаки…

Сергею нравилась эта старая наивная песня. Песня из дворового детства. Он забылся, пепел с его сигареты падал на скатерть. Ольга нагнулась, чтобы сдуть пепел, и открылась тонкая, беззащитная шея…

У нее такая маленькая грудь,
И губы, губы алые, как маки,
И вечерами в старом кабаке
Танцует девушка из Нагасаки.

Сергей держал ее ладонь в своей и чувствовал, как она вздрагивает…

Приехал капитан издалека
И тут узнал, что джентльмен во фраке,
Однажды, накурившись гашиша,
Зарезал девушку из Нагасаки…

— Какая странная песня, — прошептала Ольга.

У ней такая маленькая грудь,
И губы, губы алые, как маки,
И вечерами в старом кабаке
Поют о девушке из Нагасаки.

Когда выходили из ресторана, Сергей обнял Ольгу, прижал к себе, и она потянулась к нему губами…
В машине он снова поцеловал ее и запустил пальцы в волосы у шеи – мягкие, воздушные…
— Завтра встретимся? — спросил он.
— Завтра? — будто бы испуганно откликнулась она. — Утром мои приедут, а вечером я как-нибудь вырвусь.
Сергей высадил ее у аптеки, неподалеку от дома.
Вечером он сидел на кухне. Сын уже спал в своей комнате. Жена смотрела телевизор.
Сергей в несколько затяжек прикончил сигарету, раздавил окурок  в пепельнице и принялся за следующую.
— Сережа, ну что ты? — позвала Марина. Он не ответил.
Долго еще сидел на кухне. Пошел спать. Жена лежала, отвернувшись к стене.
Утром он вез жену и сына в деревню к бабушке. Напевал:
— Он капитан, и родина его Марсель…
— Да хватит тебе, — резко сказала Марина.
Сергей замолчал, но вскоре опять запел.
— Папа, ты на выходные к нам приедешь? — спросил восьмилетний сын.
— Не знаю. Наверное, нет.
— Конечно, тебе без нас лучше, — кольнула жена.
— Перестань, Марина.
Из деревни он вернулся в город и весь день сидел на работе в своем кабинете, занимался обычными делами… Они договорились встретиться в шесть часов.
Когда он подъехал к аптеке, Ольга уже стояла на крыльце. Сергей приоткрыл дверь, и она села рядом.
— У меня полчаса.
Он ехал не быстро, сворачивая с улицы на улицу, без цели.
У продовольственного магазина она попросила остановить, ушла и скоро вернулась с полной сумкой.
— Все, Сережа, домой.
— Завтра как?
— Твои уехали?
— Да.
— В одиннадцать у аптеки.
Высадил ее за квартал от дома. Смотрел, как спешила она: сумка оттянула правую руку, левой взмахивает при каждом шаге, волосы растрепались…
В одиннадцать она уже ждала его.
—  Сколько сегодня времени?
— До восьми вечера.
Дома, едва захлопнулась дверь, они обнялись.
Ольга осмотрелась в квартире.
— Ничего не изменилось.
— Да. Ты есть будешь?
— Нет, Сережа. — Он вспомнил, что она и раньше никогда не ела у него дома, он даже обижался сначала…
…он капитан, и родина его Марсель… Грустная песня… Хорошо…
— Капитан, — Ольга провела ладошкой по его щеке, и Сергей вздрогнул, как от ожога…
Так они встречались неделю, почти каждый день. Иногда Ольга приходила на час, на два, иногда — на целый день. Сергей не знал, что она говорила мужу.
А дни стояли на редкость солнечные, теплые…
Однажды Ольга сказала:
— Завтра мы уезжаем.
— Уже?
— Да…
Она стояла лицом к окну, было слышно, как тикает будильник на трюмо.
— Пять часов, — сказал Сергей.
— Сережа… — Ольга обернулась к нему, лицо ее сморщилось, руки беспомощно висели вдоль туловища…
Ночью пошел дождь. Он продолжался и утром.
Сергей не выдержал, опять сорвался с работы, погнал свою «Волгу» через серый водянистый город к переезду. Состав прогрохотал мимо. Сергей проскочил переезд, дальше шоссе тянулось вдоль железной дороги. Он был уверен, что она видит его.
Мокрый ветер врывался в открытую форточку, бил в лицо, и Сергей кричал:
— Он капитан! И родина его Марсель!..
…Он ударил по тормозам и откинулся на сиденье. Отгрохотал поезд.
«Не приедет больше».
Дождь шелестел.
«Спокойно, капитан, спокойно…»




МОНРЕПО

Он привычно вынул из почтового ящика бесплатные газеты с рекламой и не сразу сообразил, что белый прямоугольник, упавший на кафельный пол подъезда — письмо. Поднял конверт, глянул на адрес и фамилию отправителя, поспешно распечатал, пробежал глазами записку — безупречно выписанные буквы и ровные строчки… Он всегда завидовал почерку своего приятеля.
Трижды перечитал записку, прежде чем до него дошел ее смысл.
Из квартиры позвонил на работу, предупредил, что его не будет несколько дней, и стал собираться в путь.
На следующий день он уже ехал в плацкартном вагоне. Отвык от поездов и поначалу стеснялся соседей. Но пообвыкся, загляделся в окно, где без конца — леса, деревеньки, крохотные станции, на которых так хочется выйти…
Девушка напротив, видимо, студентка, читает учебник по философии. Мужчина в спортивном костюме разгадывает кроссворд и поглядывает на девушку. Тихая, приятная бабулька угощает домашними пирогами. Он отказывается, а сосед ест и нахваливает. Проводница разносит чай, постельное белье. Девушка ушла в тамбур, и туда же двинул спортивный сосед. Вернулись вместе, и вроде бы уже что-то есть между ними, договорились о чем-то…
И он ушел в тамбур, курить, стоял там долго, пережидая, пока соседи заправят постели. Уже в темноте кое-как застелил свою верхнюю полку.
Девушка спала, укутавшись в простыню, в сумерках различалось ее нежное лицо, и угадывалось под простыней, как подогнула она ноги, какая вся она тоненькая, хрупкая. Подумалось, что ей тоже лет девятнадцать… Думалось и о том, что ждет его там, куда он едет, и вспоминалось многое.
Поезд качался, вздрагивал на стыках, останавливался и снова набирал скорость. Дребезжала ложка, оставленная соседом в стакане. Он нагнулся с полки, вынул ложку, положил на столик. Но продолжал дребезжать стакан в подстаканнике. И под это глухое дребезжание, под монотонный колесный стук, он, наконец, уснул.
Он загадал себе проснуться пораньше и встал первым, без очереди попал в туалет, почистил зубы, умылся.
Подъезжали к Москве.
Чувствовалось, что все уже напряжены, все уже там, на вокзале, в предстоящих заботах. Девушка смотрелась в зеркальце, подкрашивала глаза, спортивный мужчина убрал газету и напряженно смотрел в окно. Бабулька что-то проверяла в своем бауле.
Он вспоминал, где на вокзале вход в метро и сколько остановок нужно проехать до другого вокзала.
Поезд встал. Все торопливо подхватывали свои сумки и уже не смотрели друг на друга. Тесная очередь в проходе, холодный тамбур, железные ступени. Он вышагнул на перрон и, подхваченный толпой, двинулся к зданию вокзала.
Носильщиков не заинтересовал его тощий портфельчик, но на выходе с перрона его сразу окликнул деловитый крепкий мужчина:
— Такси не желаем?
Он, было, согласился, сказал, на какой вокзал ему нужно.
— Едем, — таксист кивком позвал за собой.
Он все же пересилил стеснение и спросил о цене. Услышав цену, он, опять же, нашел в себе силы отказаться.
— Дешевле не найдешь.
— Ничего. Извините. Спасибо.
Таксист скривил губы и отвернулся.
Подчинившись движению толпы, он безошибочно вышел к метро, встал в очередь в кассу. Крупные деньги лежали у него во внутреннем кармане пиджака, а мелочь в боковом. Он то и дело хлопал себя по правому бедру, а потом переносил ладонь к левой стороне груди, будто у него побаливало сердце.
Он был в метро последний раз, когда для прохода нужно было опускать пятачок. Сейчас на его десять рублей ему выдали твердый прямоугольник с красной стрелкой и надписью «одна поездка».
Он не сразу подошел к турникету, постоял у стены, поглядел, как другие проходят — суют в щель эти прямоугольники, их затягивает внутрь и выкидывает через другую щель вверху.
Сделал все точно так же, стараясь быть спокойно-неторопливым, но, когда шагнул вперед, из боковой стенки вылетел, ударив по ноге, барьер. Он отшагнул, и барьер убрался. И он опять тупо рванулся вперед, и опять удар по ноге. Кто-то оттолкнул его, сунул свою карточку и беспрепятственно прошел.
Он снова встал в очередь в кассу, снова купил карточку. И все повторилось. Будто бездушный механизм издевался над ним. Милиционер, стоявший неподалеку, недовольно поглядывал на него. И он, разозлившись на себя и на всех, шагнул вперед, и когда опять выскочил барьер, перешагнул через него, нелепо задирая ноги. Тут же был зажат со всех сторон, в толпе дошел до эскалатора, встал на ступеньку, отер со лба пот, тронул карманы пиджака. Старался не думать о казусе на входе, но ему было стыдно своей провинциальной неловкости. И уже боялся, что запнется, когда будет сходить с эскалатора.
Но сошел благополучно, на световом табло нашел название нужной станции, вошел в вагон подлетевшего поезда и встал удачно, прислонился к стене.
Парень и девушка лет по семнадцати откровенно смотрели на него, хихикали. Он почувствовал, что краснеет, отвернулся.
Вышел из метро на вокзальную площадь. Билет у него был взят еще в своем городе до станции назначения, поезд отправлялся лишь вечером, и он мог бы не торопиться приезжать сюда, но Москву не знал и бесцельных хождений не любил.
Вокзал был огромный, какой-то очень сложный. Он, уже без суеты, нашел выход к поездам, перекусил в кафешке пирожком со стаканом сладкого кофе, купил толстую газету и сел на пластиковое сиденье в зале ожидания, примостив портфельчик под правую руку.
Напротив сидел негр. Не черный, а фиолетовый. Он, видимо, промочил ноги пока шел до вокзала, вдруг очень просто, будто так и надо, стянул черные полуботинки и протопал в носках, оставляя мокрые следы на бетонном полу, к стене, к холодной, давно отключенной батарее, сунул обувку под батарею и сел рядом в кресло. И был этот негр — сам по себе, весь в себе, с грустными глазами. Думал, может, о доме, замерз. И если так одиноко и плохо ему в Москве, то как же он будет там, куда едет, где-то уже в глубинке России?.. Опять подумал: а что ждет его самого? Кто ждет? Да, скорее всего, никто…
Он вышел на улицу, покурил. То и дело слышался родной южный говорок с мягким «г», и люди уже будто бы знакомые.
Несколько раз ловил на себе быстрые острые взгляды каких-то подозрительных типов, незаметно проверял деньги и старался держаться людных мест.
Вновь заходил в кафе, сидел, читал. Наконец услышал объявление о посадке на свой поезд, торопливо прошел на перрон, достал билет, еще раз прочел, хоть знал уже наизусть, номер вагона и места.
Курортный сезон еще не начался, и вагон был почти пустой. Он взял у молоденькой проводницы белье, быстро заправил постель на нижней полке, пиджак с деньгами свернул и сунул под подушку, залез под простыню, блаженно вытянулся. Поезд уже тронулся, в окно, не до конца задернутое, лился электрический свет, а в вагоне был полумрак, вскоре и вовсе выключили свет, и за окном стемнело, лишь мелькали какие-то огни.
Он окунулся в полусон-полуявь, и в этой дреме вспомнилось молодое, далекое…
Город Выборг, куда отправили его, молодого аспиранта, на какую-то научную конференцию. Узкие, крутые, булыжником мощеные улочки, крепость, башня с винтовой лестницей и сверху видно весь город: дома с острыми крышами, новые типовые микрорайоны, порт, в котором краны, корабли… И весенний йодистый ветер, солнце…
В последний день был банкет в ресторане «Старая башня. Медленный танец с девушкой, имя которой забыл — тоненькой, хрупкой, некрасивой. Опьянел от вина, танца, близости девушки. О чем-то они говорили, вышли на продуваемую ветром улицу, ехали в такси. Целовались, и он чувствовал под легкой одеждой пуговичные, детские грудки. Она повела его в темный парк, сказочно прекрасный, таинственный, с аллеями толстых древних деревьев. И в парке опять башня — невысокая, с узкой лестницей, на верху которой снова целовались. Она что-то рассказывала про тот парк, вроде бы крупнейший в Европе, еще что-то…
Ее дом был рядом. Однокомнатная квартирка. А она оказалась не девушкой-подростком, а побывавшей замужем женщиной…
Из всего, что они говорили (наверное, чепуху всякую), помнилось только, как он спросил уже ночью, оторвавшись от нее, закурив:
— Устала?
— Да чтобы девчонка-выборжанка устала от этого!
Она вскочила, голышом заметалась в каком-то завораживающем танце — легко взлетала, выгибая спину, кружилась, выпорхнула на балкон, раскинула руки, выгнулась так, что сошлись ее выпирающие лопатки. Она была прекрасна в своей детской угловатости. Влетела в комнату, упала на постель рядом с ним, и он опять обхватил ее… А ведь что-то случилось в ее жизни, что-то хотела она забыть в постели с ним, в том танце…
Он женился вскоре после возвращения из Выборга. И все годы память о той ночи, о парке подспудно жила в нем. Может, она-то и помогла ему выжить, не опуститься. Но почему он ни разу, даже после развода, не захотел вернуться туда, если это так важно для него?.. Наверное, понимал, что вернись, найди ее — и сказка разрушится. И что тогда удержит его?
Он очнулся. За окном была ночь. Кто-то стонал во сне. Вышел в тамбур, закурил. Молодость. Выборг. «Как же назывался тот парк?» И вдруг разозлился на себя. Ну при чем тут Выборг? Едет-то он в родной город, в котором не был пятнадцать лет, в котором скоро выйдет замуж его дочь.
А утром за окном был уже южнорусский пейзаж — степь, холмы, овраги, пирамидальные тополя на станциях, белые, будто игрушечные домики, густая зелень кустов вдоль железной дороги, рыжие коровы. На остановках он спрыгивал из вагона, его обступали крикливые женщины, наперебой предлагавшие свежую вареную картошку, черешню, клубнику.
Он купил черешни. Пил чай, смотрел в окно, дремал. Так прошел день. Он дождался, когда поезд промчался по мосту над Доном — у берегов вода была вся в столбах света от фонарей — и уснул.
Рано утром он вышел на перрон родного города.
Но уже давно не было у него здесь дома, куда можно было пойти. Он помнил, что рядом, у вокзала, есть маленькая дешевая гостиница, в которой раньше останавливались колхозники, приезжавшие в город на рынок. Сразу и двинул туда, не уверенный, что гостиница еще сохранилась.
Но она была, работала, все такая же не дорогая, правда, и не очень комфортная. Впрочем, одноместный номер с кроватью, тумбочкой, столом и стулом его вполне устроил.
Имелся и душ, один на всю гостиницу. Но постояльцев было не много, и он, взяв у горничной ключ, неторопливо вымылся, побрился, сменил нательное белье. У той же горничной, сонной, но доброжелательной немолодой женщины, взял утюг. Почистил щеткой и отгладил брюки и пиджак, выгладил чистую белую рубашку…
За час до назначенного времени он вышел из гостиницы и медленно двинулся к центру города. Все: дома, улицы, деревья – было так знакомо, будто и не уезжал. Зашел в хозяйственный магазин и купил банку обувного крема и щетку. В скверике присел на скамейку, старательно начистил полуботинки и, не зная, куда деть крем и щетку, бросил их в урну. Задержался у цветочного магазина, прошел мимо, но вернулся, купил пять красных роз. Поглядел на часы, оставалось двадцать минут.
Он встал через дорогу от здания загса. Вскоре подъехали машины: какая-то иностранная, черная «Волга», еще несколько.
Из «Волги» выскочил парень в черном костюме. Подбежал к первой машине, помог выйти невесте. Ему не было видно лиц. Только разглядел, что девушка в белом платье — тоненькая, жалостно-хрупкая…
Из остальных машин повылезали — целая толпа. В темно-синем брючном костюме, элегантная и энергичная, конечно, его бывшая жена.
Все поднялись по высоким ступеням и вошли в загс.
Он прикурил, зажав букет локтем, сделал три глубокие затяжки и откинул сигарету, перешел дорогу, встал неподалеку от машин.
Все снова вышли на крыльцо. Жених держал девушку под руку. Она в длинном белом платье, в белой шляпке с короткой, не закрывающей лицо вуалью, держала в свободной руке красивый букет, улыбалась застенчиво.
Суетливый маленький человек в сером костюме, матерчатой кепке и белых кроссовках, с большим фотоаппаратом на груди, кричал:
— Все, все на крыльцо, плотнее, родители ближе к молодым. Внимание! Снимаю! Не расходимся. Жених, возьмите невесту на руки…
Все расплывалось в его глазах, ком встал в горле.
Бывшая жена скользнула по нему взглядом. Не узнала, конечно.
А тут и приятель, письмо приславший. Увидел, дернулся к нему, хотел уж голос подать, но он покачал запрещающе головой, развернулся и пошел прочь, держа цветы головками вниз.
Он почувствовал себя тем негром с московского вокзала.
Вернулся в гостиницу. Выпил полстакана водки, купленной по дороге, не раздеваясь, не сняв обувь, лег на кровать.
— Зачем, зачем… Жизнь прошла…
В дверь постучали, и, не дождавшись ответа, вошел приятель.
— Ну что же ты? — спросил не здороваясь.
Он сел, кивнул приятелю на стул.
— Давай! — разбулькал водку по стаканам.
Выпили, закусили остатками хлеба.
— Ты скажи мне все-таки, было у тебя с ней? Теперь-то уж все равно, скажи…
И по тому, как уверенно ответил приятель «нет», понял — было.
— Ты зачем мне написал?
— Она попросила.
Он оторопел. Закурил.
— А дочь знала, что я могу приехать?
— Нет вроде…
— Ну и ладно, ладно…
— Я слышал, все хорошо у тебя?
— Все хорошо, нормально.
— Женат, дети?
— Нет.
— А я у нее, у твоей, на кафедре преподаю. Она ведь завкафедрой.
— Ну еще бы… Я, кстати, тоже… И шел бы ты отсюда…
Приятель молча поднялся и вышел.
«Конечно, ты думал — я сломался, спился. Нет. И не дождешься… А дочь-то моя, точно». Он допил водку.
Поздно вечером он пошел на вокзал и легко купил билет до Москвы.
Всю дорогу в поезде он пил. Через день был в Москве. Проходя в метро, он забыл купить карточку, но прошел. Фотоэлемент почему-то не среагировал на него.
Так же свободно купил билет до своего города, опять пил всю дорогу и на следующее утро вошел в свою однокомнатную холостяцкую квартиру. Он был спокоен, трезв, твердо знал, что уже ничто не изменит его жизнь. Все, все позади. Затрещал телефон. Он снял трубку и услышал голос бывшей жены:
— Андрей. Это ты? Ты почему не приехал?
Он положил трубку. Вспомнил название парка — «Монрепо».







_________________________________________

Об авторе: ДМИТРИЙ ЕРМАКОВ

Родился и живёт в Вологде. Член Союза писателей России. Рассказы, повести, романы, очерки, статьи Ермакова публиковались в «Литературной газете», в журналах «Наш современник», «Роман-газета», «Москва», «Сибирские огни», «День и Ночь», «Российская Федерация сегодня», «Алтай», «Север», «Подъём» и др.
Лауреат премии журнала «Наш современник», лауреат Всероссийского конкурса им. В. М. Шукшина «Светлые души», лауреат международной литературной премии «Югра» за 2012 год. скачать dle 12.1