(рассказ)
Зазвонило. Темрюченко крякнул, натужился, выжал, выдохнул, стряхнул, убрал, застегнулся и, громко бросив крышку на унитаз, выбежал из уборной. Не смыл.
Точно — состав прибыл. Машинист вылез наружу, жмет вызов, не отпуская.
Темрюченко включил микрофон:
— Ну, хватит уже! — поднял шлагбаум. Пронаблюдал, как состав въезжает на территорию — три вагона.
Машинист такой молодой, веселый:
— Чего так долго. Или пускать не хотим, не нужны, что ли?
Темрюченко не знал его, не видел раньше. Новенький?
— А точно ли ко мне?
— Седьмой путь, верно?
— Правильно. Отцепить где, учили тебя?
— Найдемся, не в лесу, — у машиниста были крупные зубы.
— Вон там, — Темрюченко, не поддаваясь настроению гостя, махнул в сторону ангара.
— Полезайте, вместе поедем!
— Прогуляюсь, не далеко.
Состав тронулся. Темрюченко шагнул следом — в штаны брызнуло. А, сука! Да почему ж оно так всегда!? Темрюченко взял промежность в кулак, потянул, крутанув задом.
Машинист уже отцепил вагоны, встретил новой улыбкой:
— Не скучно вам тут, наверно?
— В каком смысле? — Темрюченко взял протянутые накладные.
— Ну, всякой масти навидались, наверно... — машинист кивнул на вагоны, в нах которых начали появляться таблички. Темрюченко сверял их с накладными, записывал. Три вагона, по шесть, всего восемнадцать — ну, бывало и хлопотнее. Поставил отметку на возвратном листе, передал машинисту:
— Успеешь и ты навидаться еще. Жизнь — штука длинная.
— Ну, это навряд ли. У нас ведь как: получил в закрытых вагонах, отвез, сдал и — баста! Даже и в папки-то не заглянешь, дела ихние почитать, вон: закрытые, — машинист передал Темрюченко опечатанную коробку. — А у вас тут, я слышал, даже в купе через глазок посмотреть можно…
Темрюченко взял коробку, посмотрел на машиниста: кровь играет у молодого!
— У нас тут тоже работа, не блаженствуем.
Мальчишка не унимался:
— Эээ… понимаю: на ваших-то должностях тихо надо посиживать, понимаю. — Молодой, а глаза вон какие поганые стали. — А, может, мне к вам сюда? Что мне для этого нужно?
— Сейчас подниму пути, выедешь, — Темрюченко отвернулся идти обратно.
— Да уж выедем, не потеряемся.
Подняв шлагбаум, Темрюченко ждал возле путей. Локомотив подъехал через пару десятков секунд, машинист гуднул, обращая внимание — махнул рукой. Снова эта улыбочка у него. Темрюченко посмотрел на кирпич, которым заклинивал дверь, чтобы не захлопывалась в жару, но тянуться было далековато. Да, и не стоит.
Темрюченко сплюнул в мусорное ведро. И настроение туда же! Смотрели бы, кого набирают…
Усевшись, наконец, у себя, Темрюченко непривычно замер, не понимая, что делать: мысли блохами прыгали в голове, не давая сосредоточиться. Глаза скользили, не выхватывая предметов, по интерьеру. Наконец увидел коробку на столе — нужно этим заняться.
Темрюченко, упираясь ногами в пол, подвинул себя к столу. Уперся животом, пришлось немного оттолкнуться. Повернул коробку, нашел печать, сорвал, откинул крышку. Диски с личной информацией лежали каждый в отдельном боксе. Разложены сверху вниз по номерам купе. Темрюченко открывал боксы по очереди, читал вкладку:
КУПЕ #01 — РАССУДИНА (ДАРЬЯ), 34
Личный номер: 106953583
Выписка: НИИ Женщины и Матери, г. Сколково
Морфофизиологические особенности:
стать: индекс Кетле — 22,67 (168/64); объемы — 83/64/93; конституция (по Черноруцкому) нормостеническая (индекс Соловьева — 16,1; реберный угол — 89º30'); мастоптозная склад-ка 1,5 см;
экстерьер: славянский тип; кожа смуглеет, плотная; характерно высыпание вес-нушек на груди, плечах, шее; волосы русые; глаза темно-серые;
интерьер: возрастная норма; незначительные проблемы со спинальными нервами поясничного и крестцового отделов (ограничение подвижности и в позах)
Кровь: O(I)Rh+
Прививки: +
Психоимитация: веселая беспечность
Потомство: 2 (м/м)
В эксплуатации: 18,3 лет
Износ: 27,9%
КУПЕ #02 — КУКУШКИНА (ВАЛЕРИЯ), 27
Личный номер: 141174027
Выписка: НИИ Женщины и Матери, г. Сколково
Морфофизиологические особенности:
стать: индекс Кетле — 22,46 (174/68); объемы — 89/70/95; конституция (по Черноруцкому) нормостеническая с переходом в гиперстению (индекс Соловьева — 16,8; реберный угол — 91º20'); мастоптозная складка 2,1 см;
экстерьер: европеоидный тип, крепкое сложение (возрастное движение к рыхлому); кожа плотная, развит слой подкожной клетчатки; волосы темно-русые; глаза коричневые;
интерьер: плохая усваиваемость некоторых продуктов (предписана диета)
Кровь: O(I)Rh+
Прививки: +
Психоимитация: заботливая подруга
Потомство: 2 (ж/м)
В эксплуатации: 12,6 лет
Износ: 23,7%
КУПЕ #03 — ХОНИСОВАН (ЭППЛ), 23
Личный номер: 740301950
Выписка: Институт Семьи и Традиции, г. Паттайя
Морфофизиологические особенности:
стать: индекс Кетле — 18,36 (153/43); объемы — 79/48/51; конституция (по Черноруцкому) астеническая (индекс Соловьева — 11,7; реберный угол — 83º01'); мастоптозная складка 0,3 см;
экстерьер: австроазиатский тип; сложение спортивное; кожа тонкая, смуглая; волосы черные; глаза темно-коричневые;
интерьер: плохая проходимость сосудов головного мозга
Кровь: A(II)Rh+
Прививки: +
Психоимитация: патриархальная традиция
Потомство: нет
В эксплуатации: 8,7 лет
Износ: 9%
И раньше бывали разные, но теперь больше. Что хорошо, они покладистые все. Если, конечно, сам слабину не дашь, так царем жить станешь. Но Темрюченко не любил экзотики — все обычно, как у всех. А вот для генерала, пожалуй, может сойти — он любитель цветового разнообразия. Темрюченко отложил бокс с диском, достал следующий:
КУПЕ #04 — МАРКЕЛОВА (АНАСТАСИЯ), 28
Личный номер: 137191337
Выписка: НИИ Женщины и Матери, региональный филиал в г. Ярославль
Морфофизиологические особенности:
стать: индекс Кетле — 23,87 (165/65); объемы — 98/65/86; конституция (по Черноруцкому) нормостеническая (индекс Соловьева — 16,7; реберный угол — 93º11'); мастоптозная складка 4,2 см (прогресс вследствие объема);
экстерьер: европеоидный славянский тип; кожа рыхлая, выражен рост слоя подкожной клетчатки; волосы русые; глаза светло-серые;
интерьер: повышенная секреторная функция желудка, нарушения метаболизма инсулина
Кровь: O(I)Rh+
Прививки: +
Психоимитация: снисходительное благоразумие
Потомство: 2 (м/м)
В эксплуатации: 13,5 лет
Износ: 25,5%
Ягодка какая созрела, сочная. Кто-нибудь подпустит теперь ей соку-то. Темрюченко хмыкнул, заранее понимая, кто это может быть. Отложил бокс с диском в сторону.
Вдох-выдох — задумчиво.
Новая вкладка:
КУПЕ #05 — САМОЙЛОВА (ЕВГЕНИЯ), 23
Личный номер: 225270713
Выписка: Государственный Университет Благородных Девиц, г. Симферополь
Морфофизиологические особенности:
стать: индекс Кетле — 20,19 (168/57); объемы — 92/65/95; конституция (по Черноруцкому) нормостеническая (индекс Соловьева — 16,8; реберный угол — 91º30'); мастоптозная складка 0,5 см;
экстерьер: европеоидный тип; кожа плотная, выражен слой подкожной клетчатки; волосы русые, рыжеватый отлив; глаза карие;
интерьер: незначительные проблемы в толстом кишечнике (рекомендуется диета), гормональные нарушения (прием противозачаточных таблеток)
Кровь: B(III)Rh+
Прививки: +
Психоимитация: надменная уверенность
Потомство: нет
В эксплуатации: 7,2 лет
Износ: 9%
КУПЕ #06 — ДЖЕБРАИЛОВА (ПАТИМАТ), 18
Личный номер: 556297289
Выписка: Исламский Университет Женщины, г. Махачкала
Морфофизиологические особенности:
стать: индекс Кетле — 25,91 (162/68); объемы — 97/72/102; конституция (по Черноруцко-му) гиперстеническая (индекс Соловьева — 17,7; реберный угол — 98º10'); мастоптозная складка — 4,5 см (объемный фактор);
экстерьер: европеоидный кавказский тип; кожа светлая плотная, ожидаемое возрастное сползание — в рыхлость; волосы черно-коричневые; глаза темно-карие;
интерьер: патологий не обнаружено
Кровь: A(II)Rh+
Прививки: +
Психоимитация: следование традиции
Потомство: нет
В эксплуатации: 3 года
Износ: 3%
Старая знакомая:
КУПЕ #07 — СТРАХОВА (НАТАЛЬЯ), 38
Личный номер: 103858453
Выписка: НИИ Женщины и Матери, региональный филиал в г. Нижний Новгород
Морфофизиологические особенности:
стать: индекс Кетле — 25,88 (156/63); объемы — 91/65/95; конституция (по Черноруцкому) нормостеническая (индекс Соловьева — 15,9; реберный угол — 93º11'); мастоптозная складка 3 см;
экстерьер: европеоидный тип; кожа плотная с разрыхлениями в области бедер и живота, светлая; волосы русые, волнистые; глаза серые с зеленоватым отливом;
интерьер: плохая проходимость маточных труб (спайки); механическое укорочение кишечника, предписаны упражнения и диета
Кровь: O(I)Rh+
Прививки: +
Психоимитация: знаю правильное решение
Потомство: нет
В эксплуатации: 23,1 года
Износ: 27,3%
Надо же, и не изменилась совсем. Ну, или почти. Может быть, фотография старая? Вряд ли. Должны следить за обновлением. Страхову Темрюченко знал. Давно забытые уже воспоминания, однако — приятные. Темрюченко расплылся в невольной улыбке. Хотел отложить диск Страховой на угол стола, но рука, взмахнув, вернула его обратно — перед собой.
Темрюченко сунул руку глубже в коробку с дисками, нащупал ключ — пройдемся, пожалуй.
Пара сотен шагов тысячу раз исхоженного маршрута. Сегодня жарко. В небе стайками и поодиночке летали стрижи, иногда с криками проносились близко над Темрюченко.
Так же неодетая по квартире ходила. Темрюченко видел в глазок голую спину Страховой. Раньше это был молочный кувшин, но теперь линии поразвело книзу, переделывая кувшин в крепкую супницу, но — все в рамках приличия. Известно, как иных время растаскивает.
Страхова подняла руку с растопыренными пальцами — к свету. Ногти красит. У нее и раньше были хорошие ногти; длинные, крепкие. Острые ногти. Страхова была искусницей, умела их выпустить. Темрюченко поежился от царапнувшего фантома… Страхова поднялась, держа руки перед собой и помахивая ими. Обдувая ногти, повернулась лицом к глазку, через который смотрел на нее Темрюченко. Железы по-прежнему, будто молоком налитые, но под ними на животе выпирали две складки, которых не было раньше — берут свое. И пупок тоже ушел на недоступную ранее глубину. Ниже не видно — нога на ногу. Но там все чисто, там всегда все гладенько — можно не сомневаться…
Да ну, не стоит — все прошлое.
Темрюченко вышел из вагона, запер. Платонова, кажется… да, пятое здесь. В дверь, к глазку — девушка читала. Обложка против света, буквы не разглядишь. Но картинка узнаваемая — Шекспир. Ах ты, девочка! Романтическое ожидание — ну, что же еще?! Ромео, наверное. Для Гамлета, пожалуй, пока рановато. А говорят, люди совсем другие стали теперь, новые люди.
Внешность Платоновой нравилась: не худышка, хотя высокая, ноги длинные — из-под сорочки вытянулись. Правда, сладкая ягодка. Спелая, налилась. Лет пять еще у нее в запасе. За годы службы Темрюченко научился разглядеть женщину даже спящей в замысловатой позе под одеялом, а здесь — легко. Конечно, если бы встала, так оно лучше видно… Повернулась бы, лицо разглядеть, и Платонова вдруг подняла голову, направляя взгляд прямо на дверь, в глазок — Темрюченко шарахнулся и, не понимая, отчего это с ним про-исходит, стоял, не двигаясь. И дыхание прекратил.
Темрюченко нервно хихикнул и отмер. Вдох-выдох — медленно. Закрыл правое ухо ладонью, другое — кровь стучит. Во рту пересохло.
Вдох и выдох — немного легче. И заново.
Пока не оказался снова за столом в кабинете, Темрюченко ощущал на себе открытость пространства — пара сотен шагов. Нервяк целый день сегодня, почти целый день. Медную фляжку Темрюченко всегда держал при себе. Просто так держал, ни к чему себя не обязывал. Самое, пожалуй, время достать.
Не отрывая фляжку от губ, Темрюченко быстро хлебнул два раза. Подождал, пока разольется — потеплело, расслабило. Хрен бы там, а не курить бросать с таким настроением! Темрюченко открыл верхний ящик стола, где лежала початая пачка: девять сигарет еще, это с прошлой недели — он правда старался. Спички лежали рядом. Выходить наружу охоты не было. Темрюченко подвинул к себе пепельницу — старинный чугунный утюг с откидным верхом и полым нутром, куда проворная хозяйка ссыпала горящие угли. Темрюченко держал утюг в качестве диковинки интерьера, чтобы кто-нибудь из редких посетителей мог поинтересоваться им. Иногда, теперь тоже, древняя чугунина пригождалась для более прикладных нужд.
Выпуская ленивый дым, Темрюченко так же лениво проскальзывал глазами брифы оставшихся женщин. Что-то возрастных много присылать стали, неинтересно. Темрюченко снова положил перед собой диск Платоновой. Хорошая — генералу пойдет, он та-ких любит. Глаза красивые, как смородинки — точно! Темрюченко вспомнил из детства:
Мама брала его за руку и вела на рынок, где бабушки продавали смородину, которую собирали у себя во дворе. В городе много было частных домов. Мама пробовала ягоды у нескольких бабушек и давала пробовать маленькому Темрюченко. Потом они покупали несколько стаканов самой вкусной смородины. Дома мама откидывала ягоды на дуршлаг и мыла их, пустив воду из крана. Ягоды всегда блестели после воды. Маленький Темрюченко любил выбирать самые крупные.
Точно такие глаза — мытая смородина в дуршлаге. Темрюченко заулыбался. Эх, детство! Отвинтил крышку, хлебнул из фляжки. Достал из пачки вторую сигарету, но курить вышел наружу.
Стрижи с криками догоняли друг друга. Небесные салки они тут устроили… Темрюченко, сам не ожидая, снова заулыбался, а потом отшагнул глубже под козырек, куда точно камера не дотянется, — хлебнуть разок. Жарко сегодня.
Река текла за восточной стеной базы. С правого берега можно было нырнуть после смены. Правда, выше по течению били ключи, но летом, когда солнце вот так вот жарит — самое то. Главнее, не передержаться в воде — туда и обратно. Река не широкая.
Левый берег круто обрывался с высоты в несколько метров. Стоя напротив, можно было увидеть многоэтажные норы береговушек. Но к базе они не летали. Здесь стрижами занято. Иногда стаями штук по триста летают. Может, и больше. Но это когда птенцы уже на крыло встанут. Пожалуй, скоро слетать начнут, опять собирать их придется. Не первый год Темрюченко подбирал молодых стрижей, выпавших из гнезда — неудачная попытка полета. Хорошо, недалеко в области есть приют для таких. Туда их везут, на выкорм…
Мобильник отвлек:
— Да, Геннадий Андреевич!.. Да, приехали, уже подыскал… Очень приятная, уж вы мне поверьте… Ну, Геннадий Андреевич, с этим вопросом, я думаю, мы с вами уладим… Да… Да, завтра я вам перезвоню… Не можете терпеть? Хе-хе… Хорошо, Геннадий Андреевич, я постараюсь все уладить как можно скорее… До свидания…
Невтерпеж старой козлятине! Надо бы подумать, действительно, что взамен... Темрюченко убрал мобильник. Он всегда назначал цену только после прочтения личного дела женщины. Так знаешь, что отдаешь. И попросить — тоже знаешь.
В кабинете Темрюченко развернул ноутбук. Вставил диск Платоновой в дисковод, выждал. Вначале шли измерения:
ПЛОЩАДЬ ТЕЛА: S = 172,68 см²
ОКРУЖНОСТИ (все размеры — коэффициент по h, если не указано другого):
голова — 0,305; шея — 0,186; грудь — 0,492; талия — 0,357; обхват плеча — 0,153; обхват нижнего эпифиза предплечья — 0,087; обхват бедра — 0,288; обхват икры — 0,210; обхват нижнего эпифиза лодыжки — 0,117.
ДЛИНЫ (все размеры — коэффициент по h, если не указано другого):
ширина плеч — 0,189; длина корпуса — 0,437; длина ноги — 0,531; длина руки — 0,441; коэффициенты ноги (стопа/голень/бедро от общей длины) — 0,1/0,44/0,46; коэффициенты руки (кисть/предплечье/плечо от общей длины) — 0,27/0,35/0,38.
МАССЫ (кг относительно общей массы тела):
мышцы — 25,2 (40%); скелет — 9,45 (15%); кожа и подкожная клетчатка — 5,67 (9%); кровь — 4,851 (7,7%); пищеварительный тракт — 1,89 (3%); печень — 1,512 (2,4%); красный костный мозг — 1,323 (2,1%); оба легких — 0,945 (1,5%); сердце — 0,2709 (0,45%); обе почки — 0,2709 (0,45%); щитовидная железа — 0,0189 (0,03%); головной мозг — 1,134 (1,8%); селезенка — 0,7101 (0,27%).
ОТНОСИТЕЛЬНЫЕ МАССЫ КОМПОНЕНТОВ:
относительная масса мышечного компонента — 25,2 (40%);
относительная масса жирового компонента — 12,6 (20%);
относительная масса костного компонента — 9,45 (15%).
Темрюченко пролистнул несколько графиков базальной температуры, отметив удивительную стабильность кривых: последняя только вышла за пределы красного поля — у девчонки овуляция через неделю. Темрюченко сглотнул.
Далее шло подробное описание габитуса, но Темрюченко не стал зачитывать все — фотография перед ним на столе, в раскрытой вкладке. Только одна деталь интересовала Темрюченко — уши. Их никогда почти не увидишь на фотографиях. Их прячут под волосами. Зачем их прячут? Уши Темрюченко считал самой интересной частью женской головы, да и всего женского организма. У них столько разных частей, а бывают прозрачные уши. У людей вообще, у женщин бывают самые разные уши, у Платоновой.
…уши средней величины (1/2,7). Расположены на уровне носа, симметричны друг другу по высоте. Форма наружного уха — округлая; оттопыренность средняя, больше заметна в верхней части; мочки слабоприросшие, обе проколоты, левая — дважды. Кожа — розовая, без пятен. Правое ухо: завиток мясистый, продолжается от раковины до мочки; ладья неглубокая; противозавиток короткий, в средней части поднимается над завитком; пальцевая ямка небольшая, неглубокая; раковина глубокая, но небольшая, повторяет контур наружного уха; козелок значительно поднимается над раковиной, противокозелок выражен слабо; межкозелковая выемка глубокая, средней ширины; мочка мягкая, легкоотвислая, слабо прирастает. Левое ухо зеркально повторяет приметы правого за исключением: козелок более острый в своей вершине; в верхней части завитка заметен треугольной формы Дарвинов бугорок (выступ — 2,1 мм); в нижней части мочки, по краю, имеется небольшая (d = 1 мм) темно-коричневая родинка…
Темрюченко вчитывался. Пальцы медленно обводили линии на столешнице. Если прихватить губами, мочка на языке всегда мягкая, приятная. Родинка у нее… Когда пепел упал на фотографию на вкладке, Темрюченко понял, что курит уже третью сигарету. Затушил, бросил в утюг. Послюнил палец, подлепил к нему пепельную колбаску с лица Платоновой. Подул, разметывая остатки белесых хлопьев — смородиновые глаза заблестели снова. Платонова глядела на Темрюченко, будто желая поблагодарить за оказанную заботу, и он вдруг улыбнулся и подмигнул ей. Тут же застеснялся себя. Огляделся — никого, естественно. Ай — какое сегодня игривое!
Однако ощущение, что Платонова улыбнулась ему в ответ, не пропало.
Темрюченко смахнул наваждение, перелистывая страницы. Задержался:
ПСИХОИМИТАЦИЯ: Романтическое ожидание. На циферблате: 7 часов 29 минут.
ПРОШИВКА: ≈ 6,3 года: «Я была еще совсем маленькая, наверное, мне пять лет было. Да, как раз на день рождения мама подарила мне куклу. Не из пластика, как у всех, а такую — из тряпок. У нее были руки, ноги, платье было красивое в цветочек и лицо нарисовано. Я назвала ее Маша. Это стала моя любимая кукла. Я даже свою старую куклу Полинке подарила, так она меньше завидовала, и вместе играть можно было. Но когда у нас в доме завелась моль, никто не знал, откуда она берется. Ее было очень много, и везде можно было увидеть, как она летает, в каждой комнате. И однажды я увидела, что моль поела моей Маше лицо. Оказалось, что в голове у Маши завелись личинки, и они начали ее есть. Только через год, когда папа решил сделать в квартире ремонт, тогда увидели, что моль поселилась в старой иконе: там была такая потайная шкатулка с обратной стороны в дощечке сделана; ее прикрывала специальная крышка, тоже из дощечки, а изнутри там было все выстлано красным войлоком. Вот в этом войлоке моль и поселилась. Мама рассказывала, что это была очень старинная икона, еще от ее прабабушки нам досталась, и прабабушка в той потайной шкатулке, когда наступила революция 1917 года, спрятала свои драгоценности. На эти драгоценности наша семья выживала после революции и потом еще — когда была война с Гитлером и даже после революции 1991 года тоже. А когда драгоценности кончились, тогда в шкатулке поселилась моль. А на иконе был нарисован бородатый мужчина, которого взрослые называли «Господи» и разговаривали с ним иногда, а я смотрела на него и плакала, потому что мне казалось, что этот Господи специально напустил моль, чтобы она мою Машу поела. Я хотела спрятаться от него к маме, но мама только смеялась и говорила: «Ну, что ты, глупенькая…»
Глупенькая… Вдох — медленно, глубоко. Небольшая задержка — выдох. Нет! Пожалуй, генерал обойдется кем-нибудь и попроще. Темрюченко нажал кнопку извлечения диска, подцепил диск, положил в бокс. Посмотрел на фотографию — улыбается девочка. Открыл нижний ящик стола, убрал бокс с диском.
Во фляжке оставалось еще — хлебнул коротко. Крякнул, еще хлебнул. Вдох и — выдох.
Пересмотреть других. Может быть, тайку? Или вот — хорошая украинка. Генерал любит большие молочки. Вставил диск.
…ареолы широкие, идеально округлой формы, с четкими границами, d = 4,8 см у обеих. Намечается соскальзывание в эллиптическую форму (по вертикали). Цвет варьируется от крем-брюле до розово-коричневого в момент наибольшего притока крови. Соски розово-бежевые, в состоянии эрекции — розово-коричневые или карамельные. Оба соска цилиндрической формы…
Рожала? Да. Генерал не очень любит…
Темрюченко вздрогнул — вызов.
Экран показывал служебный УАЗ. Рука из машины протягивала в камеру пропуск.
Темрюченко сглотнул, чувствуя пересохшее горло. Вызов повторился — поднял шлагбаум. УАЗ на мониторе поехал под ним, шлагбаум опустился.
Спустя полторы минуты Темрюченко услышал снаружи хлопанье дверей. К нему вошли — без стука, четверо: двое вооруженных, один неопределенный в штатском и главный среди них — с отличительным жетоном комиссара на лацкане кожаной куртки. Он держался уверенно впереди и привык, видимо, брать с наскока:
— Это мы к вам пришли, Тарас Георгиевич, не переживайте.
В голосе у него неприятное что-то, будто под диафрагмой притаил что-то. Темрюченко напрягся, однако шагнул навстречу, протягивая ладонь для пожатия. Комиссар на это ответил без стеснения отрицательно:
— Обойдемся без бытовых формальностей, Тарас Георгиевич. Вы догадываетесь, я полагаю, зачем мы к вам?
Комиссар интонацией объединил себя и своих попутчиков. Темрюченко оглядел всех по очереди — скорее, отыгрывая время, чем из настоящего любопытства. Однако нужно было ответить:
— Конечно, мне лестно, что высокие гости…
— Хорошо, Тарас Георгиевич, я сам скажу: вы обвиняетесь в превышении должностных полномочий.
Темрюченко решил не выключать дурака:
— Я не понимаю… — но комиссар отсек любое непонимание:
— Не надо, Тарас Георгиевич. Не надо устраивать глупый цирк. Или вы на самом деле считаете нас полными идиотами?
Даже если не считать этот вопрос риторическим, правильного ответа на него не существовало. Темрюченко молчал, лихорадочно выбирая возможную тактику обороны.
Комиссар наступал, не отпуская времени на передышку:
— Хорошо, Тарас Георгиевич, я скажу предельно ясно. Я даже вам прочитаю: Темрюченко Тарас Георгиевич обвиняется в симоническом распределении вверенного ему женского материала в обход конституционно установленных правил пользования общественными ценностями и достоянием. В ходе преступной деятельности Темрюченко Т.Г. получал незаконную прибыль в виде материальных и иного рода дотаций от симонитов, круг которых составляли знакомые Темрюченко, его родственники, а также высокопоставленные лица, желавшие получить внеочередной доступ к общественному достоянию, вверенному Темрюченко на его должности. Таким образом, Темрюченко Т.Г. не раз нарушал должностные инструкции… и так далее. По данному обвинению ваше дело, Тарас Георгиевич подлежит быть рассмотренным на экстренном заседании народного трибунала под моим председательством. Вот официальная бумага, там все изложено. Будете читать?
Возникла нехорошая пауза, тишину которой потряхивало шуршание бумаги в руках Темрюченко. Он видел перед собой отдельные буквы, но слова никак ему не давались. Молчание растянулось и напряглось, угрожая лопнуть в любое мгновение. Но опытный комиссар молчал, только глубже утверждая с каждой следующей секундой очевидность своего превосходства.
Темрюченко понимал это, но — тоже молчал.
Нужна была какая-нибудь надстройка, чтобы заговорить, какой-нибудь толчок, но толчка не было. Темрюченко откашлялся, и хотя решимости это никак не прибавило, он кашлянул снова — более настойчиво и продолжительно, действительно чувствуя теперь неудобство в горле.
— Это нервное, Тарас Георгиевич. Такое бывает. Давайте бумаги, если вы уже ознакомились.
— Я должен где-нибудь расписаться?
— Нет, это не обязательно… Вы присядьте, Тарас Георгиевич, вам нужно успокоиться. Может, водички попьете? Зря. Сам не пробовал, но, говорят, успокаивает, если водички попить. Вот, возьмите… Тарас Георгиевич, да от вас алкоголем пахнет! Вы что, выпиваете на рабочем месте? Никуда не годится, Тарас Георгиевич. Это просто уже совсем никуда не годится!
Темрюченко молчал, понимая свое бессилие. Выпил из протянутого стакана. От воды правда стало легче дышать. Комиссар мягко вынул стакан у него из рук, вернул на место — вверх дном на горлышко графина. Может быть, не такой он уже страшный, этот комиссар? Темрюченко услышал даже какое-то участие к нему со стороны нежданного гостя. Или показалось?
Комиссар шагнул, чтобы встать напротив:
— Ну, да ладно. Выпили ведь совсем немного. Правда, Тарас Георгиевич?
Темрюченко кивнул, издав, вместо ответа, гортанный звук согласия.
— Вот, я же точно вижу, что вы не пьяны. Ну, хлопнули полтишок для расширения сосудов. Оно, говорят, полезно. Для нервов тоже — работа ведь у вас нервная…
Интонация последней фразы на секунду зависла в воздухе; комиссар взял мгновенный люфт, как раз только нужный, чтобы Темрюченко успел едва почуять, но не осознать опасность и — продолжил немедленно:
— А по какой же причине вам приходится нервничать, Тарас Георгиевич? Разве есть у вас какая-либо причина для этого?
Надежда Темрюченко на благополучный исход тяжело осела в толстом кишечнике.
— Вы молчите, Тарас Георгиевич. Молчание, как поясняет нам народная мудрость, — знак согласия. Не знаю, может, на вашем месте и я замолчал бы, но — не будем разводить теперь ненужную философию… Значит, вы признаете свою вину по предъявленным обвинениям?
Темрюченко кивнул.
— Теперь по конкретике. Вы признаете, что сегодня вами получена партия женщин, одну из которых вы обещали передать в личное временное пользование генералу МВД Жубарову Геннадию Андреевичу в обход установленных правил распределения общественных ценностей?
— Да, — Темрюченко овладел, наконец, собственным голосом.
— Хорошо, Тарас Георгиевич, с вами приятно иметь дело. Ведь это совсем просто, говорить правду, не так ли? Просто и приятно, быть честным человеком… Идемте дальше: вы признаете, что генерал Жубаров является не единственным симонитом вашего круга?
— Признаю.
— Жубаров был первым, кто сделал вам предложение подобного рода?
— Да, первым, — в Темрюченко зашевелилась догадка: — Так, значит, это он…
— Ну что вы, Тарас Георгиевич! Кто же добровольно станет признаваться в таких вещах? Мы давно и пристально наблюдаем за генералом, и сейчас он, я могу вас уверить, находится в положении, может быть, даже более неприятном, чем вы. Да, Тарас Георгиевич, мы тоже выполняем свою работу, хотя это и не всегда кажется очевидным. И, смею уверить вас, выполняем свою работу на совесть. У вас, Тарас Георгиевич, кстати, есть совесть? Что она вам говорит?
Отвечать было глупо и как-то даже противно, унизительно. Однако комиссар замолчал, явно ожидая от Темрюченко каких-то слов.
— Я сожалею, — Темрюченко поднял глаза, желая вызвать комиссара на отчаянный поединок, но тотчас опустил их обратно.
— Сожалеете, — цокнул на него комиссар. — Это вы для порядка говорите или совесть вам так подсказывает, Тарас Георгиевич? А где была ваша совесть, когда вы соглашались на сделку с Жубаровым? Потом, — это я понимаю, — потом тропинка была уже протоптана, а если так — почему бы и не пройти по ней. Так ведь? Но в первый-то раз, в самый первый раз, Тарас Георгиевич, о чем вы думали? Как вы на это решились? Ведь, по сути, вы использовали служебный материал в качестве личного и в личных же интересах. Это частная собственность, Тарас Георгиевич. Это использование своего служебного положения. Это выделения себя из общества в отдельный привилегированный слой, в высшую касту. Но вы ведь знаете, что классы в нашем обществе запрещены конституцией! И частная собственность тоже. Не можете вы не знать, я не поверю! Знаете ведь?
Темрюченко кивнул.
— Знаете. Тогда почему, Тарас Георгиевич? Неужели, как говорится, Жубаров сделал вам предложение, от которого вы не смогли отказаться? Что это было? У меня только из последнего, но давайте посмотрим: семейный отдых на морском побережье. Это неплохо, Тарас Георгиевич, это понятно. Дальше: мопед, льготная очередь на жилплощадь, годовой абонемент в театр. Похвально, Тарас Георгиевич, культура нужна человеку. Дальше: килограмм белужьей икры, юбилейный стол в ресторане… Тут уже, Тарас Георгиевич, у нас совсем какое-то безобразие начинается: обмен женщины на деликатесные пищевые товары. Любите вы, Тарас Георгиевич, собственный желудок больше общественных интересов. Что нам закон говорит? Никакой член общества не имеет привилегированного права пользования общественным имуществом и достоянием в ущерб такого же права другого члена общества. А у вас тут сплошной секс в обмен на еду — рыночная экономика получается. А к чему ведет рынок, Тарас Георгиевич? Правильно — к расслоению общества. Раньше — да, согласен. Когда отношения между особями нашего вида катились по рельсам биологического развития, и размножение было главной целью и единственным смыслом существования, а забота о потомстве — делом ресурсозатратным при весьма длительной временной протяженности, в те времена самки вынуждены были прибегать к различного рода уловкам, в числе которых первое место занимали услуги сексуального характера. Древнейшая профессия, Тарас Георгиевич, не зря называется древнейшей. Но ее появление было обусловлено проблемой выживания нашего вида. Конкуренция самцов за обладание той или иной самкой вынуждала их предлагать ей лучшую цену. И чем выше была эта цена, тем охотнее самка отдавалась во власть того или иного самца. Иными словами — чем больше и острее твои клыки, тем обширнее твой гарем и многочисленнее потомство. Вы же, Тарас Георгиевич, целенаправленно рождаете конкуренцию! При этом вся выгода достается исключительно вам, а женщина остается в неведении и, честно выполняя свою социальную функцию, не подозревает о том, что является товаром в чужих руках. Вы, Тарас Георгиевич, хуже самой низкой проститутки на свете. Ее вынуждают к этому обстоятельства жизни, а вас — личная выгода. Вы, Тарас Георгиевич, — работорговец!
Это был приговор. Без смягчающих обстоятельств, без права на апелляцию, без отсрочки исполнения — окончательный.
— Вы хотите что-нибудь сказать, Тарас Георгиевич?
Темрюченко ничего не хотел.
— Тогда поднимайтесь, пожалуйста. Вы должны прогуляться вот с этим молодым человеком.
Стрижи по-прежнему с криками носились в небе, но Темрюченко уже не обращал на них никакого внимания. Он упорно пытался вспомнить что-нибудь из своей жизни — что-нибудь важное, значительное. В памяти осталась только одна картинка: дуршлаг, полный блестящими ягодами черной смородины. Вранье все, россказни — о промелькнувшей перед глазами жизни. Дуршлаг вдруг будто бы соскочил вниз куда-то… появился обратно и — медленно растаял в темноту…
Комиссар занял кресло за столом Темрюченко. По его приказу второй из вооруженных молодых людей производил осмотр помещения. Комиссар обращался к мужчине в штатском:
— Вот, Виктор Алексеевич, ваше новое место службы. Можете принимать хозяйство. Инвентарь обменяете по запросу, это недолго. Если возникнут какие-либо проволочки — можете обращаться ко мне. Договорились? А пока, я так понимаю, вот ваше первое задание на новом месте, — комиссар похлопал по коробке с дисками. Ладонь у него была маленькая. — Распределите первый вверенный вам контингент. Правила вы знаете…
— Можно познакомиться?
— Конечно, теперь это ваше хозяйство. Однако я попросил бы вас не затягивать с ознакомлением. Завтра весь материал должен быть расписан, не затягивайте.
— Тогда, наверное, мне лучше начинать…
Комиссар механически открывал ящики стола. Вдруг увидел:
— Подождите! Вот у нас тут кое-что припрятано было… Я так понимаю, для генерала… Платонова Инга… Красивая девушка, молоденькая совсем еще. Вот, тоже возьмите. — Комиссар передал диск человеку в штатском. — Инга, Инга… Кажется, это такая ягода… Да! Помню, когда меня на лето родители в деревню к бабушке отправляли, в Ивановскую область, там возле дома кусты были такие… Высокие… Очень вкусные на них были ягоды, темненькие такие… Весь куст, бывало, облеплен, а я лез в самую середину — там самые вкусные были, самые сочные… Бабушка мне говорила, помню: «Ешь ингу!..» Так просто и говорила: «Ешь ингу!..» У меня от ягод весь рот, все руки были темные …
Мужчина в гражданском принял бокс с диском:
— Извините…
— Да, что такое?
— Вы чуть-чуть ошибаетесь. Эта ягода называлась — ирга. Цвет у нее такой глубокий — в черноту, как баклажан, только с матовым налетом. Вкусная…
Комиссар прищурился на мужчину в штатском. Немного рассеянно:
— Да, пожалуй, вы правы… Точно — ирга… Вкусная ягода.
_________________________________________
Об авторе:
АЛЕКСЕЙ АГАПОВ
Родился и живет в Иваново. Работал разносчиком газет, лаборантом, сторожем, радиоведущим, учителем английского языка, переводчиком и др.
скачать dle 12.1
