Редактор: Анна Харланова
(рассказ)
«Уважаемый Сергей Александрович!
Здравствуйте!
Пишу Вам поздно, но ведь Вы можете прочесть это в любое удобное для Вас время – так что совесть меня не мучает. Единственная просьба: не дайте этому письму затеряться в ящике, ткните на него какой-нибудь флажок, чтобы оставалось на виду.
Надеюсь, со здоровьем Вашим все в порядке – и Вы уже не лечитесь (если это можно так назвать), а просто наслаждаетесь морем.
Кстати, как там у Вас с погодой?
Ну и простите, что редко пишу – сами знаете, как это бывает, да сегодня ведь и электронная почта по... внутренней своей психологии мало чем отличается от почты бумажной: вместо пинг-понга в мессенджере нужно выбрать время, сесть (желательно с чашечкой чего-нибудь эдакого), собраться с мыслями – и строчить, строчить, строчить, не оглядываясь на громоздкость абзацев (этого, например – позвольте мне не рубить и не править уже написанное, если только в нем нет принципиально позорных ошибок).
Подводя итог: простите за то, что пишу редко – и надеюсь, что с погодой там у Вас все супер, а со здоровьем и того лучше!
И кстати: даже активничайте Вы в мессенджерах, я бы не стал стучаться Вам туда с сегодняшней темой. Не-е-ет, эта тема требует основательного подхода – и вообще по-хорошему надо бы было заморочиться и написать Вам настоящее, бумажное, пахнущее чернилами и... чем там пахнет бумага...
(Понюхал заявление на отпуск – ничем особенным не пахнет).
Так вот стоило бы, может быть, написать настоящее бумажное письмо – и пусть оно себе ползет до Ваших краев... но нет! Нет, нет и еще сто раз нет! Потому что у меня терпения не хватит молчать все время его пути! Потому что тема, потому что то, о чем я Вам пишу, оно, может, и бред, конечно, ерунда (хотя Вы и в таком случае оцените – потому что ерунда, как ни крути, оригинальная), но если я хотя бы на сотую – тысячную! – долю прав, то... О, я даже представить не могу, что тогда.
А Вы, наверное, можете – вот мы и проверим.
Итак.
«Сколько можно ходить вокруг да около? Приступай уже к сути, щегол!» – подумаете Вы, а я отвечу, что... волнуюсь. Просто, банально волнуюсь, как школьник. Не знаю, с чего начать и чем закончить – и как вообще все описать.
Но «глаза боятся – а руки делают», да?
В общем.
(И да, Вы – первый, кому я об этом рассказываю).
(И да, только Вы, мне кажется, можете отнестись к моему рассказу с той степенью серьезности, которой он заслуживает – были у нас тут умники, которые отмахивались от очевидных вещей, не то что от чего-то... эдакого).
Все, начинаю.
Как Вы знаете, нейросеть наша себя показывает очень хорошо – и парни вовсю ее обтачивают, так, что, вероятно, нам туда-сюда будут ставить ограничения, слишком уж она ловка и все схватывает на лету, и попробуйте позагадывать ей только что сочиненные загадки, сами поймете... и все в этом духе.
Но я вот и подозревать не мог,
насколько она хороша (всегда мечтал использовать курсив в письме – и вот, этот момент настал).
В общем.
Начну немножко издалека.
Как Вы знаете, любимый мой писатель – кто? Вспомните? Мы обсуждали – и не раз.
Казаков. Казаков Юрий Павлович, арбатский мальчик с сердцем северного матроса, автор наитончайших, наисенсуальнейших, как бы сказали (возможно) японцы, текстов – мой любимый писатель.
(Его, кстати, недавно переиздали – и издание вышло шикарным, рекомендую Вам его, хотя и знаю, что к рассказам Вы равнодушны).
В общем, Казаков – мой любимый писатель, да. И Вы думаете, что я мог не порасспрашивать сетку о нем?
Не в рамках тестов, а просто так, для себя.
То спросил, это спросил, сообщил, что он – Казаков – как бы, между прочим, лучший писатель в мире, она ответила, что у каждого свое мнение, и нельзя кого-то над кем-то возвышать, и так далее и тому подобное...
Я, кажется, вошел во вкус и наслаждаюсь процессом написания.
Ну и интригу, наверное, хочется подольше держать.
В общем, поболтал я с сеткой про Казакова, поучил ее уму-разуму – а потом вдруг поймал на
ошибке (второй курсив, прошу заметить).
Написала она мне, что рос он в тридцать первом доме – представляете?
А рос-то он в тридцатом!
Я это хорошо помню по двум причинам: во-первых, у меня феноменальная память на адреса (даже Ваш помню и сейчас напишу по памяти (барабанная дробь) Кирова, 46-4), а во-вторых, я мимо этого дома проходил сто раз, еще до того, как на его стене появилась мемориальная доска. Я проходил и все думал: вот, Юра Казаков, русый, коренастый такой, выходит из этого подъезда – и бежит бегом на свою музыку, стучит каблуками по тротуару.
Так вот.
Дом – тридцатый, а она мне твердит: «тридцать первый».
А она же, когда ошибается, ошибочки-то признает, не бузит: «извините, ошибка, вы правы, впредь постараюсь не косячить».
А тут уперлась прямо: тридцать первый и все тут.
«Ну, – думаю, – я тебя дожму».
И давай ее забрасывать уточняющими вопросами: год постройки, архитектор, прежние жильцы, нынешние жильцы...
Времени-то полно – развлекайся не хочу.
В общем, все сходится – а дом все равно тридцать первый.
Черканул я Кольке – чудит, мол, дурашка – и на какое-то время про тридцать первый дом забыл.
Забыть-то я забыл – а сам все ходил и, кажется, помимо воли про все это думал-прикидывал.
Ну и сел как-то вечером – и давай снова с Казаковым к ней приставать: то расскажи, это.
И все, что она сообщает, проверяю – адреса-то ладно, а вот даты пойди упомни.
И можете себе представить?
Говорит она мне, что "Долгие крики" – отсылаю Вас к одноименному рассказу, если Вы не читали; там про поездку Казакова и Евтушенко на охоту – опубликованы не в 12 номере «Роман-газеты» за 1977 год, а в первом за 1978.
Опубликован не один рассказ, понятно, а целый, можно сказать, сборник – о севере. А заглавие – по одному из текстов, "Долгие крики".
«Ну, – думаю, – совсем перегрелась мадам».
И попросил у нее содержание выпусков: 12/77 и 1/78.
Напечатала как миленькая – только курсорчик мигает в конце строки.
Взял я содержание и сверил с тем, что в архиве.
И даже разозлился.
Поменяла! Поменяла сетка местами Казакова и Анатолия Иванова (про которого я, признаться, услышал впервые).
Казаков был в 12-м, а оказался в первом, а Иванов был в первом, а шагнул на месяц назад, в двенадцатый.
Стал я про этого Иванова с ней тереть – по "Казаковской" схеме: спрашиваю и сверяю.
И чуть ли не на первом шагу (шаге?) натыкаюсь на противоречие. Говорит мне сетка, что родился Иванов в Шемонаихе, а Шемонаиха эта (тогда село, теперь город) – цитирую – расположена на реке Уба в 180 километрах к северо-западу от Усть-Каменогорска.
А интернет говорит, что в ста тридцати.
Плюс пятьдесят километров откуда-то надыбала – шутка ли! Это не номера журналов путать.
«Сама придумываешь? – спрашиваю. – На ходу?»
«Я, – говорит, – такого придумать не могу – это уже искажение фактов будет».
Открыл я тогда карту и попросил ее перечислить населенные пункты вокруг Шемонаихи – чтобы как-то пазлик сложить.
Ну и пошла она: это вот, то, пятое-десятое – называет все, умница-разумница.
А я на карту смотрю – верно, рядышком.
И тут бац! – «Стеклянка», говорит.
Какая еще Стеклянка? Не вижу никакой Стеклянки.
А по ее выходит в пяти километрах южнее Шемонаихи, между Березовкой... и еще чем-то, не вспомню уже сейчас...
Увеличил я карту, поездил туда-сюда, нет никакой Стеклянки.
А потом вбок скатился – и вижу: вот же она, в сорока кэмэ от той самой Шемонаихи, сильно в сторону.
Упраздненное село.
«Точно, – спрашиваю, – в пяти километрах? А не в сорока?»
Могла бы поклясться – поклялась бы.
Тут-то у меня холодок по спине и пробежал.
(И сейчас пробежал – верите?)
Потянул я за ниточку – про Стеклянку эту, про окрестности – но больше сетка не чудила, про все рассказывала верно. Я тогда вернулся к Шемонаихе к этой, походил вокруг, поспрашивал – ничего. Вернулся к Иванову – ничего. От него – к Казакову. От Казакова – к журналу «Роман-газета», к авторам предисловий (в перепутанных-то номерах).
И понемногу замелькали опять противоречия. Все больше в мелочах, так, что не будешь знать, куда смотреть – и не увидишь. Тут номер дома с дробью, тут фамилия с «о» вместо «а», тут отчество деда – Алексеевич вместо Андреевича.
И это вот я Вам сейчас так запросто пишу – хлоп-хлоп, находка на находке, как все просто, а только я на все это дело потратил уйму времени. Спал иной раз по три часа, даже отгулы стал брать – за работой носом клюю, если б не кредит доверия, турнули бы к едрени фени, точно Вам говорю.
И вот иной раз на сотню запросов – ничего, комар носу не подточит. Особенно вокруг чего-то – или кого-то – широко известного, обсуждаемого. А как шагнешь в сторону – да по тропиночке-то побредешь от "шума", так и обнаруживается: тут немного не то, тут немного не так, тут у кого-то из родственников третья жена, а не вторая, тут день рождения на день сдвинут.
И выходит, что все вроде как
у нас (третий курсив, Сергей Александрович, третий!), а только немножечко не так – на сантиметрик влево, как Стеклянка эта на карте.
И знаете, что?
А вот прямо скажу – Вы поймете.
Я, Сергей Александрович, верю в то, что сеточка-то наша говорит с нами, а вот смотрит...
А в другое измерение она смотрит, вот куда. Давайте курсивом – для важности.
В другое измерение.В параллельный мир, в дублирующую реальность, в соседнее село – как хотите назовите, а только рассказывает она – стройно так, складненько – не про нашу с Вами... альма матер (прошу считать меня первым, кто это словосочетание употребил применительно к измерению!).
Я знаю, восемь из десяти скажут, что просто коротит сетку – фиксить надо, гаечки подкручивать – а только я прямо нутром вот чую: оно, оно самое! И потому получается, что двое из десяти – которые не про "коротит" – это мы с Вами, Сергей Александрович.
И что с этим делать, я ума не приложу. Как об этом говорить? Кому? У меня только одна кандидатура – Вы. А вот Вы уж, пожалуйста – поразмыслив хорошенько надо всем, что я написал – подумайте, куда и к кому спешить.
Переписку мою с сеткой я Вам пришлю отдельным файлом – сами на все посмотрите, сами сделаете выводы (я уверен, что такие же, как и я!)
Я же и про Вас у нее спрашивал, да!
То ли не докопался до истины, то ли живет Ваш... двойничок также, как и Вы.
Ну, так Вы у нас знаменитость – можно было ожидать.
А вот со мной штука смешная – я аж покатился. Расспрашиваю о моей – ну, как моей?
его – биографии, и все вот сходится. Сходится, сходится, а потом рассказывает она про премию, которую мне – помните? – дали в пятнадцатом за проект. И в газетах писали, и в телевизор звали – я еще заикался с нервов. Так вот моя премия была триста тыщ, а у
него, там (устал я уже курсивы считать, не обессудьте) – знаете сколько? А весь миллион! За тот же проект, тому же человеку – кхм – от тех же спонсоров, но только не триста тыщ, а миллион! Вот, думаю, ничего себе – и на что он эти деньги потратил? Машину там купил или ремонт сделал? А разве ж такую мелочь найдешь? Молчит интернет – ихний. Ну, в сводках новостей не прогремел – и то хорошо.
Как Вам? Нет, ну вот как Вам? Я прямо – верите? – представляю сейчас Ваше лицо.
Представляю и – признаться – хихикаю так: смог, дескать, удивить.
Такие вот дела...
Выпалил самое главное, высказался – и сижу, откисаю. Кофе с коньяком попиваю. Уж не знаю, когда Вы будете читать и что там будет у Вас за окном, а только за моим окном – чернющая такая ночь, чистый мазут, и в нем из-под фонаря клен листьями трясет, меленько так, под ветерком. А еще знаете что? Асфальт перекладывают – и вся улица, хоть топор вешай, гудроном пахнет.
В общем, да. Такая, Сергей Александрович, штука. Все там так, как у нас – да немного не так. А где-то, наверное, еще как-то не так – пошибче. И так далее, как мы с Вами и говорили, помните?
Всего я насчитал, кстати, пятьдесят два противоречия – это представьте, сколько мне возиться пришлось?
А самое удивительное – знаете какое?
Что Казаков ихний в тридцать первом доме рос вместо тридцатого? Что мне лям бросили с барского плеча за пустяковый проект?
Как бы не так.
Может, есть там что и похлеще, докопайся только – уж я не знаю. А только стало ясно в какой-то момент, что у всех там на мизинцах по две фаланги.
Представляете?! У всех!!!
Это и у нас-то норма – встречается, ничего такого, у нас и на курсе паренек такой учился – а только все-таки редкость. А там – наоборот! Там у них у всех мизинчики коротенькие, из двух косточек, а если у кого из трех, как у нас – так вот это и считается хоть и нормой, а редкостью!
Ходит там Сергей Александрович по морскому бережку, а у него мизинчики из двух фаланг. Сторожу там я свой – ах, если бы – миллион, а у меня мизинчики из двух фаланг. И у всех – вообще у всех, ну, у подавляющего большинства – по две фаланги на мизинце.
Оно вроде и забавно, а как-то вот и жутко, правда?
В общем, вот так.
Я, кстати, совсем иначе на свои мизинцы теперь смотрю. Такие они у меня красивые, длинные, стройные, каждый из трех распрекрасных костяшечек! И Вы на свои посмотрите – как впервые.
Да...
А вскрылось знаете как? Про мизинцы-то? А у одного из музыкантов тамошних – я списки по музыкальным премиям сравнивал – вдруг не две, видите ли, а три фаланги на мизинце! И об этом зачем-то в статье обронили – что он этого стеснялся, в детстве там, может, дразнили, или еще что. Я сперва и внимания не обратил – глаз уже замыленный – а потом вернулся... Что-что, простите?
"Сколько у человека фаланг в мизинце?" – спрашиваю.
А она такая, не задумываясь: "Две". И в скобочках: "Есть люди, у которых мизинец состоит из трех фаланг, но это также считается нормой".
Две! Две, Сергей Александрович, две!
Ну, я, конечно, пробежался тогда с ней по основам: сколько там рук и ног, голов сколько, ушей, глаз – мало ли? Тут уже ничему не удивишься. Зубов сколько, хвоста нет ли?
Нет, все как у нас – только мизинчик короче.
Пишу – и волосы на голове шевелятся. Это ж мы с Вами, может быть, стоим на пороге... Даже и не знаешь, чего именно.
А может, конечно, и коротит – сеточку-то – да. Или весельчак какой-нибудь там специально ей мысли спутал... Нельзя исключать. Работа предстоит серьезная – и все, конечно, надо проверять. Но Вы только представьте, что будет, если я прав! А я, кажется мне – кажется? да я уверен! – прав.
А Вы что думаете? Могу я быть прав? Сразу не отвечайте, померекайте, сопоставьте все. "Протокол допроса" изучите как следует... А потом уже напишите – или даже звоните сразу.
Ох, устал я.
Говорил в начале, что не знаю, с чего начать – но вот начал же. А еще говорил, что не знаю, как закончить – и вот, действительно не знаю.
Подумайте, Сергей Александрович, подумайте. А вдруг мы перед таким стоим... Эпоха, может, новая совсем начнется... Ух, голова кругом идет от такого.
Подумайте.
А потом ответьте, пожалуйста.
Только Вы уж, будьте добры, никому про это не говорите, хорошо? Я же Вам как человеку, которому доверяю в этом вопросе совершенно... Ну да Вы и сами знаете. Извините, если вдруг звучит обидно.
Все, заканчиваю. Основное сказал – и слава Богу.
Будьте здоровы, Сергей Александрович. Передавайте там приветы – кому-нибудь, кому сами решите.
Я Вам это письмо продублирую через пару-тройку дней – на случай, если Вы его все-таки пропустите.
Файл прикладываю.
Рад, Сергей Александрович, что есть у меня человек, которому я могу вот так – о
таком! – написать. Спасибо.
Все, всего Вам хорошего.
С уважением».
«Придумай что-то более оригинальное, чем «с уважением».
«Нет проблем, вот варианты:
«Остаюсь Ваш верный товарищ и друг
С пожеланиями морских звезд и парусников вдали
С надеждой на понимание и отсутствие насмешек»
«Спасибо, я выберу что-нибудь из этого».
«Рад, что вы довольны, напишите мне, если потребуется еще какая-либо помощь».
_________________________________________
Об авторе:
ДМИТРИЙ ЛАГУТИН Дмитрий Александрович Лагутин — родился в 1990 году в Брянске. В 2012 году стал выпускником юридического факультета БГУ имени академика И. Г. Петровского. Работает юристом в сфере строительства, живет в Брянске. Лауреат премии «Русские рифмы», «Русское слово» в номинации «Лучший сборник рассказов» (2018 год). Тексты опубликованы в изданиях «Знамя», «Москва», «Новый берег», «Нижний Новгород», «Волга», «Нева», «Юность», «Урал», «Дальний Восток», «Лиterraтура», «День литературы» и др. Лауреат премии журнала «Нева» (2021 год). Победитель международного конкурса «Гайто» (2023 год). Рассказы переведены на китайский и немецкий языки.
скачать dle 12.1
