ВКонтакте
Электронный литературный журнал. Выходит один раз в месяц. Основан в апреле 2014 г.
№ 226 февраль 2025 г.
» » Наталья Татаринцева. СМОТРИ НА ОБЛАКА И МУРЛЫЧЬ

Наталья Татаринцева. СМОТРИ НА ОБЛАКА И МУРЛЫЧЬ

Редактор: Анна Харланова


(рассказы)



СМОТРИ НА ОБЛАКА И МУРЛЫЧЬ

Василий решил стать котом. Ну, не сам решил, конечно. Прочитал советы популярного интернет-психолога. Если в вашей жизни все плохо, значит нужно срочно произвести перезагрузку и раскрыть своего внутреннего зверя. Тушканчика, там, или многоножку, кому как нравится.
Василий прочитал и понял, вот оно! Причина всех бед. У него в жизни было все очень плохо. В кошельке – кот наплакал, на душе – кот нагадил и закопал.
С утра он будильник орущий с тумбочки лапой смахнул, потом подумал немножко и скинул на пол еще и стакан с водой. Фиалку в горшке решил оставить, хорошего понемножку. Гигиенические привычки тоже менять не стал, до задних лап языком не дотянулся, в лоток не поместился. Значит так и надо, психолог еще писал, что главное – комфорт и внутренняя гармония. Вот Василий гармонию эту в чакрах сконцентрировал, усы перед зеркалом встопорщил и на работу отправился.
Коты в метро ездят? Теперь ездят! Гордо думал Василий и представлял, как ему, первому коту под землей, на выходе выдадут медаль и грамоту. Тут из толпы на него посмотрели грустные глаза в переноске. Конкурент! Огорчился Василий. Опередили, еще и породистый, небось. Стало обидно. На хвост несколько раз наступили чужие грубые ноги. Хвоста не было, но Василий остро чувствовал – наступили! И потоптались еще, гады. Он робко, но угрожающе взвыл, но за транспортным шумом никто не заметил.
Электрические двери офиса услужливо распахнулись, а Василий вдруг впал в странное состояние. Зачем? Кому все это надо? В чем смысл? Вселенная шумела вокруг, а он преисполнился мудростью индийского йога. Казалось, вот-вот в голове раскроются, как пакет корма Хиллс, все тайны мироздания.
Двери сошлись. Стоп, на работу опаздываю! Двери открылись.
Впрочем, снова подумал Василий, глядя на распахнутые створки. Зачем?
– Эй, Степаныч, ты проходить будешь или как?
Оказывается, за ним уже собралась толпа. Василий виновато юркнул внутрь. Осталось чувство сломавшейся гармонии. Чакры уныло повисли.
На работе он лениво поклацал по клавиатуре. Получилась ерунда. Потом погонял мышь по полу. Увлекательно. 
– Коля, – написал он коллеге в чат. – А у тебя есть лазерная указка? Муочень надо!
– Отстань, тут отчетов выше крыши, а ты с фигней какой-то.
«Странные люди», – подумал Василий и преисполнился радости оттого, что он теперь кот.
Валялся на пушистом ковре, изящно царапал лапами воздух. Коллеги заглядывали и умилялись. То есть, сначала говорили много непонятных слов и сердито шевелили бумагами, а потом успокаивались и начинали улыбаться. Некоторые даже чесали Василию пузик. Он игриво когтил их, но без злобы. Рабочий коллектив все же, свои. Ниночка из бухгалтерии бросила мятую бумажку. Стало еще веселее.
А потом сидел на окне. Очень важное занятие оказалось. Люди идут, птички летят. Облака, опять же. «Как давно я не смотрел на облака!», - горько подумал Василий. Это была человеческая мысль, не кошачья. 
– Вась, данные по последнему кварталу есть? – Спросили из коридора. Василий дернул ухом.
– Вась, а ты мне документ отослал, который я просила?
Вася сделал вид, что не слышит. Он созерцал воробушков.
– Вась, обедать идем?
С радостным мявом Василий слетел с подоконника и побежал в столовую, путаясь под ногами у людей.
В столовой с заказом, как всегда, запаздывали.
– Есть хочу! – громко крикнул Вася, а потом еще громче: – Есть! Жрать! Дайте жрать!
Сейчас-сейчас, миленький, – повариха плюхнула перед ним миску борща и мимоходом почесала за ушком. – Кушай, баловник!
После обеда Василий опять созерцал облака. Зашел Коля.
– Вась, что с тобой стряслось такое-то? 
– Я вот котом стал.
– И как?
– Помогает. Попробуй тоже. Ты, вот, кем бы хотел быть?
– Я? Я кабаном, наверное.
– Почему?
– В заповеднике видел, нам рассказывали. Большой, сильный, и никто ему не указ, все сметет. И живет там себе свободно. Жить одному, бродить по лесным тропкам, то к воде зайдешь, то – о березу морду почешешь. И все тобой гордятся, туристам показывают. Фотограф какой заедет, сфоткает, потом на обложке журнала будешь. Как звезда.
Василий понимающе мявкнул.
– Так, коллеги уважаемые, это что происходит целый день, не понял? – спросил начальник от двери. 
– Где отчеты, Николай? Как вы вообще себя ведете, Василий. Я же к вам по-людски отношусь, не наказываю, премий не лишаю почти никогда, так и будьте вы людьми!
Василий выгнул спину и зашипел. Николай бодро хрюкнул и пошел на таран.
Рабочий день закончился непривычно рано. Распугивая голубей, Василий вприпрыжку добрался до дома. Правда, в домофонную дверь пришлось долго скрести лапкой, пока не открыли добрые люди. 
Зато из кухонного окна увидел Люську.
– Люська! – крикнул Василий во всю мощь с подвыванием.
– Что?
–Я тебя хочу!
Люська кокетливо помотала головой и убежала. Зато вместо нее прибежал муж, боксер Армен.
– Эй, кошак облезлый! Ну-ка, повтори мне лично, что ты ей там сказал?
– Я тебя хочу, – послушно повторил Василий и понял, что это было зря.
Армен, топорща густую шерсть и блестя клыками, долго прохаживался перед подъездом и звал на честную дворовую драку.
У домашнего Василия от нервов пересох носик.
Надо что-то решать, подумал он, и, как стемнело, огородами попетлял в платную клинику.
– Меня бы это, стерилизовать, – объяснил он врачам.
– Так мы это быстро! – сказал хирург и профессионально покрутил в руке скальпель. – Процедура простая, отработанная, пациент потом живет спокойно, не страдает, меточки не оставляет, в тапки не гадит.
Но женская часть персонала взбунтовалась.
– Да зачем же его, такого милого, – и под нож?!
– Смотрите, он же фактурный, на сибирского похож. У вас в роду сибирские мужики были?
Василий гордо оттопырил породистый профиль.
– Не режьте, – вскричала одна медсестра. – Товарищ доктор, я его к себе заберу! У меня и лежанка есть, и миски, от блох обработаю, прививки сделаю. А то скучно дома одной без компании.
Переноску Василий презрел, так и пошел рядом с медсестрой Леночкой. А она гладила его по спинке и всем знакомым по пути рассказывала.
– Вот, смотрите, какого красавца завела! Тут за большие деньги покупают, из-за границы везут, а ко мне сам пришел, судьба привела.
Дома у Леночки Василий хорошо поел – и первое, и второе, и вкусняшку. А потом лег на уютный диван, свернулся клубочком и замурлыкал.



ПОСЛЕДНИЙ ОСТРОВ

Весла с размахом входили в нагретую солнцем воду. Васнецов старался заслониться от брызг и поудобнее пристраивал ноги, отодвигая шуршащий ком пакетов. Колени ломило так, словно он уже пару дней неудобно сидел на узкой доске, что еле держалась по бортам лодчонки. Сидел и слушал бесконечные рассуждения Вафы.
– Так ведь, начальник, поехал, бть, как договаривались, что я, не человек что ли? Вот и вожу и вожу, ск, и тут поехал, а там вот, сам видишь, такое, бть. Вот ты мне скажи, бть, как так, а? Как, ск?
Вафа, неопределенного возраста и социального статуса, бородатый и нечесаный, похожий на одичавшего в одиночестве Робинзона Крузо, с матерком дружил на отлично, но из уважения к "высокому начальству" торопливо проглатывал слова, выплевывая, словно шелуху, эти короткие "бть" и "ск". 
Да, здесь участковый действительно считался большим хозяином, перед ним уважливо лебезили, искательно заглядывали в глаза, вытягивались в струнку. Уважение перед человеком в погонах, когда-то Васнецов купился на него, да на казенное жилье. Здесь, на краю света, кто жалел жилья? 
Лодку качнуло, очередная волна брызг родила мимолетную радугу за бортом, из пакета вывалилась упаковка гречки.
– Ну вот, бть, подплываем, – растерянно сказал Вафа, словно сам не верил в это. 
Остров, уже не точкой на горизонте, а зеленым комком, вырастал из светлой воды. Такой же, как сотни клочков суши позади, но – особенный. Потому что последний. Дальше человеческий мир заканчивался, река разбивалась на части, перемешивалась с пестротой болотистых участков и неторопливо изливалась в море. А за морем не было ничего, как думал иногда Васнецов. За морем медленные воды добегали до края земли и падали отвесной стеной на спины слонов и черепахи. Край света. 
Остров приближался медленно, словно проявлялась старинная фотография. "Весь покрытый зеленью, абсолютно весь" только белела у берега полоска песка, да торчали кое-где из однообразной гущи листвы корявые ветви.
Она обитала здесь всегда. А местные лишь пожимали плечами. 
– Не надо, дорогой, не беспокойся. Я еще в ползунках ходил, а она там была. Живет – значит хорошо человеку. Всем хорошо. 
Васнецов собирался сплавать на остров с Вафой еще два года назад. Или три? Здесь время растягивалось, мелело, наполнялось ленивым звоном комаров и вечным сухим ветром. Здесь не работали законы природы, страны, физики. На краю света люди никуда не торопились, не интересовались далекими всемировыми новостями и не хотели ничего менять. Дыра во времени, аномалия. 
Васнецов выпадал. Выпадал из этой жизни, навечно проклятой неторопливостью. Он все время проверял телефон — не сломался ли? Потому что здесь ему никто не звонил. Здесь вообще мало звонили. Селились на своих душных подворьях, покрытых колючими степными травами, и отгораживались от остального мира. Моя хата...
Лодку качнуло в последний раз, в прозрачной воде метнулась прочь юркая стайка мальков.
Берег гостеприимно принял пришельцев, вязко обхватив дно своими песчаными руками. Оскальзываясь на крутом откосе, Васнецов полез наверх. В ботинки сразу же набился песок, рубашку перекосило, намокшая от брызг и пота, она мерзко липла к спине. Вечером бы плыть. Теперь уже торопиться некуда.
Вышли сроки. 
Снова кольнула досада, горьким комком скользнула по горлу. И здесь не успел. Единственное, что сделал, не обращая внимания на вежливое недовольство местных - разыскал ту тетку.
– К Магиде сходи, уважаемый. Дочка она или внучка, не помню. За улицей Ленина направо и до конца, ворота голубые. Она расскажет.
Небольшой домик стоял на самом краю села, смотря задними окнами на ровное пространство вечной степи.
Магида, полная, темноволосая, перепуганная, налила две чашки травяного чая, шугнула с прохладной кухоньки детей.
– На двор идите, чтоб вас!
Васнецов открыл папку, приготовился вести допрос.
– Да, какая дочка! Это напутали все, не слушайте их. Жена я. Сына ее. Бывшая. Как развелись – уже лет двадцать прошло. Или тридцать? Рустам! Сюда иди.
Угрюмый восточный мужик с подозрением оглядел участкового. Но вместе с Магидой они, перебивая друг друга и запинаясь, наконец-то вспомнили. Двадцать семь.
Двадцать семь лет назад развелась она с Николаем.
– Коля уехал сразу же. В Америку. Там сейчас. Все хорошо у него.
– А мать?
– Я пообещала. И слежу, вы не сомневайтесь, товарищ участковый, все нормально. Продукты ей Вафа отвозит на лодке, я покупаю. Пенсию ее мне Анна отдает.
Васнецов попросил документы. Что там – паспорт? Пенсионное? Чеки.
Магида растерялась, заохала, заметалась по комнатам. 
Здесь, на кромке мира, документы были не нужны. Зачем? Вот тебе человек, смотри, говори, на что бумажки? 
Должно быть, потерялись при переезде или истлели, задвинутые к стенке антресолей.
Плохо.
Васнецов пил остывший, неожиданно вкусный чай. Пожимал плечами, все пытался уложить в голове законы этого странного мира. Совсем другие, так мешающие его работе. Почему местные так спокойны? Почему никому нет дела.
Живет себе и живет сумасшедшая старуха на диком острове. Вот сколько мир стоит, столько и живет. Без документов, без помощи, без социальных служб и страховых полисов. А что такого? Продукты Вафа возит, и ничего ей больше не надо. Равнодушие? Впрочем, Васнецову тоже было все равно. И немного брезгливо. 
– Да я просила, говорила, – тихо сказала Магида. – Не хочет она. Совсем не хочет. Что я сделаю? Нехорошо это, что старики не в семье.
Она помолчала и добавила. 
– Яхшы тугел.
Очень плохо.
За окнами слышались звонкие детские крики. Пахло скошенной поутру травой и степной пылью.
«Доигрались», – думал Васнецов, продираясь через жесткие заросли колючей травы. Тропинка была, но такая узкая, что почти пропадала среди зелени. «Доигрались» непонятно кто. Наверное, он сам?
Вафа прибежал час назад. Такой растерянный, будто рухнул мир. В чем-то так оно и было.
– Я сразу к тебе, начальник, Магиде только сказал, она людей наймет, чтоб забрали, чтоб как положено. Я, бть, с едой, как всегда, а там... Начальник, тебе, наверное, надо...
Надо, долг службы. И Васнецов поплыл в утлой лодчонке на этот проклятый остров. 
В детстве прямо на улице жил старый нищий. Сумасшедший и неопрятный. На сто шагов от него шибало застарелой, дикой вонью, а изо рта летели бессвязные проклятия в сторону убегавшей ребятни. Жил-жил, и помер. Лежал у самой остановки грудой тряпья. 
Гротеск. Пародия на человека и на человеческую жизнь.
Домик появился внезапно. Вынырнул из зарослей, темный, очень старый, но все еще крепкий. На века строили. Должно быть, здесь еще до революции рыбачили местные тузы. Или жил лесник. Хотя, одернул себя Васнецов, какой тут лес, на этом клочке?  
Дверь была приперта граблями.
– Это я, ск, – пояснил Вафа. – А то мало ли.
Вокруг было очень тихо. Только перекликались в ветвях две птицы, да еле слышно плескались о берег волны. Очень далеко. И еще шуршал камыш. 
Васнецов дышал тишиной, впитывал ее в себя и примеривался, старался попрочнее встать подошвами на этот дикий, непохожий ни на что, кусок мира. Как будто остров покоился на спине сказочной рыбы-кита, которая совсем скоро уйдет в пучину.
Дверь скрипнула, впуская в полумрак и еще более глубокую тишину. «Уютно», – обескураженно подумал Васнецов и снова задышал. Он задержал дыхание, готовясь встретить смрад жилья сумасшедшего.  
Она лежала на прибранной кровати. Очень спокойно, словно переделала все дела и решила отдохнуть. Нарядное платье свешивалось ровными складками и поверх него к полу устремлялись длинные пряди точно выбеленных волос.
Спящая принцесса, которая так и не дождалась. Состарилась в своем замке в две небольшие комнаты и навсегда ушла очень далеко.
Темное, как старое дерево, лицо. Очень древнее и странным образом очень молодое. Все правильно. Здесь совсем не было времени. Зачем оно на краю света? И еще здесь нет и никогда не было сумасшедшей. Васнецов стоял перед кроватью и вспоминал про то, что Баба-Яга на самом деле – хранительница границы между мирами.  
За окном зашумело. Вафа деловито потащил из-за угла тяпку. Васнецов проследил взглядом - на небольшом огородике ровными рядами зеленела картофельная ботва. Зрели помидоры, под окном на скамейке были разложены закиднушки – деревяшки с леской и крючком.
Васнецов потер лоб, он никак не мог собрать все вместе. Женщина, которая лежала перед ним, могла быть кем угодно, но только не выжившей из ума бабкой. Платье, городское, из богатой ткани, которая переливалась, вспыхивала зелеными искрами. Только очень старое, Васнецов видел такие  на советских открытках. Кем же она была? Почему выбрала такую жизнь? Почему много лет назад попрощалась со взрослым сыном и уплыла на этот остров? Молча и ничего не объясняя. Или было что-то, но местные давно забыли причину, а старая женщина стала еще одной деталью их мира. Как облака надо головой и вечные шепчущие камыши.
В ветхом комодике, укрытом вязаной салфеткой, он нашел тяжелую папку. Тесемки поддались неохотно, их очень давно не развязывали. Плотный картон по краям осыпался и потерся, утратив глубокий багрянец. Васнецов перебирал желтоватые листы и ничего не понимал. Или начинал понимать. Грамоты, грамоты, дипломы, благодарственные письма за ударный труд и за рацпредложения, отчеты о сельскохозяйственных успехах. Главный агроном Мария Петровна Григорьева. Документ об образовании. О повышениях квалификации. Еще грамоты с почти позабытым серпом и молотом. Черно-белая фотокарточка. Подпись – «Всесоюзный съезд ударников  коммунистического труда». На фоне московского кремля группа человек. И одна из них – открыто смотрящая в камеру, в том самом платье. На фото цвет не виден, но это точно она. Что же случилось?
Он понял через секунду. Очередная грамота с сухим шелестом перевернулась и дальше пошла новая страница жизни успешного профессионала, счастливой матери, красивой женщины Марии Петровны. 
Васнецов не очень разбирался в медицинских терминах, но рак был у отца, так что за сухими строчками, за рядами показателей и неразборчивым врачебным почерком он понял.
Приговор. 
С таким не живут. 
Бумаги закончились. Вот и все. 
Васнецов сидел на полу, на стареньком самодельном коврике. Такие полосатые дорожки, кажется, не изменились с прошлого века. Он сложил картинку, но она была невероятной. Женщина получает страшный диагноз. Сын занят своими проблемами, у друзей семьи, у врачей - другие пациенты. Есть только родной край света, которому она верно служила. Умереть, уйти корнями в землю. Они знают друг друга с детства, они понимают друг друга. 
Тогдашний Вафа, может, его отец или дед, отвозит ее на этот клочок суши. 
Навсегда.
Должно быть, та лодка была похожа на судно Харона. Ведь вместе с женщиной. невидимая не для кого, но ощущаемая всей кожей, рядом сидела смерть. Почти вещественная, доказанная сухими врачебными строчками.
Но все получилось по-другому. Родная земля должна была стать могилой, а стала... исцелением?
Мария Петровна ступила на этот остров, когда ей было всего сорок семь. Женщина, что лежала сейчас на кровати, через два месяца отметила бы сто четвертый день рождения.
Пятьдесят семь лет.
Рушились и возникали страны, проходили среди народа перестройка, кризисы, голод и мор, парады и олимпиады.
А для нее ничего не менялось.
Маленький клочок земли, кусок солнечного янтаря. И застывшая в нем жизнь. 
Васнецов вышел горячий, наполненный комариным зноем воздух.
Слышались мерные стуки. Вафа, скинув рубашку, собирал напоенные солнцем помидоры в ведро. 
На поминки – мелькнула случайная мысль. 
Васнецов подошел и без слов согнулся рядом.
Красные плоды сыпались в ведро один за одним.
Они собрали урожай, выкопали картофельные клубни, выворотили с корнем могучий куст чертополоха, сгребли в кучу сухой камыш. 
Белое от жары небесное молоко разбавилось густыми чернилами. Пришли сумерки.
Гладь воды стала зеркалом, и не было такого платка, чтобы прикрыть по давней традиции отражение.
Васнецов курил, стоя на самом краю берега. 
Ладони саднило, телефон разрядился, в душе было тихо и просторно.
Проклюнулись звезды и их двойники на речной глади. Горизонт исчез, мир превратился в огромное пространство, бесконечный космос с маленьким островком посередине.
Очень далеко горели красные огни. Это плыли люди, чтобы забрать у острова его последнюю хозяйку.


Рассказ "Последний остров" был опубликован в 2020 году в №4 альманаха "Зеленый луч ".







_________________________________________

Об авторе: НАТАЛЬЯ ТАТАРИНЦЕВА  

Автор стихов и прозы, руководитель литературного сообщества «ВЯЗ», член Союза журналистов России. Место работы: Астраханская библиотека для молодежи им. Б. Шаховского, заведующая отделом по связям с общественностью. Лауреат премии им. Ваганова, поэзия, 2016 год. Финалист конкурсов и фестивалей: «Мирсконца» музея им. Хлебникова, 2015 год; Международного фестиваля поэзии, Астрахань, март 2019 г. фестиваля интересной поэзии «Собака Керуака», Санкт- Петербург, 2020 г.; лонг-лист литературной премии «Хижицы», 2020. Автор поэтического сборника «Сказочно» (2019г.) и прозаического сборника «Звезды в воде» (2021 г.). Публиковалась в периодических изданиях: «Литературный факел», Москва, 2006 г.; «Пульс Аксарайска», Астрахань, 2013 г.; сборник «Лепестки лотоса», Астрахань, 2014- 2017 г.; альманах «Зеленый луч», Москва-Астрахань, 2017-2020 г.; газета «Волга», Астрахань, 2020 г.; журнал «Перископ», 2020 г.скачать dle 12.1




Поделиться публикацией:
584
Опубликовано 01 авг 2023

Наверх ↑
ВХОД НА САЙТ