ВКонтакте
Электронный литературный журнал. Выходит один раз в месяц. Основан в апреле 2014 г.
№ 216 март 2024 г.
» » Марина Лимонова. ЧУДО-ЖЕНЩИНА

Марина Лимонова. ЧУДО-ЖЕНЩИНА

Редактор: Юрий Серебрянский


(Отрывок из романа "Московский модерн")



В зеркале на лобовом появился нос. "Любопытной Варваре на базаре такой оторвали", – подумал Глеб. 

Пассажирка стала “Варварой” и обозначилась яснее: голубыми полосами на белом платье, запахом пота сквозь фруктовую карамель духов, стянутыми в хвост невнятно русыми волосами и шумным дыханием.  С Варвариных рук в детское кресло шлепнулся ребенок. 

"Тихий", – одобрительно подумал Глеб.

Годовас, может, старше. Щеки до плеч, острижен под ежика, по-мужски серьезный.  Розовая, как бабл гам, футболка с голубыми котами смотрелась на нем странно. Глеба кольнула жалость: ведь это не цвет, это приглашение "Врежь мне!" Мать с придурью, а парню в саду страдать. 

Варвара хорошенько стиснула сына ремнями, да еще проверила, как закреплено кресло. Будто Глеб такой безответственный, что у него все на честном слове держится.  Пристегнет и себя, конечно. Страшно же, да? Вдруг Глеб купил права, вдруг приехал на заказ нетрезвым? 

Варвара, усевшись, и правда хотела пристегнуться, но ей мешала сумка.  Большая, спортивная, c пумой в прыжке на боку.

"Багажник", – подумал Глеб и открыл уже рот, давайте, мол, отнесу. Но потом вспомнил, что бабуля запрягла везти на дачу квартирный хлам. Там битком: каракулевая шуба, черно-белый телек Юность, синтетические блузки с попугаями, часы со сломанной кукушкой, змеиный ворох старушечьих чулок. Варварина пума не влезет, придётся в ноги или еще куда.

"Рэдио Ja-azz" покончило с рекламой и напевало песнку про бумажную луну. Глеб глянул на экран. Маршрут радовал глаз зелеными полосками с легкими вкраплениями желтого у светофоров. Экран подмигивал: "Поехали?"

Хорошо бы, но Варвара всё толкала сумку туда-сюда, никак не могла пристроить. Глеб ловил ее взгляд, хотел предложить: “Ставьте на переднее…” Но Варвара глаз не поднимала и упорно боролась с пумой в одиночку.

Ясно, понятно. Из этих, которые не доверяют водителям, не просят о помощи, чтобы не оставлять чаевых. Что у нее такое ценное в этом бауле? Пачка подгузников? Ну и ладно, пусть сама.

От шаурмы с колой Глеб отяжелел. Хотелось спрятать себя, свои сонные глаза от солнца и от Варвары за черным стеклом, но очки потерялись из бардачка. Глеб и его простенькая хонда не претендовали на класс Комфорт. Не будет он выслуживаться и суетиться: вам не жарко? Окно закрыть? Радио не слишком громко? Надо, кстати, сменить волну, от джаза клонит в сон. "Мы не знали друг друга до этого лета…"

Наше радио, прекрасно, для июля самое то. В "Моем сердце" законсервирован пионерский лагерь, прохладный сосновый лес, первая дискотека, Ленкин малиновый блеск для губ, который Глеб украл на память, чтобы дышать Ленкой, а потом потерял и блеск, и хрупкую салфетку с номером ее телефона. Жаль, что нельзя сейчас в сосны, в зеленую прохладу Плещеева озера, а надо по жаре в московские пробки, давить зевоту и подступающую отрыжку, которая напоминает о гастрите и лишнем весе. "Болтались по свету в земле и воде…"

Варвара затолкала сумку между сиденьем и спинкой водительского кресла. Сердито зыркнула на Глебов затылок. Мол, едем или что? Минуты бесплатного ожидания кончились. Ребенок сонный, орать не будет, порадовался Глеб, и ткнул в "Поехали…"

Варвара откинулась на спинку с таким вздохом, как будто это она, а не Глеб, третью неделю встаёт в пять утра и пашет без выходных. Когда Глеб вырулил на шоссе, она снова зашевелилась. Хлопала по карманам, шарила по сиденью, полезла в сумку, нахмурилась с выражением, которое было хорошо знакомо Глебу: "Простите, я забыл(а) кошелек/телефон/паспорт".

Глеб мысленно ругнулся. Парковки у нее во дворе, считай, не было. Двор-лабиринт. Еле выбрался. Нормальный разворот проехали, сейчас придется через три светофора… Глебу захотелось сказать Варваре, что она безголовая. Как ему говорила мать, когда он забывал что-нибудь дома. Сменку там или спортивный костюм для физры. Какой же он был идиотский, белая майка, шорты, все равно, что голый ходишь, в гусиной коже и чешках этих. При чем здесь Чехия? Пива бы сейчас, из того магаза нового, Стоп-кран или как его, настоящий пилзнер с горчинкой в ледяном бокале.

– Привет, – нежно и как будто виновато сказала Варвара.

"Мое сердце остановилось…"

Глеб нашел Варвару в зеркале. Она улыбалась, стеснительно вертела что-то в руках. Не только нос, ресницы у ней тоже были длиннющие. Да и сама удалась рослая, всё крупное, всего много. Глебу такие не нравились, гренадерши. Но голос приятный до мурашек под затылком. 

– Здрась…

"Те" ушло в хрип, потому что Глеб в этот день и весь день до того помалкивал. Голос отвык от хозяина, одичал, не слушался.

– А? – Варвара подняла глаза.

Серые. Голубые. Зелёные. Серые. Голубые. Зелёные. Серые…

Глеб вытаращился.

Что? Что за х*рня?

Его так однажды в Сокольниках мужик напугал. Сел типа нормальный, только капюшон до бровей, ну и ладно, осень же, пасмурно. Снял. А там нихера. Ни ресниц, ни бровей, вообще ни одного волоска. Белая лысая башка, как у недоношенного младенца. Глеб от неожиданности чуть в аварию не попал. Потом ржал, конечно, называл мужика про себя "Шалтай-Болтаем", приятелю рассказывал — вот, мол, какие бывают.

Теперь от Варвариных переливчатых глаз его пробрало так же, как тогда в Сокольниках. Солнце просвечивало между домами и деревьями, било Варваре в глаза. И они были нереальные, они были морское стекло, глубиная грудка, материн перстень с топазом, лёд и хрусталь. Такое в кино бывает, когда супергерой режет стены взглядом-лазером. Не в кино, по правде, посреди Волоколамского шоссе Варвара резала Глеба.

Стал перед нею Глеб, как перед Павл Семенычем на физре, щуплый, голый почти, в гусиной коже от сквозняка и нелепых чешках. Надо через козла прыгать. Прыгай, Синицин, все уже прыгнули. Один ты остался.

"Моё сердце остановилось". Сердито загудел едущий позади опель. Или пропусти, или газу поддай, здесь 50 минималка!

Глеб пропустил.

– Ну, прости, – виновато и нежно сказала Варвара, – не могла ключи найти. Вот только выехали. Не знаю, пробок нет вроде. Сколько навигатор показывает?

Глеб ответил, как робот: "Двадцать три минуты". Кровь бросилась к лицу.

Так он и есть робот. Для неё. Ей в уши льется из невидимых за волосами наушников чей-то голос. Она улыбается лицу на экране смартфона так, как никогда не будет улыбаться Глебу. Потому что он, живой, дышащий, тёплый Глеб – пустое место, функция, затылок.

– Отлично. Как царь. Будто всю жизнь на такси ездил, – Варвара засмеялась и наклонилась к ребенку.

Безымянный палец на правой руке блеснул золотым ободком. Глеб снова порезался.

Стоп-кран.

Холодное пиво.

Креветки, чипсы с солью, пиццу четыре сыра, кинцо хорошее.

Марвел новый, мстители-фигители, какой-нибудь человек-паук.

Только не чудо-женщина.

Надоели бабы эти.

Доехали за пятнадцать минут вместо двадцати, радио Глеб выключил. На прощание пассажирка громко хлопнула дверцей, чаевых не оставила, бросила не глядя холодноватое "Спасибо".

***
– Нормально, – сердито сказала Варвара, которую мама назвала Сашей, потому что папа хотел мальчика.

Саша нарочно хлопнула дверцей так, чтобы водитель поморщился. Качая на руках сына Петьку, она оглядывалась в поисках кафе. Петька всю дорогу сидел подозрительно тихо, а теперь вонял и ныл в ухо. Ситуации вроде этой Саша называла: "Мир в говне".

– Нет, правда, всё ок, только водитель неприятный попался, – громко, чтобы перекричать Петьку, жаловалась Саша невидимой подруге. – Запах в салоне стоял, как будто там медведь сдох. И лицо ещё такое... Северус Снейп, блин. Сразу видно, что токсик. Такой, знаешь, сама родила, сама разбирайся. Опять эти яжематери чего-то хотят. Бл*ть!

Саша замерла посреди улицы.

– Сумка!

Глеб тоже замер. Притормозил у Макдака, увидел забытую пуму и не удержался.

Из пумы на него смотрела Саша, умопомрачительно красивая, в платье оттенка слоновой кости, отделанном французским кружевом (“На заказ шили, сколько денег отдала, Господи, и не продашь ведь теперь, кот три, три, сука, раза на него нассал…”) 

Сашин муж тоже смотрел на Глеба.

Смотрел так, словно хотел его убить.

Ясно, понятно, подумал Глеб, убирая свадебный снимок обратно в пуму. Мужик ненавидит фотографироваться. Жену любит, конечно, как не любить такую королеву. Потому согласился позировать на закате в дурацком жилете с шейным платком, типа я – граф, живу в Кремле. Глеб понимал этого типа. Понимал лучше, чем ему хотелось бы.

– Да ничего ценного, – объясняла Саша невидимой подруге, – вещи бывшего. Хотела отдать свекрови. Она сегодня с внуком сидит…Погоди, Снейп на второй линии, – Саша сбросила звонок от водителя и заблокировала номер. – Ага, всё. Там Димкино шмотье для спорта, носки, труселя, ну такое, нестиранное. Пусть забирает. Пусть думает, нафига человеку пять пар одинаковых кроссовок? Я вот так и не поняла.

Глеб не понял ничего. Его оглушило Сашей, сброшенным вызовом, вонью мужской раздевалки, которая вырвалась из пумы и прочно обосновалась в его машине. Вечером он смотрел "Чудо-женщину", потому что актриса смутно напоминала пассажирку.

Ну, как смотрел? Поглядывал на королеву амазонок, глотал пиво, ел пиццу, но вкуса не чувствовал. С таким же успехом можно было смотреть с бабулей шоу "Голос", жевать бумажные салфетки и запивать водой из сортира. В конце концов, что-то вытолкнуло Глеба из дивана на бульвар.

 К ночи город остыл, притих, и только в черноте между фонарями бухие подростки   с гитарой хрипели песню про вечную молодость. Ещё вчера Глеб проклинал бы их вместе с бабулей и звонил в полицию, а теперь шел и пританцовывал. 

Думал на ходу всякое, хмельное и приятное к телу: что к концу года выплатит кредит за машину и можно будет арендовать свое жилье. Что если пополам с кем-то, то можно взять приличную двушку у парка.  Да луна всего лишь бумажная, а молодость не вечная и сердце надо бы проверить, но ему вообще-то нравятся мелкие. Сын – это прикольно, даже если в розовой футболке. Не в одежде ведь дело. Если отдать на бокс или в карате. 

 А кольцо, ну, что кольцо?  Бабуля тоже носит, хотя двух мужей схоронила. Печально, конечно, и очень жаль, земля пухом, как говорится, но если женщина засунула свадебную фотку в сумку со старыми вонючими кроссовками, может, не так уж она этой фоткой дорожит?  







_________________________________________

Об авторе: МАРИНА ЛИМОНОВА
Родилась в Москве, посещала курсы в Лит. институте имени Горького. Писательница, редакторка, ведущая подкаста «Сестра Шекспира» о женщинах и литературе. Работу над автофикшеном «Московский модерн» начала в 2017 году, слушательница литературной мастерской Ольги Брейнингер.скачать dle 12.1




Поделиться публикацией:
529
Опубликовано 01 мар 2023

Наверх ↑
ВХОД НА САЙТ