Редактор: Юрий Серебрянский
(фрагмент романа)12.
Над письменным столом Муренина уже месяц висел карандашный портрет Оли, его новой знакомой. Рисовать Роман не умел, хотя мечтал научиться, как и многие другие разносторонние натуры. Всякий художник сделает более-менее похожий набросок, но у Муренина и этого не получалось. Он умел срисовывать по клеточкам, но фотографии Оли, чтобы перевести изображение, у Муренина пока не было. Так что узнать ее по рисунку при всем желании оказывалось невозможно. Но он-то знал, что на рисунке – Оля. Какая разница, в каком стиле нарисовано и похоже ли на оригинал, когда и так знаешь, кто изображен. Это может быть вообще чистый лист в рамке. Большую часть жизни мы придумываем. Фантазируем достоверность.
По рисунку нельзя было определить, блондинка Оля или брюнетка, и цвет глаз оставался непонятен. И глаз у нее было, как у всех, два, а не как на картинке. А цвет глаз, на самом деле, колебался между голубым и серым; этот цвет иногда, желая обидеть, называют стальным, подразумевая холодность и злобность. Существуют такие определения, происходящие от названия химических элементов, в основном, металлов. Такими словами подчеркивается, что хороший человек и металл – явления противоположные. Опять же, свинцовые тучи, железные нервы. Ну и что, что глаза стального цвета, если они красивые. Красивее стальных только зеленые.
Кроме того, грудь у нее, в отличие от изображенной на рисунке, лишь намечалась. Хотя, то, что на абстрактном рисунке можно было принять за грудь, вряд ли ею являлось, скорее всего, это были траектории движения электронов в атоме или орбиты спутников вокруг планеты с еще не придуманным названием. Наверное, предполагалось, что девушка почему-то окружена враждебными стихиями, от которых Муренин ее защитит.
На самом деле Муренину нравилось, когда грудь вот так, небольшая, правда, в советских книгах по сексологии, которые он в детстве и подростковом возрасте находил у тетки в шкафу между глажеными простынями, когда рылся в поисках конфет, а потом и мелких денег, и прочитывал целиком, краснея, прислушиваясь к шагам на лестнице и звуку ключа во входной двери; так вот, в этих книгах говорилось, что любовь мужчин к женской небольшой груди происходит от скрытой порочности. Он внимательно вглядывался в себя, но порочности не замечал.
Над столом висело несколько карандашных портретов, срисованных с картин и фотографий. Кроме того, несколько портретируемых, наиболее ему близких и симпатичных, были изображены в свободной форме, не абстрактной – ее он не очень понимал, – а именно в смутной. Сам он, конечно, знал, кто где изображен. А вот редкие гости, рассматривавшие картинки перед совместной выпивкой, или родственники, появляющиеся после долгого отсутствия, узнать персонажей не могли. Даже себя самих. На портретах в свободном стиле, например, были его мать и писатель Ремизов. Муренин никому не признавался, кто это. Мать приезжала раз в год и каждый раз подозрительно присматривалась к рисункам над письменным столом сына. Случайный же гость бросал на картинки взгляд, но опасливо отводил, не задавая лишних вопросов.
13.
Муренин поднялся из-за компьютера и, потягиваясь, подошел к книжному шкафу, самодельному монстру из труб и досок, правда, покрытых хорошим мебельным лаком. Шкаф, высотой до самого потолка, шириной от стены до стены, вмещал по три ряда книг на каждой полке, и стоял здесь еще со времен молодости бабушки с дедушкой.
На полке повыше размещался только один ряд книг, их было видно в глубине, остальное пространство занимали разные музыкальные пластинки, от самых древних шеллачных до пластинок фирмы «Мелодия»; кроме того, там лежали более поздние носители звуковых дорожек, которые пластинками уже не являлись. Стопки укрыты суровой старинной коричневой бумагой с небольшим слоем пыли. Большинство пластинок уже не на чем слушать, в доме нет ни граммофона, ни проигрывателя. Но рука не поднимается их выкинуть, все-таки история и воспоминания.
На полке, расположенной ниже, как раз на такой высоте, чтобы было удобно доставать и разглядывать, лежат разные бумаги, некоторые в картонных папках, всё свалено случайным образом, но Муренин знает, что и где искать. Хотя довольно часто находит в куче что-то новое для себя, разные древние артефакты или вообще листки, исписанные незнакомыми людьми. Такое иногда случается: бумажку кто-то забыл, уронил, проходя мимо, принесло ветром в окно, или просто подбросили шутки ради, а то и с недобрыми намерениями в качестве компромата. Всё это скопилось тут еще со времен, когда вместо компьютерных файлов использовали бумагу. Периодически, раз в несколько лет, Муренин перебирал листки и ненужные выкидывал. Но эту страничку в косую клетку он точно никогда не выкинет. Не так много здесь листков, не вызывающих неприятных воспоминаний. На двойном тетрадном листке, уже немного пожелтевшем, не очень понятным почерком переписаны естественнонаучные факты. Выписывал отовсюду их сам Муренин. Тогда его почерк можно было разобрать, это сейчас, когда тексты набираются на клавиатуре компьютера, записи от руки стали совсем не читаемы.
У казуара уродливый рог на голове.Птица казуар не умеет летать.Казуар в джунглях живет 20 лет, в зоопарке – 40 лет.Казуар не любит других казуаров.Казуар достигает 2 метров высоты и 60 килограммов веса.Казуар бьет врага с разбега сразу двумя мощными лапами.Острый коготь казуара протыкает жертву (коготь 12 сантиметров длиной).Каждый год в мире несколько человек гибнет от ударов казуаров.Казуар-самец убивает соперника в схватке за самку.Казуары-самцы часто спасаются бегством от самок, которые всегда крупнее.Во время спаривания казуары издают страстное кудахтанье.Во время кудахтанья казуары становятся неосторожны, подпускают охотников, которые их убивают.Брачное кудахтанье казуаров папуасы имитируют, подманивают и убивают птиц.Папуасы любят мясо казуаров (выше ценится только мясо свиней, может, и людей, но это клевета).Казуары активны на рассвете и лунными ночами.Казуары любят есть фрукты и мышей.Casuarius casuarius (Linnaeus, 1758).– Ну вот, скоро и я стану старше казуаров, выросших в неволе, – пробормотал Муренин, дважды перечитав пожелтевшую бумажку. – А ведь были и мы помоложе.
14.
Нелетающих птиц казуаров несколько лет назад, в 1995 году, привезли в Московский зоопарк откуда-то из Европы; в неволе они размножаются плохо, вряд ли родились в клетке, наверное, были где-то отловлены. Популяция казуаров осталась на острове Папуа-Новая Гвинея, когда-то они в изобилии жили и в Австралии, но там их теперь почти нет, что обусловлено перенаселенностью территории, прогрессом и всем остальным, не способствующим выживанию диких животных в естественной среде обитания.
Лет за десять до описываемых событий Муренин даже собирался стать научным сотрудником в Австралии – на родине науку к тому времени заморозили, ученые уезжали, или же им приходилось заниматься предпринимательством; это казалось выгодным и перспективным. Тогда у Муренина были заготовлены анкеты для приема в основные страны эмиграции. Конечно, сильно сказано, анкеты для приема, просто на копировальном аппарате в их лаборатории делали копии таких бланков, сотрудники делились между собой экземплярами, которые удалось добыть у знакомых или в соседних научных подразделениях. Тогда это казалось важным. Неизвестно, были ли эти блеклые листки для чего-то годны, но, по крайней мере, в них можно было разобрать пункты, графы, исключения и предпочтения.
В австралийской анкете перечислялось, какие специальности и профессии были нужны на тот момент, например строители и учителя китайского языка. В научных сотрудниках Австралия не нуждалась. Слепые копии анкет лежали теперь в общей стопке ненужных, но забавных бумажек, в самом низу пачки. Кроме того, Муренин никогда не выкидывал квитанции, подтверждающие оплату банковских кредитов, и расписки от разных лиц, с которыми его сталкивала жизнь и у которых он занимал деньги, а потом по мере возможности отдавал. Пусть лежат, так, на всякий случай. Вдруг кто-то захочет получить проценты повторно.
Изучая повадки подшефных казуаров, Муренин пролистал некоторое количество справочников по орнитологии. В то время у научных сотрудников еще существовал так называемый библиотечный день, который, действительно, можно было провести в библиотеке, изучая новинки по теме исследования, по смежным темам тоже. Никто не требовал подтверждения, что в этот день ты листал журналы, а не пил пиво или не стоял в очереди за дефицитными предметами потребления. Кроме того, дома, в старых энциклопедиях, Муренин нашел несколько коротких статей про казуаров. О казуарах не так-то мало и написано. Например, книга рекордов Гиннеса объявляет его самой опасной птицей для содержания в зоопарках, основываясь на частоте и тяжести увечий, причиненных персоналу. Правда, дальнейшие изыскания Муренина показали, что эти мрачные птицы опасны только с виду, а против человека они бойцы никакие. Люди сильнее, они вытеснили смешных недостраусов из родных мест и практически уничтожили. Счет слишком неравный, не так существенно, что несколько людей в год погибает, будучи с разбега пробиты когтями тяжелых птиц.
Опять же, местные племена до сих пор употребляют в пищу мясо казуаров, система, биогеоценоз, что поделать, и вообще такова история развития человечества. Еще совсем недавно племена, поедающие птиц казуаров, были, что называется, людьми каменного века, с луками, стрелами и кремниевыми топорами. Им сложно объяснить, почему охота и поедание диких животных – зло. Но вряд ли они отличаются по устройству от людей, живущих на других территориях, просто так получилось, они жили не там, где жить прилично, и попали в зависимость к более вертким пришельцам. Так сложились обстоятельства, и теперь над туземцами смеются болваны, считающие их ниже себя. Вот и Муренин попал в переплет со своей наукой, которая теперь никому не нужна. А бывшие троечники презирают нищих отличников.
Да что люди, даже дикие свиньи мешают казуарам жить, и происходит это тысячелетиями. Свиньи топчут и жрут огромные казуарьи яйца, гадят в гнездах, пугают птенцов до смерти. И это при том, что казуары третьи по размеру птицы в природе. И могут проткнуть своим двенадцатисантиметровым когтем с разбегу кого угодно. Просто дикие свиньи
Sus scrofa (Linnaeus, 1758) умеют ловко уворачиваться, и их намного больше.
15.
День, радикально изменивший жизни сотрудников лаборатории по выдаче сертификатов на продукты питания, начинался обычно. Рабочее утро не предвещало ничего особенного. Инга Львовна, как всегда, опаздывала. Или, скорее всего, задерживалась, лучше сказать так, ведь она была непосредственной начальницей Муренина. К тому времени Роман уже год числился в лаборатории. Незабываемые события произошли примерно за три месяца до времени основного повествования.
Львовна появилась часа через два после начала рабочего дня, ближе к обеду. Выражение ее лица было сложным, Муренин это заметил, когда начальница проходила мимо его рабочего стола, но не придал значения. Вообще, люди с утра не всегда похожи на себя дневных. А тем более вечерних. Довольно долго Инга Львовна возилась в кабинете. Вышла в белом рабочем халате, такое бывало редко, только когда нужно было имитировать для очередной комиссии проведение химических анализов на неработающих спектрометрах. Кроме того, существовали еще и халаты приличные, для работы с документами.
– Ну что, – сказала Инга Львовна, – не забыл еще, как работать с лабораторными животными? Надо на мышах прогнать один препарат.
– Что это вдруг, – Муренин оторвался от книги. – Новый спектакль какой-то? Так далеко наша деятельность еще не заходила.
– Если бы спектакль. Вроде что-то посерьезнее. Сергеич распорядился, – ответила Инга Львовна.
– Ничего себе, – Муренин заулыбался и потянулся на стуле.
– Да, вот так. Не забыл, как вводить препарат животным? Подготовь рабочее место, инструменты, сходи в виварий, нам уже мышей привезли, узнай, как там. Срочно заказали животных, по высокой цене. Уколы им будешь делать прямо здесь, под вытяжкой. Хорошо, что не вынесли на помойку, даже вроде подключена. Раствор привезли готовый. Уколешь и рассадишь мышей с препаратом по чистым клеткам, я потом их по временным точкам раскидаю.
– Ого, так это надо халат рабочий искать, перчатки резиновые. А шприцы-то есть какие-нибудь? Хотя я в шкафу на верхней полке видел коробки с одноразовыми, не знаю, правда, что там внутри.
– Так, только введи препарат. И никаких лишних вопросов, я сама пока не разобралась. Если по правилам, нужно было кого-нибудь нанять, из практикующих. Да и не здесь, конечно, а в настоящей лаборатории. Это против всех правил безопасности. Раньше-то мышей вообще запрещали приносить в комнаты, работали в виварии, сам помнишь. И непонятно, исправна ли вытяжка. Это где-то Сергеич халтурку взял – какие-то аллергены, вроде. Ладно, без разницы, что там. Скажем так, дружественная группа по разработке линейки антигистаминов попросила нас провести простой контрольный эксперимент. Органы на образцы брать не будем, проводим чистый опыт на выживаемость. Но умереть мыши не должны, это точно, Сергеич говорит, что простая формальность, мы даже и эффекта никакого не заметим. Какие-то пищевые красители, мышам ничего не будет.
Инга Львовна вытянула сигарету из пачки.
– Ну, поднеси мне зажигалку. Ведь раньше, небось, воспитанный был, за дамами ухаживал, – руки у нее немного подрагивали.
– Извините, исправлюсь, – сказал Муренин. – Сейчас подожгу вашу курительную палочку.
– За опыты заплатят сверх, не беспокойся. – Инга Львовна глубоко затянулась. – Даже может, и хорошо заплатят.
Она помолчала, сигарету не докурила, загасила о пачку бумаги. Это что-то новое, руководительница была аккуратисткой.
– И вытяжки нужно все-таки включить. Кажется мне, не все просто. Но это так, утренние мысли вслух. Паранойя старческая.
– Ага, старушка, – Муренин усмехнулся и попытался поймать Львовну за халат, но та сделала шаг в сторону.
– Дурак.
Хотя отошла с неохотой, вот если бы не вся эта неожиданная и непонятная работа…
Муренин нехотя поплелся шарить по старым шкафам. Где-то ему попадались старые белые халаты, да и перчатки тоже. Халаты рабочие, затертые, но чистые, а не те, бутафорские, в которых они появлялись перед клиентами и подписывали бумаги. Их нынешняя униформа медицинские халаты только напоминала, была из дорогого материала, с логотипом, вышитым на груди золотыми шелковыми нитками, с красным переливающимся крестом на рукаве. Заказывали в модной мастерской, там у Инги Львовны подруга-дизайнер. А вот опыты лучше делать в старом, ведь халат может испачкаться. Их для этого и выпускали когда-то на фабриках пошива медицинской одежды. Муренин нашел в углу шкафа несколько халатов, надел сначала один, тот оказался мал. Начал натягивать второй, второй подошел. Перчатки тоже нашлись, скорее всего, срок годности закончился, но вряд ли им от этого что-то сделалось.
Вытяжки – специальные шкафы, закрытые откидывающимися колпаками из непробиваемого стекла, вдруг внутри что-то взорвется; к ним подведены воздуховоды с фильтрами для работы с опасными химическими веществами. Вытяжки, похоже, не включали лет семь. Эбонитовые черные ручки провернулись с трудом. Красные кнопки со стершимися надписями «Вкл.» сработали надежно, стало видно, как засасывается пыль, шевелятся бумажки и откуда-то выползшие окурки, воздух уходит в специальную трубу.
Интересно, куда потом идет этот воздух; фильтры, конечно, остались, отфильтруют любую гадость. А куда дальше воздух – в тайную комнату для переговоров? В комнату отдыха с баром из дорогого дерева? Все перепланировано. В бывших лабораторных комнатах сделали приличный ремонт. Что из оборудования мешало – выдернули из стен, отпилили куски труб, задрапировали дорогими материалами. А вообще, какая разница, что и куда сейчас поступает. Указание дано, надо выполнять.
Когда-то на дипломной работе их заставляли учить инструкцию по введению мышам раствора. Сначала, конечно, надеть медицинские перчатки. Введение препарата внутрибрюшинное, перед инъекцией пациент фиксируется настолько крепко, чтобы у него не возникло даже мысли о сопротивлении. Интересно, а какие еще могут быть мысли у мыши-пациента в этот момент. Схватить за шиворот большим и указательным, остальными пальцами той же руки придерживать. Игла инъекционная состоит из трубки и канюли. И зачем в памяти осталась какая-то канюля?
Клетки с мышами и чистые пустые клетки за несколько заходов принес бородатый техник из вивария. «Интересно, чем он занимается в остальное время, ведь такие эксперименты, как сегодня, проводят в лучшем случае раз в месяц», – подумал Муренин.
Чтобы отловить мышь из мышиного стада, клетку ставят на боковую стенку, при этом дверца оказывается сверху, в таком положении удобно запустить внутрь руку и схватить грызуна. Остальные мыши не разбегутся, получается, что они сидят в колодце, будто в долговой яме, откуда пленников забирают поодиночке и уже за лабораторным столом решают их судьбу.
Львовна разложила на фильтровальной бумаге несколько шприцев с раствором, чтобы Муренину было сподручнее колоть, а готовых животных потом рассаживать по приготовленным клеткам. Эксперимент обычно планируется так, что сначала вводят препарат первым пяти мышам и закрывают в клетку. Потом через десять минут обрабатывают вторую пятерку. И так далее.
Но всё получилось по-другому. После укола первая мышь дернулась, у нее начались судороги, и она перестала дышать. То же произошло со второй и третьей.
– Слушай, Львовна, да это же полная жопа, они все дохнут. Я не успеваю даже в клетку посадить. Какие тебе тут временные точки.
– Так, всё. Заканчивай. Антракт, – на лице у Инги Львовны появились испуг и растерянность.
– А мы за ними не отправимся? Что-то тут не ладно, – зашипел Муренин.
– Помолчи, не наше дело.
Инга Львовна засуетилась, начала по одной выдергивать из пачки сигареты и тут же их сминать. Похоже, что она не знала, как быть.
– Давай домой. Только сначала молока попей, в нашем холодильнике должно стоять, против отравления. Хотя, откуда здесь молоко. Спирта надо. Сейчас быстро разведу.
Она потянула Муренина за рукав халата.
– Эй, ты, смотри, не отключайся, – это было предпоследнее, что Муренин услышал от Инги Львовны.
– На, выпей и вали давай, – вроде бы, еще добавила она. – Если сможешь…
Спирт он выпил. Насколько разбавленный, в этой ситуации было всё равно. Бывает, что кто-то и выживает.
16.
Самым элегантным кошмаром был сон, в котором Муренин уверенным оборотнем бежал в сумерках по широкой ровной осенней аллее; как положено, на четырех ногах, легко и быстро, и это было приятно; он был вепрем, сильным и смелым животным, но время от времени хрюкал, и это не очень эстетично, скорее всего, от этого звука он и проснулся. Проснуться было жаль, ощущения от обернутости в другое существо оставались приятными. Обычно просыпаешься и радуешься, что кошмар закончился, ведь страх, даже приснившийся, вреден для здоровья. Но в этот раз Муренин проснулся и сразу выпал в жестокое нездоровье. Во сне он чувствовал себя значительно лучше.
Кроме того, Роман начал припоминать, что превращение в кабана было не единственным; превращений в разных животных за бесконечную ночь произошло немало, в каких – уже не вспомнить, ведь память не может вместить всего и обычно предлагает только последнее.
Теперь Муренин ощущал себя человеком, то есть, похоже, обернулся в самого себя. Было светло, то ли утро, то ли день. Он лежал на кровати, наполовину разобранной, в своей комнате, в одежде, в которой ходил последнее время на работу, рядом с ним валялся скомканный медицинский халат. Муренин сразу узнал его. В этом халате он делал инъекции лабораторным мышам. Как добрался домой – он не помнил. Как ехал от станции метро «Ленинский проспект» до метро «Перово», как шел к станции, а потом от метро, как попал в подъезд и поднимался по лестнице, как отпирал потом дверь в квартиру – всё это стерлось из памяти.
«Да, – его пробил холодный пот. – Дверь, дверь закрыть надо. И где ключи?»
Кроме того, Муренин обнаружил, что правая рука затянута медицинской перчаткой; во время опыта на нем были обе, так положено по инструкции. После всего этого безумия он правой рукой стянул перчатку с левой, а левой с правой уже не смог, не левша же. Пока лежал, рука в перчатке вспотела, силиконовая поверхность не пропускает воздух, вентиляция отсутствует, ощущение было такое, будто кисть попала в желудок какого-то мерзкого существа и теперь потихоньку там переваривается, и это только начало, со временем мерзкий гад затянет человека внутрь целиком. Муренин попытался разорвать полупрозрачный материал, но перчатка только тянулась, оказалось крепкой, именно такой она и должна быть. Наконец, сползла. Муренин отшвырнул мокрый комок, но сил на бросок не оказалось, и расстояние получилось небольшим. Скорее всего, перчатка упала на пол, по крайней мере, ее не было видно на покрывале.
После борьбы с куском силикона он обессилел и потерял сознание, какое-то время вообще ничего не чувствовал, потом очнулся, похоже, довольно быстро, потому что было примерно так же светло. В этот раз он приподнялся на локте, усилием воли сдвинулся с места, сполз на пол. Подняться не получалось. Отдышался, привстал. По стенке на полусогнутых ногах двинулся в коридор, всё болело, ломило, голова кружилась.
Входная дверь оказалась закрыта, ключи торчали внутри в замочной скважине. Это хорошо. Муренин постоял, понимание приходило медленно, отставало от зрения. Действительность осознавалась с некоторыми задержками. Подергал за ручку входной двери – дверь закрыта, это хорошо, задел ключи, они зазвенели. Как хорошо, всё-таки, что ключи с внутренней стороны, а могли бы остаться снаружи. Или он мог потерять их по дороге, и теперь лежал бы на лестничной клетке под дверью.
Уф. Теперь нужно вернуться к кровати, не упасть. Хотя почему бы и не полежать здесь, в прихожей, на полу. Дома же. И светло. В туалет бы, но нет сил. Но надо.
Он мягко завалился на спину, главное, не ударился затылком, смотреть вверх не было сил, зажмурил глаза, потому что потолок с переменной скоростью крутился против часовой стрелки. Муренин опять отключился.
На самом деле, похоже, сознание его не угасало, скорее всего, переходило из одной формы в другую, переключались какие-то фазы.
Он стал уменьшаться, это было что-то новое, необычное; но полностью не исчез, на каком-то этапе перестал терять объем тела и превратился в мышь; ощущать себя мышью оказалось приятно и даже радостно. Какая разница, в какое животное ты обернулся; из предыдущего сна он помнил, что оборотнем быть весело, размер не имел значения. Он встряхнулся и быстро побежал, маленькие мышиные лапки работали хорошо, ими было приятно управлять, он забежал под шкаф, там оказалось отверстие, ведшее в нору, про нее он раньше ничего не знал. В норе было тепло, она расширялась. Надо было зачем-то бежать вперед. Становилось всё светлее.
Неожиданно он понял, что это свет тревожный, таким мигают лампочки, сопровождающие звук сирен, а еще он неожиданно осознал: это горит красным шишка на голове гигантского казуара, страшной и опасной птицы. Еще эта шишка жужжала и искрилась, как старинная электрическая лампа. И вращалась, как стробоскоп на крыше милицейской машины.
– Сейчас схватит и сожрет, – констатировал Муренин. Он видел раньше, как казуары поедают мышей, ловко, бесстрастно, глаза их в это время были пусты; серотонин, гормон удовольствия, замораживает взгляд.
Но теперь он знал, что надо делать, он опять начал раздуваться, казуар стал ему не страшен, теперь он сам был гигантом, превосходящим размерами мерзкого полу-страуса, такой кусок в глотку проклятой птице не полезет. Но сколько можно раздуваться. Ничто не мешает, свобода, раздувайся сколько хочешь. Опять стало легко и приятно. Подул ветер, который подхватил его и понес к черному горизонту.
17.
В зоопарках не очень любят казуаров, считается, что это животные высокого класса опасности; бывали смертельные случаи, гибли служащие и научные сотрудники, поскольку персонал относится к нелепым организмам по-доброму и поначалу не ждет подвоха от смешных уродов. Технической документации не верят, ведь это всего лишь птицы, а не тигры и не крокодилы.
Московский зоопарк всегда был любимым местом публики. Москвичи и гости столицы часами стояли в очередях в билетные кассы. Тем же, у кого не было возможности попасть в зоопарк, зверей в клетках показывали в добрых детских фильмах и кукольных мультиках. Ближе к перестройке зоопарк начал приходить в запустение, помещения и оборудование подгнивали, подламывались даже решетки у загонов хищников, что могло вызвать опасные происшествия. Со временем перестало хватать корма. Несколько раз дирекция зоопарка через журналы и газеты обращалась за помощью к энтузиастам. Со всей страны стали приходить продуктовые посылки от юных натуралистов, присылали и полезные семена, и сухие плоды, и съедобные корни. Кто-то жертвовал деньги, хотя время наступило тяжелое, многие и сами голодали, да и деньги быстро обесценивались.
В середине девяностых Муренин как-то встретил в овощном магазине Стаса Морлея, фамилию он запомнил хорошо, хотя обычно забывал не только фамилии, но и имена. Когда-то с Морлеем они ходили на семинары по английскому языку и философии, вместе учились в аспирантуре. Теперь Стас работал менеджером в магазине. Жил неплохо, состоял при деле. Муренин же тогда едва сводил концы с концами, оставался научным сотрудником, зарплату давали редко и небольшую. Стас обрадовался встрече, заинтересованно спросил, нет ли у Муренина лабораторных мышей в виварии, как в те времена, когда они еще занимались наукой и ставили эксперименты на животных.
И это вопрос не праздный. Потому что зверям в зоопарке нужно помогать с питанием. И что он, успешный менеджер овощного магазина, носит фрукты двум привезенным недавно казуарам и что для правильного рациона очень нужны живые мыши. Что казуары – это вообще фантастика, Муренин такого точно не видел и даже не знает, что это, – ну, скажи правду! – заодно и всё остальное Муренин посмотрит, ведь давно, небось, не был, а тут и вход в зоопарк бесплатный. . Муренин сначала хмыкал и уклонялся от ответа, но потом, когда Морлей достал из-под прилавка несколько бутылочек пива, пообещал помочь с мышами. И через несколько дней они вдвоем привезли корм – подгнившие бананы, яблоки и живых белых мышей. Птицы к тому времени были закреплены за Станиславом Морлеем, о чем свидетельствовала запись шариковой ручкой на табличке с названием животных, на русском и латыни. Карандашом дописали и Романа Муренина.
Муренин до сих пор помнит: Стас всё время прислушивался, он где-то вычитал, что трахающиеся казуары кудахчут как курицы, но казуары не кудахтали. Уже потом выяснилось, что это две самки. Самцы и самки казуара выглядят примерно одинаково, просто самки крупнее. Видимо, при заключении сделки коммерческую службу зоопарка ввели в заблуждение, продали казуарих как семейную пару, непрерывно высиживающую птенцов, что очень выгодно. Скорее всего, на момент закупки из Московского зоопарка уволили специалистов, которые могли бы определить пол необычных птиц. Еще Стас рассказывал, что яйца у казуаров высиживают самцы, они же потом и кормят птенцов.
Тогда, в 1995 году, зоопарк переживал тяжелые времена, хотя помещения и вольеры начали ремонтировать, кроме того, уже завозили животных со всего света. Согласно новой идеологии, зоопарк – очень важное зрелище для публики, и, если дело поставить нужным образом, на этом можно будет неплохо зарабатывать. Не прямо сейчас, а спустя некоторое время, когда в новой России всё будет прекрасно и счастливо.
За два года до этого войска обстреливали Дом правительства, к несчастью, находящийся рядом с зоопарком, крыши жилых многоэтажек вокруг облюбовали снайперы, и неизвестно, сколько животных было подстрелено просто так, из баловства. Ведь до сих пор неизвестно, сколько убито зевак, глазеющих на обстрел Белого дома танками, да и просто граждан, оказавшихся в ненужном месте в ненужное время. Что уж тут говорить о животных.
Лет через пять после недолгого меценатства, уже в новом тысячелетии, Муренина занесло в зоопарк, так, случайно. Казуарихи вроде были живы. Никто не кудахтал. Но, по крайней мере, осталась табличка с надписью, что они здесь. Птицы к нему не вышли. Стояла осень, шел дождь, да и Муренин уже никого не кормил и был неинтересен. Их со Стасом имен на табличке не было. Да и самого Морлея не было в живых, время жизни людей в некоторые периоды истории значительно ограничено.
Вообще, Московский зоопарк расположен на не самом счастливом месте. Во время Отечественной войны туда попало несколько бомб, и были убиты животные, которых не сумели эвакуировать на восток в Свердловск. Погибали и работники зоопарка, ухаживающие за ними под обстрелами. Крупных упрямых животных невозможно спрятать в бомбоубежище. Часть была отправлена в эвакуацию в Сталинград, но этих питомцев ждала еще более печальная участь.
В 1905 году в районе Красной Пресни, где расположен Московский зоопарк, шли бои между рабочими, рвущимися к светлому будущему, и царскими войсками. Снарядами был пробит огромный аквариум, совсем недавно построенный, погибли все водные животные. Кроме того, сгорело несколько деревянных павильонов, пострадали звери наземные. После переворота 1917 года и начавшегося голода зоопарк был обречен на истребление, но часть зверей спасли самоотверженные сотрудники. Вскоре зоопарк национализировали, на него начали выделять большие средства. Согласно идеологической политике тех лет, зоопарк считали важнейшим из зрелищ, полезным пролетариату, наравне с цирком и кино.
В лектории зоопарка когда-то выступал вождь пролетариата товарищ Ульянов-Ленин. С ходу подтвердить эту информацию сейчас не удастся. В советские времена на всех помещениях, где выступал вождь, были вывешены каменные таблички с указанием даты выступления, состава аудитории и темы доклада. К настоящему времени таблички сбиты. Убрали и многочисленные памятники Ленину, причем первыми исчезли статуи металлические, их сдали в пункты приема металлолома. Гипсовые изваяния были не так интересны, поэтому их убирали постепенно, в соответствии с бумагами, поступающими сверху, а чаще всего в связи с необходимостью занять площадку под торговые ларьки или автомобильные стоянки.
18.
Однажды в библиотечный день, когда Муренин еще числился научным сотрудником, в библиотеке естественных наук (находится рядом с библиотекой имени Ленина) он листал журнал из раздела новых поступлений и случайно натолкнулся на статью про исследование методом ядерного магнитного резонанса прочности ножей из костей человека и костей птицы, напоминавшей на иллюстрации гигантского страуса; образцы изделий были отобраны в Папуа-Новой Гвинее. Муренин переводил статью со словарем, медленно, но всё не мог оторваться, недоумевая, как это так, как такое могут исследовать, да еще печатать в научных журналах.
Через несколько лет он припомнил ту статью, случайно, в связи с кормлением казуаров в зоопарке. Теперь исследование такого рода уже не казалось ему странным и неприятным. В статье сделаны вполне практичные выводы: кинжалы из человеческих костей более устойчивы к изгибу и поэтому более прочны, чем кинжалы из костей казуара. Что такого. Качество на первом месте. Из когтей казуаров папуасы делают наконечники копий, из костей лап – ножи, из костей крыльев – иглы. Кости предков и врагов тоже шли в дело.
Мясо убитого казуара съедается, его ритуально делят между всеми жителями деревни. Казуары и дикие свиньи – единственная крупная дичь на острове Папуа-Новая Гвинея. Считается, что человеческое мясо в пищу на острове сейчас не идет.
А еще птиц казуаров нужно отличать от кугуаров, кугуары – они из семейства кошачьих. Этих на острове Папуа-Новая Гвинея нет.
19.
Возбужденные люди бродили кучками по проезжей части, смотрели под ноги, что-то выискивая, и негромко переговаривались:
– Демонстрация пошла другим путем.
– Коммунисты раздавили грузовиками омоновцев.
– Зачинщики скрылись Нескучным садом.
– Не простим.
– Это все проклятый Анпилов.
Первомайские праздники в 1993 году считались выходными днями. Но была суббота, какой толк, когда выходные совпадают с праздниками и не компенсируются. В тот день Муренину зачем-то потребовалось пойти на работу, хотя денег уже не платили, а тут работа в праздники, которые одновременно еще и выходные. Но, видимо, было очень нужно, иначе он никуда не пошел бы. В метро «Ленинский проспект» ближний, нужный ему выход, тот, что к магазину «Тысяча мелочей», был закрыт, пришлось идти через дальний.
Погода стояла солнечная, хорошая, на проспекте почему-то остановилось движение, были видны отдельные люди, машины в странных положениях. Светофоры работали, но как-то впустую, оказалось, что проезжую часть перейти можно в любом месте. Муренин неожиданно увидел следы настоящего побоища. Кровь, потерянные ботинки, растоптанные очки, валяющиеся аксессуары омоновцев. Из разговоров стало ясно, что это следы битвы милиции с участниками демонстрации. Равномерно по всей площади валялись кирпичи и куски дорожного покрытия, которые демонстранты, видимо, принесли с собой. Стояли помятые грузовики, ими милиция перегораживала путь колонне. Говорили, кто-то из участников демонстрации завел КамАЗ и направил его в шеренгу милиции.
На слишком горячем для майского дня асфальте Муренин заметил маленький значок с улыбающимся Лениным – репродукцию одного из тех плакатов, которые Роман часто видел на стенах домов в детстве, а потом и в юности, но тогда их висело уже меньше. Муренин обычно подбирал всякие такие штуки на улице, кроме того, значки ему покупали взрослые и дарили приятели, с детства у него проявилась непонятная страсть к коллекционированию бесполезных вещей. Но этот значок был раздавлен, краска содралась, и на тыльной стороне явно отсутствовала булавка для крепления к одежде. Некондиция, такие в коллекцию не идут.
Муренин кое-что припомнил и начал анализировать на ходу. Всё ясно. В прошлом году он прочитал рассказ писателя Сорокина про бой в метро «Ленинский проспект», горящие машины, развороченную площадь и памятник космонавту Юрию Гагарину, поваленный поперек проспекта.
Ну, памятник космонавту пока не уронили, правда, во многих местах повалили другие монументы. Памятники вождей пролетариата и их лучших товарищей пошли на переплавку или были раздроблены на гравий для засыпки ям на дорогах.
– Д-а-а, – подумал Муренин, – велика сила искусства, – вот и притянули буквами события. Надо же, бой на «Ленинском проспекте». Вот это фантазия у прозаика Сорокина.
Потом он иногда вспоминал об этих двух связанных событиях как о доказательстве силы искусства и рассказывал некоторым знакомым про удивительное явление синхроничности.
Хотя вскоре вообще что-либо перестало удивлять. Через несколько месяцев после демонстрации вовсю уже применяли отряды снайперов и танковые подразделения в центре столицы. Но население больше заботилось о прокорме, военных действий не замечали, а если и думали о них, то, как о спектакле, который разыгрывается где-то на стороне и к обычным людям никакого отношения не имеет.
_________________________________________
Об авторе:
МИХАИЛ КВАДРАТОВРодился в Сарапуле (Удмуртия), живет в Москве. Окончил Московский инженерно-физический институт, кандидат физико-математических наук. Книги стихотворений: «делирий» (2004); «Землепользование» (2006), «Тени брошенных вещей» (2016), «Восьмистрочники» (2021), книга прозы «Гномья яма» (2013). Рукопись сборника рассказов «Синдром Линнея» номинирована на премию «Национальный бестселлер» (2018). Публиковался в журналах «Знамя», «Волга», «Новый берег». Постоянный автор Лt.
скачать dle 12.1
