ВКонтакте
Электронный литературный журнал. Выходит один раз в месяц. Основан в апреле 2014 г.
№ 216 март 2024 г.
» » Катерина Скабардина. СПЯТ УСТАЛЫЕ ИГРУШКИ

Катерина Скабардина. СПЯТ УСТАЛЫЕ ИГРУШКИ

Редактор: Юрий Серебрянский


(рассказ)


1

- Тонька, а ну брысь спать! – мать рявкнула в сторону качнувшейся занавески, между кухней и комнатой. Девочка метнулась в постель. Испугалась громкого ее голоса, но понимала, что если мать и придёт, то увидит спящих Ваську и Дашутку, да и не станет шибко-то шуметь. Но она не придёт. Усталая она сегодня какая-то: сказалась больной, не пошла на работу. Дома крутилась, печь к вечеру натопила так, что ребята во сне одеяла поскидывали, вспотели, пить просили. Вот старшая и пошла в кухню, чтобы незаметно проскользнуть в сенки, там прохладной зачерпнуть, самой попить, да малым принести, когда запросят. Воды в дом еще с позавчера натаскано во все тазы, да вёдра, хотя постирушку мать вот только делала. Может, купать их задумала? Кто бы знал. А сейчас мать сидит на стуле по-мужски расставив ноги, руки вкругаля в коленки упёрла и смотрит на пол, а под ней – лужа!  
Неужто описилась? Разве взрослые могут описиваться? – гадает в постели и грызёт заусенку шестилетка. – Это ж только малышня прудит в штаны, а мать вон какая большая, втроём еле-еле обнять можно. Может, пролила чего? На столе-то и бутылка стоит, и кастрюлька с варёной картошкой, да соленья кой-какие. Тоня картошку сама чистила, да банки из подпола доставала. Может мать тоже пить хотела, да кружку не удержала? Всё ж таки болеет: чаю накипятила и даже тётку Варю позвала.
Из кухни посыпались звуки хозяйственной возни: наверное, это тётка достала ведро с тряпкой, да подтирает пролитое, отжимает, руки моет, а мать с досады громко вздыхает. Но это ничего, скоро приберут, да опять свои разговоры и шушуканья заведут - уютно станет, сомлеет девчушка, тоже ведь набегалась за день.     
- Ты б легла, может, Аль, - тётка Варя вытерла руки о серое вафельное полотенечко и присела на табурет.
- Не, посижу ещё, – Алька мотнула головой и подвинула стакан к бутылке, хоть выпивать совсем не хотелось, с души воротило. - Плесни маленько, мож, быстрей отпустит, а то камнем стоит, не продохнуть.    
Алевтина Ефимцева была женщиной крупной породы, но из тех, кто не в высь, а в ширь идут. Алькой-Горой звали. Но гора не из собранных в щепоть алтайских, а из хакасских: просторных, округлых, со всех сторон ладных, бабьих. Смотришь на неё и потрогать, ущипнуть, влезть хочется. Вот мужики-то из тех, кто посмелее, и влазили. Из альпинистского азарта. К Алькиному сундуку, так сказать, ключ подбирали. Все трое ребятишек Ефимцевы друг на друга не похожие.  
- А Витька-то знает? – спросила тётка Варя, закусывая солёным огурцом тёплую водку.
- А чего ему знать? – замахнула, не чокаясь. - Он, Варь, одно знает: Гальку свою. И будет с него знаний-то. – Коротко дыша, она утёрла со лба капли пота, зажмурилась.
- Так ведь бьёт её смертным боем.
- Так это, когда пьяный, бьёт. Потом смирнёхонький. – Перевела дух, захватила из кастрюльки гнутой вилкой картофелину, размяла её, присолила, а есть не стала. - Она ж ему не девочкой досталась, Варь. Не знала, что ль? – Алевтина опустила голову, густые волосы упали на лицо, прилипли, исполосовали темнотой её полные щёки. – Вот и он на свадьбе узнал. После гулянки, когда шуры-муры, то да сё. Бил её полночи, признания допытывался: кто вперёд него успел гнездо разворошить.
- А она что?
- А ничего! Ноги ему целовала, чтоб не уходил, не бросал её. Порешиться обещала. Вот он такой грех на душу взять и не смог. Лицо ейное простынёй с брачного-то ложа вытер, да на люди показываться запретил, пока не заживёт. Все тогда над ним смеялись: чего это Витёк жену молодую взаперти держит, никак пятерню разом выстругать задумал. Она ж, Варь, окосела с тех пор, чёлку-то набекрень оттого и носит.
- Сколь родила-то?
- А ни сколь! – проглотила злой, горький смешок Алевтина, уткнулась в согнутый локоть, зубами впилась в мягкую руку, замычала.
- Тише, ты, тише, - тётка Варя встала, пошла к занавескам проверить ребятишек: спят ли.


2

В комнате пахло мокрыми тряпками и особым детским духом, будто бы печеньем с молоком, - было душно. Тётка Варя подошла к окну и увидела, что форточку не открыть: Алька вторые рамы на зиму уже вставила, ветошью протыкала и газетными лентами заклеила.
- Ишь, все-то у неё по уму, - цокнула языком, вспомнив, что у самой всё руки никак не дойдут, а уже конец октября, тянуть некуда. Только она ещё вату меж рамами положит, а сверху картонными снежинками да ёлочками украсит.
Вернулась к широкой кровати, присела у ребят в ногах, смотрит, как развалился в серёдке двухлетний крепыш Васька: забросил руки, ноги на сестрёнок и хоть бы хны ему. Дашутка отвернулась к стеночке, коленки подобрала, пластмассового пупса, как собачонка щенка, всем тельцем обнимает. А на него и взглянуть-то страшно: пластмассовый живот весь в порезах, на лысой головёшке вмятина – видно, не одна соседская девчонка в медсестру с ним игралась. Дашутка пожалела. Тоня – с краю лежит, ладошку под щёку подложила, а второй рукой братишку к себе прижимает. Повезло Альке с ней, помощницей растёт: и по дому шуршит, и за младшими приглядеть может. Хорошо, когда первой дочка рождается. Правильно бабка её приговаривала: сначала няньку родить надоть, а потом уж и ляльку.
А у Варвары два пацана. Пока маленькие были, ласковые, как котята «мам, да мам», а подрастать стали, так с отцом в столярке и пропали, в его породу пошли: рукастые, молчаливые. Чего ни спросишь у них, ответ один: «нормально, мам», «как обычно, мам», никаких тебе подробностей. И вроде живут хорошо: не ругаются, дома всё сделано, огород прибранный, забор крепкий, а она иной раз сама доску-то и выломает. Придут мужики её, за стол сядут, застучат ложками, она и скажет, мол, безобразники какие-то опять забор поломали. Григорий сыновьям кивнет только, тут же угукнет старший, младшего локтём толкнет, «спасибо, мам» скажут, чинить уйдут – вот и весь разговор. Завидовали ей соседки, такой мужик достался хозяйственный, работящий. А она в хлев уйдёт корову доить, в белый жаркий бок Дочке уткнётся и ревёт.    
- Варь, Варька, ну где ты там? – зашипела из кухни Алевтина. – Иди скорей!
Варвара встала. Скрипнула старая кровать. Взяла сбитое в ком одеяло и аккуратно, чтобы не задеть маленькие пятки, вынула его из пододеяльника, накрыла спящих ребят выпотрошенным белым пузырём ткани и не удержалась, наклонилась к лохматой девчоночьей макушке, вдохнула сладковатый запах, прижалась сухоцветами губ. Детский сон крепкий, слава богу, - подумала тётка, свернула одеяло в шерстяной клубок и вышла.


3

Тоня открыла глаза, инстинктивно приподнялась на локоток, проверила детей: никто из них не проснулся. Тогда она бережно перевернула взмокшую головку брата на сухую сторону подушки, он и не заметил. Прислушалась: в кухне как будто двигали мебель. 
Алевтина стояла на четвереньках и раскачивалась взад-вперёд, ударялась иногда головой о стену, но будто не замечая этого.
- Щас, Варька, щас уже. - Тонкая хлопчатобумажная кофточка облепила её широкую, мясистую спину, будто под тяжестью живота и грудей, провалился позвоночник. Она показалась Варваре похожей на огромную распухшую рыбину, которой кто-то выдернул хребет, да и выбросил в прибой. Мокрая, белая Гора болталась то туда, то сюда, пока не упёрлась лбом в стену. И тогда зарычала куда-то внутрь себя, как будто в огромную пещеру, где жили и боги, и духи, и черти, и летучие мыши. Через вдох Алька зарычала снова, выгнулась. Тётка Варя присела за ней, задрала подол юбки, просунула одеяло между расставленных коленей, подставила руки и почему-то закрыла глаза. Через мгновение она почувствовала, как в колыбель сложенных ладоней выплеснулось горячее, скользкое, тельце. Она ловко обмыла, обтёрла, обрезала верёвку пуповины, укутала в чистую простынь крохотного, будто ненастоящего ребеночка.
- Девочка. Это девочка, Аль! – Варвара смотрела на новорождённую и не могла оторвать от неё взгляда.  Девочка – Дюймовочка. Варваре показалось удивительным и неправдоподобным появление такой крохи у Альки-Горы. Такая женщина, неохватная, как Родина-мать, должна сразу рожать тридцать три богатыря, а не вот этого сморщенного красного лягушонка. Девочка зачмокала крохотными губками, закряхтела, закричала. Что-то громыхнуло, и тётка словно очнулась. Это Алевтина, переворачиваясь, не заметила и опрокинула эмалированный тазик с тёплой водой, в которой Варвара смывала кровь и смазку с ребёнка. Полусидя в кровавой луже, она прислонилась к стене:
- Дай мне её, Варь.
- Может не надо, Аля? Может…
- Просто дай мне её, Варя. – проговорила осипшим голосом мать и протянула обе руки.
- Я прошу тебя. Умоляю тебя, Аля. Я могу взять её себе. Вырастить.
- Да, конечно, можешь, Варь, - мать смотрела не в глаза даже, а в переносицу тётки с двумя штакетинами глубоких морщин, будто приколоченных намертво к прожилинам поперечных борозд на лбу. – Просто сейчас дай мне её.
Тётка Варя присела и обречённо протянула Алевтине свёрток. Она взяла и, не глядя на дитя, с силой прижала малышку к груди.
- Аль, ты же знаешь, что я смогу, - жарко зашептала она, - ты будешь приходить, как родная ей будешь, Аль. Григорий не будет против, он жалеет меня, а как девочку увидит, так и слова мне не скажет. Ребята мои и тебе помогать будут, что ни попросишь. Да хоть забор тебе новый поставят! Отдай мне её.  Корова есть у меня, выкормлю, ты приходить будешь, Аль...
Алевтина молча нашарила свободной рукой одеяло, подтянула его к себе. Варвара, заметив, перехватила, помогла расправить. Мать положила девочку, стала укутывать. Тётка живо набросила на плечи пальто, наскоро повязала платок, аккуратно взяла кулёк из рук обмякшей Горы. 
- Алька, Аля, век за тебя буду богу молиться!  - толкнула бедром тугую дверь и из дощатых сеней потянуло ночным, холодным воздухом.
- В сарайке за поленницей оставь. Как договаривались. – голос Алевтины звучал ровно, твёрдо и глухо. – Я потом. Я сама.
Варвара отбросила край одеяла. Девочка была синей. Тётка осела беззвучной квашнёй прямо там, на пороге.
- Дверь закрой, Варька, детей мне простудишь. – сказала мать тем же голосом. – Иди уже. Иди, кому говорю!


4

К утру в доме захолодало. Дети, накрытые одним только пододеяльником, замёрзли, прижались друг к другу, Тоня хотела встать, чтобы взять большую материну кофту укрыться, но побоялась и только обнимала их. Пластмассовый пупс один лежал у стенки и упрямо таращил глаза на чешуйки облупившейся побелки потолка, подсвеченные жидкими лучами нового дня.







_________________________________________

Об авторе:  КАТЕРИНА СКАБАРДИНА 

Прозаик. Живет и пишет в Новосибирске. Автор социо-культурного просветительского проекта «Поэту по портрету».скачать dle 12.1




Поделиться публикацией:
1 318
Опубликовано 01 апр 2022

Наверх ↑
ВХОД НА САЙТ