Денис Осокин. УКЛЮЧИНА

Редактор: Юрий Серебрянский


(орфография и оформление авторские)













потерялась – и нашлась не сразу. но уключина! – разве можно так себя вести? а теперь уключина снова здесь. и я рад. и мы говорим друг с другом по-французски – как всегда не решаясь поцеловаться. я знаю об уключине только одно – что уключина это больше чем любовь. а во всем остальном про нее не уверен. из постоянного человеческого на уключине одна майка. а все остальное меняется у нее и с ней, языки меняются тоже. да и майка меняется – уключина любит переодеваться – она же девочка. сегодня вот она в белой. я тоже от радости что она нашлась достал из контейнера белую футболку. я живу в илаве. моя бабушка была русская.


я живу в илаве, с уключиной – и мне хорошо. когда ее нет – я живу один и поджидаю ее – тогда мне тоже хорошо, но похуже. тогда я работаю за столом, часами лежу на кровати, даже на двух кроватях, у меня две комнаты и кухня, езжу на велосипеде за продуктами и просто так прокатиться и даже курю на лавочках и иногда дома. уключина может появиться и сзади – и закрыть мне глаза своими теплыми жестковатыми руками-рогульками. а может притвориться девушкой и прижаться к моей шее чем пожелает, а желает она чаще всего прижиматься... если в комнате накурено – она шепнет: цала кошулька пшэз чебе тэраз пшэйдже тым запахэм, ходжьмы прачь! вся майка из-за тебя теперь пропахнет, идем стирать! я поворачиваюсь к ней, целую ее в то, чем она прижималась, и говорю: идем! кидаю уключину, сделавшуюся размером с мою ладонь, в сумку, наливаю из огромной бутыли с помпой в маленькую бутылочку с пробкой воды, беру мыло, панаму – и мы едем.


и вот мы с ней переезжаем через мост над рекой. и вот мы с ней спускаемся от моста по лестнице. вот нам дорогу переползает уж. вот над нами пролетает лебедь. вот за кустами – песчаные косы, это так берег зацеловала вода. и я ставлю велосипед на подножку. уключина стоит в виде семилетней девочки с двумя головами – и это ни капельки не страшно, ветер треплет ее по волосам. на берегу есть люди – хорошо что никто не видит уключину кроме меня. и вот я в плавках, а уключина в майке, в руке у меня мыло – так мы заходим в воду. слушай, дрэгуцуле, превратись во что-нибудь новое, а? – прошу я. – а то я стесняюсь тебя намыливать. и уключина превращается в уключину, но размером с весло. в воде я намыливаю ее майку, кидаю мыло на берег – а дальше мы купаемся.


ночами, а иногда и днем, я настолько ничего не хочу, что не нахожу в себе силы идти в туалет ровно десять шагов. на полу у меня стоят красивые пустые бутылки из-под летних прохладительных напитков – и я писаю в них. иногда в темноте в эти моменты появляется уключина – и держит мне бутылку или даже меня, я не стесняюсь, я ее тоже видел по-всякому и в чем только не помогал ей. она говорит мне: ну, ну, тише, тише, не огорчайся, хороший мой, не думай ни о чем плохом, спи дальше. и исчезает.


однажды я был на отчетном концерте в музыкальной школе в самом начале лета, второго что ли июня. у меня здесь никто не учится, у меня нет детей и мне их не требуется, но вход был свободным для всех горожан. я сидел на стульчике в седьмом ряду среди воздушных шариков с гелием, привязанных к подлокотникам, а на сцене за спинами детей в костюмчиках красовалась огромная картонная лира. я готов был разрыдаться от всего сразу. а уключина превратилась в заглавную букву А и давай летать по залу и подпевать тоненьким голосом и мне махать. однажды я был на субботней службе в православной церкви, это была суббота перед троицей, пол в церкви был устлан скошенной травой, иконостас украшен березками, отец николай был в зеленой ризе, многие прихожанки были в зеленых платках и даже в зеленых платьях – и уключина превратилась в дьякона в голубой ризе, во второго, потому что первый уже был, но она его собой заменила. она таскала выносной подсвечник, подавала отцу николаю кадило и книжечку, а потом легла мне на сердце под рубашку. однажды я пригласил к себе домой девушку кату. переступив через порог мы ухватили друг друга губами и упали в кровать. бесподобная голая ката не хотела без одной скользкой штуки, которой у меня не было, и сказала мне что я плохо ее ждал. но я ласкал ее и она уступила и без. и уступала долго и долго. а потом помог ей вымыться и одеться. она раскидала по кровати несколько своих крошечных шпилек. одну из них я попросил оставить себе. ката оставила и ушла. и я сказал шпильке: можешь не притворяться и ничего не говорить, уключина, я тебя сразу узнал, а подсматривать – это ты конечно хулиганье. но уключина-шпилька стала красной как катин клитор и затараторила: вот так девушка, вот так красавица, будь уверен – я ничего не пропустила пока ты ее....., а смотрела во все глаза! я сказал: слушай, ну если тебе так понравилось, превратись в нее – и давай продолжим. уключина меня послушалась – и мы продолжили и продолжали еще два дня. а потом уключина долго не появлялась. где ты была? – спросил я ее когда она вернулась.  – я была на лодочных станциях, мы с тобой родили триста шестьдесят пять новеньких лодочных уключин, и мне надо было их пристроить.


уключина читала мне вслух 'ямато-моногатари' на японском. она знает, что я обожаю чтение вслух и что сам кому только разное не читал – а мне в жизни почти никто. я японский не знаю, но уключина вложила мне его в голову, так что и я ей читал. а уключина знает все языки.






перевести? давайте не буду. но, может быть, позже.


одинокая соседка на своем огороде под моими окнами развесила сохнуть постельное белье. одна из прищепок – моя уключина. приношу из коридора бинокль, висит у меня на вешалке – и разглядываю уключину на веревке, она в майке – зеленой и с черепушками на этот раз. не с черепашками, нет-нет! кричу ей на латыни: эй, ты чего сегодня так вырядилась? а она смеется в ответ.


скорее бы август. но в июле тоже ничего.


не могу я понять природу уключины. лучше и честнее всего сказать – что она просто уключина от лодки, приспособление для держания весла, предмет, чаще всего вилкообразной или петлеобразной формы, иногда со шпилькой-запором. моему сердцу и глазам этого достаточно. но и так даже если – уключина это то что больше чем любовь. я это точно знаю. могу сказать чуть иначе: вот считается, что любовь это самое главное в жизни. и я с этим не спорю. просто знаю и хочу рассказать, что есть кое-что единственное поважнее любви – и это уключина. и именно уключины я не могу лишиться. а всего остального – могу. dulko! nie porzucaj mnie. дулько! не пожуцай мне. уключина! не бросай меня.

                                                         

            
третьего не дано. или мне не дано постичь. и уж конечно же – куда мне до понимания природы бога? никуда. но то что я поэт и знаю об уключине лет с четырнадцати дает мне право попробовать о ней написать в сорок четыре. даже обязывает. и словом 'уключина' должно называться все самое хорошее и повсеместно – и магазины, и рай, и музыкальные школы, и города, и издательства, и университеты, и международные аэропорты. свое собственное издательство 'уключина' я уже создал – а именно написал в течение жизни несколько вещей и поставил в конце них одну строчку в круге: издательство 'уключина'. этого достаточно. а теперь вот и повесть. что бог есть любовь знали все. никто этого не оспорит и не оспаривает. но я обязан сказать, что бог еще и уключина. более того – это выше. это любовь плюс кое-что сильнее и больше. или минус любовь но всё равно кое-что сильнее и больше. и значит если первое уйдет или поставится под сомнение – второе останется, не денется никуда. если только не уйдет и второе. любовь терять не нужно, но можно. уключину терять можно, но нельзя. и уключина не как любовь неясная, уязвимая и часто больная. уключина ясная, неуязвимая и здоровая. уключина веселее любви. и мудрее. и добрее. и смелее. и красивее. вот-вот – любовь способна быть некрасивой, а уключина никогда. и еще – уключина не требует к себе никакого почтения. уключина – это бог которому не молятся. потому что ему-ей не надо молиться. и еще – уключина не человек. человек не может быть уключиной. при этом ничто не мешает человеку желать быть в чем-то на уключину похожим.


у меня дома есть наконечник от стрелы. настоящий. я его в детстве выменял у друга. штырек для втыкания в древко у него сточился, а сам наконечник – вот он, хоть и сильно истончился от влаги земли, в которой пролежал несколько веков. я его люблю, с детства с ним и не расстаюсь. хотя иногда и подолгу терял из виду. когда я много очень тяжелых лет всё время открывал бутылки – чаще всего делал это как раз своим детским наконечником. столько всего растерял в те годы – а его не потерял, вернее он меня не покинул. и подарить-то порывался, разным в основном девахам – и слава богу не подарил. теперь он живет у меня на столе и помогает мне за ним работать. я его только уключине даю иногда, когда она ненадолго попросит – потом она его всегда возвращает мне. а что ты с ним делаешь-то, уключина? расскажи хоть что-нибудь, приведи пример, мне же интересно! уключина у меня в кухне нацепив мой эротичный фартук моет посуду:   – ну... в последний раз я была с ним на острове маккуори, пуляла твоим наконечником в пингвинов и морских слонов. все от меня разбежались, но штук сто пупсиков убежать не смогли... про пуляние уключина шутит. а про остров – нет. просто не хочет или не может рассказывать что делала там наконечником. может быть потому что нет таких человеческих слов и даже смыслов. а однажды я видел своими глазами, как уключина воткнула наконечник в горшок с пророщенной косточкой манго на моем подоконнике и сказала что остановила страшное землетрясение, начинавшееся в тихом океане.


тюк да тюк. мы с уключиной собираем комодик. не напольный, а настольный, маленький такой, из икеа. я его купил шестнадцать лет назад в одном большом городе на большой реке и реке поменьше, когда к юбилею города икею там только что открыли. я тогда был красив и очень счастлив, хоть и жил тесно и горько – просто потому что ни о чем не тревожился. и до навсегдашнего завершения этого самого счастья мне оставался год с хвостиком. комодик я купил – а собрать не собрал. всё не было настроения. так и перевозил его с квартиры на квартиру нераспакованным. мы с уключиной собираем его. мы с уключиной всё можем. мы с уключиной лучше всех.


мы и воду таскаем в дом вместе. ведь в мае у меня во дворе поломался насос в водяном колодце. быстро его не починить, надо вызывать подземных специалистов из соседнего города. центрального водопровода в моем доме нет, только ждем его всё время. и газа нет тоже, тоже ждем. электроплита и портативная газовая плитка 'турист' и пекарский шкафчик на ножках – такая у меня кухня. а воду мы второй месяц таскаем расскажу как. в ванной комнате между ванной и унитазом стоит на полу синяя китайская бочка на двести пятьдесят литров, самая что ни на есть императорская, я ее очень довольный из магазина 'тысяча мелочей' по весенней улице тащил, когда еще лежал снег. а у соседки на огороде под моими окнами (я живу на первом этаже с окнами, приподнятыми на ладонь от земли) есть поливальный колодец со шлангом. шланг она подключает к вращающейся штуковине-поливалке, втыкает ее в землю – и так орошает грядки, перенося-устанавливая с места на место, а вилка от поливального колодца втыкается в розетку на стене сарая. и когда у меня два-три раза в неделю водоносный день – я открываю калитку соседкиного огорода, отсоединяю поливалку от шланга и протягиваю шланг через грядки и цветы прямо в кухонное окно и через кухню – в ванную комнату в бочку. как раз хватает метр в метр! полчаса – и бочка полная, а также все гигантские бутыли в доме и ведра. правда, потом надо еще полчаса вытирать пол и всё закрывать и на огороде возвращать на место. я наловчился делать это один. но помощь уключины ведь – великое удовольствие! вот она заливаясь от смеха носится по соседкиному огороду, откручивает поливалку, осторожно тянет шланг к окну, чтобы не поломать цветы, и протискивает его мне в комнату, отодвигая противокомариную сетку. я тяну дальше по кухне, опускаю в бочку, кричу уключине 'ага!' – она включает вилку в розетку, и вода идет. а потом кричу ей 'эй эй!' – и она останавливает воду. мы делаем это вместе, днем, пока соседка на работе. не потому что соседка паулина против – нет, она только за! а потому что у нее будет много вопросов, а я не смогу объяснить как это я с помощью ага и эй, не выходя из квартиры со всем управляюсь. мою уключину вижу только я. и не просто вижу – а она еще и принимает разные обличия, от гигантских дафний, улиток и выхухолей до длинноволосых и стриженых напрочь голых дев – чтобы мне нравиться, чтобы меня веселить и теплить. вот и завтра у меня водоносный день. и сейчас перед сном в бочке воды на донышке, только мне утром умыться, и маленьким живым утенком в ней плавает уключина, заночует так у меня.


wiosła w dulki! вёсла в уключины! это мы с уключиной с утра покатились на лодке вниз по течению. взяли с собой только коробку с клюквенным морсом и огромный сложенный полиэтилен, чтобы прятаться от грозы, потому что со всех сторон погромыхивает, хоть над нашими головами ясное небо и жарит солнце. вот мы спускаемся и спускаемся на этом стареньком двухместном понтоне (понтоном тут называют резиновую лодку), то к одному берегу прижмемся, то к другому, то выйдем на русло и несемся быстро. река наша очень извилистая и ласковая, с отмелями повсюду. и вот на самой середине реки я касаюсь веслами дна. банка! – объявляю я. и уключина меня не поправляет, хоть мы с ней знаем что банками мели называются в океане. мы выпрыгиваем из лодки, мне воды ниже колен. уключина плавает и летает. а я иду и иду, лодку держу за шнур, чтобы не уплыла по течению. вот впереди лежит расческа – то есть ствол упавшего дерева с ветками, со стороны под водой ветки занесены песком, а с другой стороны торчат над. я привязываю лодку к расческе – и тоже теперь плаваю вместе с уключиной и ползаю на животе по дну. только летать как уключина над водой я не могу. уключина говорила мне, что однажды мы полетаем, и я ей верю. мы заползаем в лодку и не вытираясь спускаемся ниже, в сторону неработающего спиртзавода и автомобильного моста. уключина всматривается в один из двух берегов и вдруг кричит: кубышки, кубышки, правь туда! я правлю. в самом деле кубышки. уключина срывает две – длинные длинные круглые гибкие стебли и сверху желтый бубенчик-поцелуй, боже как непристойно и ненаглядно!... я быстро гребу обратно на русло, чтобы не увязнуть в траве. а уключина ловко-ловко мастерит из кубышек что-то здоровское. она заламывает стебель с интервалом в два-три сантиметра и осторожно снимает с кожицы стебель через интервал. получается цепочка – и уключина замыкает ее на замок под цветком. это орден кубышки! – говорит она мне. – и ты первый ее командор! я подставляю голову – и орден кубышки висит у меня на шее, раскачивается от усиливающегося ветра на животе. вот чего не ожидал – того не ожидал!! жизнь моя проживается не зря! я снова счастливый. а второй орден кубышки уключина вешает на себя. мы оба с ней командоры и кавалеры. и долго придумываем какие у нас теперь привилегии и права. и даже придумываем кто по нашему мнению достоин оказаться третьим командором из числа наших знакомых. грозы не избежать, сейчас ударит, молнии уже со всех сторон, я изо всех своих сил гребу к длинной косе, вытаскиваю лодку на берег, льет! полиэтилен мы разворачиваем уже при грозе, чуть не взмываем из-за него в небо, укутываем им лодку и забираемся в нее – допивать морс и рассматривать наши ордена. лишь бы молнией нас не бахнуло. а когда гроза умотала уключина превратилась в светленькую девушку наташу в беленьком купальнике. потом она по моей просьбе сняла купальник. и что мы с ней делали там на берегу – я не расскажу. только что наташа сказала мне на прощание, прежде чем вернулась в уключину: нежностьмоямоёцелованиевсюдувсюдунебесноенебонебонебо.


квас от друзей из белоруссии у меня закончился. а был такой распрекрасный гигантский у меня до недавнего времени запас. в илаве его не продают. а я его дую и дуть желаю очень. как быть? доставать из гаража ‘фиат’ и пилить в гродно – или в калининградскую область – или на украину если илава моя в словакии – неохота. а если бы и охота – нету денег на бензин. как быть? уключиночка! мы можем что-то придумать? вот тут-то уключина впервые и говорит мне: а полетели! и вот мы летим. налегке, с одной только моей пластиковой карточкой банка 'миллениум' в кармане шорт. то есть это лечу я – а уключина невидимая, она превратилась в эту самую возможность полета. но я прекрасно могу разговаривать с ней и она со мной. мы летим неспешно, на разной высоте. я от волнения-восторга постоянно хочу пúсать и делаю это в полете. а на глазах у меня желтые широкие очки для травокоса. это чтобы глаза не слезились. красиво настолько, что мне даже не можется посадить себя на землю, чтобы искупаться во всех этих реках и озерах хотя бы раз-другой. мы прилетаем в гродно. первые магазины с квасом были и поближе – но мы решили лететь для начала туда. гродно мы любим. да мы всё любим. в большом продуктовом магазине я складываю на тележку несколько упаковок с бутылками, общее количество бутылок – где-то сто двадцать штук.     н-да... – говорит мне уключина, превратившаяся в кассира, протягивая мне чек. – ничего себе 'нету денег'! – а на бензин пожалел. но она шутит, и мой ответ ей не нужен совсем. дальше после кассы квас исчезает стараниями уключины и оказывается у меня дома. а мы с ней улетаем в обратный путь. только другим маршрутом – на этот раз через балтийское море и гданьск.


очень хочу лосятину. хоть иди в лес. но жалко лося. и ружья с лицензией нет. до того заколебала свинина и говядина, еще и из супермаркетов, а курицу я и за мясо не почитаю. у меня на подоконнике стоит белый городской телефон. я его обожаю, но слушаю только его мерный надежный гул в трубке и оплачиваю регулярно как абонент. мне нравится что он у меня есть, а разговаривать по телефону не нравится. мобильный телефон у меня есть тоже – и он нужен мне исключительно для привязки и управления картой банка. его номер и не знает никто. а с людьми я связываюсь через интернет. ну так вот: лосятина... и сразу же раздается звонок. я чувствую что это уключина и снимаю трубку. уключина – мне: загляни в холодильник в морозилку, там в одной камере увидишь, тебе надолго хватит. я – уключине: спасибо! уключина – мне: не на чем, а еще сходи посмотри в окно большой комнаты. я перехожу в большую комнату из маленькой, в которой работаю – и вижу как в окно тычется мордой смеющийся лось, а на голове у него сидит уключина в майке. лось – мне: ешь на здоровье, душечка! я – ему: спасибо, сердечко! уключина – лосю: айда уж поехали! мне: покарики-комарики! па! я – уключине: боже, заховай круля! ну а лосятины в холодильнике оказалось и впрямь завались. буду варить, рубить на котлеты. квасом запивать.
















































это наша с уключиной целовательная-миловательная словацкая народная поэзия. переводы валентина александровича корчагина, натэллы всеволодовны горской и юрия поликарповича кузнецова. нас с уключиной наверное и похоронят вместе с этой книгой. только уключина не умрет. а вот мне – будет читать и дальше.


индийские и цейлонские палочки из магазинчика с улицы королевы ядвиги закончились, кадильные свечи из церкви закончились, всё закончилось, чем можно было бы вытеснять из комнаты запах табака. да и просто так – я обожаю работать в ласковом волнительном дыму угля, эфирных масел и благовоний. а запах табака – это вообще не про меня. но такое вот задалось лето, еще с конца мая. и полное безветрие, никаких сквозняков, только к ночи начинают слегка покачиваться деревья, цветы и репьи. о! не закончился греческий ладан в красивой коробочке с надписью μοσχοθυμίαμα. мосхофимиама так мосхофимиама, мы не против, а только за. но чтобы его разжечь – нужны угольные таблетки, а у меня их четыре штуки и очень низкого качества. зато ладан – качества самого что ни на есть высокого, просто любовь! уключина без майки крутится перед зеркалом с пинцетом для бровей. я забираю у нее этот пинцет, зажимаю угольную таблетку и начинаю держать над зажигалкой и помахивать пинцетом с таблеткой, чтобы разгорелась. а вместо того чтобы разгореться – дурацкая рыхлая таблетка разваливается на три уже чуток горящие части. одна часть падет мне на живот, другая на клавиатуру ноутбука, а третья и вовсе летит под диван и наверняка там тлеет. вы бы какую часть бросились сначала тушить? вот и я кинулся тушить все три одновременно – и вышло сильно так себе. завтра пойду в кочегарку, если там летом кто-нибудь есть, и попрошу ковшик нормального угля. на, уключина, свой пинцет, продолжай прихорашиваться! и не смейся.








я десять что ли лет назад или даже больше был на фестивале национальных литератур народов карпат в румынском городе тыргу-муреш. я там фотографировал и снимал со штатива, участвовал в круглом столе + немного читал свои стихи, а в сумме – было очень мне там здорово! понаехал красивый веселый люд отовсюду!... эхма.. девушка таня из украинского виноградова и девушка богдана из молдавского кагула сделали и подарили мне в дни фестиваля белую куколку из войлока с разноцветными нитяными волосами на голове, под ключицами и под животом. а в сумке участника фестиваля был чудесный в красной обложке блокнот, на каждом листочке которого внизу была пропечатана строка 'я люблю литературу'. это совершенно для нас с уключиной и про нас! а еще у меня дома есть две пневматические винтовки с деревянными прикладами и пульки к ним. я их завел когда-то, чтобы исполнить свою детскую мечту. мне нравится их прежде всего иметь, а не пользоваться. они стоят в красивых черных чехлах в углу моей большой комнаты у большого письменного стола. а этим летом я переселился в маленькую комнату за маленький стол. из винтовок я стреляю обычно воздухом – раз или пару раз в год – чтобы салютовать добру и распугивать зло. но изредка стреляю и пульками по мишеням, если меня навещают подруги с детьми, и дети очень просят. в общем нам с уключиной сегодня захотелось пострелять. а то она тоже бывает – дети, и любопытная крайне. вот притащила с-под кухонной раковины пустую двухлитровую коробку из-под земляничного сока и говорит: давай вот по ней бахать! а на столе у меня лежит карпатский блокнот с 'я люблю литературу', другой бумаги поблизости нет. вырвал листочек, нарисовал мишень. вместе посадили на клей на коробку. расчехлили винтовки. сели у дальнего кухонного окна, открыли дверь в ванную комнату и поставили коробку на край ванны. расстояние получилось в самый раз – а то бы мы дальше мишень не увидели. переламываю обе винтовки, заряжаю, защелкиваю. огонь!!! и коробку изрешетили, и плитку в ванной чуток оцарапали. мы любим литературу. мы любим друг друга.


мы с уключиной поняли важный закон – и уже давно. хоть и не совсем пока подобрали слова, чтобы его записать. с возрастом человека цена жизни или налог на жизнь для него повышается – а не наоборот. так устроено. проще говоря – чем старше, тем сложнее и дороже ему всё дается. потому, видимо, что – ты до сих пор жив, а мог бы лежать в могиле давно. поэтому восклицания (я тоже так когда-то восклицал), что в двадцать и тридцать лет я жил или я жила в разы лучше чем в сорок и после сорока, и точек упора было больше, и средств, хотя сейчас я куда более мастер или мастерица и почему так!? – это глупость, ложные ожидания. вот мне и книги мои давно уже даются с такими боями и тратами психики, что просто и не сказать... и удержание быта. и удержание лада. и удержание здоровья, само собой. это касается всего. так что вообще не надо думать в таком направлении, что ты теперь старше, солиднее и всё-то можешь, а живешь беднее и грустнее – что за несправедливость и безобразие? это как переживать, что всё закончится смертью. ну неправильно же! надо думать в противоположном направлении! о том, что завтрашний день будет не легче, а труднее, а послезавтрашний труднее завтрашнего. 

и держаться одной лишь уключины и верить в нее.


я очень хочу на минеральный курорт. куда-нибудь на молдову или на западную украину. где не ждущие ремонта бюветы, скульптуры и памятники землякам, и прекрасные оленеглазые люди ходят, а за деревьями и крышами домов – горы. или лесистые холмы. прямо пить и пить и пить сутками напролет много разной полезной воды, больше ничего не делать, ходить туда, ходить обратно, лежать в номере и телевизор местный смотреть, не писать, интернета не иметь... а пить то нафтусю, то катрусю, то флорику, то доминику какие-нибудь.. нафтуся-то есть точно, остальные я придумал, а значит есть и они.


белое пианино, белое-белое. и я играю на нем свою любимую песню про белые цветы. это я попросил уключину его сюда притащить. она и притащила, превратившись в автокурьера из ольштына. а сделано пианино в итальянском городе реканати. от реканати рукой подать до адриатического моря, что распрекрасно. хоть город и не на самом берегу. значит можно немного прокатиться до моря на мотоцикле. и это распрекрасно и полезно для здоровья. пианино втыкается в розетку – а звук у него бесподобнее чем у простого пианино с молоточками внутри. даже не верится, но это так. и места занимает в разы меньше. и по дому можно таскать. и на улицу выносить, на соседкин огород, а втыкать в удлинитель. в ольштыне я кстати учился, в нынешнем uwm, в варминьско-мазурском университете. так что вдвойне приятно что пианино прибыло именно оттуда – из нашего воеводского центра, города моих студенческих лет. уключина подпевает. и просит еще сыграть 'о мой розмарин'. я тоже эту песню люблю. только вот с тем что bagnet mnie ukłuje, śmierć mnie ucałuje, ale nie ty, штык меня уколет, смерть меня поцелует, но не ты – уключина категорически не согласна. bagnet nie ukłuje, śmierć nie ucałuje, jedynie ty – так поем.


любимый мой огородный овощ – это редиска. и фирменный мой салат выглядит так – вымытая редиска насыпается в небольшие прозрачные вазочки, вазочки ставятся на стол, и к ним солонка, черный хлеб еще на столе. гостей у меня давно не было, а мы с уключиной уписываем каждый день. редиски на огороде тоже нет с мая. зато есть супермаркеты, там она круглый год!


и раз уж вспомнил про ольштын. именно там в самом начале первого курса в комнате в студенческом общежитии мне показали два важнейших закона одной ужасной ночью. эти законы я знаю как первые и бесспорные в своей жизни. два закона – как пара колес, которые вертят мир. и очередность их тоже важна. первый можно назвать оптимистическим. а второй – трагическим. никогда не рассказывал, только пару раз в приватных беседах. а началось всё с того, что я, не успев туда заселиться, попробовал марихуану – первый и последний раз в жизни. мне только что исполнилось очень мало лет и мне было очень любопытно просто. старожилы общежития в коридоре валялись, рядом с ними добра этого было рассыпано много. я собрал с пола на ладонь, унес себе в комнату, скрутил и выкурил. а реакции не было никакой. ждать мне надоело и я пошел чистить зубы в умывальную комнату, чтобы лечь спать. но вместо этого увидел свое лицо в зеркале белее чем зубная паста, которую успел выдавить на щетку прежде чем поднял глаза в зеркало, белее и с нехорошим таким неживым отливом. я испугался – и в меня хлынул страх. и я промучился до утра лютее не придумаешь. то лежал, то ходил по этажам, то выходил на балконы, то выходил на улицу – лишь бы успокоиться. а ближе к утру когда я в очередной раз пытался себя удержать в кровати – прямо перед глазами, которые у меня были закрыты, я увидел вот что. 1) одно овальное кольцо закрутилось по вертикальной оси. скорее это было не кольцо, а поток, чистая сила. а – забыл сказать – что меня в кровати как раз сильно-сильно крутило, все время заваливало именно вертикально как будто головой под уклон и даже ставило на голову, потому-то я долго не выдерживал и из кровати сбегал ходить по этажам. кольцо закрутилось и крутилось так какое-то время. ничего с этим поделать было нельзя – только наблюдать, и оно до головокружения увлекало за собой крутиться. а затем появилось второе вращающееся кольцо-поток – точно такое же по силе и размеру как первое, и встало оно горизонтально, снаружи вертикального кольца и практически к нему вплотную. крутилось оно в направлении от левой стены комнаты к правой. первое же крутилось от моей груди и глаз к потолку. и возникло чувство равновесия, чувство устойчивости и даже победы. первое кольцо перестало властвовать, а уровнялось. и так они оба крутились – очень величественно и верно. стали спокойными и равными как два берега реки. я тут же считал этот первый закон и даже сказал вслух 'спасибо'. он заключается в том, что противодействовать силе и вращению можно только вращаясь и применяя другую силу в другую сторону. лежа в кровати я стал мысленно себя заваливающегося приподнимать и толкать обратно и даже сильнее чем нужно толкать, прямо создал свое кольцо-направление навстречу тому завалу. и получилось перестать заваливаться. впервые за эту ночь первая волна отдыха легонько меня коснулась. слезы потекли из глаз. и за этим занятием я смог уснуть – уже абсолютно наступившим октябрьским утром. но прежде чем это произошло – мне показали второй закон. он не был мне нужен в тот момент. но видимо для того, чтобы я и его запомнил. 2) в полной тишине вместо колец появилось маленькое булькающее пятнышко-нарыв размером с монету в два злотых, как бы живой нарыв, землисто-зеленоватый – цвета ила! – вот точное слово! это пятнышко было гадким, было нарывом, было болезнью, опасностью, смертельной опасностью, очагом, деструкцией. а потом оно стало слева на право закрываться как шторкой в форме веера разноцветными фонами – всех мыслимых и немыслимых цветов и оттенков. и цвета сменяли друг друга на бешеной скорости. а пятнышко всё равно булькало и просвечивало и не прекращалось под каждым из них. оно просвечивало и через черный цвет. под абсолютно черным цветом его даже было еще лучше видно – под ним пятнышко немного светлело и становилось гаже всего, цвета бурого гноя. и все цвета и оттенки перед ним были ну просто смешны и сокрушительно позорны. его нельзя было накрыть и спрятать ничем. я понял что это второй закон и понял что он значит: настоящий источник разрушения не остановишь; и наиболее безобразно и уродливо – пытаться его прикрыть. первый закон протянулся ко мне вечной рукой помощи. а второй раз и навсегда вбил меня по пояс в землю. и живи как хочешь теперь.    – уключина, а где ты была тогда, ты ведь меня видела?     – я была зубной пастой, которую ты выдавил на щетку в умывальной комнате.


радость и счастье и купание-любование сплошные – все эти славянские языки! млечно-клеверное счастье, купание в нем голышом. тем более для самих славян – как вот для меня. ух как я обожаю вместе с уключиной или в ожидании ее листать учебники, самоучители и словари по родственным языкам по нашим. и фильмы смотреть на них, и песни слушать – сидя за столом или лежа в кровати с ноутбуком на прикроватном стуле, с маленькими переносными колонками на самой кровати, рядом с моей грудью. а купание и счастье – потому что кутают и мигают родные смыслы, веселящие и согревающие тебя. если бы я был практикующим психотерапевтом – я среди разного-прочего рекомендовал людям окунаться в родственные языки и водить дружбу с ними, даже если у человека нет к языкам ни малейшего интереса и способностей.

и наш с уключиной личный пароль на взлет – это: úžasné dievča je čerstvý chlieb. ужаснэ девча е черстви хлеб. восхитительная девушка ест свежий хлеб. мы произносим его – и жизнь становится прыганием на батуте. с батута – в реки, из рек – на батут. без трусов и маек.


когда я пошел в первый класс – в тот год во всех школах был приказ по министерству народного образования учить нас писать чернильными ручками. а шариковые были строго запрещены – до третьего, кажется, класса или до второго. неплохо придумано! – прямо как во времена народных комиссариатов мечтательно. нам и нашим родителям объясняли, что чернильными ручками писать сложнее – и давайте, мол, начнем со сложного. и дети приучатся к аккуратности. и меньше будут бить друг друга портфелями по головам, ведь они будут помнить, что там у них пузырьки с чернилами. гы-гы-гы, конечно!... мы ходили как чернильные чушки! а родители стонали, потому что им отстирывать наши одежды, чистить ранцы, а чернила не отмывались вдобавок. особенно если дети – дурни. но лично я портфелем по голове никого не бил. в чернилах у меня были только руки. и аккуратность я очень люблю и любил всегда. и писать живыми чернилами – это фантастически прекрасно. я жил далеко от школы – и топал топал себе пешком, размахивая лишь мешком для обуви, прижимаясь к заборам домов, заглядывая во все лужи и болота. или это был приказ лишь по нашему городу или по нашей округе. ровесники мои или почти ровесники из других округов вроде бы говорили, что у них такого не было. я уже не помню. я давно никого не вижу. вижу себя в отражении ноутбука, вижу кругленькую перочистку на моем столе из кожзама и лепестков-тряпочек, сделанную на фабрике 'спартак', я ее храню, ведь на ней мои первые чернила. вижу в окно как уключина в одной лишь коротенькой майке, забрызганной чернилами специально для меня, сидит на поливальном колодце на соседкином огороде и расставив ноги красит свои девичьи волосы под животом в бирюзовый цвет. а потом в конце лета мы их сбреем. снова отрастим. и выкрасим в оранжево-огненный.

a propos – заросшая или выбритая у девушки тоже на уключину сильно похожа. когда девушка с раздвинутыми ногами – особенно. еще больше – когда к твоим глазам вплотную. еще больше – когда поднимаешь ее ноги к потолку. вложили весло – и поплыли. но это не синонимы. уключина вмещает в себя всё. а у девушки там – это там у девушки. но шептать так на ухо – можно. уключине-богу все нипочем. только рада будет. она и сама любит любовь и подурачиться. она и сама – девочка. даже если и принимает мужской облик или невидима. умная и добрая всегда – чего в человеческой природе никогда не отыщешь.


мы с уключиной решили осенью завести собаку. венгерскую выжлу. созвонились уже с питомниками. теперь мне надо больше работать, чтобы заработать на щенка. а я и так работаю очень много. и за самую лучшую и самую сложную мою работу, для которой я и создан, мне вообще не платят ничего. спасибо за ‘уключину’, уключина! придется снова писать сценарии и преподавать. а если бы я отрыл хотя бы табакерку с бриллиантами – я бы только писал, пока у меня есть силы.


первый настоящий рассказ, который я написал в своей жизни, назывался ‘счастье зонтика’. szczęście parasolki. šťastie dáždnika. мне было пятнадцать лет. рассказ мне навеки дорог, несмотря на то что я не стану его публиковать, потому что слишком ранний. только перескажу и может быть покажу свою к этому рассказу картинку, нарисованную зелеными чернилами. в конце школы я уже сам покупал себе разноцветные чернила и красивые ручки к ним. у меня даже был рапидограф, его нам велел приобрести учитель по дизайну. школа которую я заканчивал была очень хорошая. для рапидографа нужны тоненькие баллончики с тушью – и я старательно следил, чтобы они у меня не переводились. эта история о зонтике, который не умел раскрываться и очень страдал от этого. он хотел нагнать девочку, которая ему нравилась – и над ней раскрыться, и тогда она бы всё поняла без слов. но не сумел. хоть и несколько раз нагонял ее и подкарауливал во время дождя и даже при солнечной погоде. хотел раскрыться над еще уже не помню кем. над щенком кажется. хотел раскрыться над попавшей под дождь влюбленной парой – и ничего не получилось. робкий был очень, цепенел вот, видимо.. один в один как я в пятнадцать лет. а потом он уехал в краков. ну и я уехал – из илавы в ольштын. там и раскрываться научился. но мне невесело от этого все равно. мне теперь от этого только грустно. но есть уключина.
                                                                  


уключина, а давай мы съездим в кошице? только на этот раз на поезде, вернее на поездах. а то над татрами лететь – мы замерзнем.   – конечно поехали!    – а на обратном пути заглянем в тренчинский край в словацкую илаву. – конечно заглянем! – я люблю тебя. – и я тебя. jestem szczęśliwym człowiekiem, tak. som šťastný človek, áno. я счастливый человек, да.








господарь александру иоан куза правил объединенными княжествами молдовы и валахии в середине девятнадцатого века. это объединение и произошло-то сильно благодаря ему. он начеканен на монете в пятьдесят лей тысяча девятьсот девяноста второго года. эта монета тоже живет в моей сумке и на моих рабочих столах почти что с года ее чеканки. когда-то я даже изредка спрашивал у короля советов или ответов на вопросы, которые не мог решить – подкидывая монету. если король лицом – значит да. но уже очень и очень давно я не советуюсь даже с королем. но наш с уключиной пароль на посадку, на сон, на покой – неизменен: doamne, păzeşte regele. доамнэ, пэзэштэ рэджеле. боже, заховай круля. боже, храни короля.


стихи никогда не должны быть длинными. если пишется длинно – автор обязан переходить на прозу. и ее тоже писать не длинно. длинных и перегруженных смыслами стихов вообще не надо читать. я вот – не могу. ну разве только это не поэмы или романы в стихах, само собой – причем хорошие. мы с уключиной покупаем в садово-огородном магазинчике 'зеленый домик' леечку в форме тыквы с длиннющим носиком. леечку для подоконника, не для сада. носик у нее длинный-длинный. тонкий как стебель. и ручка у нее искривленная и напоминает стебель. отличный дизайн. и вся она цвета спелой тыквы разрезанной. носик у лейки-тыквы! – вот что может быть длинным только. а сам я хочу жить только с уключиной.






матушэк – это матеуш. а песня – польская народная. очень л!


у меня тут неподалеку загс. и по пятницам кричат и хлопают гости брачующихся. и сигналят их машины. а потом все они переезжают на смотровую площадку, а оттуда на мост, где муж несет жену на руках над рекой. у нашего моста есть будка с круглосуточно дежурящими мостовыми. у них там камеры наблюдения и громкоговорители, если надо согнать с моста какую-нибудь заигравшуюся молодежь или пьяных. свадьбы с мостовыми всегда договариваются – дают мостовым свою музыку какую выбрали, еще денежку – и те включают ее на пару-тройку минут на весь мост и на всю близкую к нему часть города, пока молодой несет молодую, а машины едут за ними и бибикают. мы с уключиной относимся к этому всему без скепсиса. хоть и без энтузиазма. ну и ладно! мы это мы – а они это они. им жениться, а нам скоро снова лететь.


– а куда?   – ну ты же хотел на бювет?   – точно!


úžasné dievča je čerstvý chlieb – это мы улетели.


doamne, păzeşte regele – это мы вернулись.


уключина по-польски дулька. а город мой илава либо в польше либо в словакии. но говорю я на польском обычно. и уключину часто называю ду. а где ду – там и фу. это мы с уключиной понимаем оба, мы ведь образованные. а где великий старинный китайский поэт ду фу – там и 'песнь о боевых колесницах'. мне ее русская бабушка в детстве читала на русском языке. и я от нее так плакал всегда и задыхался от самых лучших чувств, но просил мне читать и читать. мы с уключиной это стихотворение чтим и почитаем нашим гимном. нам с уключиной кажется что это не только о войне, а в целом о человеческой жизни. поэтому мы обычно сидим в обнимку при чтении, даже не при чтении, а при шепоте наизусть, я держу уключину за ступни или за рогульки, смотря в кого она превратится перед этим. ведь если захочет и станет например девушкой-орангутангом – то тогда она сама меня заграбастает и крепко вцепится в меня. ду – это дулька. а фу – это может быть уключина по-китайски или вдруг там она хотя бы на букву ф? а переводчика на русский зовут александр ильич гитович. спасибо ему. и бабушке. и уключине. и любви. и поэту ду фу конечно.































































з гори покотились та й самі побились.. – напевает уключина через паузу. и я открываю белое пианино.









а японскую поэзию из 'ямато-моногатари' перевести? вот.







из книжки переписал. тоже из русской. из серии 'памятники письменности востока'. москва: 'наука', 1982. перевод людмилы михайловны ермаковой. бабушка моя тоже было востоковед – а потом все ее книги достались мне.


август, не уходи. уключина, не уходи. вернее, всегда возвращайся. мои волосы и футболка пропахли гарью от дачного дыма и репеллентом. я живу тут уже неделю. высоко на холмах над поймой реки. в желтых защитных очках, в синей курточке и в серой панаме кошу желтым электрическим триммером высоченную траву на участке своей сестренки, которая пока что годами не приезжает сюда. а на участке родителей уже выкосил. родители не приезжают тоже – потому что мама теперь умерла, а отец еле ходит по городской квартире. они тут всё понастроили – и перестали вот приезжать. я тут теперь неожиданно старший – и приезжаю редко. размотал длиннющие провода. кошу и отдыхаю. кошу и отдыхаю. а вечером баню топлю. а потом на втором этаже на полу читаю, пишу и сплю. чаще всего один, но изредка с кем-нибудь наилучшим на толстеньких ножках, которые днем просвечивали под юбками, а к вечеру эти юбки сняты, выстираны в бане и вывешены на ночь на бельевых веревках между летним душем и туалетом. но чаще всего я один, с книжками и ноутбуком – и на веревках ночует моя дневная футболка косаря. а без меня сюда заглядывает моя дочка со своим парнем и с друзьями, ей двадцать один год теперь, она высокая, горлица моя.


а где уключина? а уключина – где-то. едет, едет на велосипеде. едет, едет на велосипеде.













_________________________________________

Об авторе:  ДЕНИС СЕРГЕЕВИЧ ОСОКИН (1977) (Валентин Кислицын, Аист Сергеев, Веса Сергеев) 

Писатель, поэт, сценарист. Выпускник Академического колледжа при Казанском университете (1994) и филологического факультета Казанского университета (2002). Автор книг: Барышни тополя (М: НЛО, 2003); Овсянки (М: Азбука-Аттикус, КоЛибри, 2011); Небесные жены луговых мари (М: Эксмо, 2013); Огородные пугала с ноября по март (М: АСТ, 2019); Goldammern (Овсянки). – Berlin, Deutschland: Ciconia Ciconia, 2020. Сценарист фильмов: «Öдя» (реж. Эдгар Бартенев); «Шошо», «Ветер Шувгей», «Овсянки», «Небесные жены луговых мари», «Ангелы революции» (реж. Алексей Федорченко); «В сломанный микроскоп мы увидим Казань» (реж. Сергей Литовец); «Ю. Река. Яха» (реж. Влад Воробьев) и др. Лауреат литературных премий: «Дебют» (2001), «Звездный билет» (2008), Премии имени Андрея Белого (2013). Кинопремий: «Ника», «Белый слон» (дважды), Премии имени Г. Горина за лучший сценарий 24-го Открытого российского фестиваля «Кинотавр», Премии Киноакадемии стран Азиатско-Тихоокеанского региона, российских и международных кинофестивалей. Член Киноакадемии стран АТР и Европейской киноакадемии. Государственная премия Республики Марий Эл (2019) в области театрального искусства имени М. Шкетана за сценарий спектакля ‘Йуд орол / Ночной караул’. Постановка Республиканского театра кукол, г. Йошкар-Ола, реж. Алексей Ямаев. Спектакль-лауреат Российской национальной театральной премии 'Золотая маска’ (2020) в номинации 'Лучшая работа художника'. Государственная премия Республики Татарстан в области культуры и искусства имени Г. Тукая (2020) за книгу 'Огородные пугала с ноября по март'.скачать dle 12.1