Редактор: Женя Декина
(два рассказа)
ЛЕСТНИЦАКаждый раз хотел бы ни думать, ни о чем, уж тем более, что ждет наверху, а потому забиваю голову всякой всячиной, отчего в висках гудит. Картинки одна за другой яркие. Вспоминаются дурацкие сериалы, прочитанные книги, лица из прошлого – не замечаю, как оказываюсь наверху. Пусть так, чем карабкаться и представлять, что там. Время тянется вечно горящей свечой, и, кажется, лестница никогда не закончится. Нет, уж лучше о сериалах.
Я обхватил блестящий металл толстыми, неудобными варежками и устремился вверх. Одна, две, три... считать докучает быстро. Вчера на ужин курица из духовки. Так, думай о другом. Лизке так и не позвонил, а обещал. Нужно перечитать ту книгу, что брал с собой прошлым летом. Не помню концовки. Хлеб, наверное, дома закончился. Да, нужно купить хлеб. Черного и белого, только не горелого. Так, думай о другом. Как я выбрал эту работу, почему продолжаю? Пару лет назад стоял у дверей «кадров» с заявлением. Почему остался? Целых два года. Сколько случаев за это время. Сколько людей. Как часто опоздал. О другом, о другом! Ну и собака у соседа. Завел же. Бледная какая-то, нос маленький, остренький, как у ежа. На Лизку мою похожа. Нужно сказать при встрече, очень похожа.
Последняя ступенька, я отталкиваюсь и переваливаюсь через острый край балкона. Всматриваюсь сквозь стекло. Черно-серая пелена дыма, больше ничего не разобрать. Поддеваю монтировкой дверь. Сухие щепки осыпаются на бетон, продеваю глубже и наваливаюсь. Я внутри. Никого. Вытянутых рук не видно. Дышать сквозь маску тяжело, но привычно. Всюду дым. Зал, кухня, спальня. Спальня. Под кроватью. Вот ты где. Нашел. Нашел! Дыханье сбилось. Маска запотела. Не бойся, не бойся родной. Я за тобой, малыш, иди ко мне. Ну, что ты, не плачь. Беру на руки. Тороплюсь вернуться. Лестница и коридор уже в огне и крыша вот-вот обвалится. «Живой!» – кричу с балкона, осторожно и крепко прижимая. Живой, повторяю шепотом.
Как же закончилась та книга из отпуска. Не помню. Хлеб, нельзя забыть купить хлеб. И Лизке. Обязательно позвонить Лизке.
ЗВЕЗДЫ ВЕРНУЛИСЬПомню ласковые, тонкие пальцы мамы. Как она брала меня за руку, и мы шли длиной дорогой через опавший парк и озеро. Как трепала мне волосы на макушке и щекотала в самых смешливых местах. Сколько ей было в то время? Двадцать пять?
Той осенью я долго и сильно болел. Температурил, задыхался кашлем и плохо спал. «Пройдет», – успокаивали врачи, но делалось хуже. Кровать стояла возле окна, и я подолгу смотрел на улицу. Как-то утром я подумал, а что если небо, это куча, миллион, нагромождение мелких звезд. Днем их свет сливается в ровное голубое пятно и потому различить каждую невозможно. А как стемнело, под вечер, в горячем бреду мне почудилось – звезды осыпались, точно побелка. Те немногие, что удержались,светили тускло. Этого было мало, недостаточно. Стало зябко, тихо и пусто, и на улице, и в комнате. Обои и ковер сделались бурыми. И пришел мрак.И мой продирающий кашель. Я пытался вдохнуть глубоко, но воздух не проходил. Он стал рыхлым, едким и горьким. Застревал во рту тухлым рыбьим куском. Тогда я впервые почувствовал смерть.Укрывшись подушкой, сжался в комок и заплакал. Хрипел, шмыгал носом, силился откашлять, ревел и дрожал, вот-вот умру. Осторожные, нежные, мамины пальцы. Провела по щеке, по глазам. «Ну, что ты, что ты, мой маленький», – она сказала: «Ты не можешь умереть, пока …», – как она сказала? Не помню. И я вздрагивал, и хлюпал, и засыпал.
На утро жар отступил. Распахнули шторы, и я радовался и смеялся – звезды вернулись. Небо было ярким и чистым, каким бывает всегда в первый мороз. Звезды вернулись, я жив и впереди новый день. Мама поила горькой микстурой из широкой столовой ложки. Ложка с трудом помещалась мне в рот. Я кривился и не давался, отчего лекарство текло по щекам, к подбородку. Были еще таблетки и порошки. Кашель в ту пору часто лечили порошками и мелкими бежевыми таблетками. Днем я читал или рисовал, лежа в кровати, и совсем забыл, но потом снова ночь и звезды вновь осы´пались, как мне показалось. Так мне тогда в болезни казалось.
– Андрей Васильевич, не разбудила? Я только капельницу проверить.
Сколько мне было? Уже после ВУЗа. Мама умерла в семьдесят девятом, а отец в восьмидесятом.Тоже осенью. Я выбирал памятник и думал отцу поставить такой же, матово-черный гранит и золото. Но такого же не было, и я выбрал обычный серый с изломами грязно-молочных жил. Через год мы с Варварой женились. Получается, Лешку она в двадцать шесть родила? Получается так. Или в двадцать семь. А в год медсестра сказала, что у Леши слабые ножки, и мы обвертывали их в парафин, и он улыбался нам. Такое ровное, красивое лицо. Он не был похож ни на меня, ни на Варю. Я знаю, он был похож на себя в 17. И на себя сейчас. Сколько ему сейчас? А его дочка, моя Машенька. И она ни на кого не похожа.
– Как у вас дела? Вижу температура немного. Озноба, тошноты нет? Аллергия? Вечером будет общий анестетик. Перед операцией я введу вам его внутривенно. Может снотворного?
Варвара ушла в две тысячи восемнадцатом. Эта же больница, этажом ниже. Тот год я помню. Старик еще в уме. Нам три дня не давали видеться, а когда разрешили, руки ее уже остыли и потеряли цвет. Такой непохожей и маленькой она показалась мне. Там на кушетке под простыней. Будто двойник. Когда ее закопали и оставили под землей одну я не плакал. Плакал после, уже дома. В тишине, в тишине. Теперь моя медкарта, как разбухшая долговая книга. Я, стало быть, вечером сегодня уйду. И хорошо, и хорошо.
– Деда, деда! А, деда!!
– Отец, ты только не вздумай, слышишь?
– Вы как родственник должны расписаться здесь и здесь. А здесь дату. Сегодня двенадцатое.
Вечером. И хорошо.
– Деда, дед!
– Ну, какие прогнозы? Вы понимаете, такой случай. Мы постараемся.
Как темно за окном. Как тоскливо. Я вспомнил! Той осенью ей исполнилось двадцать пять. И папа купил серьги. Две маленькие серебристые капли с круглыми голубыми камнями. «Как слезы», – сказала она.
– От счастья, отец. Она сказала: «Слезы от счастья».Ты, даже не смей, ты понял?!
– Деда!
– Мы перевозим его в операционную.
Слишком темно. Темно и тягостно. Голова кругом. Как же она в тот раз сказала? Тем вечером у кровати. Почему мне нельзя умереть?
– Пап, папа, не смей!
Стойте, да стойте же! Мне необходимо вспомнить. Я должен успеть вспомнить!
– Наркоз.
Ах, да: «Пока любят». Она сказала, я не могу умереть, пока меня любят. Я не могу, не могу…
– Начали. Надрез.
***
Звезды вернулись.
_________________________________________
Об авторе:
ВЛАДИМИР ПОБЕДА Прозаик. Живет в Мурманске. Лауреат литературной премии губернатора Мурманской области имени К. Баёва и А. Подстаницкого, форум-фестиваля поэтической песни и литературы малых форм «Капитан Грэй» (г. Мурманск), Литературного форума им. Н.С. Гумилева «Осиянное слово» (г. Москва), дипломант первого международного конкурс – фестиваля литературных переводов с болгарского языка «Москва – Варна» в номинации «Малая проза», дипломант конкурсов короткого рассказа радио «Гомель ФМ». Рассказы публиковались в литературных альманахах «Ликбез», «Север объединяет», «Площадь первоучителей», литературном журнале «Север».
скачать dle 12.1
