Редактор: Юрий Серебрянский
(рассказ)
– Ты знаешь эту историю?
– Нет.
– Ну тогда я тебе расскажу.
Он подвинул полупустую бутылку пива к себе и чуть-чуть задумался. Он был крепким, хотя и стареющим парнем, удивительно симпатичным. Насколько я понимал, он жил именно там, где и работал – в студии, в каморке с аппаратурой и фильмами, закрученными в ленты и упакованными в большие круглые жестяные коробки, стоявшие в одном большом шкафу, рядом с книгами о кино и художественным ширпотребом. А спал вероятно именно здесь, где мы сейчас и сидели, на общей кухне двух офисов – здесь стояло одно приличное кресло, холодильник, стол и было относительно чисто, может быть, он раздвигал его или еще как устраивался… Я не знал…
Он поковырялся языком в щеке, видимо подбирая мысли. Обо всем этом ему нелегко было рассказывать, потому что он сам был частью этой жизни, одним из ее участников. Я знал, что он долго играл в разных группах… Но так и не стал профессионалом...
И теперь, вороша память, он переживал все снова: молодость, уход из института, развод с женой, тусовочную и богемную жизнь, из которой самые яркие деятели давно умерли или превратились в ходячее недоразумение... Тусовочную жизнь, закончившуюся для него тем, что сейчас он был просто оператором, живущим в чужой студии...
Он не порвал с прошлым окончательно, перестав быть музыкантом, теперь он стал собирателем городских музыкальных легенд, хранителем истории.... Скрупулезно изучал маргинальное музыкальное движение, 90-х. Собирал информацию про все группы региона, возникшие и исчезнувшие, словно вспышки на болоте. Его интересовало все. Даже бэнды-однодневки, участники которых уже сами не помнили, что когда-то где-то играли… Зато их помнил он.
Он собирал вырезки пожелтевших газет, выслеживал биографии, находил и перезаписывал древние, ужасного качества с огромным количеством шумов записи. Это стало фанатичным хобби старого маргинала.
Собственно здесь и сейчас мы занимались тем же самым.
Я хотел написать книгу об одной нашей легенде. И он согласился помочь мне.
Он сидел передо мной, старый, желтоватый с обтянутым кожей черепом, с обострившимися, как у покойника, чертами лица, острым носом, скулами, и маленькими глазами. На своей работе оператором он был занят почти круглосуточно… И еще он постоянно курил, так что я почти задыхался, сидя с ним рядом.
– Итак… – сказал он мне, видимо сосредоточившись.
– Я рассказал тебе вкратце про начало. Про детство Чичерина и про его юность.
– Как я уже говорил, – продолжал Семен, – будущий рок-гитарист рос в трущобах, на Пушкина. Там, где сейчас наставили торговых павильонов. Тогда это было дикое и веселое место. Обычный советский захолустный двор... Он рос среди уличной шпаны: будущих бандитов, наркоманов и бизнесменов, и в детстве мечтал стать хоккеистом.
Когда ему исполнилось двенадцать, мама с отчимом решили забрать его с улицы, и чтобы отвлечь, занять чем-то позитивным, стали учить играть на гитаре...
– Мама его была учителем музыки в средней школе и кем-то вроде держательницы культурного музыкального салона, – добавил Семен, – центром городской тусовки. У нее собирались местные и приезжие знаменитости. И однажды даже (на пике своей славы, кстати) вписывался сам БГ. Маленький Женя увидел его и впечатлился.
Отчим его был продюсером, массовиком-затейником, по тем понятиям.
Позже, когда Женя начал писать песни сам, он помог ему выйти на сцену. Своего пасынка, исполняющего смесь рока и кантри, он одел в костюм пионера – в шортики, красный галстук, белую рубашку… Что возымело в конце 80-х дикий ошеломляющий эффект… «Пионеры», стоявшие в зале, завопили «ура» и зааплодировали... Это был настоящий триумф...
Ему было всего пятнадцать…
С тех пор судьба его определилась.
Мы помолчали.
Я вспомнил лицо Чичерина, запечатленное на афише концерта его памяти, с которого и началось мое им увлечение. Лицо истощенного, страшно худого человека с вылезшими из орбит горящими от восторга белками глаз…
Выражение этого лица включало так многое, что я никак не мог уяснить для себя что же при этом чувствую...
Казалось, этот человек летит в пропасть, однако, делает это так весело и интересно, что заставляет весь остальной мир усомниться в собственной правильности...
...Чичерин... Это имя было легендарным для нас. Худой с вытаращенными глазами подростка, в подвязанной на потной голове пестрой бандане, он создал своими песнями удивительный независимый от внешнего быта мир, частью которого был сам... Его песни до сих пор (спустя 10 лет) орали во дворах новые хиппи ... Он прожил загадочно и быстро… Сейчас я замирал, слыша о нем. Я прикасался к чему-то суровому, настоящему и пугающему...
– Ты спрашиваешь меня, почему, если он был так удачлив, талантлив и популярен, – сказал Семен, – (особенно в девяностые это было так!), то не пытался уехать из города, вырваться в Москву или в Питер... А он пытался! Как минимум дважды, в самом начале, на заре, когда ему было еще шестнадцать, и позже, десять лет спустя... И про первый случай я тебе сейчас расскажу.
Он снова вздохнул, словно собирался рассказывать про наступление немцев под Москвой и приступил.
– Ты ведь видел у меня в гостях Рилли?
– Да,– сказал я.
Рилли была чувихой лет сорока с гаком и напоминала сумасшедшую. При встрече в тот вечер она болтала неуемно 2 часа и рассказывала про масонов. По ее догадкам (и даже личным исследованиям, проводимым с юности) выходило, что масоны пошли именно с Урала и именно с нашего городка. И уже отсюда постепенно прибрали к рукам весь мир.
С длинными кудрявыми волосами, в сером растянутом свитере и фенечками на худых руках художницы – оформительницы, Рилли жила в насыщенном приключениями мире.
Масоны следили за ней отовсюду. Они пролезли в государственные и коммерческие структуры. В магазины и телефоны.
Ее сосед по коммуналке, хрякающий от курева инвалид (кагэбешник на пенсии) наблюдал за ней неуемно и всегда докладывал в штаб…
– Да, – сказал Семен, прочитав мои мысли, – сейчас она смахивает на сумасшедшую, но тогда, 20 лет назад была очень ничего герла, со связями в Москве, между прочим.
Используя их, она решила устроить Чичерину запись пластинки в столичной студии и с этой целью он должен был отыграть квартирник.
Все прошло замечательно. Чичерин сыграл отлично. Песни его тогда были очень в духе времени. И, соответственно, много профессиональных музыкантов захотели записываться вместе с ним.
Дело было за малым – подождать две недели из-за каких-то проблем с аппаратурой или еще чем.
А пока Чичерина решили отправить в Питер потусоваться.
– Ему дали денег, еды, купили билет и посадили в поезд. И в тот самый миг, когда перрон уже покачнулся, в поезд запрыгнул Дима Долматов, его старый друг...
– Ты знаешь кто это, – сказал он мне.
– Да, – сказал я. Дима Долматов был молодым рано ушедшим поэтом, в возрасте 22-х, что-ли, лет.
Если мама Чичерина содержала своеобразный музыкальный салон, то мама Димы салон поэтический, у нее собирались поэты и литераторы... Некоторые из этих старых динозавров еще до сих пор выступали на чтениях...
Диму я видел лишь случайно на одной фотке – простой молодой человек в куртке грибника с невыразительным и немного красивым грустным лицом...
Дима был гениальным, еще маленьким мальчиком он общался с теми, кто позже войдет в хрестоматии, естественно при минимальных литературных способностях он не мог не развить свой талант...
– Дима только-только вернулся из армии и решил съездить в Москву и Питер, – сказал Семен, – посмотреть, что и как, и вот, будучи в Москве, он узнает, что тут обретается его старый друг Чичерин, с которым они вместе росли и были очень близки... Дети андеграундной советской элиты...
Я попытался представить его слова. Я увидел пустынную и чистую советскую Москву, Манежную площадь, яркий солнечный свет и блестящие спинки складных кресел. Я увидел мальчика Чичерина, играющего перед бородатыми столичными снобами и женщинами – чувихами в легких платьях с букетами роз...
Я увидел Долматова, запрыгивающего в поезд, бодрого, любопытного и жадного до ощущений после казарменного воздержания. Я увидел их в купе, сидящих на коричневой полке и улыбающихся… Мальчик Чичерин и дембель Долматов… Им было, конечно, о чем поговорить...
– Да, – сказал я, – что было дальше?
– Дальше они поехали в питерский лес. На дачу, где им предоставили вписку. Их только двое. Делать нечего. В подвале домика они находят пакет грибов, рассчитанный на всю зиму на семерых, и опустошают его...
– И потом?
– И потом исчезают оба...
Тревогу бьют через два месяца. Родители Долматова. Начинают писать и звонить в органы. Еще через месяц им приходит свидетельство о смерти. Официальное заключение – попал под поезд. Привозят тело на опознание, т.е. оставшиеся части тела. Привозят одно ухо...
– Ухо?...
– Ухо.
– Но это же бред. Осталось бы что-то еще. Из-под поезда...
– Я же говорю, это темная история. Что на самом деле было – не ясно. Торговля органами. Убийство в милиции – неизвестно...
– А Чичерин?
А Чичерина видят то здесь, то там со съехавшей крышей. Он мелькает босиком, в рваной одежде, с гитарой. Появляется то в Питере, то в Москве, то у нас. Он ездит на электричках. Худой, изможденный с большими вываливающимися из орбит глазами... От сильной дозы грибов у него шиза...
Он идет босиком по первому снегу. Стоит ему исполнить пару песен, и он находит приют где угодно.
В Питере он, стоя на перекрестке, дирижирует потоком машин...
Но это даже лучше для него. Поскольку он ничего объяснить не может, здесь его начинают обвинять в смерти Димы. Ходят слухи, что это он накормил Диму грибами и толкнул под поезд. Дима ведь был только что из армии и непривычен к грибам, тем более к питерским, которые действуют совсем иначе, чем наши.
– А потом?
– Потом крыша постепенно встала на место и через два -три месяца он пришел в себя.
Естественно, ни о какой записи пластинки речи уже не шло.
Первое время он еще, по словам Рилли, опасаясь, не появлялся на людях, а потом все встало на свои места.
Только Димы больше не было...
Я снова попытался представить их обоих. Семнадцатилетнего амбициозного нагловатого мальчика Женю Чичерина в костюме пионера, в гольфиках, шортах и красном галстуке, и двадцатидвухлетнего, только что демобилизовавшегося Долматова в коричневой болоньевой куртке грибника...
Вот они приезжают за город… Вот заходят на маленькую дачу с невысоким забором… Тусклый белый свет. Ржавые прошлогодние листья деревьев… Непокрашенные крыши домов... Светлое, мягкое лето, переходящее в осень... Полки магазинов пусты как и вообще все тогда, в конце перестройки...
Да и самой страны уже скоро не будет…
Но что до этого Диме и Жене, двум гениальным парням, один из которых уже добрался до славы, а второй еще только почувствовал вкус слова и скоро начнет созревать и творить шедевры.... Жизнь их только начинается, все впереди, и весь мир лежит на ладони...
Я представляю Долматова, прыгающего под поезд… Может, в измененном состоянии существование показалось ему просто шуткой, игрой, а перемалывающие колеса поезда набором любопытных красочных пятен?
Может, под наркотическим шаманским варевом он сумел совершить суперпрыжок и заглянуть в будущее, осознав тщетность всех наших усилий… А еще через несколько секунд его тело просто сожгло и смяло как старый ненужный газетный лист сжимает костер лесника... Время крутанулось назад, и Дима, изумившись, став вечно юным, вылетел из прямой бытия за абсолютный ледяной временной зеро… Из мира– плюс в мир– минус, мир несуществующего времени и пространства...
Чичерин пережил его на десять лет.
Сколотил группу, записал пластинку, выступал несколько раз в Питере.
Но так и не стал звездой мега класса и не зашел дальше, чем в тот осенний питерский вечер...
И, как знать, может все это время друг детства тихонько стоял и ждал его по ту сторону железнодорожных путей?
_________________________________________
Об авторе:
ВЛАДИМИР КОЧНЕВ Родился в городе Чайковском. Окончил Литературный институт им. А.М. Горького. Публикуется с 2006 г. Автор стихотворных сборников "Маленькие волки" (2013) и "В порту Шанхая" (2017). Стихи переводились на французский и болгарский языки. Лауреат премии "Дебют " (2007), культуртрегер литературно-поэтического фестиваля "Компрос" в Перми.
скачать dle 12.1
