ВКонтакте
Электронный литературный журнал. Выходит один раз в месяц. Основан в апреле 2014 г.
№ 216 март 2024 г.
» » Рафаэль Акопджанян. ДВА МЕКСИКАНСКИХ СКАЗАНИЯ

Рафаэль Акопджанян. ДВА МЕКСИКАНСКИХ СКАЗАНИЯ

Редактор: Юрий Серебрянский


  

 
Извинение за бурю
Юкатанское сказание

В самом начале августа, каждое утро, я наблюдал из своего бунгало в Ривера-Майя за лодкой, одиноко качавшейся на сапфировых волнах Карибского моря. Лодка, привязанная к почти прогнившей свае, забитой во времена оны в пятнадцати метрах от берега, докучливо маячила напротив отеля. И хотя лодка давным-давно слилась с морским пейзажем Пунта-Марома, ланчерос (1) проплывали мимо неё с подчеркнутым религиозным почтением. Но лодке не было никакого дела до рыбацких суеверий и предрассудков. Я поначалу думал, что название Пунта-Марома имеет какое-то культовое значение. Но словоохотливая и смешливая барменша гостиницы Hotelito(2), с типичным медно-красным личиком женщин-майя, толстушка Марселина, сказала, что местность эту Пунто-Маромой назвали еще конкистадоры и в переводе это означает «наконечник перлиня (3)».
- Конкистадорам, в погоне за золотом, было не до топонимических фантазий. Они хотели заполучить всё, но остались-то ни с чем! -  недобро сказала толстушка Марселина – кладезь истории своего края.  Она, насколько чертовски пленительная, настолько и смекалистая, доступно растолковала мне разницу между испанским испанским и мексиканским испанским и наглядно объяснила различие между Испанией и Мексикой:
- Вы только вслушайтесь - ручку испанцы называют bo-li-gra-fo, а мы - короче – plu-ma. Наш испанский молодой, темпераментный, пылкий. Да и мы, мексиканцы, веселее и беззаботнее испанцев. И немудрено - я уверена, что потомки ипохондрика Дон-Кихота вернулись в Испанию, а потомки сангвиника Санчо Пансы решили осесть в Мексике. Именно поэтому мексиканцы - нация смекалистых трудоголиков. По трудолюбию занимают второе место в мире, после китайцев. Прочитала как-то в журнале «Тайм». Но не забывайте, что среди мексиканцев самые работящие — юкатеки!

Однажды, когда рыжеватые пеликаны – самец и самка – долго парившие над лодкой, плавно уселись на корму, толстушка Марселина поведала мне целое сказание о лодке, маячившей перед отелем. Оно показалось мне настолько увлекательным, что я решил пересказывать его, правда, с некоторыми сокращениями.
Раньше на месте отеля ютилось крохотное пуэбло, а лодка, изрядно потрёпанная
Карибским морем и Мексиканским заливом, принадлежала самому удачливому рыбаку Юкатана Эстебану. Он считался  рыбаком от бога. В любую погоду Эстебан возвращался с богатым уловом кампечинского луциана, даже тогда, когда остальные юкатанские рыбаки, кляня на чём свет стоит изменчивую стихию, ворчали себе под нос: «Плохие времена встречай с доброй улыбкой!». Эстебан был сиротой и жил на отшибе пуэбло, рядом с соседкой, тоже сиротой, мастерицей-вышивальщицей Эльдорой. Родители обоих погибли во время тропического урагана. Как-то отец и мать Эльдоры решили устроить романтическую прогулку для друзей - родителей Эстебана. Но романтическая прогулка завершилась трагедией: всех четверых затянуло в пучину морскую. Эстебан поклялся отомстить Карибам и начал неистово рыбачить. Он бредил наивной идеей в один прекрасный день уничтожить всех рыб этого чаще спокойного, чем опасного моря. Что, наверное, и приносило удачу. Однако прославило Эстебана другое: его неистовая любовь к Эльдоре. В мечтах он сравнивал возлюбленную с Иш-Чель, богиней радуги и лунного света майя. Вроде бы та излучала при лунном свете радужное сияние. (Подобное редкое явление - ночную радугу над водопадом я наблюдал в парке Камберленд, штат Кентукки). Круглые сироты Эстебан и Эльдора не имели ни братьев, ни сестер. Родных в пуэбло — никого, что довольно странно для юкатанских семей. Эстебана и Эльдору сближали и совместное детство и общее горе.
Достигнув возраста невесты, надменная брюнетка Эльдора учтиво отвергла ухаживания кряжистого Эстебана, называя его наречённым братом, и вышла замуж за статного бакалейщика-мачо Санчеса. Эстебан присутствовал на шумной свадьбе, а после свадьбы три дня и три ночи рыбачил там, где начинается Гольфстрим, повторяя пословицу: «Злоба отступает перед действительностью». Любая влюбленность имеет свой острый инкубационный период, часто давая побочный эффект – горечь неразделенной любви. Но и Санчес с Эльдорой прожили всего ничего. Консумации у новобрачных так и не случилось. Похотливый мачо Санчес за шесть месяцев, истощившись на супружеском ложе, не сумел войти в теснину жены. Санчес обратился было к Падре, но, махнув рукой, назвав благоверную ведьмой, выгнал ее из дому с криками: «Да у тебя там неприступная крепость», и с горя перебрался на остров Козумель. Горемычную же Эльдору вскоре склонил к сожительству молодой вдовец Хуан. Пару недель он, как уж на сковороде, изворачивался на красавице, но и ему с позором пришлось пойти на попятную. Не удалось тридцатилетнему плотнику раздвинуть врата эльдорской цитадели. Да и холостяк Матиас, года три похотливо жаждавший ласк Эльдоры, весь измочаленный, с первыми петухами сполз с бархатного тела Эльдоры, не сладив со своенравным каньоном красотки. За дело с энтузиазмом принялся увешанный перьями кетцаля, тщедушный колдун Фелипе. Он знавал повадки опасной змеи лабарии и был уверен, что если справлялся со змеями, то как-нибудь сладит и с Эльдорой, и при этом приговаривал: «Каждый из нас хозяин своего страха». Повторяя чародейские заклинания древних майя, он всю ночь пытался освежеванной двадцатисантиметровой змеиной тушкой заставить бастион девушки сдаться на милость победителя. Змеиную тушку, для пущей важности, колдун Фелипе слюнявил своим шершавым языком, однако и его постигла неудача. И на правах колдуна он крикнул, да так, что вспугнул всех глазчатых индеек пуэбло:
- Эльдоре никогда не стать женщиной!
Слух о подобной невидали быстро прокатился по округе. Сердобольные подруги Эльдоры, еще недавно завидовавшие её ангельскомуоблику, предложили неслыханное. Усердно превознося любовный пыл своих мужей, они наперебой предлагали ей испытать кого-нибудь из благоверных:
- Скверное обстоятельство иногда подсказывает лучший выход, - хором увещевали они первую красавицу пуэбло. 
Эльдора поначалу стыдливо отнекивалась:
- Лучше быть не обласканной, чем принимать ласки от любого.
Но после настойчивых уговоров, скрепя сердце, согласилась. В течение месяца непомерные усилия и угрюмого Гектора, и весельчака Педро, и голосистого Хавиара, и болтливого Айвана, и забияки Факундо, и молчуна Хорхе, и колченогого Себастьяна, и большеносого Игнацио оказались, увы, бессильны. Никто из хваленых муженьков так и не смог взломать засов Эльдоры, хотя все до одного добросовестно выкладывались до седьмого пота. Двенадцать мужчин прошлись по упругим чреслам Эльдоры, но она как была девушкой, так девушкой и осталась.
- Прав Санчес, у неё там неприступная крепость, –  решили мужчины пуэбло и теперь старательно обходили некогда желанную Эльдору стороной.
«Чье же проклятие свалилось на мою несчастную голову?», - всхлипывала по ночам Эльдора, читая Библию то на испанском, то на языке майя.
Как-то Эстебан снова направился туда, где начинается Гольфстрим, три дня и три
ночи рыбачил в тех водах и, впервые за свою жизнь, вернулся в пуэбло без улова. Ему, во время вожделенного штиля попадались и полосатый лаврак, и кошачья акула, и летучие рыбы, но ни единой годной рыбёшки так и не плеснуло хвостом рядом с его лодкой. Кляня Карибы на чем свет стоит, он развернул лодку в сторону дома. Причалив к безлюдному берегу, чертыхаясь, Эстебан уселся под пальмой, и тут, будто из туманного марева, из блаженного сна, из волшебного миража явилась Эльдора.
- Эльдора! - робко окликнул ее Эстебан, – влюбленная утка плавает даже по воздуху!
Эльдора пожала наливными плечами, ухмыльнулась, и, опрокинувшись навзничь, задрала длинную цветастую в сборках юбку, оголяя рдяный лонный бугорок. Малиновый закат стал свидетелем того, как Эстебан, словно утомленный единорог, пришедший на водопой, ринулся в эстуарий Эльдоры и сорвал её оранжевую лилию с корнем и луковицей.
- Как щедро ты меня поливаешь! - восторженно вскричала Эльдора, сжимая Эстебана в крепких объятиях.
В ответ Эстебан тихо шепнул ей на ушко:
- Для тех, кто хочет синего неба, цена всегда высока. А моя кровь кипит не в кастрюле.
Величественная природа Юкатана безмолвно объявила их мужем и женой.
Жители пуэбло всё допытывались, как же такое могло случиться? Но Эстебан только улыбался в свои роскошные усы. Он-то знал, что истинная любовь – тайна не раскрываемая. С рыбаком Эстебаном вышивальщица Эльдора обрела долгожданное женское счастье и, забеременев, ходила с гордо поднятой головой, а мужчины пуэбло, завидев её, стыдливо опускали глаза.
Толстушка Марселина, закончив свой рассказ, зачем-то добавила: 
- Мы, майя, картофель называем batata, испанцы - patata, а мексиканцы почему-то papa. Юкатеки в испанский часто вплетают слова майя.
Она протянула мне коктейль со словами:
- За счет нашего отеля! Пейте! Это «Блади-Хуанита». Отличается от «Блади-Мэри» только тем, что в основе коктейля не водка, а текила.
Я было отказался, но она настояла:
- Гостиница Hotelito принадлежит моему отцу, Эстебану-младшему. А лодка – наш
семейный талисман. Я же - внучка  Эстебана и Эльдоры, и каждый август, как и сегодня,  пеликаны прилетают к лодке. Этих пеликанов мы так и называем – Эстебан и Эльдора.
Я допил «Блади-Хуаниту», а толстушка Марселина вдруг прослезилась:
- Посмотрите на море. Сегодня оно на редкость безмятежное. Не знаю, можно ли эту историю считать юкатанским сказанием или нет, но в тот день море было сказочно спокойным. Извинялось, что ли, за вчерашнюю бурю?

1 - Ланчерос – лодочники (исп.).
2 - Hotelito – небольшой отель (исп.).
3 - Перлинь – пеньковый корабельный трос.

Традиция смерти 
Сказание калифорнийского залива

В Кабо-Сан-Лукасе, что на самой кромке мексиканского штата Южная Нижняя Калифорния, я подружился с миловидной переводчицей отеля, сеньоритой Вероникой. Подружился хоть и, говоря технически, на почве калифорнийского полуострова, но главным образом на почве творчества Октавио Паса, первого и единственного мексиканского нобелевского лауреата по литературе.
В один из декабрьских дней, а в декабре погоды на полуострове стоят ещё по-летнему жаркие, Вероника предложила посетить рыбацкий поселок, знаменитый своими охотниками на акул и ныряльщиками за жемчугом. Поездка показалась мне заманчивой. Тем более что на островах Французской Полинезии у меня были знакомые и среди охотников на акул, и среди ныряльщиков за жемчугом. Вот бы сравнить их с мексиканскими смельчаками! Понимаю, всякое сравнение хромает на обе ноги. Хотя лучше хромать на обе ноги, чем сиднем сидеть в отеле, где не только «всё включено», но и педантично, по минутам расписан весь курортный режим.
Когда мы въехали в aldea (4), раскинувшийся чуть ли не на самом лагунном берегу Калифорнийского залива (иногда этот залив еще называют морем Кортеса), мы услышали музыку. На самом юру рыбацкого поселка гитарист с аккордеонистом зажигательно играли мелодию калабасоадо (5), а старая женщина в ярком зеленом платье задорно танцевала. Но толпа вокруг них стояла с траурным видом, словно на панихиде.  Только детвора бегала и истошно орала. Я спросил Веронику, о чём это горланят дети.  Вероника смущенно проронила:
- Они кричат, что благочестивая Бланка готовится к смерти!
Но ни эта мелодия, ни ее энергичный танец никак не вязались со смертью. Безмолвная толпа, со скорбными лицами, затаив дыхание, печально следила за пляской миниатюрной старушки с цветком иерусалимского шипа (в Мексике он называется зеленым деревом) в седых волосах. Вероника в недоумении обратилась к молодому парню, одетому скорее по лос-анджелесски неряшливо и свободно, нежели по-рыбацки просто.
- Что за событие празднуется, сеньор?
- Оплакиваем будущую смерть моей родственницы, сеньорита! – тихо сказал он.
- В вашем поселке День мертвых отмечают в декабре вместо ноября? – с удивлением уточнила Вероника.
Парень, смахнув слезу, подвел нас к старой женщине в яркой национальной одежде: 
- Пусть вам всё расскажет сеньора Лупе!
Сеньора Лупе, костистая старуха, сдерживая рыдания, выдавила из себя:
- Куда ты уходишь от нас, благочестивая Бланка!.. Моя самая близкая подруга!.. Она мне была роднее сестры!…
- Но почему была? Вот же она!.. Вы, что, поругались? – недоуменно спросила Вероника.
Сеньора Лупе скинула с головы ребосо (6) и торжественно произнесла:
- Сеньора, мы ни разу не ругались с благочестивой Бланкой!.. Дело в другом. Она готовится к смерти!.. 
- Прямо как в пьесе Хавьера Вильяуррутия (7) «Приглашение на смерть», – некстати промолвила Вероника.
Сеньора Лупе хлестнула мою попутчицу колким взглядом:
- Не знаю, о чем вы говорите, но благочестивая Бланка вчера причастилась, а сегодня, здесь, на площади, танцуя, умрет.
- Она неизлечимо больна? – Вероника сострадательно покачала головой.
- Да, нет же, сеньорита! Благочестивая Бланка абсолютно здорова. Но она танцует.
Понимаете? Танцует калабасоадо!
- А почему вы сеньору Бланку называете благочестивой? – невинный вопрос Вероники вызвал чуть ли не гнев сеньоры Лупе:
- Благочестивая Бланка была благочестивой. Как же иначе называть её?
- Танцевать перед смертью? Не грех ли это? – католичка Вероника осуждающе покачала головой.
- Вы, видать, не местная, сеньорита! 
- Я родом из Мехико-сити.
- Оно и заметно, – резко сказала сеньора Лупе и тяжело вздохнула. – Горе тоже поет, когда оно слишком большое, чтобы плакать!..
Зажигательная мелодия  калабасоадо сменилась полькой-нортена (8).
- Странно, – сказала Вероника. – ведь все эти танцы парные.
Сеньора Лупе, смачно сморкнувшись, назидательно выговорила Веронике:
- Никакая боль не длится сто лет. А вы не знаете историю семьи Флоресов.
Сеньора Лупе рассказала, что благочестивая Бланка была из семьи благочестивых Флоресов. Флоресы, опытные охотники за акулами и ныряльщики за жемчугом, славились еще и тем, что в семействе из поколения в поколения все мужчины и женщины рождались непревзойденными танцорами.  Ни одно празднество в округе не обходилось без них. Флоресы не только трудились в поте лица, но и танцевали с особым пылом. Однако всякий раз, когда кто-нибудь из них выходил на сельскую площадь и начинал танцевать в одиночку, означало это одно: за ним пришла смерть. Так было исстари. 
- Смотрите, смотрите, благочестивая Бланка танцует хараве тапатио (9), - закричали дети, и начали прыгать в ритме музыки.
Сеньора Лупе чему-то улыбнулась, и, не переставая всхлипывать, продолжила свой рассказ:
- Да, благочестивая Бланка прожила благочестивую жизнь! Месяц назад ей исполнилось девяносто. Благочестивая Бланка, когда муж её погиб в схватке с акулой, стала нырять за жемчугом. Пятерых детей воспитала, а замуж так и не вышла, хоть и от женихов не было отбоя. Она, красавица - вдова, осталась верна своему Хуану-Хосе, не смогла его забыть. Но сколько горя она перенесла! Сколько горя!.. Вы спросили меня, почему она благочестивая?  О благочестии не говорят, благочестие не нуждается в словах. В благочестие следует веровать, поэтому она и радуется смерти!.. Взгляните только, как зажигательно она танцует хараве тапатио!  
- Где же её родные? – поинтересовалась Вероника.
- Все её родные, как один, стоят вот у того столба. Там и дети Бланки, и внуки и правнуки... А вон тот, самый озорной и горластый - её праправнук, сын её правнука. Тот, что громче всех кричит: «Благочестивая Бланка готовится к смерти!».
- Благочестивая Бланка в самом деле была благочестивой!.. Как она грациозно танцует! – вмешалась в их беседу статная красавица.
- Господи!.. Она радуется смерти! – изумлялся стоявший рядом очень высокий сеньор.
Сеньора Лупе, не переставая плакать, успевала сообщать кое-какие подробности о жителях:
- К нам подходит сам глава рода Флоресов, старший брат благочестивой Бланки. Вон тот, с посохом. Ему скоро стукнет ровно сто лет. Но, слава богу, он пока не готовится танцевать в одиночку!
Глава рода Флоресов, следуя мимо нас, остановился, поздоровался, подозвал праправнука благочестивой Бианки и едва слышно прошептал:
- Танцевать калабасоадо полагалась мне. Я ведь самый старший в нашем роду. Но благочестивая Бланка опередила меня. Умирающий идет в могилу, а живущие – к его чудачеству. Ты самый младший Флорес!.. Запомни, как умирают настоящие Флоресы! А знаешь ли ты, мой молодой кабальеро, какой она была ныряльщицей?
Солнце припекало, но благочестивая Бланка, не останавливаясь, кружилась в пляске. В этом было столько жизни и грации, столько умилительных движений и утонченных па, что, казалось, она решила просто развеселить своих родных и близких, а не умирать.  
- У смерти больше времени, чем у жизни! – воскликнул глава рода Флоресов. – Да и покойников намного больше, чем живых. Благочестивая Бланка присоединяется к нашим предкам.
Во время этой речи благочестивая Бланка вдруг замерла и прокричала:
- Жизнь и смерть едины!.. Спасибо за жизнь!.. Не знаю, что готовит мне смерть!
Яркий день на несколько секунд окрасился красками полотен Марии Искьердо, и
благочестивая Бланка замертво упала на настил. Музыканты резко оборвали мелодию.
- Нет больше благочестивой Бланки! – сеньора Лупе упала на колени, а толпа, исходившая горьким плачем, ринулась к бездыханному телу. 
Кто-то вскрикнул:
- Смотрите! Она помолодела!
Сеньора Лупе возвела руки к небесам и заголосила:
- Благочестивая Бланка умерла!.. Умерла моя подруга!..
- Хорошая смерть! – вздохнули жители Aldea.
Вероника горько усмехнулась:
- Разве смерть бывает хорошей?
Но кто-то добавил:
- Своевременную смерть следует встречать с радостью!
По пути в отель Вероника сказала:
- Странная смерть!
- Любая смерть странная! – ответил я ей.

4 - Aldea – деревня (исп.).  
5 - Калабасоадо – традиционный танец Нижней Калифорнии.
6 - Ребосо – мексиканская шаль.
7 - Хавьера Вильяуррутия (1903-1950) – мексиканский поэт и драматург. В 1955 г. его именем названа престижная литературная премия Мексики.
8 - Полька-нортена – переиначенная на мексиканский лад европейская полька.
9 - Хараве тапатио – мексиканский национальный танец, разновидность испанской замбры.







_________________________________________

Об авторе: РАФАЭЛЬ АКОПДЖАНЯН

Писатель, эссеист, драматург. Родился в 1949 году в Ереване. С 1978 по 1985 гг. возглавлял (с небольшим перерывом) литературный отдел Национального академического театра Армении. В 1988-1992 гг. – секретарь Союза театральных деятелей Армении. В 1992-1994 гг. – основатель и президент фонда К.Станиславского и Е. Вахтангова. Одновременно был первым президентом Армянского центра Международного института театра (МИТ) ЮНЕСКО. В октябре 1994 года выехал в США, живет в Сан-Франциско. С 1997 г. – главный редактор издательства Associated International Enterprises (IAE, Los Angeles). С 2002 по 2018 гг. являлся главным редактор USArgus (San Francisco), а также главным редактором англоязычного журнала Yerevan. Опубликовал свыше 200 статей и эссе на русском, армянском, английском, польском и фарси. Пьесы публиковались в журналах: «Современная драматургия», «Театральная жизнь»,(Москва) и «Dialog» (Варшава). По пьесам были поставлены спектакли «Наследники Ноя» (Ванадзорский театра им. Ов.Абеляна, 1989 г., Армения. В 1990 г. спектакль выезжал на гастроли по приглашению театра «Дружбы народов» в Москву). В Варшаве поставлены две пьесы – «Ночная птица в дневное время» и «Я, дочь Григория Распутина» (Театр 2-Стрефа, 2003 г. и 2004 г.). Пьесу «Деревенские старожилы» (в 1984 г. пьеса была удостоена премии Минкульта СССР и СП СССР) поставил Северо-Осетинский академический театр в 2009 г. Премией Минкульта СССР и СП СССР в 1988 г. была отмечена также пьеса «Деревья на горе». Последняя премьера состоялась в апреле 2018 г. в Ереване («Комментарии непристойного Тома»). В 2004 году в Варшаве вышел роман «Polskie wyspy» («Польские острова»), а в Сан-Франциско в том же году вышла книга «Russians in San Francisco» и краеведческие эссе «Сан-Франциско и другие графства Залива». Автор сборника эссе «Путешествия армян» и We Are Armenians (Лос-Анджелес). Ряд статей опубликованы на английском. Состоит в совете директоров дома-музея Уильяма.
скачать dle 12.1




Поделиться публикацией:
2 646
Опубликовано 15 ноя 2019

Наверх ↑
ВХОД НА САЙТ