ВКонтакте
Электронный литературный журнал. Выходит один раз в месяц. Основан в апреле 2014 г.
№ 217 апрель 2024 г.
» » Леонид Левинзон. МАМАЛЫГА ПОДГОРЕЛА

Леонид Левинзон. МАМАЛЫГА ПОДГОРЕЛА

Редактор: Юрий Серебрянский


(Рассказ)


Итак, я вернулся в дождь, в  яростную красно-жёлтую осень с мокрым ветром. Вернулся туда, где был одинок в чудесном, наполненном церквями, городе с булыжными мостовыми, оперным театром, австрийскими домами с комнатами для прислуги.
Бла-бла-бла. Счастен, несчастен! Кому какое дело? Карпаты были великолепны и тогда, и сейчас. И со стороны Украины, и со стороны Румынии.  А то, что в двадцать пять лет не мог найти себе женщину – ну и дурак. Зато мамалыги со шкварками и брынзой вволю поел. Надумал вновь посетить эти места и, старательно вспоминая, так жалел себя, так жалел… При этом не забыв добиться от работы дешёвых билетов. Но дешёвые билеты, понятно, предлагались на групповую профсоюзную поездку. Так блядские профсоюзные коллеги в самолёте и в автобусе, не переставая ни на минуту, орали песни, меня трясло от злости, уши закладывало, и плаксиво-благородная печаль оказалась быстро сдута рыночным задором. 
Но я всё-таки начал узнавать эти места.
Влажный холодный ветер порывами. Тучи над буками и соснами. Багрянец листьев, устилающих тротуары. Грибной запах. Сельские дядьки в меховых безрукавках, как и тридцать лет назад, колют дрова. Дымки над избами. Узкие дороги. Девушки в национальной одежде танцуют хору на вечере в честь приехавших евреев. Большинство своих румыны благополучно поубивали. Но! На каждом месте убийства поставили роскошные памятники.
Я жил с родителями в большой трёхкомнатной квартире. Ковры, хрусталь, нервный, занятый собой, отец, мама, преданно спрашивающая каждый вечер:
- Что с тобой, сыночек?
А что со мной? Ничего. Надо только убить день, чтобы начать новый. Поздно вернуться с работы. Сказать, что устал. Взять книгу, которую уже читал. Пробежать глазами, положить. Подойти к окну, открыть, и вдруг услышать далёкий женский смех, заставляющий тебя всего вытянуться, начать искать взглядом, потеряно улыбаться.
- Мама, я выйду…
Постоять у подъезда, посмотреть на витрины ближайшего магазина, почувствовать, как усиливается ветер, зябко передёрнуть плечами, надвинуть глубже шапку. Поехать на троллейбусе в центр, где от жёлтого света фонарей блестит-блестит булыжная мостовая, идут, переговариваясь, пары, вот и дождь начался, зашумел. Забежать под навес, спрятаться. Ах, как после дождя сладко и свежо пахнет воздух! Что у нас идёт в кинотеатре? Жаль, фильм не поменяли. С чувством выполненного долга вернуться домой.
- Что с тобой, сыночек?
- Мне показалось, что смеются. Мне показалось, что меня зовут.
Отцветала осень, зима заботливо укрывала горы снегом, занималась весна. Зрела малина и земляника, из окон автобуса, в котором я ехал на работу, молдавские и украинские сёла казались, да и были сошедшими с картин Архипа Куинджи. За автобусом бежали весёлые лохматые собаки, в сёлах встречали покосившиеся или новые изгороди, высоко поднимались журавли над колодцами.
Восемь лет мать вашу!
Родители после увольнения отца из армии переехали в незнакомый город и я, вернувшись с севера, оказался совершенно один. Отчаявшись, я решил жить в общежитии в дальнем районе, куда ездил автобусом. Зашёл в комнату, положил вещи у окна с видом на кукурузное поле. Наступил вечер и на соседнюю койку пришёл спать парень-комбайнёр – дылда в сапогах-болотниках. Улыбнулся детской улыбкой, лёг, захрапел, и я сразу понял, что больше не могу слышать чужой храп – время моего студенчества давно кончилось. А вот сапоги-болотники у меня были. Отвечая по роду работы за детские прививки, я исходил и объездил в этом районе все деревни, стараясь, чтобы местные фельдшера прививки делали, а не только расписывались в толстых тетрадях. И, я думаю, целое поколение будущих комбайнёров детскими инфекциями не болело. И что, теперь надо гордиться? Сомневаюсь. За работу платили, и она мне вскорости осточертела.
Я не знал, куда себя деть. От родителей устал, друзья надоели, женщины уходили. Я всерьёз мучился. Так вот: за это время я не прочитал ни одной строчки про Украину и Румынию, не выучил никакой язык, не занялся краеведением, не сделал шага в сторону. В записной книжке у меня постоянно повторялась одна и та же фраза «пора начать писать». Я что-то написал? Нет! Внутри сидело тягучее, невозможное, и будто каждый раз срывалась резьба. Время удивительного онемения. Точно гордиться нечем.
Через двадцать лет я смотрю на Карпаты с другой стороны границы, и нагловатая турагент преподносит мне всё как на блюдечке:
- Румыны это даки, воевавшие с римлянами, а потом принявшие их культуру и сейчас гордящиеся завоевателями.
-  Дракула скорее венгр.
- Несчастная румынская династия перед первой мировой отдала свои ценности на хранение в Россию и больше их не видела.
- Цыгане существуют. Вот замок одного из цыганских баронов своей уродливой эклектикой похожий на пьяную песню.
- На центральной площади вместо диктатора Чаушеску гарцует на лошади король Кароль Первый.
Когда в девяносто первом мы с мамой, боясь, что окно захлопнется, покидали Советский Союз, мы ехали через Бухарест. В Бухаресте шёл проливной дождь, на центральных улицах валялся мусор, вместо памятника Чаушеску торчали гнутые железки. Мы заночевали в какой-то жуткой гостинице, с собой была колбаса, купленная на последние советские деньги. На вокзале жулики надули меня, неопытного бизнесмена, подсунув при обмене маминого колечка вместо долларов куклу.
Зато теперь я уважаемый член профсоюза и меня больше не надуть. Я иду вместе с громкими своими коллегами, мне показывают и рассказывают.
- Это памятник Дракуле?  - интересуюсь, видя торчащий острый пик, на котором надето что-то непонятное.
- Нет, это сердце народа, проткнутое Чаушеску.
- Ах! – волнуются коллеги.
 Вокруг Чаушеску-Дракулы абстрактные скульптуры – произведения современных румынских скульпторов, окурки – произведения сигаретных фабрик, мусор – произведение прохожих.
Я отхожу, ловлю губами дождь и слышу родной голос.
- Сыночек, что случилось?
- Ничего не случилось, мама. Мне скоро шестьдесят, мне страшно, я слышу женский смех и больше на него не откликаюсь.
- Не бойся сыночек, всё будет хорошо.
Начинается ветер, он дует всё сильнее и выдувает солнечных крикливых евреев домой.

Мамалыга подгорела.







_________________________________________

Об авторе: ЛЕОНИД ЛЕВИНЗОН

Прозаик, с 1991 года живет в Израиле. Член редколлегии "Иерусалимского журнала". Лауреат "Русской премии" (2010), премии правительства СПб за роман "Дети Пушкина"(2015), премии имени Юрия Штерна (Израиль, 2017). Автор трёх книг: "Коми-Африка"(1997), "Дети Пушкина" (2015), "Количество ступенек ступенек не имеет значения" (2018).скачать dle 12.1




Поделиться публикацией:
953
Опубликовано 13 сен 2019

Наверх ↑
ВХОД НА САЙТ