ВКонтакте
Электронный литературный журнал. Выходит один раз в месяц. Основан в апреле 2014 г.
№ 216 март 2024 г.
» » Иван Виселев. СТРАННАЯ ГРУСТНАЯ ИСТОРИЯ

Иван Виселев. СТРАННАЯ ГРУСТНАЯ ИСТОРИЯ


(рассказ)


Куда ни глянь – осень, а еще я ненавижу свою мать за то, что она трахалась. Я слышу чайник. Он подходит все ближе, вскоре начнет визжать, и ближайший лес сожмется от страха. Такой пронзительный, разрушающий все вокруг. Она кричала так же, стонала, наслаждалась своим падением, своей животной грязью. Мама – самое близкое, что у тебя есть, которое изминается под кем-то, а ты просто это знаешь. Что делать? Разливать кипяток по кружкам.

- Чаю? – говорю я, медленно расшевеливая язык.
- Секунду, – отвечает он.
- Сам тогда нальешь себе.

Горы – это красиво. Мы приехали на рыбалку в жопу мира и пока что ничего не поймали. Чай оказался отвратным, но, вытянув пару глотков, чтобы согреться, я вернулся к своей удочке. Погода туманная, дождь собирается в скором времени, а укрыться от него, как водится, негде. Рыбешки плавают в воде, мелкие такие, а за ними гоняется небольшой окунь, разрезая резкими рывками поверхность озера. Он напоминает мне солнце - не могу объяснить почему, может, потому что ассоциативное мышление грёбнулось, а может потому что – не знаю. Когда удочка вконец меня взбесила, я вытащил её и поплёлся к палатке.

- Ты когда-нибудь пил чай с водкой? – спрашивает он
- Не, а предлагаешь?
- Держи! - тянет свою кружку.
- Не, лучше спать пойду.
- Давай, я скоро тоже приду.

Ночка выдалась теплая, я рубанулся . Проснулся среди ночи в крепких объятиях папки, аккуратно привстал, посмотрел на него – сопит. Губы подрагивают, он открывает глаза. Я тяжело улыбаюсь и аккуратно выползаю из палатки.
Заглядываю в сумку с едой, а там одна гречка да банка свинины – это к дороге домой. Дождаться, пока отец оклемается, а там – вперед.

- Вставай давай, пожрем и поедем.
- А-а-а, - стонет.
- Бать, тебе нормально?
- Дай мне проснуться, а.
- Бать, хорош. Еды мало, сколько ждать тебя?
- В лесах полно дичи.
- Быстрее давай.

И вот мы мчим по трассе, как беспечные ангелы, вот стоим в пробках, как адские черти и вот блуждаем по магазину, как голодные духи.  Вот батька вынырнул из-за полки с алкахой и протянул мне две бутылки пива.

- Да хорош, ты серьезно? – промямлил я.
- Да, давай к кассе, я куплю че-нить пожрать и подойду.

Я замечаю, как всё же люди в очереди похожи на приматов! Не понимаю, почему мы себя возвышаем? Вот я иду по улице, а там мамка крутится вокруг четырехлетней девочки и думает, как бы она не упала с горки, а вот две особи сосутся на эскалаторе, пытаясь сожрать друг друга, два чертовых кракена – все это так животно. Иногда это жутко – потоптаться по всему этому литературному идеализму и посмотреть сначала на приматов, а потом на людей и найти так много общего. Иногда это жутко – осознать, что не такой уж ты особенный. И все эти глубокие писатели о великой душе, божественной любви выглядят не так серьезно, когда ты смотришь на бонобо, которая заботится святой материнской любовью о своем детеныше не хуже, чем человек. Тысячи лет эволюции, но что-то никогда не меняется.

- Ты блин двух человек пропустил вперед.
- Я просто туплю что-то, – отвлекаясь от мыслей, говорю я.
- Займи очередь.
- Окей, окей.

И вот мы купили все, что нужно и поехали к развязке – дню, который изменил все. Я блин в шоке, как изменил, ща тоже офигеете, но сначала экскурс в то, что происходит. Сейчас я приведу отрывок из жизни человека, с которым вам нужно познакомиться обязательно. Итак:


***

глава 1

Я бегу за ним, что есть силы, превозмогая усталость и боль в ногах. Дыхание резкое, затруднённое – последствия скоротечной погони; лёгкие побаливают, но рука ещё крепче, словно сражаясь с болью, сжимает копье. Левая нога наскакивает на камень и твердо упирается, с этого момента я вкладываю всю оставшуюся силу в бросок и - вот он, долгожданный момент, почти явление Христа народу: копье вырывается из рук и до моих ушей доносится звук разрывающейся плоти. Я попала прямиком в задние ноги уже подбитого стрелой оленя. Страх в его глазах превращается в ужас, дыхание сокращается, и он падает на бок. Подбежав, я вырываю копье и решительным ударом лишаю животное жизни, пронзив тёплое горло, прервав на корню его попытки глотать воздух.
 
Поглядев в окно, я отвожу свой взгляд обратно на происходящее в комнате: мама ползает на четвереньках, стараясь отмыть пол под моей кроватью. Она что-то говорит о том, что с моими оценками я должна была поступить и бла-бла-бла, ведь проходной балл вырастет, да и время потеряю. Мама, мама, мамочка… Ах, если бы ты знала, милая, как мне это все осточертело… Поднимаю руку – она меня слушается. Поднимаю ногу – нога не поднимается. Ни левая, ни правая – все именно так, как есть.

Сейчас я выслушиваю, как ты ворчишь на папу, что он оставил нас и только откидывается деньгами, вместо физической помощи. Что на работе тебя достала тупая Нина, которая только и делает, что хамит. Мамочка, да завались ты уже! Послушай меня!

Ты рассказываешь, увидев бессилие на моем лице, о светлом будущем, о том, что несмотря на коляску, я очень красивая и у меня в скором времени будет муж, что ребенка можно взять из детдома, если Господь будет с нами, но мама… Мне даром не нужны ни муж, ни ребенок, ни Господь… Слёзы вытекают у меня из глаз, я больше не могу слышать это. Ты спрашиваешь, что же со мной случилось, а я молчу. Что со мной случилось? Все, что я хочу – это милосердия, милосердного добивания давно валяющейся и страдающей меня. Выкатываюсь куда-нибудь, где тебя нет.


***

Ну так это самое, вот, вы познакомились. Теперь продолжим мою душераздирающую историю.

Дома все по-старому. Тот же запах волнения, в прихожей чья-то обувь. Прохожу в зал – открытое пиво, чипсы на полу – пусто. Захожу в комнату: мать спит с каким-то толстым мужиком, с каким-то волосатым вепрем, с какой-то жирной тварью. Я хлопаю дверью с силой и сажусь на диван. Давлю чипсы на полу ногами, отвернув голову к стене, в противоположную сторону от двери. Будто это поможет сдержать слезы, проглотить ком в горле, который укрепился там. Мать даже не вышла, но этот жирдяй что-то говорит на фоне:

- Парниш, ну ты это, чего в самом деле. Я уже ухожу. Ты же не маленький, все понимаешь…
- Просто, лять, пошел вон!
- Ты слыш, я, конечно, понимаю, но язык-то попридержи.

Просто какой-то ад. Заходит папа, здоровается с мужиком, спрашивает что-то о работе, бежит со всех ног ко мне.

- Ты опять что ли? – уходит в комнату и поднимает там крик.

В ответ доносится еще один крик. Она выходит и кричит на меня, как я её задолбал, как она хочет нормальной жизни. Отец кричит на неё, что она сука сукой, чтобы она гулялась в другом месте.

Она подходит ко мне и объясняет, что имеет право на жизнь. В груди гудит, кровь бьет в виски, и я бью по лицу её.  Отец хватает стул и швыряет в стену, берёт меня за шкирку и кидает в сторону.

- Твою… ты что творишь, да ты гребанутый просто!  – орёт.

Падает на колени.


***

глава 2

Нож прерывисто скользит. В окружении больших деревьев – богов здешнего мира, твердого валуна, на котором я сижу, и чистого ручья, бегущего куда-то далеко от моей жизни и символизирующего скорее постоянство, чем скоротечность, я усиленно сражаюсь с голодом.
Выпотрошив свой будущий обед, принимаюсь за жарку. Костер горит, еда готова к жарке – чего ждать?

Мясо сыровато, но мама не говорит мне об этом, чтобы не расстраивать. Я не настолько убогая, чтобы меня жалели по каждой мелочи. За обеденным столом, в окружении старого кухонного гарнитура и под сопровождение телевизора, мы стучим вилками по тарелке.

- Лиз, ты замечательно готовишь, не знаю почему ты всегда так прибедняешься…

Я улыбаюсь.

- Спасибо, мам.

Ты улыбаешься, и вся эта кухня времен советского союза освещается. Я уже не терзаюсь мыслями о себе. Даже думаю, что, возможно, всё не так уж и плохо, что есть ещё в жизни что-то, ради чего стоит дышать, недожаривать мясо и бессмысленно катать по комнате, что даже неискренность не такая уж и мерзкая, но – нет. Все сыплется песком на стекло из рук явно неумелого художника, когда ты говоришь: “давай ты всё-таки подашь документы и прочую херню”. Боже, зачем?! Я кидаю тарелку в стену и просто укатываюсь к себе в комнату.


***

На самом деле – это все хрень, да я любил свою маму не просто как сын любит родителя, но это неважно. Просто надо было с чего-то начать, не напишешь же сразу, как в детстве я увидел своего отца, упавшим со стула и катавшимся по полу в истерике. Он сильно мучился, бил себя кулаками, испачканными семенем. Такова участь того, кто, посмотрев запрещенную порнографию, не может вовремя остановиться. По крайней мере в этом случае такова его участь. Отвращение, фу, мерзость, лять, но сейчас, когда я глубоко курю по дороге в глубокое место глубокой ночью, я думаю, а в чем же он виноват? А в чем, собственно, моя вина? Я бы мечтал забыть свою мать, но не мог. Что вообще я могу? Что именно я выбираю в своем поведении? Свобода воли явно переоценена. Такие вот глубокие мысли. Отец всегда держался, скрывался, но я давно все понял. Он был религиозный, искренне верил в нравственность и человечность, и поэтому удары по самому себе имели такой четкий отзвук. Очень благодарен папке за то, что он держался и ни разу не пытался меня или кого-либо изнасиловать, наверное. Если бы я был похож на него, то мать бы иначе относилась ко мне.

Да, такая вот грустная история, такой треугольничек вышел. Папа меня – я маму – мама жирного ублюдка.
Ах, да, и тут я встретил её. Ту самую девочку в коляске. Видимо есть в этом мире что-то. Мы так похожи. До того, как она мне рассказала историю своего прозябания, своей борьбы, я увидел её вместе с её мамкой в парке. Искра, буря, безумие – и вот мы уже мчим по берегу моря, я качу её, сверху летают чайки, море волнами ласкает нагревшийся под солнцем берег, бабочка садится ей на голову, мы хохочем и всё такое. Лень рассказывать, че там дальше, ну короче познакомились, подружились, и все должно было быть, как в хороших фильмах со смыслом, но не было.  Да мы гуляли, но я быстро устал от ее пафосных разговоров о смысле жизни и страдальческих мечтах о самодостаточной женщине – охотнице, а она устала от моего вечно просветленного, философского лица и жалоб на то, что я устал от ее жалоб. Кажется, что как-то маловато для истории любви... Были и прикольные моменты, хотя бы потому что нам было, о чем поговорить, например, о том, как будет проходить киборгизация человечества, но все же усталость взяла свое и я отправил её инвалидную коляску за границу рассказа. Разбежавшись, толкнул, и она покатилась.  Да, это грустная и странная история. На горизонте растекается мораль, сползая вниз, уступая дорогу окуню, похожему на солнце. Прыгают женщины-охотницы на отцах-педофилах, чтобы зачать идиота с серьезным лицом. На этом закончу.






_________________________________________

Об авторе: ИВАН ВИСЕЛЕВ 

Родился в 1998 году в городе Абаза. Учится в Литературном институте.скачать dle 12.1




Поделиться публикацией:
1 909
Опубликовано 02 дек 2018

Наверх ↑
ВХОД НА САЙТ