Евгений Сулес. ПЕРВОЕ МЕТРО, ИЛИ МИГ ДЖАГГЕРА

(рассказы)



УТРЕННЯЯ ПОЧТА

Муж Лены умер внезапно. Ему не было и сорока. Его отец был ещё жив, но после четвёртого инсульта слабо понимал, что происходит. На похоронах и поминках всем улыбался и поздравлял с праздником. Когда его подвели к гробу попрощаться, он воспротивился:

- Не буду я его целовать. Ишь чего удумали!.. Это ж не мой Мишка. Это какой-то чужой мужик!..

С мужем Лена прожила довольно долго, со дней туманной юности. Он был её первым и единственным мужчиной. Так вот несовременно и как-то само собой получилось. У Лены не было на этот счёт чётко определённых правил, которым она следовала. Просто она так жила. Мужу не изменяла, романы не заводила.

В те редкие минуты, когда смотрела на жизнь без прикрас, Лена признавалась себе, что они успели друг другу надоесть, и живут вместе, скорее, по привычке, по накатанному. Ну и, конечно, дети – вечный аргумент, джокер в рукаве отеля под названием «Брак», как спел когда-то Майк Науменко. Майка они любили оба. У них вообще были очень схожие вкусы. Им нравилась и не нравилась одна и та же музыка, одни и те же фильмы, одни и те же люди. Детей было двое: девочки шестнадцати и восьми лет.

И вот случилось то, о чём она в самом потаённом месте своего сердца думала, и даже желала. Только он не ушёл к другой женщине, она не ушла к другому мужчине, они не разошлись, он ушёл по-другому. Он умер – а вот этого она не желала. И вдруг поняла, как же его на самом деле любила. Как ей его не хватает, как она не может без него и без этих покрывшихся двадцатилетней пылью отношений. Это была полная, тотальная, физическая, психическая, химическая, какая там ещё есть, зависимость. Она не могла без него жить. Всё это укладывалось в одну известную окуджавскую строчку: «Чего не потеряешь, того, брат, не найдёшь»… И от осознания этого становилось ещё невыносимее.

Непонятно было, как жить дальше и в бытовом плане. Муж зарабатывал хорошо, о деньгах они не думали. Но вот его не стало, и, оказалось, скопить они толком ничего не скопили, и впереди вырисовывалась неясная и пугающая перспектива. Она не знала цены деньгам, не знала, как и откуда они берутся. Все денежные вопросы проходили мимо неё. Она за всю жизнь не работала ни одного дня. Училась, потом вышла замуж. Потом дети… Куда пойти работать, кем, без опыта работы, когда на носу сорок лет и двое детей на плечах?.. Что делать, как быть? Куда приложить ещё, по сути-то, молодую и полную сил себя? Тревожно было за себя и за детей, жалко.

Но ещё больше ей было жалко мужа. Каждый день она думала о  том, как мало он прожил, успел, сколько всего ещё мог бы испытать, попробовать, сделать… Основное время уходило на работу, которая сама по себе не приносила радости. Работал он в первую очередь ради семьи. Ему хотелось, чтобы она и дети ни в чём не нуждались. Они и не нуждались. Но его жизнь прошла мимо него.

Все эти мысли бродили в ней постоянно, хаотично, по кругу, меняя направление, уходя и возвращаясь. Днём отвлекали заботы, а вот вечером, когда девочки засыпали, начиналось самое тяжёлое время.
Она пыталась молиться за него, неумело, своими словами, спотыкаясь и путаясь. Становилось неловко, и она умолкала. А потом пробовала снова. А головой думала, что всё это зря, ни к чему, нелепо всё это.

Не смотря на то, что умерший муж занимал почти все её мысли, он никогда ей не снился. Только один раз, через полгода после, она увидела его в тяжёлом и коротком предутреннем сне…

Муж сидел молча у окна в каком-то неизвестном ей деревенском доме и смотрел на неё. Долго, пристально, будто вплывал в неё, просачивался через глаза; входил. А потом заговорил. Не шевеля губами.

- Ну, что ты, моя хорошая, что ты? Мы тебя слышим. Очень хорошо слышим.

Она проснулась. Было начало шестого. Она встала, поправила у детей одеяла, и долго смотрела в окно на начинающийся день. День проявлялся, как фотоснимок в ванночке с проявителем. Только вместо белого небытия было тёмно-синее, постепенно рассевающееся, светлевшее, изгоняющее тьму. Именно из этой тьмы рождались новые краски нового дня. Становилось всё утреннее и утреннее.

 


ПЕРВОЕ МЕТРО, ИЛИ МИГ ДЖАГГЕРА


Бывают дни и ночи, когда вспоминаешь не тех, с кем спал, а тех с кем не спал. И такие воспоминания, как ни странно, волнуют сильнее. Есть в них какая-то теплота недожитого, прожитого не до конца. Недочитанная книга, в которой так и не узнал, что там в самом конце. И нет такой библиотеки, где можно её взять и дочитать. Новые варвары сожгли все библиотеки. Костёр бумажных книг горит в виртуальном огне. Догорает книжная эпоха. Дыма не видно. Не на чем гадать. Только вспоминать. Без сожаления. С благодарностью.

Охранник в обувном магазине, где я работал промоутером по молодости лет, носил цветастое восточное имя и отчество, хлопал себя между ног и говорил мне с высоты пролетевших лет: Здэс, Жэна, у всэх одинаково!.. Во избежание модной двусмысленности замечу на всякий случай, что он имел в виду женщин, а не мужчин, хоть и хлопал между ног себя. Но не мог же он похлопать там продавщицу, сейчас не помню, как её звали, с большими детскими глазами, смотрящими на меня не то чтобы с любовью и не то чтобы с сильным желанием. Скажем так: с интересом. Я плохо вписывался в данный контекст. Смотрелся инородным телом, занесённым сюда лихими девяностыми прямо с лицейской скамьи.

Пусть эта продавщица со стёртым временем именем – да и лицом тоже, остались одни глаза-блюдца – и станет первой в моём списке недожитых любовей. Нет, пожалуй, не любовей, а влюбленностей. Нет, не влюбленностей, а… Как это назвать точнее?.. Может быть: возможных, но не случившихся ночей?.. Как будто судьба начала рисовать узор, а потом передумала. За ненадобностью, или её отвлекли на самом интересном месте, луч прожектора ушёл в сторону и больше не возвращался.

Что-то было в словах охранника от Екклесиаста. Под каждой юбкой одно и то же, одно и то же, и понял я, что и это суета и томление духа… Наверняка, что-то подобное из книги Проповедника вымарала ветхозаветная цензура. Где-то после женщины, что горче смерти.

Потом ещё не раз я слышал эти слова из разных уст. Исключительно, впрочем, мужских. Ни одна женщина подобными откровениями в отношении мужчин при мне не делилась. А некоторые так даже утверждали обратное.

Я и сам не раз повторял себе слова охранника-Екклесиаста. Но, увы, так и не смог с ними согласиться до конца. Не вдаваясь в анатомию вопроса, хотя и здесь есть о чём поспорить, перейду сразу к главному. Помимо тел, соединяются ещё и души, внутренние наши человеки, а вот они-то у всех разные. И только слепой может этого не видеть. Хотя нет, как раз нужно ослепнуть, выколоть себе глаза подобно Эдипу, чтобы перестать наконец спотыкаться о внешнее и перейти к сути процесса.

Потому, кстати, бессмысленны походы к проституткам. Они продают тело, профессионально закрывая души на все створки.  Поэтому и рты смыкают, не давая целовать себя в губы. Знают сердцем, чуют, что через вдох дух входит в человека и выходит из него.

Ещё была однокурсница, плавная, мягкая и упругая одновременно. Однокурсница-кошка. Вроде не красавица, но от неё млели в той или иной степени все мальчики курса. И пару девочек тоже. И вот как-то она стригла меня у себя на съёмной квартире. Сейчас уже не помню почему, но стригла она меня довольно странным образом. Я сидел в наполненной ванной, среди пены не морской, а она нависала надо мной и стригла. В какой-то момент она сказала как бы невзначай, что удобнее было бы залезть ко мне.

- Ну так залезай, - не задумываясь, ответил я.

Но она так и не залезла. Надо было ей помочь. Но тогда меня хватило только на словесное приглашение.

Совсем давно была самая первая женщина, с которой дошли до последней откровенности ласк, но она прошептала: давай мы сейчас ничего делать не будем. И вдруг стало как-то очень легко. Вроде ты стал мужчиной, и женщина была твоя. Но что-то важное в себе сохранил до времени.

Была подруга подруги, с которой мы случайно оказались в одной компании, и все постепенно разъезжались и таяли, как с белых яблонь дым, и, в конце концов, мы остались одни, и говорили всю ночь, гуляли по опустевшему городу, и целовались, а на утро разъехались с первым метро, и больше никогда не виделись.

Была… Много вас было. И всех вас я вспоминаю с благодарностью. В каждой из вас осталась тайна, с каждой из вас была странная близость. Женщины, как та книга из Апокалипсиса, что Иоанн взял из руки Ангела, и была она сладка, как мёд, на устах его, но горько стало во чреве, когда он её проглотил. От вас у меня осталась лишь сладость на губах, без горечи и пустоты в сердце.

Завершу странный парад близких контактов третьего рода почти анекдотом. Как я пил дорогой халявный виски в случайной компании седого доктора-японца и русского топ-менеджера на открытии нового ресторана Аркадия Новикова в Ритц-Карлтоне. Как мы поднялись после закрытия ресторана в шикарный ночной бар под самой крышей, с террасой и дивным видом на Кремль. Там уже почти никого не было, только две иностранки за столиком, сидели, укутавшись в клетчатые пледы. Они были не так чтобы молоды, и не так чтобы красивы, и не так чтобы на всё согласны. Но что-то в них было, и общались они с нами легко и заинтересовано, как бы включая зелёный свет. Одна из них пыталась нам втереть, что она дочка Мика Джаггера. Мы кивали в ответ, и если бы не мой скверный английский, точнее его отсутствие, я бы тоже представился внебрачным сыном Мстислава Ростроповича. Мы долго прощались. Помню лифт, который несколько раз опускал нас на первый этаж и снова поднимал наверх.  Женщины посмеивались, лукаво поглядывая на нас.

На следующий день, проснувшись около полудня с лёгкой головной болью, я нашёл в кармане пиджака визитку. На ней от большой буквы «J» вправо уходило две строчки-продолжения, верхняя: «ade», и нижняя: «agger». Имя заканчивалось алыми приоткрытыми губами; остальные части лица растворились в белоснежном пространстве. Я забил в яндексе «Джейд Джаггер» и увидел лицо вчерашней ночной знакомки, только чуть моложе и эффектней. Это и вправду была дочь Мика и Бьянки Джаггер.






_________________________________________

Об авторе: ЕВГЕНИЙ СУЛЕС

Родился в Москве в 1977 году. Автор книги «Сто грамм мечты» (лонг-лист «Большой книги» за 2013 год). Автор идеи и составитель книги «Крымский сборник. Путешествие в память». Публиковался в журналах «Знамя», «Октябрь», «Homo Legens», «Гвидеон», «Лиterraтура», «Искусство кино» и др. В течение десяти лет был автором и ведущим программ из цикла телеканала «Культура» «Шедевры старого кино». Сыграл роль Иисуса в картине Шавката Абдусаламова «Сукровица». Один из основателей клуба ЛЖИ (Любителей живых историй). В 2016 году в издательстве «Эксмо» выходит книга «Мир виски и виски мира».скачать dle 12.1