Он незаметно задремал, очнулся от стука в дверь.
- Минуту!
Нашарил шлепанцы, шагнул в коридор.
Это была она. В цветастом халатике, в руках сумочка. Чем-то явно расстроена.
- Можно к вам?
- Да, пожалуйста! – пропустил он ее. - Проходите…
- Я ненадолго. Поцапалась со своим.
«Значит, все-таки супруги. Ну и ну…»
- Издержки семейной жизни, - произнес он.
- Какой, там, семейной… - она оглядывала номер. – У вас найдется что-нибудь выпить?
- Нет, к сожалению, - развел он руками. – Но я могу спуститься в бар. Пару минут, только переоденусь. Вам вина, пива?
- Не надо…
Она тяжело опустилась в кресло.
- Посижу немного и уйду.
В сумочке, которую она положила на стол, мелодично зазвенело.
- Извините!
Открывая на ходу сумочку она устремилась в ванную, захлопнула дверь.
«Не смей мне звонить, слышишь! – послышалось из-за двери. – Не твое дело, где я! Я не твоя собственность. Ясно?!»
Он лихорадочно соображал, что делать. Голова шла кругом, в мыслях сумбур. Кинулся к гардеробу, чтобы переодеться, понял: не успеет. Пошел к мини-бару, достал бутылку «швепса», несколько оставшихся после ужина плоских персиков. «Кофе сварю", - решил.
В ванной было тихо, он на всякий случай постучал.
- С вами все в порядке?
- В порядке, - появилась она из-за двери. Аккуратно причесана, губы намазаны.
- Я взяла на полочке ваш крем. Прочла: для увлажнения губ.
- Да, я регулярно им пользуюсь, - пояснил он. – У меня чувствительные губы. Как у всех, кто играет на духовых инструментах.
- О, так вы музыкант?
- Да, гобоист, играю в оркестре.
- Интересно, расскажите!
Она устроилась в кресле, взяла с подноса персик, куснула.
- Вку-усно! – зажмурила глаза.
- Ешьте на здоровье…
Он заторопился к тумбочке в углу с электрическим чайником.
- Кофе хотите?
- Давайте потом, хорошо? – отозвалась она. - Лучше поговорим. Мы, кстати, так и не познакомились. Я - Дина. А вы?
- Владислав. Лучше Владислав Игнатьевич.
- Не отвыкли в Израиле от отчества?
- Не отвык. Годы, знаете ли.
- Ну, так расскажите о себе, Владислав Игнатьевич.
- Обо мне неинтересно. Одинок, похоронил четыре года назад жену. Живу скучно. Единственная радость в жизни – музыка… Давайте лучше о вас.
- Обо мне, считаете, интереснее? - она потянулась за новым персиком.
- Уверен. Молодая, красивая, путешествуете по Италии.
- «Молодая красивая», - с горечью повторила она. – Сколько мне, по-вашему, лет, можете сказать?
- Не знаю. Двадцать семь, тридцать.
- А сорок два не хотите?
- На сорок два вы не выглядите.
В лежавшей на краю стола сумочке вновь прозвучал звонок, она выхватила телефон, закричала:
- Я же ясно сказала: не звонить!.. Да, я устроилась. Там, где мне нравится. Все, разговор окончен!
Подошла к окну, отодвинула штору.
- На небе большая итальянская луна, - молвила печально. Обернулась, глянула исподлобья: - Не возражаете, если я ненадолго прилягу? Устала зверски.
Сбросила тапочки, легла поверх покрывала, подтянула под халатик ноги.
- Свет, если можно, приглушите, - попросила.
- Живем третий год, в свободных отношениях, - слышался в полумраке ее голос. - У него обувной магазин, я за продавщицу, кассира и за все остальное, включая уборщицу. Познакомились во время фестиваля театров в Тель-Авиве. Я играла тогда в маленькой труппе, у нас была премьера, современная версия о библейской Эстер. Как молодая израильтянка наших дней возглавила борьбу своего народа против кровавых исламистов. Мой тогдашний любовник написал, Йонатан. Из пограничной полиции, играл у нас героев-любовников. Шломо, мой нынешний, был по каким-то делам в Тель-Авиве, проезжал по Ротшильд, где мы и еще с десяток уличных театриков и артистов- одиночек разыгрывали свои гениальные, как нам казалось, страсти-мордасти. Увидел на помосте Эстер в гимнастерке, с автоматом «Узи» в руках. Припарковался, стоял, похожий на Гулливера в стране карликов… В общем, сделал красивый жест, артисты это любят. Дождался конца представления, шагнул за кулису, поздравил исполнителей, сказал, что если мы не возражаем, он приглашает нас поужинать. Мы конечно не возражали. Ели-пили, шутили над щедрым великаном, глотавшим минеральную воду и таращившим на меня глаза. Под утро я уехала с ним в Хайфу. Сказала: только на один день, посмотрю, как он живет. И осталась, на неопределенный срок… Вам все это, наверное, не интересно? - спохватилась. - Бабская болтовня.
- Ну, почему же, – откликнулся он, - напротив.
Сдерживал мучительное, неодолимое желание. «Ужас! – думал, - какая же я скотина! Только бы она не заподозрила!»
- О любви между нами нет и речи, - слышалось в полумраке. – Деловая сделка. Я ему нужна в постели, он меня вытащил из дыры, кормит, одевает, возит в путешествия… Вы жили когда-нибудь в районе Центральной автобусной станции в Тель-Авиве? Нет? Ну, слышали наверняка, читали в газетах. Трущобы, притоны, толпы нелегалов. Я там прожила полтора года, снимала в складчину с тремя женщинами развалюху в вонючем тупике. Страшно вспомнить: воровство, проституция, поножовщина. Одна из соседок водила ночью клиентов, орала как ненормальная за стеной, чтобы больше платили…Господи, о чем это я! - Потянулась, взяла за руку. – Идите сюда. Бедный вы мой! – погладила нежно его волосы. – Вы дрожите? Вы меня хотите, да? Ну, идите же, не надо бояться, я вовсе не недотрога...
Ушла она на рассвете. Был последний день их путешествия по Италии: поздно вечером, погрузившись в автобус, они поехали в аэропорт.
Он искал ее взглядом в толпе пассажиров в зале таможенного досмотра, у стойки с весами во время сдачи багажа, в салоне самолета, где она сидела далеко впереди рядом с великаном - она ни разу не обернулась, не посмотрела в его сторону. Вычеркнула из памяти как мелкий дорожный эпизод.
Дома, наутро после возвращения, он включил сотовый телефон, чтобы посмотреть сделанные в поездке снимки. Забилось сердце: под словами «записи» завис значок свежего сообщения. «Я приду вас когда-нибудь послушать. Дина», - прочел на светящемся экранчике..
Шло время, минул год, он ездил на стареньком «пежо» на репетиции, играл в концертах, побывал с оркестром на гастролях в Австрии, в Швеции. И всякий раз, стоило ему занять место в оркестровой яме или на сцене, извлечь из футляра инструмент, глянуть мельком в заполненный публикой зал, он видел ее. Женщину с удлиненными тушью галочьими глазами, приласкавшую его из жалости в ночном номере римского отеля. Он играл для нее свое коронное соло в Концерте для гобоя с оркестром Альбинони. Выдувал, лаская губами пластины мундштука, не воздух из легких, нет! - свою печаль и нежность, благодарность жизни за радость бытия, за все прекрасное, что удалось пережить на этой грешной земле. Верил: отзвучит последний аккорд, дирижер обернется к залу, поднимет жестом оркестрантов, и он увидит: она аплодирует стоя в рядах, кричит: «браво!» Может, даже подойдет с букетиком цветов, протянет. Скажет: «Здравствуйте, Владислав Игнатьевич! Вы замечательно играли, спасибо!»
Понимал: никогда ничего подобное не случится. И все-таки верил.
_________________________________________
Об авторе: ГЕННАДИЙ СЕДОВ
Родился в Узбекистане, выпускник Ташкентского госуниверситета, по профессии - журналист. Печатался в разное время в журналах «Звезда Востока», «Смена», «Физкультура и спорт». Автор изданных в России и Израиле восьми книг художественной прозы. Три последние - беллетризированные биографии балерины Матильды Кшесинской, эсерки и террористки Фанни Каплан и князя Феликса Юсупова вышли в 2006 – 2016 г.г. в московском издательстве АСТ. Лауреат Литературной премии Союза русскоязычных писателей Израиля за книгу прозы «Вилла в Савийоне». Живет в Ришон-ле-Цион.