ВКонтакте
Электронный литературный журнал. Выходит один раз в месяц. Основан в апреле 2014 г.
№ 216 март 2024 г.
» » Александра Николаенко. ОКТЯБРЯ 13

Александра Николаенко. ОКТЯБРЯ 13


(рассказ)


ПОВЕСТЬ О ТОМ, КАК ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧА ТРАМВАЙ ПЕРЕЕХАЛ

Переехал Булкина трамвай. Туда ему и дорога. (ФМ. Булкин)


В один из отвратительных денечков осени, когда все как нарочно сходится, чтобы отравить человеку жизнь, и уж как-нибудь добить его, плелся наш Федор Михайлович от остановки Генерала Глаголева в сторону Ополчения, и смотрел на все это дело безрадостно, потому что знал, что не увидит ничего хорошего.
О таком очень хорошо написано в стихотворении Пушкина «Поздняя осень» Все наводит грустную думу, хоть удавись.
Писать мне сегодня не пишется. Водки что-ли выпить?
Первым делом конечно из городских осенних пакостей – светофоры. Устройства дрянные и подлые, сделанные столичным правительством не затем, чтобы перейти на ту сторону, но затем чтобы плюнуть человеку в душу. Чтобы он полюбовался, пока ждет пойти разрешения, какие у кого есть машины, и как они в них едут себе мимо его, в тепле и мягких местах. А ты стоишь как собака бездомная, и тебе ветром подло, прямо в рыло, и рядом с тобой такие же топчутся бараны никудышные, у которых тоже ничего хорошего из жизни не вышло. Особенность гадостей городских, есть еще и в том, что когда идешь от Глаголева к Ополчению – ветер в рыло, и думаешь: зато обратно пойду, будет в спину. Но и когда обратно ветер опять в рыло, и замечал я это не раз. А всю жизнь замечаю я это.
Теперь же они еще ввели новости, к светофорам добавили тикалку, и когда светофорья рожа показывает зеленый, начинает прямо над тобой, как голгофа какая, тикать таймером, мол, беги быстрее, иначе до той стороны не доживешь. И все, а не только я, переходящие, от этого тика как-то прижимаются, с ощутимым ужасом. Потому что умирать никому не хочется. Хотя и жить тоже.
Особенно беспокоюсь за старушек. Как то они перебегают бедные? Хотя такие попадаются, например старушки шустрые, что и подумаешь: такую даже трамваем не переедешь.
Вчера, например, подошел я к окну, а у нас кошек от последнего года наплодилось, куда во дворе не глянешь – кошка. Видимо у мэра нашего была тоже в детстве кошечка, или его когда он еще не мэр был, а просто так какая-нибудь сволочь, вроде Мироедова, собака покусала. Мне в детстве тоже уколы от бешенства кололи, и должен сказать, что это произвело на меня впечатление очень неприятное, а детские шрамы всегда зарубками крепки. Поэтому собак у нас городская администрация всех передавила, вот теперь кошкам благодать. Только все они кошки черные, а одна у нас пятнами кошка есть, как шакал.
И смотрю в окно. А там как раз старушка одна за машинным бампером кошек всех кликнула, и в мисочки дрянь им какую-то давит.
Тут идет очень неприятный, как я сразу заметил, типаж, похож на моего холерного, и к этой старушке. Привязался. Давай, убирай, он ей говорит, свои паршивые миски от бампера. Она сначала ему по хорошему – я мол кошечек только покормлю, от них вам никакого вреда. А кошки жрут. Только спины и хвосты видно. А этот, которого бампер, грубить ей начал, и по кошкам и по мискам ногой, кошки вспрыснули, старушка ахнула. Я же наблюдая всю эту котовасию в окошко, как интереснее телевизора, стал переживать за старушку, и думаю, какой безобразник вот этот хам холеровый, что обижает бедную. Она может на последние деньги эту дрянь кошкам купила, может она одинокая, ей больше заботится не о ком, да и сами вы знаете, какое у нас тут этим пенсионерам житье. И она тоже говорит этому хаму, что же вы обижаете женщину, как вам не стыдно! и кошки, мол, никому не мешают. А он ей отвечает, что сейчас и ее, следом этим кошкам и мискам отправит, что она не имеет права гадить под его бампером.
Наблюдения в окна, тем и отличаются от телевизора, что можно как-нибудь поучаствовать, и у меня уже терпению пришел конец, я кошек люблю, хотя они и все черные, и эта сатанинская, как шакал, и старушка довольно противная, но ситуация для нее обидная, и я как раз думал вступиться за справедливость, тем более мне из окошка виднее и безопаснее.
Тут они закончили с разговорами, ни к какому общему знаменателю не придя, хам пнул еще раз старушкины мисочки, что она только вспискнула, и пошел себе. Хам. Только он отошел, кошки это дело уразумели, и всей оравой из-под бампера обратно вылезли, а она стоит бедная, только что не плачет, аж сердце на нее смотреть заходиться. Думаю, вот теперь-то я ей и крикну, сверху, что молодец вы женщина, я на вашей стороне, только потянулся окно открыть, как вижу, она уже очухалась, осмотрелась эдак, нашла под тем же бампером пустую бутылку пивную, взяла ее эдак, за горлышко, и за тем, что ногами махал, зарысила. Он ее выше, но она подпрыгнула вот эдак, и бац! его по темечку этой самой бутылкой. Холерный и повалился.
Скорую вызывать я не стал. Чтобы в свидетели не прищучили. Я им не доносчик.
Однако, событие это, на моих глазах происшедшее произвело на меня впечатление чрезвычайно тягостное, тяжелое, в плане того, как хрупка человеческая жизнь, и я пожалуй, напишу сейчас повесть как старушка Булкина бутылкой убила.
А еще, позавчера 469 автобусом убило на Народного тоже человека.
Его накрыли брезентом, так, чтобы сразу видели наблюдающие, что песенка его спета, и только ботиночки из-под брезента этого торчат, знаете, так? носик к носику. Вперед нарезочкой. Я сразу и сказал себе, что утром бедняга этот их чистил. Понимаете мою мысль? И стало мне жутко. Много я написал об этом 469 автобусе, потому что на нем обычно до метро и сам езжу. И вот, подумалось.. как накаркал.

ПС.
Повесть как Булкина старушка бутылкой убила, я оказывается, сам не заметил, как написал уже. Так и оставлю.


ПОВЕСТЬ О ТОМ, КАК ОТ ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧА ОСТАЛОСЬ ПУСТОЕ МЕСТО

Вчера же, ближе к обеду, еще один странный случай произошел в конторе нашей, и тоже как нарочно с Федор Михайловичем, так, что желая держать читателя в курсе всех дел его, не можем мы исключить истории этой, из нашей повести, поскольку если не рассказывать про Федора Михайловича, то выйдет так, что его как будто и нету.

Дело, как мы уже сказали было к обеду, и все мы, шестеро, в нетерпении отрываясь от бумаг своих, взглядывали на часы, что висят как раз над головой Федор Михайловича, взглядывая так, никак не могли упустить из виду самого его, чтобы он как-нибудь выкрался незамеченным, отлучившись, к примеру, в уборную.
И вот так сидит он, сидит, и вдруг трах! и исчезает с места у нас у всех на глазах.
Очевидцем этого невероятного происшествия, был не я один, но было нас перед обедом в конторе шестеро, считая самого Федор Михайловича, а как он исчез, стало пятеро, на одного его меньше.
Исчезнул он без всякого предупреждения, и до того разом, что все мы вздрогнув переглянулись, и во взглядах наших какими обменялись мы, читался ужас и недоверие. Мы протерли глаза свои, потому что от этих бумаг мало ли что померещиться, и какое-то время провели в ошеломленном бездействии, поглотав от изумления языки, а Федор Михайлович, что ближе всех сидел от пропавшего, так тот даже привстал, чтобы тщательней убедиться…
Сколько-то спустя происшествие, находились мы все испуганны, и таращились друг на друга в полном бессмыслии. А я так даже ущипнул себя за руку, чтобы проснуться, но проснуться не удалось.
Федор Михайлович, что потом пошел на повышение, самый отчаянный, встал из нас первым, и пошел удостовериться, потрогать место, что осталось от Федр Михайловича, чтобы не принимать на веру видимое, но быть наощупь.
Увидав, как он стул пропавшего трогает и даже отодвигает, успокоенные, что сам он не исчезает от этого тоже, повскакали и все мы четверо, подошли и столпились у стола пропавшего, в таком изумлении, что даже не найду слов. Разумеется, если все мы пятеро видели, как человек взял да и исчез со своего рабочего места, то это уже свидетельства можно сказать свидетелей, и все таки решили мы заговорив наконец, что Федор Михайлович мог все-таки как-нибудь и выкрасться от нас, не знаем уж как, и пошли проверять его в уборную. В уборной не в одной из кабинок, нашего Федор Михайловича не оказалось, и лишний раз подтвердило нам, что бедняга так-таки сгинул. Поразмыслив, пошли в бухгалтерию, заглянули и в отдел кадров, приоткрыли на всякий случай пожарный шкаф, но и там только пыль была, баллон для тушения, и пожарный шланг.
Время было, как упоминали мы к обеду, и пока мы искали пропавшего, наступило, и пошли мы втроем столовую, горячо обсуждая произошедшее, и разумеется уповая на то, что Федор Михайлович не исчезал, а тогда он в столовой сидит.
Но не было предела нашему поражению, когда и в столовой, ни за столиком его, ни в очереди с подносом не удалось нам так же обнаружить дорогого нашего Федор Михайловича, а больше в нашем учреждении, честное слово мест, куда исчезать нет.
Оставляясь в полном недоумении, пообедали мы вдвоем в мрачном молчании, мучимые непонятными предчувствиями, и взглядывая, не появиться ли вдруг как исчез назад Федор наш, так сказать Михайлович. Но когда он и тут не появился, допил я компот, и пошел дальше работать. И сознаюсь честно, открывая дверь, уповал, чтобы Федор Михайлович уже был бы как-нибудь, и этим прояснил свое невероятное исчезновение.
Но его как не было так и не было, до самого вечера, а потом пришла уборщица, пол помыла, и меня здесь закрыла.

ПАМЯТКА СЕБЕ!!!
Перечитай скотина, что за чушь ты здесь наогородил!!!! Это же не из того места отрывок!
ПС. Перечитываю вот, и такой во мне смех неприятный поднимается, что можно даже сказать демонический, скорей бы уж Анна приехала, а то у меня все-таки скорей всего грипп, или белая горячка. Женщина она все-таки мне душевно оказалась совершенно чужая, хотя и актриса. Чувствую, что помру, а она и не вздрогнет. Было бы на что хоронить.


ОТРЫВОК ИЗ ТОГО МЕСТА

Убило же Федор Михайловича сегодня 469 автобусом, в конце длинного дома, напротив почты. Всю жизнь тут таскался туда-сюда Федор Михайлович, и ничего, а тут – на тебе, убило.
И вот так вот, именно, как убило Федор Михайловича, воробушки все пырк-пырк, с придорожных кустиков, всколыхнулись, и минуточки не прошло, все назад расселись. Как и не было ничего.
Денек чудесный, желтенький, под лавочками вдоль бульвара много семечек наплевано – они и клюют. Они клюют себе, значит, а Федор Михайловича то и нет.
Народ у нас любознательный, все подскакали к оградке, фотографируют. Обсуждают. Движение встало. Автобус тоже этот, 469 гадина, остановился, народ и из него повалил, а наш бедняга лежит, а они его щелкают…противно. Глаза б не смотрели.

ПАМЯТКА СЕБЕ!
Ты сейчас жрать пошел, а потом допиши хоть это, бога ради, иначе Мироедов с тебя три шкуры сдерет.

Кое-как встал, он. Ноги ватные, не держат, еле добрел до лавочки, присел. Закурить бы в самый раз сейчас, а пальто, в котором сигареты, там, на дороге осталось, и бумажник, и паспорт.
Но сидит, отдыхивается, сообразить себя никак не может.
Там уже милиция приехала, скорая мигает. А погода такая прозрачная, почти все листики опадали, и далеко ему видно, как он лежит.
Отдышался он малость, видит - вроде ничего особенного, ничего не болит, ничего не сломано. Даже не понятно, может и жив… Стало ему любопытно, что люди про него говорят, и посмотреть на того водителя, который убил...
Встал, пошел обратно, к месту происшествия, протолкался, смотрит, а его уже и брезентом накрыли. Умер все-таки, надо понимать. Иначе бы так не накрыли. Только ботинки так знаете, из-под брезента ровненько мысок к мысочку сощелкнуты, торчат. Запылиться уже успели, хотя Федор Михайлович утром чистил. В мужчине, он считал, все пусть – но ботинки должны начищены. Распускаться себе не позволял, покупал на Соколе гуталин, держался, в общем. Штанины только задрались, носки видно. А больше ничего.
Вспомнил, он как перед выходом носки эти искал, чтобы одинаковые.
Никогда одинаковых не найдешь, хоть тресни, но чудом подобрал… и ради чего выходит? И главное этот, что его удавил, курит, с милицией разговаривает, и того… похохатывает. Похохатывает, а ведь он какой грех взял на душу! Он ведь человека только что на тот свет отправил,… неужели, думает Федор Михайлович, ему за меня ничего не будет? Как же это? И вроде выходит, из разговора, что нет, ничего не будет водителю за Федор Михайловича.
Что наш Федор Михайлович переходил, где не положено, а водителю тормозить во время выезда из туннеля нельзя дорожным правилами. И водитель милиции говорит, что Федор Михайлович, сам не знает, откуда выскочил. То есть, как это он не знает, откуда выскочил? Вот не надо! И что это у них за правила такие, чтобы человека убивать безнаказанно? а до перехода у нас теперь сами знаете сколько! У нас же тут все перебегают, когда некогда, вот же тоже, нашли виноватого!
В Европе, знаете как? Сперва газончик засадят, посмотрят, где люди начнут по травке до перехода скашивать, и там дорожку проложат,… а у нас? Все не как у людей. Все против человека. Назло себе, на радость Америке. Ведь безобразие что твориться! Строили они, строили этот самый туннель, весь асфальт дыбом, дорогу два года в пробке держали, воду отключали, и нате! Поставили над дорогой вверхтормашкой переход в целой остановке от дома Федор Михалыча. Раньше тут был переход. А теперь – неудобно. Красиво, правда, точно не у нас. Лампочками весь сверкает, стекло, бетон, лестницы чем-то специальным покрыли, желтым, пупырчатым, поднимаешься, как император к обедне. Это думаем, чтобы зимой, когда слякоть народ шеи не посворачивал. Ладно, настил, но там еще и лифты! Раньше надо вверх самому, а тут тебя, можно сказать возносят как президента, со всеми делами в рай…
Только лифты эти один день открытия и проработали, а потом они понавесили таблички ЛИФТ НЕ РАБОТАЕТ и хитро так… с той стороны иногда работает, а с этой нет. А другой день – наоборот. Ловушка.
Вот Федор Михайлович до этого перехода и не пошел. Выходит зря не пошел… да что ж они там совсем не соображают? Ведь смотреть же надо по сторонам, когда едешь… был бы жив Федор Михайлович, схватил бы этого рулилу за шмаркеля, … сказал бы ему: Что ж ты делаешь, сволочь? собака ты такая, страшная! Ты ж человека зарезал…
Скорые уехали – лечить некого. Милиция тоже. Народ разошелся, как ограждение сняли. Федора Михайловича увезли. И сделалось без Федор Михайловича, как при Федор Михайловиче – те, кто мимо места аварии идут, даже не знают! 469 автобусы из туннеля в туннель - шнырк, шнырк. Раньше реже ходили. Теперь еще какой-то 469 «К» пустили, Бог их знает зачем. Тут Федор Михайлович подумал, что зря он не заметил у того автобуса нижние номера: «буду, думает, садиться, так чтобы не сесть в тот, что меня сбил. А то они все друг на друга похожи…» Понимаете его мысль?
И сидит дальше, рассуждает все это.
Вечерок еще такой хороший… Сентябрь дрянь был, что за сентябрь, холод, дожди, а вот первого октября, это сегодня, когда Федор Михайловича убили, то как назло просто настоящая золотая осень… теплынь как весной… чудеса. Славно так, дождиком чуть покропит травку, асфальт, для запаха, и утихнет. Шампиньоны на газонах, зонтики…
А зонтики грибы тоже съедобные, вкусные, а про свинушки говорят – ядовитые. Что впитывают выхлопные газы и радиацию. А у нас тут рядом исследовательский институт имени Курчатова, как на атомной бомбе всю жизнь живем, под богом ходим… только и думаем: разнесет самих к кошкиной матери, до бомбового удара, или еще продержимся? Хотя у нас тут, под газоном, на площади – бомбоубежище. Еще с детства думал Федор Михайлович – хорошо! Как под скорую помощь попасть. Сбили тебя – и сразу реанимация. Чтоб не ждать. Так и с бомбоубежищем. Тоже очень удобно. Кто другие далеко от него живут – как шандорахнет боеголовками - сразу облучатся и кранты им, как в древней Помпеи, от изверженья Везувия. Там людей с собаками живьем лавой заварило. А Федору Михайловичу, от подъезда, слава Богу, до бомбоубежища рукой подать. И так его вдруг ошеломило мыслью этой, так успокоило…
Ведь, понимаете, он же всегда умереть боялся, потому что не знал, как, где, да что!? А вышло умереть очень удачно, как по заказу, и погода прекрасная, и от дома недалеко, и с бомбоубежищем в двух шагах.

Идешь, бывает от остановки домой в темные осенние сумерки, за пазухой поллитра, в пакете нарезной, колбаска, шпротики… Жена, слава богу, на даче, дети кто где. Кот издох в прошлом годе.
Улица пустынна, фонари знаете так, мерцают, качаются, в лужах рябь черная, крысы шмурыгают, зимой пахнет, городом, гнилыми листьями. Пустота… а в ней окошками оранжевыми тут, там, много-много порассыпанно; Где вспыхнет, где погаснет, а где горит да горит как не взглянешь… люди.
Тротуар дождем течет, горбится, воздух ледяной, ворот мокрый… Скорей бы уж, думаешь, дойти… и вдруг станешь у подъезда, закинешь голову, и стоишь, считаешь дурак дураком до своего этажа, молясь, чтобы светило. (ФМ. Булкин)


Долго сидел убитый 469 автобусом на лавочке, перед памятником Народному ополчению, вглядываясь с завистью в прохожие лица, желая понять, знают ли, какое жуткое, страшное, случилось с ним сейчас же, только что, среди всего этого будничного, обычного. Волнуясь поделиться, вскакивал с лавочки, шагал, увязавшись за кем-нибудь, тревожно взглядывая, рассказывая, взмахивая руками, указывая, где убило его, какой ужас все это все-таки,…но его не слушали и не слышали.
Расстроенный, возвращался убитый в одиночестве к тротуарной оградке, сердито выглядывая в туннель, откуда один за другим вылетали 469 автобусы, гадая, который «его» или, думал он, может «моего» среди этих нет…Может после происшествия «мой» оставили до ремонта в парковой, и теперь не узнать…
Наконец измученный, поплелся он домой, глубоко обходя фонари, уже и сам шарахаясь встречных, быстро скользнул парадной, хотел дождаться лифта, но едва заслышав в спине чужие шаги, рванулся вдоль почтовых ящиков к черной лестнице, заскакал вверх коленками.
В общем коридоре вкусно пахло от соседкиной двери кухней, пирогами, оладьями, варевом, и привычно боясь быть ею расслышанным, прошмыгнул Федор Михайлович мимо краденным, шагнул в прихожую, затворился и застыл запертый, оцепенев в том неразделенном ужасе, что совершился в жизни его.
Здесь тоже осталось все, как покидал он при жизни. В комнате горел свет, отвернувшись к окну, стояла Анна.
Успокоенный этим, он повалился на кровать, поджимая колени, калачиком, затягивая над собой плед, лицом в подушку, но в привычном ощущении окружающей комнаты, смерть его отдалилась от него постепенно, и уже, казалось ему, произошла с ним не сегодня, не сейчас, а давно когда-нибудь, она казалась теперь ему странным воспоминанием, сном…
В дверь вдруг позвонили. Федор Михайлович вздрогнул, задышал осторожнее, по привычке стараясь скрыть свое присутствие, позабыв, что умер, но позвонили еще и еще раз, настойчивей, и все-таки из любопытства на цыпочках подкрался он к двери, мышью откинув глазок, долго смотрел мертвыми глазами на соседку, топтавшуюся под дверью, с большой тарелкой полной домашних оладий.
И так же тихонько прикрыл щелочку, отошел в комнату, подошел к Анне, встал рядышком.
Соседка позвонила еще раз, прислушалась…
В глубине квартиры тикали часы, бормотало радио, полосатая пижама лежала аккуратно сложенная Федором Михайловичем после сна, перед выходом, в продавленном плисовом кресле.
Гостеприимно и открыто смотрело окно покойника на пустынную улицу. Лишь в этом не экономя, уходя, Федор Михайлович всегда оставлял свет включенным в комнате, чтобы возвращаясь, досчитав взглядом с улицы своего этажа, убедиться, что его ждут.

На Шестины, сделав с утра необходимое, что полагалось в окончание земных мытарств усопшего, отдав на помин души его Богу взяткой, непозволительно больше, чем мог бы вообразить сам Федор Михайлович, соседка его, Ольга Александровна вернулась домой из Успенья раньше, чем предполагала, к полдню, неплаканная, с застылыми глазами, открыла дверь запасными ключами, что дал он ей как-то уезжая, чтоб поливала цветы, вошла оловянная, не снимая ног, не скинув пальтишко на рог, приоткрыла дверь комнаты его, осторожно всунулась, как при жизни боясь потревожить, но Федор Михайловича не было, окна закрыты, балконные занавески задвинуты.
Ольга Александровна вошла тихонечко, заходила кругом по комнате, не зная где деть себя, где руки, отводя глаза от всего его; слишком больше ее оказалась ей смерть его, и непонятное было, как теперь.
Она думала это, упираясь глазами в стены, как будто в них было ответа, и ходила опять, и фотопортрет любимой женщины Федор Михайловича, актрисы, Анны С. следил за ней темными живыми глазами с письменного стола.
Ольга Александровна все никак не решалась пойти за волю покойника, отвернуть его, убрать в ящик, подальше куда-нибудь от себя, от него.
Собрав силы, сняла нележенное с постели, собрала в пакет, отодвинула его от себя, отворила балкон, снять с бельевых утиральные простыни, и ими дунуло, обмотало лицо ей крахмальным холодом. Она обхватила поверх руками, вжала еще сильнее в себя, и все равно невыносимое слышала; детские голоса, со школьного двора, за забором вниз улицы гул машин.
Дико кукарекнул, взлетев на рабицу соседнего балкона ржавый живой петух, в лаковых черных лапах, и Ольга Александровна опустив простынь увидав петуха оживилась, вспомнив, как рассказывал Федор Михайлович, что сосед с четвертого кажется, держит в квартире кур, а она не верила, и петух обтрепанный был доказательством этого веселого безобразия, но вылетел следом сам сосед, дико глянул снизу вверх на Ольгу Александровну, схватил петуха, унес, затворив балконную, и опять стало нЕживо.
Она решилась, быстро прошла в комнату, не глядя схватила портрет, отодвинула ящик, громко стукнула закрывая, и побежала из комнаты, точно убила, не включая света сонной прихожей в кухню.
Там было убрано ею с помин, и оставлено, подсыхала земля в геранях, и она вдруг успокоившись, взявшись, полила пыльные листья из закоптелого чайника, пачкая руки сажей, глотнула сама. Вода была сухая, теплая, ходили и ходили часы. Она встала спиной к ним, глядя в окно, в пустой колодец седенького двора, заметенный седыми листьями, вглядываясь в конец забора, не идет ли он. Но он не шел.
Она убрала со стола «помин», стянула с клеенки скатерть, вынула из зерна «прощальню», распахнула окно, плеснула пшена золоченой горсточкой вниз, воробушкам, но налетело к пшену поганья; воронья, голубья…
И зачем-то, уже за сумерки, вошла опять к нему в комнату, открыла ящик и поставив портрет на место запищала на него тихонечко, как не сама, хотя и знала, что на Шестины у Бога пищать не принято, только радости.


ПС.
Вспомнил, как зовут соседку эту! Ольгой. Вот сижу теперь, думаю… может быть она в самом деле тайно любит меня? А то все как не выйду - она. Точно нарочно под дверью караулит. Надо будет все-таки к ней присмотреться. Книгу подарить?

ПАМЯТКА СЕБЕ!!!
Подари соседке книгу, с автографом!!! пес бессовестный!!!!
Все равно их никто не читает.







_________________________________________

Об авторе: АЛЕКСАНДРА НИКОЛАЕНКО

Родилась и окончила школу в Москве, в 18 лет поступила в Университет имени С.Г. Строганова на факультет Монументальной живописи. Профессионально освоила работу с мозаикой, роспись стен, живопись, скульптуру, дизайн. Ее работы представлены в частных коллекциях Франции, Великобритании и России. В 2002 году Александра стала одним из самых молодых членов Московского союза художников. Впервые новеллы Александры Николаенко были опубликованы в журнале "Cибирские Огни”. Лауреат литературной премии "Нонкомформизм". В этом году выходят две книги Александры Николаенко: роман и сборник рассказов. В этих книгах Саша выступает одновременно и как автор, и как иллюстратор.скачать dle 12.1




Поделиться публикацией:
1 990
Опубликовано 12 июн 2017

Наверх ↑
ВХОД НА САЙТ