ВКонтакте
Электронный литературный журнал. Выходит один раз в месяц. Основан в апреле 2014 г.
№ 222 октябрь 2024 г.
» » Алексей А. Шепелёв. РОЗОВОЕ, ТЁПЛОЕ… ВОРОВАННОЕ ЗЕРНО

Алексей А. Шепелёв. РОЗОВОЕ, ТЁПЛОЕ… ВОРОВАННОЕ ЗЕРНО


(новелла из 2-й части цикла «Мир-село и его обитатели»)


Дабы не всё о стародавних «подвигах и героях» вести летопись, припомним здесь уже из «новых времён» случай, показательный и драматичный настолько, что часто он мне и сам вспоминается – то в ключе героическом, а то наоборот – настолько «за живое задело» и «за державу обидно», что как-то неловко становится…

Это был, 2003-й, кажется, год, в конце лета, в этот день отец отмечал своё 50-летие.

Тут как раз мне посчастливилось в самом что ни на есть сознательнейшем возрасте лицезреть – как будто хвост кометы догорающий –  хоть что-то от застольной крестьянской культуры. Чтоб за столом оказалось десятка два человек разных возрастов, и песни ещё хоть немного попели, и в один день вытоптали кружок на траве и земле, чтоб зиял, как лысина или тонзура, как бетонный такой пятачок танцплощадки – хотя и не под гармонь уже…

Да и вообще насчёт элемента фольклорного тут довольно туго, но сохранилась, однако, одна из базовых, наверное, традиций – наливать всем самогону по стакашку всклянь, провозглашать короткие тосты (дальше-больше уже совсем простецкие, сродни знаменитому шариковскому, обычно какое-нибудь «Н-ну, давайте!»), постараться со всеми чокнуться и залпом опрокинуть, хорошо всё это закусывать и при том вести непрекращающиеся разговоры с шутками и смехом.

Разговоры вспыхивают искорками, имеют различные очаги, подчас конкурирующие, но побеждает, забивает прочее сюжетная и громкая история, типа как раз вот наших про местных колоритных личностей вроде Лимонхвы, Юрия Борисовича, Николая Глухого, Коли Зимы и проч., возлияния повторяются минут через десять, много пятнадцать, а застолье длится часов с трёх дня чуть ли не до полуночи. Самогон измеряется трёхлитровыми банками и флягами, но публика особо сильно не пьянеет: тут и некая сельская закалка и сноровка сказывается, а скорее всего, ещё и сама закуска, можно так сказать, тяжёло-артиллерийная: котлеты как из пулемётной ленты – цельный двухведерный жбанище, кастрюля трёхведерная картошки круглой и такая же мятой, куры жареные, пусть не десятками, но деревенские мясисто-жилистые гиганты, хлеба тоже, хоть он теперь и совсем невкусный и вообще несносный (не только спроть советского, а даже и всех вывихнутых 90-х), столько, что можно полстены сложить «в два кирпича».

Но всё равно сорокаградусный свекольный напиток «от лучших самогонье» берёт своё. Я, признаться, насколько уж был к тому времени человек натренированный, часа через три стал почти всё пропускать, позорно сигнализируя одним и тем же полупустым стаканом. Тут, как стемнеет, сам собой возникает по-деревенски неминуемый антракт – народ, кто из здешних, разбредается кормить скотину. А свои пока со стола разбирают, даже, как и я, чай пьют, задушевно и распалившись что-то обсуждают, чаще всего старину вспоминая, колоритных общих родичей…

Просто смотришь на людей за столом и рядом, и вдруг охватывает сначала безотчётное, потому как в детстве незаметное или вовсе незнакомое, а для поры моей зрелой необычайно редкостное чувство, когда даже во внешнем облике, манере говорить и двигаться угадывается нечто неуловимо родственное, своё, наше. А где их увидишь – хоть каких-то сродственников, живущих за тысячу вёрст, а тем более всех вместе? Но вот даже и троюродный, здешний, примелькавшийся Валерка Ковалёв: только на него взглянуть – вот те и дядь Вася Ковалёв весьма образно проступает, и бабушка как живая!.. А дядя Генрих чего стоит! (так для ещё пущего комизма мои тётки зовут дядь Гену). Порода!

Совсем по темну, когда в двух шагах ничего не видно,начались уже всеразличные шастания и кучкования: курили с кем-нибудь у сада (дома не поощряется), потом кучками то пиво глотали, а то и не пиво откуда-то… Дядя Генрих, его сын Игорь, сосед Линёк, Валерка тот же, Чубатый, ещё кто-то, братец… Ну и я: с бородой уже небольшой, в майке с Че Геварой – сначала немного сторонились, взглядывали странно: свои ведь, с детства знают, а всё равно… какой-то я «не тот», «не в масть». (Абсурд: борода в деревне осуждается! а после едва ушедшего в туман истории Союза команданте легендарного никто не помнит!). Но увидели всё же, что я не чураюсь – ни выпивки, ни общества, а наоборот. Что называется, чисто мужское, мужицкое общение, с такой же логикой…

Потом уж совсем все поразбрелись, а нас, совсем своих, меня, д. Генриха и Игоря, послала мама зерно собирать. До этого мы помогали вроде со стола носить, но увидав под столом на кухне беспризорную банку самогона, не выдержали и решили с д. Генрихом из неё ещё отпить «по маленькой», потом ещё, и «на посошок» ещё, и наконец, просто осели на кухне, взахлёб рассуждая о старине и закусывая чем попало с груд тарелок, с явной целью допить эти полбанки, чтоб глаза не мозолили. Поскольку мы, как ни странно, ещё имели силы что-то воспроизводить, их и решили направить на дело благое и полезное. Игорю тоже на дорожку полстаканчика откололось, и мы, получив мешки, вёдра и один фонарик, отправились.

Идти было совсем недалече: прямо возле клуба, по самой прямоезжей дороге, где самые колдобины, полно было рассыпано зерна, и дальше в обе стороны тянулись целые дорожки. Тут ездят колхозные машины, но поскольку груз насыпан с верхом и не накрыт брезентовой ташой (как было положено в лучшие времена), то все ухабины, как будто лужи после ливня, наполнены зерном. Причём пшеницей – посветишь: крупная, хорошая, прямо розоватая такая, а копнёшь руками – тёплая, приятная!..

Я примостил фонарик как раз на железный Профилев порог, и мы начали довольно дружно, с неким даже азартом (пьяным, а каким ещё?), загребать из выбоин вёдрами и ссыпать в мешки.

- Так я и смотрю, Чубатый куда-то отлучился, а потом, переодевши, с ведром на руле проезжал. Я ещё подумал…

- Да, он же не пьёт… - переговаривались мы с дядь Геной.

И я в очередной раз на него удивлялся, почему «переодевши» вместо «переодевшись» или «воду» и «голову» – откуда это, псковское, что ли, у него уже наречие? Но особенно комично он произносит риторично-вопросительное «А шо это?..» - очень похоже на Папанова в роли Кисы Воробьянинова или интеллигента из «Джентльменов удачи», когда он, приподняв очки, испрашивает: «Может, забьём козла?..»

И вдруг как раз д. Генрих и произносит свою коронную фразу – из-за клуба выруливает машина и, ослепив нас светом, даёт по тормозам. Мы вроде как продолжали работать, мало ли кто может проехать мимо, но чисто инстинктивно или рефлекторно приостановились.

Распахиваются двери, высовываются бритые бошки.

- Так, чё тут делаем?!

Иномарка какая-то, спортивные костюмчики «Адидас» и сам тон речи – всё из лучших фильмов о лихих бандюганах. Как в кино или во сне.

- Зерно собираем, не видите?! - отвечаю я дрогнувшим голосом (от охватившего меня чувства обиды, раздражения и бессилия!), стоя на коленях на земле, на зерне, замерев с ведром в руках.

«Вот, блин, - думаю, - когда я успел с корточек на колени припасть. Но лучше всё же, чем дядь Гена бы стоял…»

- О, а шо это?! - вклинивается д. Генрих, шурясь на бьющий в глаза яркий свет.

Я, наверное, в свете фар усмехаюсь, перестав грести, ища глазами Игоря (берётся за фонарик), рукой как-то сразу нащупав круглый, как бильярдный шар, железисто-увесистый комок вывернутого из дороги шлака.

Конечно, я сразу понял, что это они и есть – такие же бандюганы: недавно ввели так называемое внешнее управление в колхозе, и теперь вместо председателя всем заправляют «мальчики», четыре не понять кем нанятых «богатыря» братвы тамбовской.

- Вам кто разрешил?! - тон самый что ни есть фирменный-фильменный.

- А что, нельзя?! - отвечаю, уже почти в тон ихнему, ринувшись уже напролом, но хотя бы не на рожон.

- А шо, нельзя, што ль, на дороге же?! - комичничает-интеллигентничает д. Генрих. Но в то же время я понимаю, что фамильярностью он задет.

У меня в мыслях проносится что-то из недавних застольных рассказов, что новые управленцы уже решали («разруливали») некие «имущественные споры» с помощью бейсбольных бит, а наготове, что тут сомневаться, ножи, кастеты, а скорее всего, и пистолеты припасены.

- Так, высыпаем обратно, быстро! - и, типа, уже делают вид, что вылезают из машины. Включили свет: там ещё два лба.

Наверное, как ни пьяны, и д. Генрих с Игорем поняли, кто это: разговоры-то были. «Отдавать дань, пока не скажут «отвянь»…» - немного в нос (что и придаёт ему пресловутую комичность) бормочет д. Генрих…

- Ды хе…а с два! - чрез меня уже как разряд тока разряжается вовне, колотится сердце, сводит челюсть, схватывает все мышцы, спазм в животе, в голове что-то перещёлкивает…

- Вы в курсе, кто мы такие?! - удивляются вальяжно. Но уже прислушиваются: пацан явно «с заскоками».

- А вы в курсе?! Тут мой дед всю жизнь жил и пахал, - я уже в гневе вскакиваю, что называется с дрожью в руках (а в руке - ядро какое-то!), - и прадед жил!.. и его, наверно, дед! И отец, и…

«Сорвался!» - мелькает у меня, но страха никакого – и рука уже как оружие держит булыжник. Да я и так тут, хоть и впотьмах, каждый кирпич и каждый дрын знаю!..

Считанные секунды на самом деле. Игорь хорошо среагировал – вывернул-таки арматурину, что торчала у Палычева порога. На неё уже натыкались, а теперь и пригодилась – как она отсоединилась-то!.. Я, ещё когда они подъезжали, заметил, что как раз Линёк на дорогу вышел – чуть поодаль, за почтой, напротив своего дома… Ну, то есть,  видел я только фонарик и что кто-то копается тоже…

- Мужики? Лёх! Генк! - в тот же миг крикнул он оттуда, и не дожидаясь, двинулся к нам, тоже по дороге что-то подбирая. Недавно только расстались, даже голоса различает.

Линёк – это кликуха не дюже солидная, по голосу и виду тоже добряк такой, а вообще он два метра ростом, детина ещё та, сорока годков, накостылять горазд. Игорь также парнище весьма дюжий, по виду весь крепкий, калач тёртый – всё проводником-дальнобойщиком жизнь познавал. А уж дядя Генрих VIII, несмотря на подтяжки и очки, как я уж упоминал, работает экскаваторщиком (и как посерьёзнеет, весьма похож на монарха), а уж здесь его по молодости все знают – да и сейчас не успеет приехать, то сам «в ночное» на несколько дней, то всё старые дружбаны никак не забудут!

Плюс в терраске отец с братцем спят – надо только свистнуть.

Короче говоря, воинственное во мне проснулось чувство, каюсь.

Да и не только во мне. Как-то все поддакнули («Браконьеры, стервятники!» - показалось, что-то такое послышалось – как будто призрачные реплики из клуба, где крутят советское кино). А Линёк, не могу поклясться за полную достоверность и дословность фраз (впрочем, как, наверное, и своих), добродушно-простовато пообещал вышедшему лысому:

- Я тебе, б…, щас эту арматурину на шее завяжу!

В той же примерно тональности, я слышал, он обращается к своей дочке шарфик повязать! Я, если б был вменяем, наверное, так и закатился бы до слёз. А рядом ещё дядя Генрих в своих подтяжках, с натянутыми на пупок трико… Да а я-то тоже!.. Все мы здоровы ржать – смех-то у наших всех, у дяди Генриха, у отца, особенно выразителен и заразителен - вместе бы и… Ещё Чубатого и Валерки не хватает – они тщедушны нынче, но на язык-то как бойки!

Только тут мы ржать совсем не стали, а как бы приготовились к броску…

Теперь только понимаешь,что «как в эфире всё происходило», что накачаны мы были сивушными парами, чуть от земли не отрывались, и что спасло нас только провидение да отчаянное «пьяному море по колено». Ребятам, наверное, экономней было сохранить лицо, и они, пренебрежительно бросив: «Ну, хрен с вами, собирайте!», хлопнули дверцами и убрались.

Я всё же хотел вослед «снежком» запустить, но меня удержали.

Узнав об инциденте, отец был недоволен. «Мальчики» - чуть ли не с пиететом отзывался он о них. «Мальчики разберутся». Как будто это была власть свыше, призванные варяги Рюрик, Синеус и Трувор! Тру вор – война и воры, не иначе.

Он сам одно время  был председателем. Но – с трудом выдержав несколько месяцев, быстро сдал дела бывшему зоотехнику. Тот держался целый год, хотя бы в два дома служебных с роднёй заселился… И положение вещей совсем двусмысленным стало. Свои не идут: хозяйство полностью развалено, кому охота теперь жилы рвать, когда те, приезжие временщики, чуть не открыто в своё удовольствие растаскивали!

И вот откуда-то пришла совсем новаторская идея – ввести так называемое внешнее управление. Явились «мальчики» на своей «бэхе» – пусть и не как в фильме «Бумер», но тоже с неким символизмом – причём они катают по нескольким окрестным сёлам – всем управляют. По-новому, слышь, управляют, по-пацански, без сантиментов. Менталитет привит через телеящик, все всё понимают и вообще «с пониманием и уважением», чуть ли не с поклоном.

Колдобины не заделали, но через день зерна на дороге след простыл – как будто его и не было.

Юрия же нашего Борисовича, рассказывал потом отец, тоже с чьих-то слов, «с корытом», привязанным к велосипедной рамке (у кого-то выцыганил велик «под добычу»), тормознули. Он конечно, тоже заупрямился. Пьяные свиные глазки, слюняво-панибратски… Выскочили «мальчики» - без разговоров зарядили в рот, он, бедный, аж отлетел с дороги в буерак. Ванна эта жестяночная под бугор загремела, а велсапет – туда же под мост, но в другую сторону. «Мигом обломали!» - и двух минут не длилась расправа, сели и уехали. «Это тебе не с бригадиром препираться: «Я не пьяный, я не брал, какой я пьяный!» - добавляет отец моралите, намекая на несколько лет сезонной работы Ю.Б. на току, за ЗАВе [1], при сортировке и погрузке зерна.

 Но процарствовали «Мальчики», чуждые земле и всему на ней укладу, недолго, всего с полгода.



_________________
1 Интересная аббревиатура: ЗАВ - зерноочистительный агрегат Воронежсельмаша.







_________________________________________

Об авторе: АЛЕКСЕЙ ШЕПЕЛЁВ

Писатель, поэт, музыкант. Родился в селе Сосновка Тамбовской области. Окончил филологический факультет Тамбовского госуниверситета им. Г. Р. Державина, кандидат филологических наук. Произведения публиковались в журналах «Новый мир», «Дружба народов», «Нева», «Волга», «Север» и др. Автор книг: «Echo», «Сахар: сладкое стекло», «Maxximum Exxtremum», «Настоящая любовь», «Москва-bad. Записки столичного дауншифтера», «Затаившиеся ящерицы» и др. Лауреат международной Отметины им. Д. Бурлюка и премии «Нонконформизм», финалист премий «Дебют», им. Андрея Белого. Живёт в Анапе.

 

скачать dle 12.1




Поделиться публикацией:
2 315
Опубликовано 19 июн 2016

Наверх ↑
ВХОД НА САЙТ