(невольно вольное переложение некоторых древнегреческих мифов)
возможному выходу Греции из Евросоюза посвящается…
Миф первый. О женщинах
Жил на Кипре справедливый и мудрый царь Кинир. Он хоть и был по происхождению финикийцем, но любил свой народ, и поэтому обучил киприотов музыке, танцам и многим полезным ремеслам. Достойный человек.
Совсем не удивительно, что Зевс послал ему в жены очень красивую женщину. У красивых родителей обычно получаются красивые дети. Настолько красивые, что родители на всех углах начинают трещать про их несказанную красоту. Что обычно кончается не очень здорово. Поэтому у нас принято, глядя на своих красивых детей, говорить: «Фу, срамота!» И трижды плевать через левое плечо. На всякий случай. Чтобы не сглазить.
Жена Кинира была дама продвинутая. Она не верила во всякие там суеверия. И когда она родила своему мужу дочь, которую назвали Миррой, то стала трещать на всех углах о том, какая у них с Киниром красивая девочка. Муж пару раз сделал своей жене замечание, что, дескать, негоже царице не следить за пустым базаром, но потом государственные дела оторвали его от подобных мелочей. А между тем Мирра взрослела, становилась все краше, а мамаша все болтливей. Короче, договорилась до того, что на одном из симпозиумов совершенно искренне заявила, что Мирра прекрасней самой Афродиты.
Надо заметить, что право решать — кто на свете всех милее — Зевс и компания всегда оставляли за собой. А поскольку боги обладали весьма изощренным чувством юмора, который аукался простым смертным по самым пустяковым поводам, то это мамашино заявление было, согласитесь, весьма опрометчивым.
Обычные люди во избежание ненужных эксцессов предпочитали себя с богами не ассоциировать. Пусть их там, на Олимпе, живут как хотят, дело обычное, меньше знаешь и так далее… Увы, жена Кинира пренебрегла многовековой мудростью киприотского демоса. Эта красивая и весьма образованная женщина на поверку оказалась весьма недальновидной особой. Да еще, к тому же, и правдоискательницей. Ей казалось, что раз ее прекрасная дочь Мирра прекрасней вполне заурядной по ее мнению Афродиты, то об этом надо говорить открыто.
— Факты — упрямая вещь, — витийствовала жена Кинира, нервно расплескивая амброзий из тонкой чаши, расписанной простыми финикийскими тружениками. — Люди, вы видите мою дочь ежедневно. Вы не можете не признать, что она совершенна. Между тем, в скульптурных изображениях Афродиты все неоднократно находили какие-нибудь изъяны. Возможно, мелкие, незначительные, но — изъяны! Сравнение не в пользу богини!.. Вообще, господа, а не поставить ли нам этот вопрос с философской широтой? Не следует ли воспринимать образ Афродиты как некий стандарт, техусловия, лекало? Ведь если признать за аксиому, что Афродита идеальна, тогда автоматически надо признать несовершенство всего остального, в том числе и несовершенство наших уважаемых богов, дай им всем Зевс здоровья, что априори неверно, ибо это, господа, святотатство. Но, на минуточку, если остальные боги не идеальны, то с чего бы отдельно взятой богине вдруг с маниакальным упорством считать себя совершенством? Вспомните одну из подзабытых ныне апорий Зенона Элейского: «Бога рукотворит человек в камне в виде статуй. Но не свидетельство ли это того, что бог согласен с этими человеческими творениями?» Да, Афродита превосходна, но Мирра — совершенство, божественное исключение, посланное людям. Ну что, киприоты, люба ли вам моя теория?
Киприоты, опившиеся амброзия, возопили: «Люба!»
Тут, по законам жанра, жене Кинира должен был наступить полный абзац. Но абзац наступил почему-то Мирре и уж вовсе ни сном, ни духом — самому Киниру.
Афродита, неизвестно с чего, взяла и обиделась. И наслала на Мирру, которая вообще, похоже, была не при делах, не что иное, как любовное томление к папаньке. Видимо, инцест, который не особо приветствуется в эпоху суверенной демократии, и тогда не был в особой чести.
Поначалу Кинир как-то умудрялся не замечать странного эротического настроя дочурки. Так что, скорее всего, дело не обошлось без тяжелой артиллерии. Потому что ни от какой амброзии папаша бы так основательно не улетел, чтобы, ни с того ни с сего, вдруг взалкать собственного дитя. Тут недостаточно сладкого кокса или мягкой марихуанной обдолбанности, тут, господа, попахивает, минимум, экстази. В общем, чего-то там по совету Галена Афродита Киниру в питье намешала, и однажды плотские утехи папеньки и дочуры все-таки случились.
А поутру они проснулись. Лежит Кинир голенький, сжимая в объятиях не более одетую Мирру. А та ему глупенькая: «Хорошо ли тебе, батя, со мной было? А не повторить ли нам для закрепления, а то я не очень въехала? Тут у меня должен от тебя сынок родиться, так ты потом, когда время подойдет, в терминах не запутайся, кто он тебе — сын или внук». Ну и каково родителю?
Там потом пошло и вовсе нехорошее. Схватил Кинир меч и дочку родную решил зарубить. Видать, подкатил отходняк после вчерашнего. Мирра, естественно, бежать. Кинир — за ней. Боги на Олимпе заспорили. Вначале — догонит-не догонит, а когда догнал, то — убьет-не убьет. Афродита и тут не сплоховала, стала принимать ставки. Но когда Зевс поставил на «убьет», а Гера — на «нет», Афродита поняла, что бабосов ей не видать по-любому, уйдут в семью как ни крути. Пришлось крупье изворачиваться. Встала Афродита перед богами в покаянную позу и изрекла: «Господа, я кругом во всем виноватая, мне и ответ держать». И превратила Мирру в существо неодушевленное — в дерево. А дерево убить, как известно, нельзя. То есть, конечно, можно, но богам было в тот момент не до терминологических споров, осложненных субъективными языковыми факторами.
А тем временем разрубил Кинир дерево, и вывалилось из него существо неземной красоты — маленький Адонис, дитя инцеста. Дальше уже лирика, сопли и формат: Афродита в него тут же влюбилась, жизнь пошла своим чередом.
А девку мне до сих пор жалко.
Миф номер два. Про эллинов и греков
Был такой сынок Прометея и Климены — Девкалион. Этакий балканский аналог Ноя. Хороший человек. Благочестивый.
Зевс, когда в очередной раз обиделся на человечество, наслал на Землю большую воду. Но по законам жанра определил парочку, которой разрешил выжить. Само собой, явился немолодому уже Девкалиону: «Любезный, ты, говорят, правильный пацан. Так это, внемли. Тут намечается небольшой потоп, поэтому ты клювом не щелкай, построй лодочку и жди знака. Если повезет, выжить должен».
Поболтавшись по морям по волнам девять дней, Девкалион и его не менее пожилая жена Пирра пристали, наконец, к сухому месту. Высадились на гору Парнас (ну куда им еще высаживаться?) осмотрелись — по всему выходит, что благодать. Практически — нирвана. Естественно, через полчаса стало им скучно, а через час Девкалион завопил в голос:
— Зевс, а Зевс, а на хер нам такое чудо? Ты о нашем будущем подумал, козел? Сдохнем тут, и никто стакан воды не подаст!
Вопил Девкалион недолго, Зевс быстро нарисовался. Почесал тыковку — нет вариантов.
— Да ладно, мужик, не парься! Есть мысль. Бери камни и кидай за спину. И жена твоя пусть делает то же.
Ну, начали кидать. Прямо сразу у них так хорошо пошло — из камней, брошенных мужиком, получаются, соответственно, мальчуганы, а дети женского пола из камней, кинутых женой.
Говорят, самый первый парень был наречен именем Эллин. Красавец вышел на славу. Умный, гордый, образованный, заботливый. А четырнадцатый, имбецил (в семье, как известно, не без греха), был назван — Грек.
Не замечали никогда, как они сами себя зовут? Эллины. Страну — Эллада. А весь остальной мир их — греками. Ох, не к добру…
Миф номер три. Как все начиналось
Вначале был Хаос. Этакая неопределенная субстанция — ни два, ни полтора. Вроде бы все есть, но в зачаточном состоянии — атомарном. Все такое броуновское, одно слово — непорядок. Но положительный момент присутствовал — было из чего создавать…
Первым сам собой воссоздался из общего недосмотра Хронос. Этакое концептуальное нечто, главный посыл. Время.
Хронос и Хаос… Основы фундаментальной физики были заложены…
— Если ничто растянуть бесконечно во времени, — рассуждал Хаос, — выйдет охренительно длинное ничто.
— Это да! — соглашалось Время. — Этакое бесконечное хрен знает что.
— А смысл? — интересовался Хаос. — Во всем должен быть смысл. А какой смысл в этой загогулине, у которой нет ничего, даже самой загогулины?
— Что, самый умный что ли? Какой еще смысл? Такого понятия нет. Не к чему приложить.
— Точно! Давай чего-нибудь создадим конечное, к чему приложим смысл.
Создали Землю. Хаос уже не такой абсолютный, Время — не столь бестолково. Дело пошло. Правда, Земля оказалась огромным мертвым булыжником, но вполне конечным, с измерениями. Длина там, долгота-широта…
— Ну и долго Это будет болтаться во мне? — спросил Хаос.
— Земля, что ли?
— Какая еще Земля? Земля — это когда с морями-океанами, с отдельными островками суши. А это — Это.
Чтобы Землю сделать Землей, создали Огонь, Воздух и Воду.
А там — пошло-поехало. Создают, восхищаются сделанным, а между тем, мама дорогая, откуда-то взялись братья-близнецы — Эрос и Антерос. Любовь и Ненависть. Теза — Антитеза. Это с тех пор так и пошло — откуда они берутся, эти любовь и ненависть — непонятно.
— Слушай, у нас неплохо выходит, согласись, — радуется Хаос.
— Не тормози, сникерсни, — соглашается Хронос.
В общем, поперло. Начали создавать все подряд, да так как-то глобально — Эреба как воплощение Мрака. За ним — Никту — темную беззвездную Ночь. Ну и совсем уж обязательную штуку — Непостижимую Бездну — Тартар. Вселенная начала принимать явные очертания осмысленности.
Если долго мучиться — что-нибудь получится.
Миф четвертый. О Сизифе (начало)
Жил в здешних краях мужик один. Сын бога Эола. Именем Сизиф. Хороший человек. Хитрый. Все так про него и говорили: «Ну и хитрый же ты мужик, Сизиф. Вот мы — простые, а ты — голова». А Сизиф на это нездешне так усмехался: «Ну-ну…» Немногословный был.
С богами у него интересно вышло.
— Шел бы ты, — сказал ему Зевс. — Чего тебе, хитрому, в Афинах сидеть? Шел бы себе. Вот в семидесяти восьми километрах от Афин есть местечко нехилое. Шел бы ты туда. А мы тебя царем определим.
— И что мне там делать? — давай зубатиться Сизиф. — Мне, ребята, и в столице неплохо.
— Иди по-хорошему, — вступил в диалог папа. Хоть и ветреный был бог, а тут твердость проявил. — И чтоб мы тебя больше в Афинах не видели.
С богами разве поспоришь? Пришел в назначенное место. Место так себе, необжитое какое-то. И воды пресной вовсе нет. Одно море.
— Ну и с чего эта ссылка? Загнали на край земли… Мне что на этом пляже — отель строить? Или сразу — туристический комплекс?
— Точно, — обрадовались боги, — строй-ка ты здесь город. Мы даже название для него придумали — Эфира. Оно, конечно, не очень, но ты строй, а в Коринф мы его потом переименуем… Будешь царем коринфианским или опять что-то не так?
— Ну-ну, — ответил на это Сизиф и построил. Хороший прибрежный город получился, со всеми удобствами. Одна проблема — без центрального водопровода. А потому что ни одного источника пресной воды Сизиф в округе так и не нашел.
Ну, закупает воду на стороне, бюджетные таланты расходует, с Асопом — богом рек и ручьев — консенсус ищет. А тот на Сизифа вообще не реагирует.
— Ты пойми, — горячится Сизиф. — Не для себя прошу. Народ жаждой измучен.
— Нет у меня свободных рек, — жадничает Асоп. — Вчера только инвентаризацию закончил, ничего нет.
— Документ покажь!
— Смотри!
— Так вот же!
— Я тебе не Лужков-Хрущев сибирские реки вспять поворачивать. И там вообще чужая епархия. А у меня — голяк. В конце квартала загляни. Может, что и подыщу.
— Ну-ну, — процедил Сизиф сквозь зубы, плюнул и пошел.
А тут Зевсу приспичило в очередной раз от Геры загулять. На сей раз закрутил он свою недолгую любовь с дочерью Асопа — Эгиной. Девку под мышку, облака на небо наслал, полетел на острова развлекаться.
Летит, вниз поглядел, а Сизиф с земли на Зевса смотрит укоризненно…
— Ты это, не видел ничего, понял? — пригрозил Зевс.
— Само собой. Как скажешь, начальник.
— Я не шучу. Сдашь кому-нибудь — урою по-взрослому.
— Ну ладно. Уроет он. Не сдам.
— Смотри, ты слово дал.
И полетел себе дальше. Любовь, такое дело…
Сказать, что Сизиф тут же бросился всем докладывать об очередной пассии Зевса, так нет. Пошел по своим государственным делам, даже честно постарался забыть и о Зевсе, и о бабе его, и об Эгине. Глядь — навстречу Асоп.
— Сизиф, тут такое дело… Девчонка моя пропала, Эгиночка. Кровиночка моя пропала. Утром была, а сейчас глянул — нету. Не в курсе?
— Ты чего? — засуетился Сизиф. — Мне-то зачем? Я человек маленький, мне ваши разборки…
— Ага, знаешь! — понял Асоп. — Точно знаешь. Говори! Все говори, что знаешь!
— Короче, так, — не стал ломаться Сизиф. — Я, допустим, знаю. Но если скажу, мне полный кирдык придет. Так какой мне смысл тут тебе задарма все выкладывать? Не, ничего говорить не стану, отвали моя черешня…
— Вот ты какой, Сизиф! — начал давить на собеседника Асоп. — Плохой ты человек, Сизиф. Вот правильно тебя из Афин сюда сослали.
— Богам виднее, — многозначительно ответил Сизиф. — Если тебе добавить нечего, то я пойду.
— Нет, стой! Ты хотел источник пресной воды для своего города? Дам! Все дам, только скажи!
— Хорошо. Составим договор, подпишем…
Асоп, естественно, не в накладе. А вот Сизифу не позавидуешь. Зевс, когда узнал, кто его сдал, был очень разочарован: «Нет, блин, ведь слово же давал! Ну что за люди!» Вызвал бога смерти Таната и говорит: «Тут один зажился, ты бы сходил, разобрался».
Танат все понял, тут же и отправился.
— Привет, Сизиф. Собирайся, пожил. Со мной пойдешь.
— Танат, давай перекусим, выпьем, то се… Куда торопиться? У тебя на сегодня это последний наряд?
— Последний.
— Я же говорю — кирнем, расслабимся. За жизнь пообщаемся.
— За жизнь? Ну ты придурок, Сизиф! Я же — Смерть!
— Ну, о смерти побеседуем… Садись. Смотри, трон прямо для тебя. Пару минут…
Ну, Танат и сел. Тупой… Как сел на трон, так и остался сидеть. Сизиф, он не зря — голова. Ему трон перед этим Гефест зря что ли реконструировал? Вот с Гефестом-то они точно славно перед этим посидели, не одну литру амброзии приговорили, закорешились… Тогда-то Гефест такие оковы и выковал, какие сама смерть не смогла бы снять, да хитрым образом в трон и вделал. Одно слово — наш человек, хоть и бог.
Танат поорал пару часов, да и стих. Не пали тяжкие оковы, и хоть вопль смерти услышали многие, да никто даже и не подумал Танату на помощь рвануть. Так и завис Танат в плену у Сизифа.
Прикольная ситуация. Никто не умирает, никаких поступлений на счет Аида — день, неделя, месяц… Стали разбираться — екарный бабай! Танат в кандалах закован. Уже не орет, притих, смирился, как-то даже скукожился, зверьком только смотрит и шипит как змея.
Освободили Смерть не сразу.
Зевс пришел в кузню к Гефесту и разговор завел издалека — как, дескать, здоровье, как дети, производит ли соцотчисления к пенсии?
Гефест сразу все понял: «Ты если насчет Сизифа, то отвали. Мы с Сизифом теперича кореша, а Танат ваш весь эллинский народ достал по самую биссектрису! Житья от него нету… Не буду Таната из оков вызволять! И вообще — освободи помещение, мне работать надо».
Зевс, конечно, бог крутой, но другого бога завсегда поймет. Особенно, если реально — кореша… От Гефеста отстал, пообещал, правда, вторую ногу ему сломать, но куда ему против рабочего класса! Так, понты местные…
Нашелся, конечно, штрейкбрехер. Из местных. Бог войны — Арес. Здоровущий, как Михаил Пореченков. Прилетел, навалился, Таната освободил, схватил Сизифа и в Аидово царство мигом спровадил. Управился… Молодец!
В те времена порядок был такой — если помер какой человек, по нему отплакать должны и натурально — сжечь. А если не так — непорядок.
Ну, Сизиф уже с Персефоной чинно сидят, беседуют о культуре, о погоде, а вошедший некстати Аид некорректно так спрашивает: «А чем это пахнет? Похоже, что телом непогребенным».
— Блин, так это моя жена непорядок учинила. Я тут с вами прохлаждаюсь, а она, мать моих детей, и ухом не ведет, чтобы тело мое сжечь и отпеть меня по законам жанра. Об меня, по-моему, собаки запинаются…
— Разбаловал ты ее, — ворчит Аид. — Ей что, вообще все вдоль борта? Ну и воспитаньице!
— Ну что теперь? Я — здесь, она там. Поучить ее некому.
— А если несогласованная с высшими инстанциями эпидемия? Или, хуже того, все станут как царица своих мертвых мужей посередь города бросать?
— А так и будет, — говорит Сизиф. — Я свой народ знаю. Им только пример дай, они вмиг перестанут хворост на погребальные костры собирать…
— Так это плохо!
— Да уж не здорово…
Тут умная Персефона слово взяла: «Сизиф, а если мы тебя домой отпустим, чтобы ты женушке своей объяснил что к чему? Тебе пары дней хватит — туда-назад?»
— Дня за три управлюсь, — прикинул Сизиф.
— Ладно, увольнительную тебе подпишу, но ты уж ее проучи, неблагодарную жену свою! — говорит Аид.
— Это уж будьте спокойны, проучу.
Так Сизиф из Аидова царства назад вернулся. Опустил всех богов по самую биссектрису...
Миф пятый. Про Сизифа (окончание)
После того, как Сизиф дважды обманул смерть, боги от него уже ничего хорошего не ждали.
— Живи, — сказал Зевс. — Живи и жди расплаты.
— За что, господи?
— За то, что очень умный.
— А разве это грех?
— А что это по-твоему? Это тебе еще предстоит прочувствовать — насколько страшный грех.
— Ну-ну, — сказал Сизиф и продолжил жить. А что еще делать?
В общем, еще пожил да и помер. По-человечески, от старости. Явился в царство Аида — ничего в лучшую сторону там с последнего раза не изменилось, разве что загробных душ основательно прибавилось. Понял Сизиф, что на сей раз хана ему полная все же пришла. И ведь не ошибся.
Но на разнарядку к Персефоне появился, тем не менее, с ухмылочкой: «Привет, богинюшка! Какую мне там козю-бозю собираетесь устроить?»
Такой уж человек. Жизнерадостный, жизнелюбивый. Оптимист.
Персефона дружелюбно Сизифу улыбнулась, наряд на работу выдала, велела идти выполнять. В наряде значилось: «Поднять камень, внести на гору, положить».
— Ну-ну, — сказал Сизиф. А что он еще мог сказать?
В первый раз, когда камень скатился вниз, Сизиф еще ничего не понял. Быстренько вернулся, быстренько вкатил его на гору, положил. Камень опять скатился.
— Ну-ну, — сказал Сизиф и задумался. Не спеша спустился, внимательно камень осмотрел. Обычный булыжник, только очень большой.
— Попробуем еще раз, — сказал небесам и снова покатил камень вверх. Камень опять скатился вниз.
— Это вот вы о чем, — догадался Сизиф, вспомнив о своем разговоре с Зевсом. — Вот значит как вы. Ладно. А кормить-то хоть будете?
— Кормить? — удивился откуда-то сбоку Зевс. — Не, кормить не будем.
— Так я помру от голода.
— Как это? Ты же уже помер.
— А вот так, по второму кругу. Не веришь? Проверить хочешь?
— Ну его, этого Сизифа, — сказал Зевс и велел кормить. Три раза в день.
Покатал Сизиф камень на гору еще пару часов и без сил свалился. Да и немудрено, физической работой он раньше не занимался, все больше государством своим руководил, да богов бесил непослушанием. Был хил и тщедушен. А тут сразу на каторжные работы.
— Ты чего разлегся? — удивился Зевс.
— Не могу больше. Сам попробуй покатай свой камень. Между прочим, тяжело. Это тебе не по бабам от жены бегать. Требую восьмичасовой полноценный сон при восьмичасовом трудовом дне.
— А в бубен?— поинтересовался Зевс. — Давай, исполняй свою епитимью, нечего тут мне.
— Да хоть в бубен, хоть в торс, а без сна не согласен. Помру от перенапряжения…
Тягает свой камень Сизиф с тех пор строго по графику, с перерывами на обед и отправление естественных нужд, спит восемь часов в сутки, в свободное от работы время пишет роман. Привык, втянулся. Стал атлетом.
Но улыбка так и не вернулась на его лицо. В Евросоюзе, тьфу ты… у Зевса не побалуешь.
_________________________________________
Об авторе:
ЛЕОНИД КУЗНЕЦОВ
Родился на Урале. После окончания индустриального техникума был направлен по распределению в Казахстан. Закончил АлтГУ, филолог. Член Союза журналистов СССР. Работал в газете «Рудный Алтай», затем был редактором первого независимого казахстанского еженедельника «Импульс». Совместно с писателем Сергеем Миляевым учредил в 2010 году издательство «Дикси Пресс». Автор множества публикаций в литературных журналах и коллективных сборниках прозы.
скачать dle 12.1
