* * *
М.
Красив ли ты, музыкант?
Ибо слеп я к твоим достоинствам,
когда извлекаешь стон
из сердца моего, бедного звуками.
Сколько пальцев у тебя, музыкант?
Ибо много вас, умные пальцы,
и каждое новое прикосновение
заставляет забыть о предшествующем.
Дар человеческой речи верни, не забудь,
когда мир изумленного зала
осветится, прежние границы нащупывая,
лакированную поверхность пола
испытывая на верность.
СВЕТ
Внезапно в доме отключили свет.
Старушка пред экраном потемневшим
вдогонку недоговоренной фразе
глазами еще несколько секунд
нащупывает мыльную поверхность
бразильской мелодрамы. Наконец
отводит взгляд, программу достает,
как бы стремясь в скупой газетной строчке
развитие сюжета угадать.
Женщина за письменным столом,
устало опустив худые плечи,
свое в дисплее видит отраженье
взамен свечения несохраненных букв.
Она, вздохнув, очки кладет на стол
и в комнату соседнюю идет,
чтоб позвонить подруге.
Привычные и умные предметы
беспомощно таращатся вокруг
безвременно погасшими глазами.
Природа оживает, между тем.
Ее синица где-то за окном
поет о том, что в пыльном междутемье
листвы вечерней места хватит многим
желаньям, сожалениям, и света
до сумерек должно хватить на всех.
PINK FLOYD. HIGH HOPES
8 минут 6 секунд
на прожитие жизни.
Поле ржаное,
звон колокольный, последний отсчет.
Разве друг тебя не предаст
на четвертой минуте?
Или с женой не простишься
на исходе седьмой?
Все уже было. Пустишься в поле —
заблудишься в поле.
Где-то вдали
колокол смолкнет.
Тьма упадет...
T. REX. CHILDREN OF RARN
Черный художник
на прозрачную плоскость
небывалые краски наносит.
Подымаясь на цыпочки,
силится дотянуться повыше.
Что узнаёшь в картине?
Дедовский старый ковер.
Те же цветки-завитки,
носатые морды узоров —
но вместо полинявшего, облысевшего ворса
краски горят небывалым огнем.
Только бы не обернулся.
СЛУЧАЙ В ГОРАХ
Все видели его в лицо,
небритого, в помятой кепке.
Мы рано спать легли. Был сон
в горах на удивленье крепким.
Он должен был лишь сниться нам.
Но несколько мгновений странных
он шел бесшумно по камням
и таял в залежах тумана.
О нашей ночи между скал
мой друг, который был поэтом,
стихотворенье написал,
где не упомянул об этом.
Другой мой друг, что жил средь книг
и бородой страниц касался,
не сделал записи в дневник
и дату вспомнить отказался.
Он не ушел. Он невредим.
Он прячется под верхним веком.
Я скоро окажусь один
с моим небритым человеком.
БООРСОК
Золото чак-чака, сгущенная
до черноты синева изюма,
пепельная желтизна боорсоков,
чья сладость сначала хрустит
на зубах и лишь затем
проникает в сознание.
Дастархан усеян угощениями,
но гостей все нет.
Ада и ая в лакированной рамке
с высоты глядят неотступно,
и тесно стоящие блюда,
слишком вкусные, чтобы быть съеденными,
постепенно превращаются из запретных плодов
в экспонаты закрытого на учет музея.
Солнце плавит стекло портрета.
Красным карандашом обведена дата
в календаре 1976 года.
День, когда с неба падали боорсоки.
ПУЛ (ДЕНЬГИ)
Дедушка хрипло откашливается,
отрывает голову от подушки.
«Фахриддин, — зовет он младшего внука
именем старшего, —
вот деньги, сходи на базар, купи мяса».
«Здесь слишком мало, —
кричит Рустам в мохнатое ухо, —
мясо стоит пять тысяч».
«Э, нет, не обманешь», —
дедушка пальцем грозит. Уж он-то знает,
сколько стоят на базаре
мясо, и соль, и мука.
Озорные внуки растут,
и он был таким же.
Возвращает голову подушке,
закрывает глаза.
Рустам опускает деньги в карман.
Ровно столько, чтобы сесть в автобус
на обратном пути.
БАТЫР
Горел. Два раза был порезан.
Ходил с простреленной рукой. И говорят, на нем
немало темных дел.
Вечерами на бревне от старого тутовника
сутулится, усталый и больной.
Интересно, помнит он
про нашу детскую драку?
СУВ (ВОДА)
Что толкнуло сбежать
вниз по крутому откосу —
не помню, но быстро
кончился рост, и чуткая крыша
сомкнулась над головой,
отменяя теченье.
Две огромных руки
до первого вдоха
вырвали из теплой утробы —
мокрого, испуганного.
Но успели увидеться черные травы
на затопленном склоне
и зеленое солнце реки.
Короткая радость стоянья на дне
до сих пор не дает научиться плавать.
АЙВОН (ТЕРРАСА)
Сон на воздухе.
Щебет над головой.
Росчерк черной вилочки —
первый автограф яви.
«Скоро будут птенцы», —
с улыбкой кивают взрослые.
Два часа тянули проводку,
и лишь забивая последний гвоздь,
заметили, как отделяется от потолка
саманный слепленный домик.
Клей из тюбика не помог —
прихватили гнездо
неровным обрезком клеенки.
Но ласточки не вернулись.
Не с того ли все началось?
Что-то стало не так.
Что-то больше не даст
приподняться на цыпочки
и взглянуть сквозь узкое отверстие
на покатое дно, покрытое пухом,
нежным пометом и сухими
комочками глины.
_________________________________________
Об авторе: ВАДИМ МУРАТХАНОВ
Родился во Фрунзе (ныне Бишкек) в Кыргызстане. Автор семи книг. Один из основателей альманаха «Малый шелковый путь» и Ташкентского открытого фестиваля поэзии. Обладатель специального приза премии «Московский счет» (2014) за книгу стихов и переводов «Узбекские слова». С 2007 по 2013 г. заведовал отделом поэзии журнала «Новая Юность». С 2007 г. ответственный секретарь журнала «Интерпоэзия». Тексты публиковались в журналах «Звезда Востока», «Новый мир», «Октябрь», «Дружба народов», «Арион», «Звезда» и др. Стихи переводились на английский, армянский, узбекский, украинский языки. С 2006 г. живет в Подмосковье.