ВКонтакте
Электронный литературный журнал. Выходит один раз в месяц. Основан в апреле 2014 г.
№ 216 март 2024 г.
» » Виктор Iванiв. ИСЧЕЗНОВЕНИЯ

Виктор Iванiв. ИСЧЕЗНОВЕНИЯ





* * *

Месяц, когда высохли все слезы,
и виноградные деревья в детских телах еще только саженцы,
когда покойники самые бестелесные, самые беспечные и печальные, –
им корочка хлеба поверх стакана,
ровные его края,
когда нет ни счастья ни бессонницы,
ни водевиля,
и вообще вода чище водки,
месяц без пятен,
без пятерни,
месяц падших.

В месяц бескровный встречаются нам альбиносы,
в месяц когда сладко облизывать косточки,
и самые яркие автомобили бесшумны и блеклые,
и когда шапкой поставленной некогда Пасхи крохи хлебные
липкие прежде, сходят с руки,
вешают шляпы тогда и настенные росписи
уж не притягивают, и расходятся магниты,
сами собою сходят коросты, и легко умирать,
коли ты вздох, и слабнут корни мигреней,
вошь уже вымели и гнид еще нет.
Рахит и дистрофик, и ты долговязая дылда,
ходют со мной по дорожкам с прибитою пылью,
ходим, и вместе едим творожок,
молодых людей не видно
на улицах ни свадеб и редко рождается кто,
лишь спускаются по лестницам и выходят
полнолицые, с круглыми шарами, с тупым удивлением
дебильные погодки, что твое молочко,
безвозвратные, без возраста, точно вчера родились,
Алексей и Виталик, и девочка что говорит: "Краснодар".

Месяц уже
наступил на сносях,
как сердешники глотают валокордин,
и белые веревки обхватывают и кусают обновки,
когда женщины особенно часто стригутся,
небо улетает, туловища вытягиваются,
под солнцем холодно, все прячутся в свои халупы,
и даже на самых желтых шторах волнения не заметно,
тогда дети не грустят,
дети едят вафли.

Зато ночь не сковывает, совсем сквозная,
никто не мерзнет,
Том Вэйтс ходит по черному небу,
и мне подарил уже ботинки,

а цыганские мячики уже никого не интересуют,
как и мясо сырое,
и никто не скажет вам Wier ist meinen Apfel
потому что у всех руки в карманах, и розовощеких нет,
как и ничего выпуклого, кроме этих идиотских лиц,
когда врачами всем прописаны капли,

месяц, когда если что и случается, то исчезновения,
и потом перчаток никогда не найдешь,
месяц, что адские псы держат уже в зубах,
но у них нет слюны,
а потом ты склонишься под ними,
подняв воротник, прячешь голову,
а они виснут у тебя на плечах.

Начинают болеть стенки сосудов,
и возникают старые синяки,
достигнув самой фиолетовой фингальности,
а потом без боли пропав,
месяц, когда в щели еще никто не дышит,
но когда затворяем дощатые двери на шпингалет.




* * *

Если этот человек на вас не обернется
то он в два конца никак не обернется
и поэтому загадывать не надо
того что он умрет под вашим взглядом
говорят он уподобился животным
замкнутый он сомкнутый и плотный
а призрак и он меняет форму
тело подчиняется покорно
не такой повсюду там и здесь
говорят что он всего лишь взвесь
из пылинок к глазу подступивших
и самих нездешних и небывших

так как непрерывно он дробится
он двойник бескровных птиц убийца
ты его всегда увидишь первым
словно кто-то дергает за нервы
он трясется бешено кривляясь
он клянется что и я покаюсь
он рукой к тебе не прикоснется
если ты заснешь то он проснется
и стоит он на ногах прямых
к месту он прилип а ты привык
словно на поминках по усопшим
он тебе подносит водки ковшик

будут люди на него коситься
если вдруг он перевоплотится
он такой глазастый и зубастый
здравствуй будет долго улыбаться
он прикинется он обернется негром
белым был а оказался беглым
будет сердце долго колотиться
если на тебя облокотится
потому что он всего лишь смерти зверь
ты свои часы скорее сверь
слов не говорит он поминальных
в утренних холодных умывальнях

мимо окон лес плывет бегущий
в голове пусть крови станет гуще
и тогда тебе начнет казаться
то что ведь не может показаться
если он на миг тебя покинет
может оказаться он в Пекине
будет он под небушком китайским
одиноко без тебя скитаться
пред собой не видя песьих морд
кто-то скажет он давно уж мертв
у тебя язык не повернется
повторить пойдем смотреть на солнце




* * *

Когда-то у меня было зеркальце
за край которого можно порезаться
и когда я брал его из-под него взлетал беркут
сзади было оно закрашено
и ничего в нем не было ненашего
но краска слезла
и когда я смотрелся в него –
о как оно потрескалось! –
сквозь меня в нем было видно
еловую поляну
и быть может Полярную
где небо чуть повернуто в своих размерах
или что наскребли на вечер в скверах
или чью-то милую прядь...

и теперь
изо всех уморительных рожиц
только прежде совсем непохожих
даже раньше смогу я узнать
зайца солнечного
мышку – норушку
чёртика
и церковного служку
больше в нем нельзя увидать




* * *

Я поплевал и кинул камнем
в небесных птиц в витринах с мясом
разряженных, что замелькали,
и рыбные молоки рвал руками
как виноград,
и полон рот был и пупок развязан
на самом пузе...
Гнали в зипунах
меж коек блещущих болящих глаукомой,
и в окна стукали те у кого катаракта,
и шли за мылом и за молоком,
из улицы в улицу повторяя: дурак ты,
теряешься в шкафу в бесчисленных штанах,
но все примолкли и небо заволокло...
А ты глядела в глянцевую воду
вокруг сапог, все шли соборовать,
а было б в кулаке сплетенье лучевое,
могла б ты на раскатанных циновках танцевать?
С картинок праздничных мы их перенимали
зайдя в подсолнухи и лопухи:
когда бы Ангелы посуду принимали,
и заводили далеко духовики.
Вот мы стоим на двух последних скамьях,
на двух столах накрытых среди чашек золотых
в горох и в клетку, напомаженная память,
плывем на ней повдоль куриной слепоты.
И ленты мокрые морские улетают,
языком ловит синих мух змея,
и снегом Ангелы мои глаза слипают,
и держат скатерть за края,
детей сопливых отведя в теплицы.
А дворники счищают небеса,
те падают, как школьные таблицы,
смотри, как наш корабль накренился,
и наши заслоняет голоса.
Да, небеса лежат у наших ног!
я накрываю голову листом капустным,
от синевы раскатистых циновк,
как плоскостопый, ничего не чувствуя,
а так земля была бы глубока,
легка и медленна пред мочеиспусканьем,
а ты бы мог облазить облака,
туда где варят заворот кишок,
и мясо падает кусками,
смотря сквозь битый твой бинокль, сынок.




СЕСТРЕ

То были лишь младенческие сени
где мы с тобой сестра росли
и в сад глухой среди немых растений
ходить мы думали до старости

И голосам того пустого полдня
испуганно внимали мы с тобой
и кто из нас с земли монету поднял
тот загадал день смерти свой

В тени дерев ты прятала секреты
под темным тем бутылочным стеклом
и в нашем разговоре со скелетом
нам две минуты время засекло

Чтоб больше никого не узнавая
глотали мы чахоточную кровь
в руках держа торжественные ваи
чтоб слепо шли на звуки голосов

И верили в обманчивую кротость
в любви над смертью торжество
благословляя сон Твоих сироток
вновь время стрелки подвело

Теперь прощай, прощай моя Ясмина
неумолимый маятник летит
подходит смерть и говорит «усни!» нам
и матерь кроткая чело перекрестит




ЛЮБОВЬ ЛЮДОЕДА

В комнате за цветастыми ширмами
Переодевается женщина
Веки то сонными то плясками мушиными
Подергиваются жестче.

Она как будто между окон прячется
И видит себя как в зеркале
Между рамами пробегает ящерица
Ее волосы все в крови

А ее вдовец и двойник
Людоед был лыс и памятлив
С носом сморщенным как чернослив
В белой ванне ее искупает ли

В черном-черном и тесном гробе все
Ее косточки пересчитает и сложит
Точно на крутящемся глобусе
Вылезают страшные рожи

Она помнит о смерти детей
И о смерти родителей
Когда в полночь видит чертей
И самого Гитлера

На могильном камне ее
Еще будет поблескивать вензель
Среди черных корней
Здесь покоятся Грета и Гензель




* * *

Синебрюх как твоя борода
Клином клином и сам ты весь синий
По усам стекает мед и вода
Этой крови невинной
Я зашла отворяя все двери и ту
Где волшебный ключ запечатал
Черноту широту наготу слепоту
Там я спряталась с фотоаппаратом
Вот неделя прошла вот другая прошла
От тебя же нету возврата
Ты уехал и может быть не туда
Я зашла с фотоаппаратом
Ключ упал башня вверх встрепенулась листва
И пока ты спускался вдоль лестниц
Уж приехали братья мои с рождества
И тебя зарубили
вдове снись




МАРИЯ МАГДАЛИНА

От горя глаза твои побелели
В них пятнышко чернильной крови
Им буду я служить молебен
Своей мушиной синей скорби
И на руке твоей ребенок
Играл печаткою часов
И колотился между ребер
И пяткой бил в висок
И падал долгий локон
Волос твоих соломенных
И был синяк на локте
И падал свет в столовую
И нищий видел на десятке
Твою небесну маковку
И плакало дитятко
И улыбался лакомка
Ведь ты пришла на облаке
Купалась в темной проруби
И ты была как в обмороке
Пока ходила по небу
Как столб из капель водяных
Глаз рыжих голубиных
Приснилось умер твой жених
Мария Магдалина
Когда полночный скрип ракит
И свет серебряного месяца
Иди дистрофик и рахит
Пусть твое сердце бесится
Ты опрокинешь колыбель
Глаза завяжешь тряпкой
И топишь в море кораблей
И вместо ног культяпки
И раздеваясь донага
Ты входишь в божью церковь
Тебя рисуют на деньгах
И ты целуешь крепко
Речей и ласковых и лукавых
Ты надеваешь крестик
И поглядишь на кого глазными белками
И тот уж не воскреснет
И ангелов блохастых рой
Умчится синей дремой
Ты пахнешь охрой и махрой
И рыжею соломой
И будет бог тобою пьян
Твоей зеркальной грезой
Но это все очей обман
Как говорил Спиноза




ЭПИСТОЛА НИКУ

Николай, привет! Пишу по горячим следам звонка.
Поздравляю с Рождеством и с новым годом.
Сообщаю что дела у Иванива Витька
Идут своим чередом но замедленным ходом,
Ходом ходиков ходом странного инвалида,
Которому сделали из спиц бабочку,
Он перемещается по геометрии Евклида,
И всем говорит, кланяясь, извините пожалуйста.
Николай, вот адрес Джексона Хендрика
Посылаю тебе его не дождавшись понедельника
Привет передавай всем и тем, кого не знаю.
А тебя давно не видел оттого тоска снедает.
Пришли пожалуйста свою фотку,
Ко мне столь далекого от тебя как остров Находка.
Высылаю сонеты а прозу пошлю на неделе
Как сестры пряхи буду писать тебе, что раскачивают все колыбели.







_________________________________________

Об авторе: ВИКТОР IВАНIВ

(1977-2015)

Родился в Новосибирске. Окончил филологический факультет Новосибирского университета, кандидат филологических наук (диссертация "Философский концепт и иконический знак в поэтике русского авангарда").
 Публиковал стихи и малую прозу в журналах «Черновик», «Вавилон», «Улов», «Kto zdes», «Воздух», антологии «Нестоличная литература» и др. Автор книги прозы «Город Виноград» (2003).
Шорт-лист премии "Дебют" в номинации "Поэзия" (2002, 2012), Отметина имени Давида Бурлюка Академии Зауми (2003), Премия Андрея Белого в номинации "проза" (2012).скачать dle 12.1




Поделиться публикацией:
3 256
Опубликовано 17 мар 2015

Наверх ↑
ВХОД НА САЙТ